Страницы← предыдущаяследующая →
Генералы пожаловали, – крикнула Мариша и, приволакивая сухую ногу, заторопилась от окна. Она всегда, как девочка, радовалась гостям. Зять, тридцатилетний майор, вопросительно обратил на Семена Никифоровича красивые, обрамленные черными ресницами глаза. В присутствии Семена Никифоровича он строго соблюдал субординацию и даже с Маришей разговаривал по-военному сухо. В отсутствие же (Семен Никифорович это знал) бывал раздражителен и придирчив, словно мстя за то, что жена ему досталась калека.
– Ну, открывай, что ли, майор, – усмехнулся Семен Никифорович, откладывая в сторону журнал и снимая очки…
Игорь красивой, офицерской походкой прошел в прихожую, и оттуда послышались громовые голоса. В просторный холл ведомственной дачи командующего войсками Н-ского военного округа генерала армии Семена Никифоровича Медведя гуськом вошли генерал-полковник Старков, генерал-майор Вотчин и молодой генерал-лейтенант Шустров…
– Вот что, – сказал Семен Никифорович дочери, – мы сейчас пойдем в мой кабинет, поговорим чуток, а ты приготовь кофе.
Кабинете Семен Никифорович сел в кресло, а гостям осталось только усесться рядком на крошечный кожаный диванчик…
– Мы были у министра, – выпалил Вотчин и поперхнулся.
Семён Никифорович молча ждал продолжения.
– Он спрашивал о результатах проверки. Ну, и интересовался нашим мнением о состоянии дел в округе…
Бровь Семена Никифоровича удивленно задралась.
– И каким же мнением поделился с министром генерал-майор Вотчин? – полюбопытствовал он.
Вотчин опять поперхнулся, и его полное, довольное лицо налилось малиновым сиропом. Шустров вскочил:
– Армия разваливается, – раздраженно заговорил он, – мы не можем навести в ней элементарный порядок. Тут отдельными мерами не обойдешься. Нужна глубокая военная реформа. А это – государственная задача, а не дело одного только военного ведомства.
Бровь Семена Никифоровича задралась еще выше:
– В нашем мальчике заговорил государственный муж. Только мы все это уже слышали,
– Ну, ты тоже полегче, Семен, – сказал Стариков. – Положение тяжелое, ты сам это лучше нас знаешь. В общем, мы согласились с оценкой комиссии. Прости…
– Так, – сказал Семен Никифорович. – С этого и надо было начинать. Значит, бунт на корабле?
– Ну, зачем ты так? Комиссия высказала свое мнение, мы согласились. А что же, прикажешь копья ломать? Прости, времена благородных генералов прошли. Ты вон тоже… зятька своего…
Он не договорил. Лицо Семена Никифоровича потемнело…
– И кого, – тяжело проговорил он, – на должность?
– Министр сказал, что подумает, посоветуется…
– Кой черт посоветуется! – фыркнул Шустров. – Да он уже все без нас решил. Через десять дней он встречается со Стариком, и я готов зуб дать, что он подаст представление на Бабакина. Начальник штаба… первый заместитель… чего вы хотите?
– А на его место небось тебя? – язвительно заметил Семен Никифорович.
Шустров был его заместителем по чрезвычайным ситуациям…
Генералы молчали, стараясь не глядеть друг на друга. Говорить было больше не о чем.
– Ну, что ж, – с усмешкой сказал Стариков, хлопая себя ладонями по коленям, – можно считать выездное заседание оконченным… Так-то, Семен, нас, стариков, отправляют на заслуженный покой. Не прощаясь, он вышел. За ним потянулись и остальные… Послышалось заливистое тявканье Трефа и звонкий голосок Насти. Ей что-то ответила няня. Мариша громко разговаривала с Вотчиным. Игорь весело рассказывал о чем-то Старикову, и Семен Никифорович вдруг с раздражением подумал, что его зять и весел-то ровно настолько, насколько ему позволено. Неприятно кольнуло воспоминание о замечании Старикова… «Да, он оказывает протекцию своему зятю, которого не любит… Что теперь будет с Маришей? Она-то любит этого красавчика… любит без памяти… Может быть, я просто несправедлив к нему? Надо бы с ним поговорить… И, скорее всего, придется съезжать с этой дачи»…
«Форд» во дворе взревел, выехал за ворота и укатил… Голоса переместились в дом. «Мама, а где деда?» – звонко спросила Настя. – «Деда наверху», – сказала Мариша… «Настя… Настена… одна ты у меня радость останешься…» В кабинет вбежала Настя. Она тут же забралась ему на колени и уткнулась в грудь носом. «Кушать, деда! Деда, кушать!»…
За столом Семен Никифорович молчал. Филипп, повар, расстарался. Сегодня подавали: борщ с грибами и солянку на сковороде, пирог со свежей капустой и цыплятами, молоки жареные и вальдшнепов в сметане. Семен Никифорович любил хорошую кухню. Вот и от этого скоро придется отказаться… Он проглотил сто граммов водки и зажевал черным хлебом. Мариша, на которую вдруг напала мерихлюндия (с ней это бывало), поковыряла молоки. Настя вдруг закапризничала, и няня принесла ей с кухни плого молока и печенья. Игорь, который всегда мог хвастаться отменным аппетитом, видя такое всеобщее уныние, ограничился борщом и солянкой…
– Как, кстати, твоя охота? – вежливо поинтересова Семен Никифорович.
– Комары, – уклончиво пожаловался Игорь.
«То-то, я гляжу, у тебя физиономия клюквенная», – злорадно подумал Семен Никифорович. Поднимаясь с места и виновато оглядывая почти нетронутый стол, он вспомнил, что надо бы вознаградить Филиппа за усердную службу…
Настя очутилась в кабинете раньше него. «Сказку!.. сказку!» – кричала она, подпрыгивая в кресле с большой красочной книгой на коленях.
Семен Никифорович взял внучку на руки, важно уселся. Обнимая Настю, он раскрыл книгу. «Как медведь с комаром боролся», – прочитал он. Когда он закрыл книгу, Настя спросила:
– Деда, а зачем медведь с комаром боролся?
– Ну, наверное, они силой мерялись.
– Деда, а как же они силой мерялись? Мишка большой, а комарик ма-а-аленький.
– А это, Настюха, очень хитрая сказка. Мишка хоть и большой, а комарика побороть не смог.
– Тогда им надо было подружиться.
– Ух, ты какая у меня умница, – восхитился Семен Никифорович. – Вот видишь, а мишка об этом не догадался…
Игорь пришел за Настей ровно в десять.
– Зайди потом ко мне, – попросил Семен Никифорович.
Когда он вернулся через несколько минут, Семен Никифорович сидел уже за столом, лампа в зеленом абажуре освещала его большие руки, лежащие на столе, и кожаное кресло напротив. Он кивнул головой, и Игорь сел в кресло.
– Я хочу с тобой поговорить, – начал Семен Никифорович. – Давно хотел. – Он сам удивился, как тяжело давались ему слова, он как будто против ветра шел. – Ты – муж моей дочери, отец моей внучки. Я считаю, ты должен знать о моем сегодняшнем разговоре с генералами. А там – решай сам.
И он пересказал весь разговор слово в слово. Когда он замолчал и поднял взгляд на зятя, красивые, тонкие губы у того дрожали.
– Я знаю, – заговорил Игорь (в голосе его звенела обида), – вы считаете меня подлецом. Вы считаете, что я женился на Марине только ради карьеры. Да, у меня бьи свои планы… Но как вы могли подумать, что я брошу Марину? Вот что, – сказал он сухо, поднимаясь и застегивая воротничок, – делайте что хотите, а Настю я вам не отдам.
Семен Никифорович усмехнулся.
– Да ты не кипятись, – примирительно сказал он. – Что ты распетушился? Я тебя уведомил, а там решай как знаешь. Поведешь себя как мужчина – молодец. Будешь тряпкой – Бог тебе судья. Одно помни, майор: Маришу в обиду не дам. Ступай.
Игорь дернул красивой головой и вышел… Семен Никифорович тяжело поднялся, постоял у ночного окна, глядя как вьется за стеклом серая сволочь, налетая из темнеть путаясь в марлевой сетке. Наконец решительно задернул зеленую штору и прошел в комнату для отдыха. «Форд» миновал КПП, вырулил с подъездной дороги и помчался по шоссе… Вотчин, небрежно развалясь в водительском кресле и выставив локоть в боковое окно, громким дискантом вещал:
– И чего мы все глотки друг другу рвем, товарищи? Посмотрите, благодать какая. Взять корзиночку да на грибную охоту, а? Что еще человеку надо?
– На дорогу смотри, охотник, – посоветовал Стариков. Он достал из кителя плоскую бутылку и принялся свинчивать крышку.
– Человеку много чего надо, – сказал Шустров. – Ему выпить и закусить надо. А ты видел, какую Медведь кухню себе завел? Просто граф Толстой какой-то. Повара личного содержит…
– М-да, – проговорил Стариков, наливая в крышку ровно до краев, – Филипп дорогого стоит…
– Тю, – сказал Вотчин, – нашли из-за чего огород городить. Сейчас приедем домой, велим картошечки рассыпчатой, да с маслицем, да с рыбкой копченой, да с лучком…
Шустров хохотнул.
– Ты, Вотчин, человек простой. До безобразия. А у людей могут быть духовные потребности. Что мы, собачки Павлова? Лишь бы слюна капала…
Колесо подпрыгнуло на чем-то, по днищу остро царапнул камушек.
– На дорогу смотри, – сердито сказал Стариков.
Шустров рассеянно глянул на дорогу. Впереди, метрах в тридцати, дрогнули кусты, и на дорожное полотно, размашисто вскидывая мосластые ноги, выбежал лось.
– На дорогу! – крикнул Шустров. Он привскочил, но его отбросило обратно. Мелькнуло розовое растерянное лицо Вотчина. Его руки бешено вращали руль. Огромное и темное налетело на лобовое стекло, их развернуло, протащило юзом, машина подпрыгнула и, накренившись, сползла на обочину. В наступившей тишине что-то затухающе дребезжало и звонко капало…
– Что это было? – Вотчин облизнул пухлые губы.
– По-моему, это был лось, – сказал Стариков. Он осторожно ощупывал длинными, тонкими пальцами переносицу. – Думаю, что ты его убил.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.