Книга Охота на медведя онлайн - страница 5



Глава 5

Борис Михайлович Чернов скучающе смотрел в монитор компьютера. Стол его был чист: только очень дорогая представительская ручка и закрытая папка. В углу кабинета – большие напольные часы.

– А‑а‑а, господин Гринев пожаловали... – протянул он, сощурившись, как только Олег появился в кабинете. – Кажется, в нашем учреждении ленч уже полчаса как завершился. – Чернов демонстративно вскинул запястье, посмотрел на циферблат очень дорогих часов. – Впрочем, в Лондоне как раз начало рабочего дня. Только клерки там дисциплинированнее. Вот Томас Иваныч там вырос, он подтвердит.

Обращение к застывшему в дверях Тому по имени и отчеству в устах Чернова выглядело утонченным издевательством. Том лишь изобразил уголками рта вежливое подобие улыбки, не дождавшись указаний, неловко боднул головой пространство, что, видимо, означало поклон, и ретировался.

Гринев уселся на стул и только потом посмотрел на патрона. Произнес с расстановкой:

– Я не клерк.

– Наш Медведь сегодня не в духе. А почему, спрашивается? – Чернов вытянул руку, полюбовался стильным бриллиантом на безымянном пальце.

– Я не клерк, – так же монотонно повторил Гринев.

– Пардон – партнер, – чуть кривляясь, произнес Чернов. Открыл коробку, выбрал сигару, чиркнул спичкой, со вкусом раскурил, выпустил струйку дыма, по лицу его разлилась нега отеческого добросердечия.

– Чем мы заняты, Борис?

– Чем? У нас трудовые будни. Мы делаем деньги. На набитых зеленью мешках.

Они думают, что ухватили бога за бороду, а за ниточки‑то дергаем мы – и зелень сыплется, сыплется... Не ленись, скирдуй. Или тебе не нужны деньги? – Улыбка Чернова сделалась откровенно ернической.

Гринев посмотрел сквозь полураскрытые жалюзи. «Трудовые будни». Похожие, отутюженные молодые люди, погруженные в напускную деловую озабоченность. Такие же деловые дамы. Мерцающие экраны мониторов. Заученные движения. Заученные повороты голов. Заученная улыбка секретарши, встретившейся с ним взглядом.

Искусственное освещение. Искусственная жизнь.

Он перевел взгляд на Бориса Чернова. Тот курил и смотрел на экран монитора. Может быть, это отблески мертвых цифр с экрана сыграли скверную шутку, но лицо Чернова выглядело странным в таком освещении: то ли перерумяненным, то ли перепудренным... Более всего Чернов сейчас напоминал восковую фигуру из музея мадам Тюссо, в которую прихотью декоратора был вставлен невидимый моторчик и невидимый же диктофон, из которого и доносились дежурные фразы.

Впечатление был столь ярким, что Гринев даже тряхнул головой. Нет, ничего не изменилось, напротив: в своем вычурно‑дорогом одеянии Чернов действительно походил на манекен. Может, так было всегда, но со всей отчетливостью Гринев заметил это только теперь? Олег сидел потерянный, как ребенок, которого завлекли играть в чужую сказку. «Рекомендую вам подыскать другую профессию», – зазвучал в памяти голос немца‑профессора.

– Ты похож на муляж, – неожиданно для себя вслух произнес Олег.

– Что? – Борис прищурился, посмотрел на Гринева, словно сквозь прорезь прицела.

– Ты похож на муляж. Из раскрашенного воска. Довольно скверно обряженный.

– Ты пьян?

– Хуже. Трезв. Абсолютно. Чем мы заняты, Борис? Ведь жизнь так и пройдет здесь, не оставив по себе ничего, кроме сожаления.

Чернов улыбнулся, снова обрел самоуверенно‑снисходительный тон:

– Жизнь? Это игра такая. Сильные побеждают слабых, умные подчиняют сильных. Только и всего.

– А победу над всеми одерживают подлые. Те, что умеют предавать раньше.

Чернов устремил взгляд в пустоту, и глаза его словно наполнились ею: стали пустыми, как матовые пуговицы дорогого клубного пиджака.

– Зачем же так мрачно, Медвежонок? Жизнь проста. Это игра, покер. А побеждает тот, кто проигрывает меньше, а выигрывает больше. Только и всего.

Тот, кто напрочь лишен азарта.

– И воображения.

– Воображение – это и есть азарт, ставший привычкой. Человечек выдумывает себе идеал, зачарованным мотыльком летит на огонь, кажущийся ему центром мироздания, и – палит крылья. А огонек тот – всего‑то копеечная свечка на бронзовом шандале, от которого прикуривают свои дешевые сигарки снедаемые страстью и тщеславием игроки. – Лицо Чернова ожесточилось и теперь сделалось похожим на личину каменного истукана. – Об этом никогда не стоит забывать.

Губы Чернова скривились в жесткой усмешке, он встал с удивительной для его комплекции легкостью и стал скоро мерить шагами кабинет. Слова его падали тяжело, как литые свинцовые пули:

– Я похож на муляж?! Сынок, свои комментарии можешь высказывать какой‑нибудь девке; она, может, и восхитится: ах, какой разумный мальчик! А для меня ты – растяпа. Как говорят американцы – looser. Умничать в Германии тебя научили, а вот реально зарабатывать – нет.

Чернов опустил жалюзи, выдвинул ящик стола, достал пачку долларов, перетянутую резинкой, грациозным движением кисти двинул по поверхности стола в сторону Гринева.

– Может, это улучшит твое настроение? Твой процент по игре на гагаринских акциях.

– И это – все?

– Мой дорогой младший партнер... Человек получает или те деньги, которых потребует, или те, на которые согласится. Ты – из вторых.

Глава 6

Лицо Гринева напряглось, он хотел было что‑то сказать, но Чернов встал из‑за стола, заходил по кабинету и снова заговорил – быстро, энергично, словно и не он пять минут назад сидел этакой полусонной мумией.

– Я похож на муляж?! А ты? На кого похож ты, Медведь? Я привожу барашков, с которых ты лениво стрижешь зеленую шерсть! Ты в порядке, у тебя есть деньги, у тебя есть досуг пофилософствовать, прицениться и оценить – свою жизнь, мою – с точки зрения вечности! Хар‑о‑ошая позиция! – Чернов хохотнул нервно:

– Я похож на муляж? Ты преувеличиваешь, сынок. До музея восковых фигур мне расти и расти. Я – так, подставка для муляжа. А ты – вообще вешалка. Крючок.

Чернов застыл посреди кабинета, направил на Гринева указательный палец, словно ствол пистолета:

– Ты наркоман! Ты приходишь сюда за дозой! Как в «Пиковой даме»? «Его состояние не позволяло ему рисковать необходимым в надежде приобрести излишнее, – а между тем он целые ночи просиживал за карточными столами и следовал с лихорадочным трепетом за различными оборотами игры». Ты как бруклинский бездомный бродяга, забредший случаем в китайский опиумный театр: сидишь, смотришь, а решиться никак не можешь! Вот и пребываешь – в трепете и страхе! Ты хочешь грез, ты хочешь власти... – Чернов перестал ходить, остановился, подошел к столу Гринева, присел на краешек:

– Не так?

– Да не в этом дело, Борис! От этих толстопузых дядечек и истеричных тетечек меня уже мутит! Мне надоело заниматься мелочевкой. Полета хочу.

– Да? А сгореть не боишься?

– Я не мотылек.

– Ты думаешь, что умеешь летать, Медведь?

– Всегда стоит попробовать.

– У тебя есть идея?

– Есть. – Гринев помолчал. – Но нужны серьезные деньги.

Чернов помедлил, произнес тихо:

– Деньги будут... Что за идея?

– Заводы. Второй эшелон.

Чернов скривился:

– На этом никто не играет.

– Именно потому, если вложить реальные деньги, и подъем будет реальный.

Какая сумма будет в нашем распоряжении?

– Сто миллионов долларов. Если ты предложишь клиенту хорошие условия.

На лице Гринева если и мелькнула растерянность, то лишь на долю секунды.

– Я готов предложить пятьдесят процентов в течение трех месяцев. И даже раньше.

– Излагай свою идею. По‑дро‑бно.

Олег помолчал с полминуты, собрался, заговорил уверенно и четко:

– Средние предприятия. Их тысячи. И стоят они миллиарды. И – не стоят ничего. Потому что загружены на четверть или на треть мощностей. Оборудование ржавеет или разворовывается, квалифицированные рабочие...

– ...Спиваются. Лежалый товар. Туфта. Никому не нужен прошлогодний снег.

– Они заработают, Борис! Если руки приложить...

– Вот только давай без рукоприкладства!

– Я образно.

– Образно ты будешь клиента разводить. А мне – лучше конкретно. Как ты собираешься сделать полтинник подъема на ржавеющем секонд‑хенде? Акции их стоят копейки.

– Пусть не стоят ничего. – Гринев вынул из папки лист бумаги, нарисовал график‑чарт, подвинул к Чернову:

– Смотри! У меня все просчитано. Сначала мы слегка продавим рынок, здесь и здесь, потом – поведем вверх, подтянутся «быки», акции пойдут вверх, их начнут лопать большие киты, начнутся инвестиции, заводы заработают. Все логично.

– Инвестиции, говоришь? Выглядит заманчиво. Сколько получим мы?

– Триста процентов минимум.

Брови Чернова поползли вверх, на губах застыла саркастическая улыбка, но взгляд остался внимателен и серьезен.

– Ты сказал глупость, Медвежонок. Таких подъемов не было ни у кого со времен последнего кризиса.

– Если кризиса нет, его нужно создать. Управляемый кризис.

– Управляемый биржевой кризис? Ха. Проще развязать управляемую ядерную войну.

– Борис, я работаю над этим три года. У меня на руках все расчеты. Сейчас – самое время.

– Время... бремя... темя... стремя...

– Мы обернемся в два конца, Борис! Посмотри...

Поверх первого графика Гринев начертил еще несколько кривых и проставил цифры.

– Это приблизительная прикидка. Когда встреча с клиентом?

– Завтра. Ты готов будешь завтра изложить это клиенту?

– Да.

– Аргументированно? Убедительно? С реальными цифрами?

– Да. К утру я просчитаю все точно.

Чернов склонился над чартом, прошептал шелестяще, словно боясь спугнуть возможный фарт:

– А ведь на двести процентов вытянем.

– На триста, Борис.

Чернов затянул узел галстука, закаменел лицом:

– Клиенту предложишь двадцать пять процентов. На крайний случай – тридцать. Пятьдесят для него слишком густо.

– У меня есть условие.

– Да?

– Я хочу равного партнерства.

– И как ты себе это представляешь?

– Пятьдесят на пятьдесят.

– Не зарывайся, Медведь. – Губы Чернова скривились. – То, что я имею, я нарабатывал годами. Клиенты мои, разводняки мои, и ты хочешь пятьдесят процентов? Ты хочешь половину!

– Это особый случай, Борис, и ты это знаешь.

– Триста процентов? В пополаме? – Губы его сложились в складку, живые глаза замерли. – Я подумаю.

– И деньги – в офшор. На корпоративный счет.

– Это тоже решим завтра. Но... разводить клиента будешь сам. Свои «веселые картинки» ему тоже продемонстрируй. Поручи девочкам, пусть сделают графики, кривые, изогнутые, пируэты и прочую мутотень. В цвете, в объеме, в перспективе.

Господин Борзов – человек яркий. А потому любит все цветное и блестящее.

Гринев ушел. Чернов некоторое время сидел недвижно, с остановившимся взглядом. Прошептал одними губами:

– Триста процентов... От соточки... Бред, конечно, но... Снял трубку, набрал номер:

– Валериан? Это Чернов. Я хочу, чтобы ты подумал вот над чем... Второй эшелон. Акции. – Чернов замолчал, терпеливо слушая собеседника. Перебил:

– Ты не понял, Валериан. Я хочу знать об этом все. Жду тебя, – Чернов бросил взгляд на часы, – в шесть тридцать. Сегодня. – Борис Михайлович усмехнулся, видимо услышав очередные возражения консультанта, произнес жестко, по складам:

– Се‑го‑дня, Валериан. В этом мире завтра наступает не для всех.

* * *

Окна кабинета зашторены портьерами так плотно, что здесь никогда не наступает утро.

– Ну и как наши дела?

– Неспешно. В делах финансовых суета только вредит. Вы же знаете, на все нужно время. А время пока терпит.

– Оно терпит не всех. – Хозяин кабинета упер тяжелый немигающий взгляд в собеседника. – Я хочу, чтобы вы не забывали об этом.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт