Страницы← предыдущаяследующая →
После свержения большевистского ига в возрождающейся России возникнет небывалый спрос на интеллигенцию. И это будет не только спрос на образованных людей, на хорошо подготовленных чиновников, инженеров, агрономов, врачей, педагогов и т. д. – это будет вместе с тем и спрос на интеллигента как такового, – спрос на представителей той особой – интеллигентской психологии, которая в течение ста с лишним лет служила закваской русской духовной культуры. Две черты этого психологического типа окажутся особливо ценными: 1) психологический и этический идеализм и 2) потребность искать, в своем мышлении и действовании, прежде всего, личного нравственного удовлетворения, утоления духовной жажды. Эти черты в их крайнем выражении и в их болезненных уклонах становятся явлением отрицательным, анормальным и, в этом виде могут приводить к нежелательным последствиям, что и бывало. На этой почве объективная истина смешивается с субъективной правдой, и человек перестает видеть и понимать действительность, как она есть. Создается идеология, ненужная, или бесполезная, а иной раз и вредная для окружающей социальной среды, для общества, для России, но зато, как нельзя лучше, удовлетворяющая гипертрофированный этический идеализм ее адептов, нужная и важная для них лично – «для души». Так, многое в старом «правоверном» народничестве было нужно или ценно вовсе не для народа, а «для души» самих народников; кое-что в нашем изначальном марксизме оказывалось также более пригодным «для души» «русских учеников Маркса», чем для реальных потребностей организующегося рабочего класса. Пресловутый поворот «от марксизма к идеализму» был чуть ли не целиком делом субъективным, «душевным»… Тем не менее, оставляя в стороне крайности и уклоны, мы скажем, что в своей основе и в своем правильном выражении указанные две черты представляют собою огромную и ничем незаменимую духовную ценность. Без нее, конечно, можно и недурно жить, и хорошо работать, но, зато, невозможно никакое творчество и никакое возрождение.
В наши дни эта великая духовная ценность находится как бы на ущербе. Но она, разумеется, не исчезла, а только перешла в скрытое состояние. Русская интеллигенция очутилась, если не в тупике, то на распутье. Дело представляется так, как будто исчезли стимулы, необходимые для возбуждения этического идеализма, и старые заветные слова выдохлись и – психологически – стали «словами забытыми». Так, например, идея народа, некогда столь властная и чарующая, сейчас уж не может служить очагом идеалистических настроений и ничего не в силах дать «для души». Убежденным народникам (если таковые еще существуют) приходится хлопотать лишь о том, чтобы спасти ее здоровое зерно и тень ее былого престижа от окончательного поругания. Социализм. Он не выдержал революционного испытания, он опозорен большевизмом, растоптан в грязи и крови, и сейчас ничего не может дать ни для тела, ни для души. И убежденным социалистам (к числу которых принадлежит и пишущий эти строки) остается одно: уповать на будущее, когда социалистическая идея, перестав быть революционной и демагогической, возродится в новом виде, с новым этическим ореолом, с обыкновенной жизнедеятельностью.
Но горизонты уже проясняются, – и на смену старым словам, не отвергая их в принципе, пришло новое, не менее властное и чарующее, сулящее обильную жатву и для живого дела, и для живой души. Оно звучит так: единая, великая, свободная демократическая Россия, возрождающаяся к новому историческому бытию и призывающая к дружной одухотворенной работе всех, в ком еще сохранился дух жив. Способна ли русская интеллигенция откликнуться на этот призыв и, оставив старые счеты и предубеждения, объединиться для служения, не за страх, а за совесть, великому делу, высоко идеалистическому и глубоко реальному, делу историческому? На этот вопрос возможен только утвердительный, категорический ответ. Не следует смущаться интеллигентскими разногласиями. Они неизбежны, и их источник в самом существе дела. Старые споры будут забыты, но вместо них возгорятся новые, ибо по любому вопросу жизни (экономическому, политическому и т. д.) мнения и точки зрения неминуемо разойдутся. И в известной мере это даже послужит на пользу делу. Важно другое: чтобы это дело стало для интеллигенции делом души, совести, разума и воли. А в этом сомневаться нельзя. Вопрос о возрождении России есть, вместе с тем, и вопрос о возрождении русской интеллигенции.
И этой последней некоторое тайное чутье подсказывает, что только в освобожденной и возрожденной России она сама освободится от внутреннего – психологического – гнета настроений, страстей, идей, сковывавших ее разум и волю и задерживавших здоровый рост ее духовных сил. В новой свободной России интеллигенция вступит в новый фазис жизнедеятельности, которая развернется под знаком внутренней свободы, здорового психологического индивидуализма, самодовлеющего творчества в сфере запросов моральных, религиозных, философских, научных, художественных.
Эта перспектива чуется в тумане будущего, и все теснее и прочнее связывается она с идеей единой великой свободной демократической России.
Петр Бернгардович Струве (1870–1944) – экономист, социолог, публицист, редактор. В конце 1890-х годов редактировал ряд марксистских журналов, с 1902 г. – либеральный журнал «Освобождение», затем петербургский журнал «Полярная звезда», среди авторов которого преобладали члены конституционно-демократической партии. С 1906 г. руководил журналом «Русская мысль». После его закрытия весной 1918 г. Струве эмигрировал, а вернувшись в страну с сентября 1919 г. сотрудничал с Советом государственного объединения России и активно печатался в «органе русской государственной и национальной мысли» – основанной В.В. Шульгиным газете «Великая Россия». Здесь, как и вскоре в зарубежье, одной из главных забот Струве было отстаивание государственной целостности России.
Интересно было бы знать, учел ли Ллойд Джоржд, произнося 17 ноября свою речь по русскому вопросу в палате Общин, то впечатление, которое эта речь произвела в России.
Ибо трудно преувеличить все отрицательное действие этой речи на русское общественное мнение.
В самом деле, стоит вдуматься только в ход мысли Ллойд Джорджа для того, чтобы понять это действие. С одной стороны, он самым суровым образом осуждает большевизм и клеймит его, как политическую и социальную систему, а с другой стороны, он, по меньшей мере, колеблется в самом отношении к главному результату деятельности большевиков – к расчленению России. Едва ли можно даже рассеять то основное впечатление, которое, несмотря на намеренную неясность и неопределенность слов Ллойд Джорджа, остается у читателей его речи, а именно, что английский премьер, с точки зрения интересов Британской империи, положительно приемлет факт разрушения, в процессе революции, империи Российской.
Непонятно, как Ллойд Джордж может не уяснить себе, что сама постановка вопроса в этой форме, с русской точки зрения заключает в себе самое решительное осуждение всей кооперации России с западными державами в мировой войне. Если в результате этой кооперации получилось разрушение и расчленение России и если британская политика склонна признавать этот результат приемлемым и даже желательным для Великобритании, то в каком свете предстает перед русскими патриотами все участие России на стороне «Согласия»7 в мировой войне, все то упорство, та донкихотовская верность, с которой все русские антибольшевистские элементы боролись против сепаратного мира с Германией, когда она еще не была побеждена и когда ей был так нужен государственно устроенный русский тыл?
Я напомню далее те рыцарские и справедливые слова, в которых английские политические деятели, если не ошибаюсь, Бальфур и Бернар Лоу после отречения императора Николая
II восхваляли его абсолютную верность союзническим обязательствам. Разве слова Ллойд Джорджа не внушают неотразимо той в корне разрушительной для англо-русской близости мысли, что верность союзникам и, в частности, Англии – Царя, всех «временных правительств», Корнилова, Алексеева и т. д. и т. д., была, с точки зрения интересов России, роковой исторической ошибкой?
Тот, кто сейчас со скамьи британской Палаты Общин говорит о расчленении России так, как это сделал Ллойд Джордж, ставит для русских наново и, в сущности, сначала всю проблему мировой войны.
Если наши союзники полагают, что результатом этой войны может быть расчленение России и что русская нация примет этот результат, то они совершенно не понимают того, что происходит в России и в русских душах. Самая борьба с большевизмом есть для русских патриотов в основе своей именно борьбы за Великую и Единую Россию. В этом оправдание великих жертв, которые мы приносим, нестерпимых мук, которые мы испытываем. Большевизм наш враг, именно потому, что он суть орудие разрушения и расчленения России. Если бы большевизм, как некогда французский якобинизм, объединял и сплачивал Россию, а не разлагал и разрушал ее, русские патриоты, каковы бы ни были их воззрения на внутренние вопросы, их политические и социальные симпатии, нашли бы пути соглашения с большевизмом. Но таких путей нет именно потому, что, повторяю, большевики, первые расчленители России. Это есть то в большевизме, что делает его и малейшую мысль о соглашении с ним абсолютно неприемлемыми. На челе большевизма выжжена Каинова печать антипатриотизма и интернационализма.
Никакие недомолвки и неясности в этих вещах для нас невозможны. И потому, резюмируя рассуждения настоящей статьи, я скажу:
С точки зрения союзнической ориентации русского общественного мнения действие таких заявлений, как речь Ллойд Джорджа, нужно прямо характеризовать, как опустошительное.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.