Книга Колдун онлайн - страница 9

Глава 8

Саундтрек из «Крёстного отца» назойливо лез в уши, прогоняя сон.

– Speak softly, love and hold me warm against your heart… – пел Энди Уильямс.

«О, господи, не надо говорить нежно люблю, замолчи, а?»

– I feel your words, the tender trembling moments start, – не унимался певец.

«Это точно, уже весь дрожу. Заткнись».

– We’re in a world, our very own.

– Sharing a love that only few have ever known, – резюмировала легенда американской эстрады.

«Всё. Достал»

Не открывая глаз, Андрей нащупал на стуле телефон и сбросил звонок.

Уф-ф…

«Стоп, чего это я. Кто звонил-то? Может, из больницы или Ирка из Москвы?» – немедленно подало голос чувство долга. И был этот голос понастойчивей тенора Энди Уильямса. Тот всего лишь спел песню о любви до самой смерти в фильме о смерти ради любви и о своеобразно понятом чувстве долга. После чего в качестве рингтона попал в сотовый телефон Сыскаря. А тут сам этот долг во всей своей красе. И никуда от него не деться.

Пришлось открывать глаза, садиться на постели и определяться. Со звонком, временем, пространством и самочувствием.

Лучше всего в обратной последовательности.

Самочувствие. Не фонтан, бывало и лучше. Но и не сказать, что полная долина Мегиддо. Жить можно. Хотя, конечно, рассольчика бы хлебнуть не помешало. Должен же быть у фермера Сашки рассольчик? Должен. И позавтракать. Необходимое это дело после обильных возлияний. Наполнить желудок едой, чтобы не требовал опохмелки. У колдуна-то выпито было не сильно много, но фермер Саша, который любезно предоставил Сыскарю ужин и ночлег, тоже в стороне не остался и угостил гостя как полагается. Хорошо хоть не очень поздно легли… Вот и с пространством определились и временем заодно. Он в доме фермера Саши, в гостиной, на диване. Время… Сыскарь посмотрел на часы – девять часов тридцать две минуты. Утра. Поздновато, но зато он выспался. А это главное. Главнее любого рассола и завтрака.

Он как раз успел принять душ, побриться и одеться, когда телефон запел снова.

– Сыскарёв на проводе, – сообщил он в трубку ровным голосом человека, готового ко всяким неожиданностям.

И они не замедлили последовать.

– Доброе утро! Андрей Владимирович? Это вас Владимир Борисович беспокоит. Врач.

– А! Здравствуйте, Владимир Борисович. Слушаю вас. Надеюсь, с Иваном всё в порядке?

– Более чем. Я поэтому и звоню. Мы говорили о том, что везти его в Москву вы сможете в лучшем случае завтра. Но динамика такова, что я склоняюсь к мысли даже о сегодняшнем дне. Давненько мне не попадались пациенты, на которых так быстро всё заживает.

– То есть можно забрать его уже сегодня?

– Об этом я и говорю. Если есть такое желание. Часам к двенадцати подъезжайте, я оформлю бумаги.

– Отлично, буду. Спасибо за хорошие новости.

– Не за что.

Он сунул телефон в карман и отправился на кухню. Настроение заметно улучшилось. Торчать без дела в Кержачах ещё сутки Сыскарю не хотелось. То есть, не дай он Ивану и самому себе обещание оставить Светлану в покое до полного выздоровления друга, дела бы нашлись. Да ещё какие дела! Ого-го, а не дела! С огнём в крови и сладкими замираниями в сердце. Но… слово есть слово. Значит, что? Правильно. Нужно убраться от соблазна как можно скорее, а уж потом, когда все условия снова будут соблюдены, приступать к планомерной осаде любимой. Или, наоборот, лихому и безоглядному штурму. Как фишка ляжет.

Когда Сыскарь, уже подлечившись ядрёным огуречным рассольчиком, позавтракав яичницей с колбасой и запив это всё большой чашкой крепчайшего сладкого и горячего чая, а также попрощавшись с хозяином и его женой Ларисой, садился в машину, песня из «Крёстного отца» зазвучала в его кармане снова.

– Смольный слушает! – бодро откликнулся Сыскарь. Остатки похмельного синдрома после завтрака улетучились окончательно, и он был готов принимать мир так, как старался делать это всегда – без уныния и занудности.

– Простите… Кто? – удивлённо переспросил в трубке девичий голос.

– Не кто, а что, – пояснил Сыскарь. – Смольный институт благородных девиц. Позже – штаб большевиков, откуда они руководили Октябрьской революцией одна тысяча девятьсот семнадцатого года. Стыдно не знать историю своей страны, девушка.

– Я знаю историю, – сказала девушка. – Даже в школе её преподаю. Между прочим. Андрей, это вы?

– Ой, – сказал Сыскарь. – Света?

– Да, это я. Здравствуйте, Андрей.

– Здравствуйте, Света. Тысяча извинений, неудачная шутка, бывает.

– Раз шутите, значит, у вас хорошее настроение. Я угадала?

– В самую точку. А сейчас, когда вы позвонили и я вас слушаю, моё настроение и вовсе парит на крыльях… – он чуть не ляпнул – «любви», но вовремя прикусил язык. Этого ещё не хватало. Во-первых, пошло так, что дальше некуда, а во-вторых, не время. «Попридержи коней, Сыскарь», – сказал он себе, а в трубку промурлыкал: – В общем, рад слышать ваш голос. Чем могу помочь? Я в полном вашем распоряжении… – он глянул на часы, которые показывали без десяти одиннадцать, – целых сорок минут. А то и все пятьдесят! Вы где сейчас, дома? Могу подъехать.

– Я не дома, на остановке автобуса, на трассе, знаете?

– Э… кажется, да. Нет, вспомнил, точно знаю. А что вы там делаете?

– Вам звоню. Понимаете, я опоздала на автобус в райцентр, а следующий только через два часа. Вот и подумала, вдруг вы не откажетесь меня отвезти? Если, конечно, вам не очень трудно.

– Мне исключительно легко, Света. Легко и радостно. Уже мчусь, ждите. Буду через пять минут.

Он отключился, завёл двигатель и, не оглядываясь по сторонам, повел кроссовер к выезду из Кержачей. Счастье само плыло в руки, и в душе Сыскаря разливалась песня: «Speak softly, love and hold me warm against your heart…»

На длительные и сложные колдовские операции всегда уходит неимоверное количество сил. Слишком много обстоятельств следует учесть, а затем изменить. Начиная от прочтения ближайшего наиболее вероятного будущего интересующих тебя людей и заканчивая направлением этого будущего в нужное тебе русло. Каковое направление требует в свою очередь проведения соответствующих обрядов и произнесения тщательно подобранных заклинаний. Древних, могущественных и очень-очень опасных. Но что ему, живущему на свете без четверти тысячу лет, любая опасность? Смешно. Опасней тех сущностей и сил, с которыми он когда-то связался ради достижения своей цели, ради мечты и ради любви, просто не существует ни в одном из миров. Говоря современным языком, с такой опасной крышей, как у него, можно чувствовать себя в безопасности. Парадокс, но жизнь сплошь и рядом состоит из парадоксов. Разумеется, в безопасности можно себя чувствовать лишь до определённой степени. Пару-тройку раз за эти столетия находились те, кто был способен бросить ему настоящий вызов, без дураков. Люди, обладающие знаниями, ресурсами и, главное, железной несокрушимой волей. В результате он всё равно брал верх, но победа всегда обходилась очень дорого. И очень больно. К тому же победы эти были относительны. Будь иначе, он давно бы уже завершил свой долгий путь, полный любви, ставшей ненавистью, и ненависти, превратившейся в неутолённую страсть.

Силы, да. Энергия. Её никогда не бывает слишком много. А уж в таких случаях, как этот, – тем более. Возможно, следовало поступить проще – сразу убить обоих? Ещё в первый вечер, когда они стояли на дороге над упавшим оленем. Нет, это могло вызвать слишком много подозрений, часть из которых наверняка свалилась бы на него – человека с поддельным паспортом и выдуманной биографией. Начали бы копать, проверять, и что тогда? Снова бежать, прятаться, менять личину? А как же Светлана? Нет, нужно всё сделать чисто. Так, чтобы ни у кого не возникло ни малейших сомнений в естественном ходе событий. Один умер, задранный диким зверем. Бывает. Леса же кругом. Второй исчез без следа. Что может быть естественней? В какой-то передаче по радио он слышал о том, что в одной Москве пропадают тысячи людей в год, и каждый десятый из них – безвозвратно, с концами, без всякой надежды на малейшие сведения о том, что и как с ним произошло. Не говоря уже обо всей России. Так что одним больше, одним меньше – без разницы. А уж он постарается сделать так, чтобы и впрямь не нашли. Ни при каких условиях. Что же касается сил и энергии, то мы их сейчас восстановим. Не впервой.

Григорий остановился, высматривая подходящее дерево. Ага, вот он. Молодой крепкий дуб в полтора обхвата. Лет восемьдесят, не больше. Жалко, да, но деваться некуда. А жертва Велесу – владыке лесов уже принесена и все нужные слова произнесены.

Шаркающей старческой походкой – сил оставалось едва-едва, чтобы хоть как-то держаться на ногах – он подошёл к дереву и обнял ствол, прижимаясь к нему всем телом. Закрыл глаза, отрезал сознание от окружающего мира, оставив только крохотного, но никогда не теряющего бдительности сторожа на самом краю.

Привычно настроился.

Услышал движение мелких насекомых под корой, ощутил, как листья впитывают лучи солнца, а корни мощно тянут влагу из земли, почувствовал… нет, не мысли – настроение дуба. Как он радуется своей молодости, здоровью и этому чудесному майскому дню. Долгая зима позади. Впереди – красное лето.

Извини, приятель.

Пробирающаяся неподалёку по своим делам лиса замерла и опустила морду, принюхиваясь. Пахло вроде бы человеком. Мужчиной. Без оружия. Но было в этом привычном запахе что-то ещё. Притягивающее и в то же время страшное. Не человеческое, не звериное и не относящееся к миру людских вещей. Что-то очень древнее, о чём сама лиса никак не могла помнить, но где-то в глубинах её существа, в крови, костном мозге, нервах и клетках лежала тень этой памяти, передаваемая по наследству бесчисленными поколениями лис.

Бежать или глянуть одним глазком?

И тут же бежать.

Будь лиса постарше, вряд ли она стала бы сомневаться. Но это была хоть и вполне взрослая, но ещё молодая лиса. Поэтому любопытство в ней пересилило страх, и она, неслышно прокравшись ближе, осторожно выглянула из-за куста боярышника.

Человек в чудном – рыжем с коричневым – плаще обнимал дуб, прижимаясь к нему всем телом. И дубу это активно не нравилось.

Понятно, что лиса не знала слов «человек», «плащ» или «дуб». Но эти существа и предмет обозначались в её мозгу определёнными, понятными только ей и другим лисам символами, коими она и оперировала, наблюдая и оценивая открывшуюся перед ней картину.