Страницы← предыдущаяследующая →
Неслышно и мягко ступая по плотному пружинящему ковру, Лорка подошёл к окну, секунду вглядывался в тусклый мир, открывавшийся за ним, а затем указательным пальцем тронул клавишу. Двухметровое, прозрачное до невидимости стекло бесшумно убралось в стену. Пахнуло тёплой сырой прохладой. Частый осенний дождь барабанил по листьям – бормотал, шуршал, шептал. Плакали оголяющиеся ветви деревьев, никла и прела робко желтеющая трава.
Боковым зрением Лорка уловил лёгкое движение, повернул голову и только теперь заметил человека, стоявшего сбоку от окна. Человек был невысок, плотен, у него была круглая голова, гладкое розовое лицо и маленькие улыбчивые глазки. Он был похож на полного радости жизни, чисто вымытого поросёночка и на первый взгляд казался совсем молодым, почти юношей. Но лёгкие, однако ж уловимые детали – посадка головы, округлость и сутулость плеч – выдавали его зрелый возраст.
– Где же ваша гитара? – очень серьёзно спросил Лорка.
Мужчина засмеялся, отчего его умные глазки почти совсем спрятались среди округлых щёк, и Лорка окончательно убедился, что перед ним далеко не юноша.
– Почему вы решили, что я собираюсь петь серенады?
Теперь улыбнулся Лорка. Было в фигуре и облике круглоголового мужчины нечто, сразу располагавшее к себе.
– Серенады поют вечерами, а не по утрам, – сказал Лорка. – Правда, глупо? Специальные вечерние песни существуют столетия, а утренней песни нет. Птицы – так те предпочитают петь по утрам. А чем мы хуже птиц?
Круглоголовый с улыбкой выслушал его и спросил:
– Вы, разумеется, Федор Лорка?
– Он самый. А вы?
– Меня обычно величают Александром Сергеевичем. Несколько старомодно, но я привык именно к такому обращению. Соколов Александр Сергеевич.
Лорка с симпатией разглядывал визитёра.
– Да, несколько старомодно, зато здорово – Александр Сергеевич! Так и хочется встать, снять шляпу и продекламировать что-нибудь вроде: «Я помню чудное мгновенье – передо мной явилась ты».
– Вы любите поэзию?
– А кто её не любит в наше время? – Лорка внимательно разглядывал Соколова. – Вам, наверное, за сорок?
– За пятьдесят, – мягко поправил тот.
– Что же это мы беседуем, так сказать, на разных уровнях? Лезьте в окно. – Заметив недоумение в глазах Соколова, Лорка пояснил: – Жена не ждала меня сегодня, захлопнула дверь, а ключ по рассеянности унесла с собой.
Соколов легко, как мячик, перепрыгнул полутораметровый кустарник и подошёл к окну. Лорка, не ожидавший от него такой прыти, посмотрел на него с новым интересом.
– Подать вам руку?
– Перебьюсь.
Соколов положил короткие сильные руки на подоконник, помедлил и одним рывком перекинул своё плотное, литое тело в комнату.
– Занимались борьбой? – спросил Лорка, отступивший в комнату.
– И борьбой.
– Но не шпагой?
– Нет, шпагой – нет. – Соколов, улыбаясь – глазки его при этом прятались в розовых щеках, и разобрать их выражение было очень трудно, – терпеливо переминался с ноги на ногу. Он ждал, пока ожившие, сыплющие крохотными голубыми искорками ворсинки ковра не уничтожат окончательно следы влаги и грязи на его туфлях, и разглагольствовал: – Вспоминаю кампанию тридцатилетней давности. Забавная была кампания – долой замки-запоры, эти реликты тёмных веков. И массу комичных, но не всегда приятных недоразумений, которые последовали за этим.
– Резюме: эпохи приходят и уходят, а замки-запоры остаются. Давайте-ка свой плащ и, если нетрудно, закройте окно. – Лорка на лету поймал плащ и сразу же перебросил в прихожую, где его ловко подцепила механическая рука и отправила в шкаф, чтобы он там прошёл обычную сушку, чистку и дезодорацию. – Хватит вам топтаться, вы давно уже чисты, как вакуум между двумя галактиками. Проходите, садитесь.
Соколов опустился в кресло, Лорка подтянул второе, легко скользнувшее по ковру, и сел напротив, по другую сторону столика.
– Чай, кофе? По такой погоде не мудрено продрогнуть.
– Если не возражаете, кофе. – Наблюдая, как Лорка на кнопочном пульте набирает заказ, Соколов признался: – Я и правда продрог, пока бродил вокруг вашего дома. Знал, что вы вернулись, а дверь заперта и сигнализация не работает.
Лорка внимательно взглянул на гостя.
– Вот как, знали?
– Знал, – спокойно подтвердил Соколов.
Он хотел что-то добавить, но его прервал лёгкий музыкальный аккорд, повисший в воздухе.
– Ага, – удовлетворённо проговорил Лорка, – вот и кофе готов.
Центральная часть столика опустилась вниз, открывая тёмный провал цилиндрической шахты, и через секунду поднялась уже вместе с кофейником, чашками, молочником, сахарницей и всем остальным, что нужно. Соколов смотрел на все это с удовольствием и некоторой плотоядностью во взоре. Лорка налил себе чашку из сердитого, плюющегося перегретым паром кофейника, потянулся к чашке гостя, но тот мягко, почти нежно остановил его руку.
– Уж позвольте, я сам.
Лорка с улыбкой поставил кофейник на место. Соколов пододвинул к себе высокий стакан, налил в него сливок, добавил ледяной воды и сахару. Помешивая этот импровизированный коктейль, Соколов проникновенно сказал, обращаясь не столько к Лорке, сколько к накрытому столику:
– Люблю вкусно поесть и попить. Знаю, что это слабость, – он вздохнул, – чревоугодие, но ничего не могу с собой поделать.
Наполнив чашку кофе, он сказал почти благоговейно:
– Глоточек кофе и глоток коктейля – божественно! Моё собственное изобретение.
Несколько раз совершив эту процедуру, Соколов поднял глаза на Лорку, который уже справился со своим кофе и теперь со снисходительной улыбкой смотрел на странного гостя.
– А вы все-таки варвар, Федор, – сочувственно и грустно проговорил Соколов, наливая себе вторую чашечку. – Облагороженный воспитанием, скованный традициями, отшлифованный тренингом, но все-таки варвар. Вы не понимаете прелести и тонкости застолья.
Лорка усмехнулся.
– Вот тут вы ошибаетесь. По происхождению я типичный аристократ. Моё прошлое своими корнями уходит в целое созвездие именитых родов – графы, пираты и поэты. Но надеюсь, вы пришли ко мне не для обсуждения проблем наследственности?
– Нет, – серьёзно ответил гость, отодвигая опустевший стакан и чашку.
Лорка сдвинул детали сервировки ближе к центру столика, нажатием кнопки отправил все это в шахту. Через секунду крышка столика поднялась, неся небольшой букет осенних, увядающих, горько пахнущих астр. Лорка переставил букет так, чтобы он не загораживал лицо собеседника.
– Слушаю вас.
– Видите ли, Федор… – Соколов примолк и прямо взглянул на Лорку маленькими умными глазками. – Я эксперт, профессиональный эксперт-социолог.
– Вот оно что, – пробормотал Лорка, в его голосе слышалось и уважение, и разочарование, и удивление – все вместе.
Быть экспертом почётно в любой сфере человеческой деятельности, но быть экспертом-социологом почётно десятикратно.
Нет-нет да и случались на Земле и во внеземных поселениях происшествия, которые выглядели дико и необъяснимо: тихая травля неугодных, замаскированный протекционизм, физическое насилие и даже убийства. Люди, виновные в таких поступках, были редчайшим исключением, но все-таки время от времени в силу чисто случайного стечения обстоятельств такие натуры формировались и ухитрялись проскользнуть сквозь тончайшее сито общественного воспитания и профессиональной селекции. Каждый такой социально-патологический случай скрупулёзно расследовался узким кругом лиц, удостоенных особого высокого доверия общества, – экспертами-социологами. Чаще всего эксперты не были профессионалами, а вели свою почётную и тяжёлую работу от случая к случаю. Привлекали к экспертизе и Федора Лорку, когда случались несчастья на космических кораблях и во внеземных поселениях.
– Я хочу дать вам поручение, – все так же прямо глядя на Лорку, сказал Соколов.
– Нет, не выйдет.
– Случай особый, Федор, – мягко настаивал Соколов.
Лорка покачал головой.
– Нет. Я в отпуске, параллельно готовлюсь к экспедиции. И вообще мне не до экспертизы, понимаете?
– Понимаю, но я же говорю, что случай особый. – Соколов помолчал и хмуро закончил: – Речь идёт о расследовании смерти вашего друга Тимура Корсакова.
Переход от покоя и грустного равнодушия к полнокровной жизни был у Лорки молниеносным. Неуловимо подобралось могучее тело, зеленые глаза остро взглянули на Соколова. В эти холодные, будто застывшие глаза трудно и жутковато было смотреть. «Ну глазищи! Глядит как тигр из клетки!» – невольно поёжившись, подумал Соколов.
– Странно выглядит эта смерть, – вслух сказал он, – и события, которые ей предшествовали, выглядят, мягко говоря, необычно.
– Вы кого-то подозреваете? – в упор спросил Лорка.
Соколов отвёл взгляд, достал платок и вытер своё гладкое розовое лицо.
– Я сомневаюсь, – голос его прозвучал ворчливо, почти сердито, – но сомнения мои основательны. Однако ж, прежде чем делиться своими сомнениями, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Спрашивайте.
– Вы знаете, что тело Тимура так и не найдено?
– Знаю.
Соколов хмыкнул, поджал губы и спросил вкрадчиво, глядя в сторону:
– А не мог ли Тимур просто пошутить? Он ведь был весёлый парень, Тим Корсаков, любил шутки и розыгрыши. Вместо того чтобы утонуть, запрятался куда-нибудь и отдыхает в одиночку. Или с кем-нибудь вдвоём, а?
Сердце Лорки колыхнулось от радости.
– Черт! – сказал он ожесточённо. – Как это раньше не пришло мне в голову?
Стремительно поднявшись из кресла, Лорка подошёл к видеофону, выключил изображение и, пробежавшись пальцами по клавишам, набрал нужный номер.
– Валентина?
– Да, – ответил женский голос несколько удивлённо, видимо потому, что изображение было выключено.
– Скажите, Тим сейчас дома?
– Нет, – ответила женщина. – Обещал вернуться ещё позавчера, но его до сих пор нет. Вы не знаете, где он?
– Тим в командировке, – уверенно ответил Лорка. – Я думал, что он уже вернулся. Впрочем, командировка ответственная.
– Почему он ни разу не поговорил со мной?
Лорка механически рассмеялся, лицо его болезненно сморщилось.
– Видите ли, Валя, он сейчас в таком месте, где нет видеофонов.
– Кто вы такой? Почему выключили изображение? Вы ведь Федор Лорка, правда?
– Правда, – глухо сказал Лорка, но тут же взял себя в руки. – Не тревожьтесь, Валя. Завтра я к вам приеду и обо всем расскажу подробно. Всего доброго.
С каменным лицом Лорка вернулся к столику и занял своё место в кресле. С уважением глядя на него, Соколов негромко сказал:
– Любящее сердце – вещее сердце.
– Да. – Лорка взглянул на Соколова почти с ненавистью.
– С кем вы говорили, Федор?
– С его женой!
– Разве у Тимура была жена?
– Была.
– Но у меня другие сведения.
Лорка взглянул на него теперь уже спокойно.
– Они полюбили друг друга. И он назвал её своей женой. Вот и все. Он, собственно, и на Гавайи полетел для того, чтобы подыскать местечко для семейного отдыха. – Лорка помолчал, крепко сцепляя пальцы рук. – Конечно, Тим был весёлый парень. Но шутить любовью? Так что ни о каком розыгрыше и речи быть не может.
– Скажите, – спросил Соколов после паузы, – как выглядит Валентина?
Лорка слабо улыбнулся.
– А я и не видел её ни разу. Только перед самым отдыхом Тим признался, что уже женат, и на всякий случай дал номер её видеофона. – Он шумно вздохнул. – Ладно, вы говорили мне о сомнениях. Рассказывайте. – Это прозвучало жёстко, почти как приказ, и Лорка, почувствовав это, добавил: – Прошу вас, рассказывайте.
Соколов говорил неторопливо, сухо, с профессиональным умением упоминая лишь о том, о чем и следовало упомянуть. Эта будничная, деловая манера делала рассказ странным и надуманным. Лорка знал, что не он был назначен первым командиром экспедиции на Кику, но о том, что у него была столь длинная цепочка предшественников, услышал впервые.
Первым командиром кикианской экспедиции был назначен Бекпо Галиев. Но уже через день он свалился в постель с высокой температурой. Начался бред, судороги. Не без труда удалось выяснить, что Галиев заболел энцефалитом – редчайшей болезнью, которая почти полностью исчезла на Земле. Естественно, что кандидатура Галиева отпала сама собой: энцефалит поражает центральную нервную систему, и даже полное выздоровление не гарантирует от возникновения психомоторных нарушений через несколько месяцев или даже лет.
Второй командир, Игнат Сомов, как и Лорка, отдыхал на Земле после очередного патрульного рейса. Только больше всего на свете он любил не море, как Тим и Федор, а горы. Ответив согласием, Игнат на радостях, как мальчишка, решил выкинуть нечто необыкновенное – в одиночку, без подстраховки, отправился брать голец Подлунный. Сомов был отличным скалолазом, ему просто не повезло: разрушился выступ, служивший ему единственной опорой, он сорвался, сломал два ребра, бедро и от участия в экспедиции был отстранён.
Третий кандидат, Игорь Дюк, один из воспитанников Ревского, с откровенной радостью ухватился за предложение стать во главе кикианской экспедиции. Он был бродягой по натуре и, пожалуй, после достижения совершеннолетия не провёл на Земле больше трех месяцев кряду. Но медицинская комиссия, которую в обязательном порядке проходили все участники экспедиции, неожиданно обнаружила у него существенные отклонения от оптимального психостереотипа. Выяснилось, что Игорь всего месяц как расстался с женой. Их семейная жизнь, будучи довольно счастливой, никогда не была безоблачной, тем не менее полный разрыв оказался для Игоря совершенно неожиданным. Человек незаурядной воли, Игорь Дюк стойко перенёс личную драму. Однако ж оказалось, что подсознательная рана в сфере интуитивных чувств и непрошеных мыслей глубока, а это не могло не сказаться на его психическом облике в целом. Игорю осторожно дали понять, что произошло, и он скрепя сердце снял свою кандидатуру.
Четвёртым выдвинули Владимира Кима – космонавта со стажем, неоднократного участника дальних космических экспедиций. После суточного раздумья Ким ответил согласием, оговорив, что его помощником по руководству должен быть постоянный напарник Барма. Кандидатура Бармы не вызывала ни у кого ни малейших сомнений, но Барма неожиданно и наотрез отказался от участия в экспедиции, заявив, что собирается заканчивать свои работы в области биохимии. Между Кимом и Бармой состоялся долгий разговор, о чем они говорили, оставалось неизвестным, но после этого Ким тоже отказался участвовать в экспедиции. И тогда возглавить экспедицию предложили Лорке, который к этому времени вернулся на Землю в очередной отпуск.
– Слишком длинная цепочка случайностей и несчастий для простого совпадения, – хмуро закончил Соколов. – На это обстоятельство и обратил моё внимание совет экспертов.
– Если это не случайность, – задумчиво проговорил Лорка, – то это тщательно продуманная цепочка преступлений, завершившаяся убийством. А я не верю, что на Земле есть хоть один человек, способный на убийство. Мы слишком горды и самолюбивы для этого.
– А может быть, убийства и не хотели? Может быть, оно получилось нечаянно? Ведь гибель Тима – первая смерть в этой цепочке несчастий.
– Но для преступления должна быть побудительная причина. А я её не вижу! В чем она?
Соколов достал платок, вытер розовые щеки и блестящий выпуклый лоб.
– Вот этого я не знаю. – Он иронично сощурил свои маленькие глазки. – Хотя есть у меня одна сумасшедшая идейка.
На круглом румяном лице Соколова отобразилось сложное чувство, похожее сразу и на гордость, и на смущение.
– Мне удалось получить время для консультации с ГКЗ – главным компьютером Земли. Экспертам неохотно дают эту исполинскую машину. Ответ ГКЗ был тривиальным, но довольно любопытным: случайность цепочки несчастий с командирами экспедиций маловероятна, но не исключена, если же это не случайность, то вполне определённо действует не единичный человек, а некая тайная организация, противопоставляющая свои интересы интересам всего человечества.
– Тайная оппозиционная организация? – Зеленые кошачьи глаза Лорки смотрели насмешливо. – В наше время? Откуда бы ей взяться?. Пожалуйста, говорите любую правду.
Соколов засмеялся.
– Правду, всю правду и только правду, – вполголоса проговорил он.
– Что? – не понял Лорка.
– Была такая юридическая формула. А ведь неплохо? Никаких лазеек для двусмысленности! У наших предков неплохо варили мозги.
– Только не всегда в нужном направлении.
– Это верно. – Соколов вздохнул. – В наше время тайных организаций быть не может. Но это не вся правда. Таких организаций не существует среди взрослых людей.
– Понятно, – сказал Лорка, осмысливая услышанное. – Я знаю, дети любят играть в тайны и загадки. Но как понять оппозицию и преступления?
Соколов сидел очень довольный, хитро поглядывая на собеседника.
– Понимаю, понимаю. Дети – цветы жизни, дети – наша радость, дети – наше счастье, дети – наше будущее. Наше умиление естественно и понятно. Но, – Соколов многозначительно поднял палец, – розовые очки отцовства и материнства мешают нам видеть всю правду. Да, дети добрее, наивнее, милее нас, взрослых. Но в то же самое время они более злы, жестоки, нетерпимы и прямолинейны.
– Вы не увлекаетесь?
– Я слишком сдержан. Дети – более животные и менее люди, чем мы с вами. Они ещё не прошли сурового социального тренинга. Что поделаешь, человек родится животным, беспомощным примитивным зверьком, из которого мы с превеликим трудом выращиваем хомо сапиенса нашего времени.
Лорка смотрел теперь на эксперта с любопытством.
– Это, пожалуй, верно, хотя и утрировано. Однако, – в голосе Федора появились настойчивые нотки, – при чем здесь экспедиция на Кику?
– Я, собственно, имел в виду не маленьких детей, а подростков – полуюношей и почти девушек. Подростков в тот золотой и страшный период, когда они прощаются с детством и начинают особенно остро чувствовать оковы социальной морали. От детей они уже отошли, а к взрослым ещё не пришли. Своеобразная подростковая автономная республика со своими законами, тайнами, проблемами и специфической моралью. Тут и безграничное благородство, и озорство, и довольно мерзкие пакости. Не столько со зла, сколько от избытка энергии и в пику взрослым – нате, мол, мы тоже не лыком шиты!
Лорка смотрел на Соколова по-прежнему одобрительно, но в его зелёных глазах теперь появилась ироничность.
– И вот тайная подростковая организация задалась целью извести ведущих космонавтов-гиперсветовиков?
– Тут тонкости, Федор, тонкости. – Голубые глазки Соколова смотрели хитренько. – У подростков всегда бывают кумиры – взрослые, в которых они влюблены, на которых молятся, которым подражают. И если дружному коллективу подростков покажется, что с их кумиром поступают несправедливо, а тем более его обижают, они могут натворить черт знает каких глупостей.
– В том числе и такие, которые ГКЗ может оценить как оппозицию всему человечеству?
– Вот именно! – Соколов или не замечал, или не желал замечать иронию Лорки. – Мы не должны закрывать глаза ни на скрытое потенциальное могущество современной обиходной техники, ни на природный, ещё не замутнённый специальным образованием подростковый интеллект. Не забывайте, в этой среде незримо растворены будущие гении. – Соколов вздохнул – весело и недоуменно. – Знали бы вы, Федор, с какими только чудесами этой подростковой среды мне приходилось встречаться! Подводный манипулятор тайно и успешно переделывается в вездеход, в котором предусмотрено все, кроме надёжности. Разумеется, в ходе испытаний эта самодеятельная машина выходит из строя. А один юнец с прямо-таки чудовищными гипнотическими способностями после удачных экспериментов по отсроченным внушениям в своей среде расширил поле деятельности и принялся за воспитателей и педагогов. Без всякой корысти! Просто для проверки своих возможностей и для тренировки. Но вы бы послушали, сколько трагикомических происшествий случилось в школе, пока удалось узнать, в чем дело!
– Я понимаю, – серьёзно и мягко вклинился в монолог эксперта Лорка, – ваша «идейка» насчёт подростковой автономии интересна. Но как все это связано с экспедицией на Кику?
Секунду Соколов смотрел на Лорку, потом достал из кармана большой платок, вытер слегка увлажнившееся лицо и уже спокойно сказал:
– Очень просто. Есть такая школа-пансионат для детей космонавтов-гиперсветовиков.
– Знаю.
– Ещё бы не знать! Все вы там бываете на официальных и неофициальных встречах, ведёте кружки, факультативы, специальные занятия. Общение с этими ребятами у вас совершенно свободное. Частыми гостями были в этой школе и все пострадавшие кандидаты кикианской экспедиции. Я проверял. А у них, видите, какое совпадение, детей в этой школе нет: у некоторых дети выросли и закончили школу, у других вообще нет детей, у третьих дети живут с дедушками и бабушками. В общем, своих детей у кандидатов там не было, а с массой других они обращались свободно и в самой непринуждённой обстановке. Улавливаете ситуацию?
Лорка улавливал.
– Есть у подростков этой школы и свой кумир, он шефствует у них над спортом. Умница, красавец, талантлив и честолюбив – некий Виктор Хельг. Может, знаете?
– Знаю, – рассеянно подтвердил Лорка, – знакомы по спорту. Самобытный, одарённый парень.
Соколов на секунду оживился.
– Знаете? Очень хорошо. Так вот, этот кумир в глазах школьников относится к несправедливо обиженным и оскорблённым. Я проверял – мальчишки, да и девушки, просто озлоблены, даже написали петицию в совет космонавтики. Хельга, оказывается, уже трижды выдвигали кандидатом в командиры корабля, и трижды он не набирал нужных трех четвертей голосов. Совет приходил к выводу, что он ещё не дозрел до командира – слишком дерзок и самоуверен.
– Похоже, – проговорил Лорка.
– Хельга выдвигали и в кикианскую экспедицию. И опять завалили! Я и подумал, – в голубых глазах Соколова замерцали азартные хитроватые искорки, – а что, если подростки этой школы-пансионата пронюхали о несостоявшемся назначении? Представляете их реакцию?
– Как они могли пронюхать? – устало спросил Лорка. – Даже я, нынешний кандидат в командиры, ничего толком не знаю.
– А если Виктор Хельг сам сказал об этом?
– Ну! – возмутился Федор.
– Вот вам и «ну», – сердито отозвался Соколов. – Конечно, такое случается редко, чтобы взрослый сознательно эксплуатировал детей, но случается. Последний раз, если не ошибаюсь, такое зафиксировано лет семьдесят назад.
– И вы полагаете, что ученики школы-интерната решили помочь своему кумиру? Так сказать, расчистить ему дорогу?
– А почему бы и нет? С их точки зрения, это благородная борьба за справедливость.
– И ради этого они пошли на убийство человека? На убийство Тима Корсакова?
Соколов несколько смутился и досадливо поморщился.
– Зачем утрировать? Они хотели просто вывести его из строя, как вывели из строя других кандидатов. Убийство – несчастный случай, не более.
– А они знают о гибели Тима?
– Нет, – в голосе Соколова появились заговорщицкие нотки, – но я установил, они уже не раз пытались выяснить, где Корсаков. Разными способами: через родителей, знакомых и воспитателей.
– Да, – тяжело проговорил Лорка.
Неужели судьба так несправедлива, так жестоко несправедлива к Тиму? Смерть, глупая случайная смерть. Соколов осторожно прикоснулся к руке Лорки.
– Я понимаю, вам тяжело. Но наш долг, нелёгкий долг экспертов, – беспристрастно разобраться в том, что случилось.
Лорка молчал. Истолковав это молчание как согласие, Соколов уже живее продолжал:
– Вы говорите, что знакомы с Хельгом по спорту. Какому?
– Шпага, – коротко бросил Лорка.
– Вам непременно и в самое ближайшее время нужно встретиться с Хельгом на дорожке. – В голосе Соколова теперь звучали наставительные нотки, а голубые глазки смотрели доверительно. – Посмотрите, каков Хельг сейчас в деле. Знаете, человек может говорить разные вещи: правду, неправду, полуправду, он может и ничего не говорить – молчать, и все. В поступках человек более открыт, особенно если у него не совсем чистая совесть. А после боя вы с ним поговорите по душам. Нервная и физическая разрядка, знаете ли, располагает к откровенности.
Лорка не мог сдержать иронической усмешки. Соколов мгновенно уловил её и погрустнел.
– Понимаю, вас коробят мои деловые наставления. – Эксперт вздохнул, хмуря свои белесые брови. – Но что поделаешь? Такова уж наша экспертная доля.
Он помолчал и снова перешёл на деловой тон:
– И одно условие напоследок. О нашем разговоре, особенно о подозрениях относительно Хельга, никто знать не должен. О гибели Тимура Корсакова тоже пока умолчите.
– Но ведь меня будут о нем спрашивать. – Лорка взглянул на Соколова с удивлением.
– Ну и что? Мало ли о чем спрашивают любопытные люди. Отмолчитесь, придумайте что-нибудь.
Удивление Лорки сменилось лёгким любопытством.
– Значит, я должен врать?
Соколов спокойно встретил его пристальный, тяжёлый взгляд и твёрдо сказал:
– Иногда ложь – благо.
– Хорошо, – после раздумья согласился Лорка, – но одному человеку я, разумеется, расскажу обо всем – своей жене.
Соколов нахмурился.
– Институт юридических жён, – в его голосе звучали назидательные нотки и некоторое раздражение, – отменён комитетом общественных отношений полвека тому назад. Вашей женой Альтайра станет тогда, когда подарит вам дочь или сына. А пока она для вас любимая, подруга, возлюбленная, но не жена.
– Альта – моя жена, – спокойно повторил Лорка, и его зеленые глаза прищурились холодно и насмешливо. А членов этого комитета общественных отношений я бы оставил без сладкого за обедом за торопливость… Если бы они ходили в космос, а не просиживали штаны в кабинетах с видом на море, они смотрели бы на звание жены иначе. И не торопились бы его отменять.
Соколов хмыкнул, с интересом разглядывая нового, сердитого Лорку, и с некоторой снисходительностью пояснил:
– Традиции всегда умирают долго и мучительно.
– Скажите, Александр Сергеевич, – вдруг серьёзно и доброжелательно спросил Лорка, – как вы стали профессиональным экспертом?
– Должен ведь кто-то быть им!
– А семья у вас есть?
Соколов добродушно улыбнулся, его маленькие глазки совсем спрятались в полных щеках.
– А как же без семьи? Жена и трое детей – два сына и одна дочь.
– И вы храните свои дела от жены в тайне?
– От жены? – Соколов потёр себе щеку, засмеялся и с некоторым смущением сказал: – Разве от неё скроешь? Все равно догадается, а о чем не догадается – выспросит.
– Так почему же я должен что-то там скрывать от Альты?
– То есть как это почему? – Голубые глаза Соколова смотрели на Лорку простодушно. – У вас же нет детей, значит, нет ни настоящей семьи, ни настоящей жены. Незаконная она у вас, если пользоваться старой терминологией.
Лорка от души рассмеялся, а потом негромко и очень серьёзно сказал:
– Так вот, Александр Сергеевич, сразу предупреждаю вас. Конечно, не обязательно входить в детали, но кое-что мне непременно придётся рассказать. И не только жене Альте, но и некоторым друзьям. Это потребуется в интересах самого расследования. Вы уж даруйте мне право самостоятельно решать эту проблему.
Соколов ненадолго задумался, поглядывая на Лорку из-под редких белесых бровей, и без особого энтузиазма согласился:
– Ну хорошо. Будь по-вашему. И вот ещё что. – Он опять задумался, формулируя мысль. – Мне бы хотелось подробнее познакомиться с Кикой – планетой, которую вы намереваетесь посетить. Получить сведения, так сказать, из самых первых рук. Официальная информация – это, знаете ли, одно, а личное мнение человека, который собирается туда лететь, – нечто совсем другое.
– Я понимаю, – согласился Лорка. – Кику, а точнее Кикимору, открыл и обследовал Пётр Лагута.
– Кикимору? – переспросил Соколов.
– Именно. Так нарёк её Пётр Лагута. Кика – просто сокращение.
– Он что же, японец по происхождению?
– Нет, не японец. И слово это не японское.
– Ки-ки-мо-ра, – недоуменно по слогам повторил Соколов, – по-моему, типично японское слово.
– Это слово русское, сказочное. Хорошие гиперсветовики с большим стажем всегда увлекаются чем-нибудь лёгким, с художественно-гуманитарным уклоном: времени свободного достаточно, а обстановка стрессовая, там не до математического анализа и не до углублённых философских размышлений. Вот и у Лагуты было своё хобби – русские былины и сказки. А на той планете и в самом деле сказочно красиво, жутковато и с загадками. Вот Лагута и стал раздавать направо и налево фольклорные имена и названия.
Соколов слушал, глядя мимо Лорки в серое окно, вроде бы рассеянно, а на самом деле как губка впитывал все услышанное.
– Знатный он развёл там зверинец, – с доброй и грустной улыбкой рассказывал Лорка. – В лесах – шишиги, сирины; в степях – бой-туры и нетопыри.
– А Кикимора?
– Сказочная обитательница леса, гибрид сучкастого дерева и женщины-озорницы. Что-то вроде огромного богомола с головой лемура.
– И такие есть?
– Чего там только нет? Есть поющее дерево, Лагута назвал его лукомором, а есть плачущий кустарник, имя ему дадено – ракита. – Лорка вздохнул. – Помните? «В чистом поле, под ракитой богатырь лежит убитый». Лагута будто чувствовал свою судьбу, под ракитой его и нашли.
– А как он погиб?
– Глупо погиб, поторопился себя реабилитировать. По результатам обследования Лагуты высший совет дал добро на организацию первого кикианского поселения. Полтора года оно благоденствовало и процветало. А через полтора года погиб первый поселянин, когда лесом возвращался на базу с дальней точки. Обследование показало – паралич сердца. Через неделю погиб второй, потом третий. Никаких телесных повреждений, паралич сердца и выражение ужаса на лице.
Соколов поёжился, хмыкнул.
– И что же?
– Поселение ликвидировали. Лагута – человек честный и принципиальный. Он чувствовал себя виновным в гибели трех человек и попросил разрешения на повторное обследование планеты. Кто бы посмел ему отказать? Сразу же после прибытия на Кику он в одиночку отправился в тот лес, где погибали люди.
– Почему в одиночку?
– Несчастья происходили только с одиночками. Лагута решил разом покончить с тайной Кики. И был найден мёртвым под ракитой. Тоже паралич сердца, только на лице не ужас, а улыбка.
В маленьких глазках Соколова заискрился интерес.
– Видимо, он разгадал тайну!
Лорка мрачно улыбнулся.
– Разгадал.
Соколов оглядел Лорку, оглядел неторопливо, с ног до головы.
– А теперь вы туда? – спросил он с любопытством.
– Теперь мы.
– Н-да, – Соколов проговорил это весьма многозначительно, вытирая платком лоб и щеки, – хочется вам позавидовать, да, может быть, лучше посочувствовать?
– Что ж, спасибо и за то и за другое, Александр Сергеевич.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.