Книга Кремлевский сыщик онлайн - страница 6

Глава 5
Неаполитанские песенки…

ДА, В ЕВРОПЕ тоже многое зависело от многого… И от многих… В каждом общественном процессе есть основные величины и величины второго порядка, малости… Но и факторы второго ряда не просто важны, а порой выдвигаются вперед– на первый ряд… Ведь общественная жизнь складывается из отдельных жизней, а жизнь – процесс многозначный…

К началу XX века Италия в делах Европы играла роль далеко не ведущую, хотя когда-то на Апеннинском полуострове возникла, развилась и преуспевала одна из самых блистательных – если не самая блистательная – древняя цивилизация планеты.

Но если Римская империя была в свою эпоху величиной суперпервого порядка, то Итальянское королевство на первоклассность претендовать никак не могло.

Однако в предвоенной Европе его значение было немаловажным, тем более что о короле Викторе-Эммануиле III тогда вспоминал мало кто. Символом и синонимом Италии стал дуче («вождь») Бенито Муссолини…

В сентябре 1939 года европейская война уже набирала обороты – хотя и медленно… Вермахт шел на Варшаву, Лондон направлял на Германию бомбардировщики, которые, правда, сбрасывали на рейх не бомбы, а листовки.

Французы в бетонных фортах линии Мажино держали в руках игральные карты чаще, чем штабные.

Еще впереди были майские прорывы вермахта, Дюнкерк и много чего еще….

Было еще впереди и объявление Италией войны Англии и Франции…

И вот тут – пока Рим еще не ввязался в прямые бои – нам, уважаемый читатель, надо бы вернуться немного назад… И даже – не немного…

БОЛЬШУЮ часть 1939 года в мире с англофранцузами еще пребывала и сама Германия… А Россия летом этого года еще вела с Лондоном и Парижем активный диалог в духе антигерманских идей бывшего наркома иностранных дел Литвинова, отставленного Сталиным в начале мая.

Впрочем, и Италия в тот год– несмотря на заключенный 22 мая в Берлине пакт с Германией – еще не выбрала окончательно того партнера, с которым можно было идти далеко и успешно.

За два года до этого «Стального» итало-германского пакта, 2 января 1937 года, в Риме произошел обмен письмами между министром иностранных дел Италии Чиано и послом Англии Эриком Драммондом (позднее – лорд Перт). Так было заключено «первое джентльменское соглашение» дуче и Лондона.

Будущий лорд Перт до Рима занимал международный пост Генерального секретаря Лиги Наций, то есть был фигурой неяркой по определению, чего никак нельзя было сказать о зяте Муссолини – графе Галеаццо Чиано.

24 апреля 1930 года красавец Чиано обвенчался в римской церкви Сан-Джузеппе с Эддой Муссолини. Сын героя Первой мировой войны адмирала Констанцо Чиано – президента Палаты фасций и корпораций, Галеаццо окончил факультет права, успешно занимался журналистикой, успешно же сочетая ее со службой в МИД, куда был принят по конкурсу. Как и дуче, он имел свидетельство пилота и послужил в военной авиации. Брак оказался гармоничным, и в 1937 году у супругов Чиано было уже трое очаровательных детей.

После женитьбы на дочери дуче карьера Чиано двинулась вообще стремительно. Вначале он назначается генеральным консулом в Шанхае, затем – посланником в Китае. В 1933 году он возглавляет пресс-отдел МИДа, затем он становится министром по делам печати и пропаганды, а с 9 июня 1936 года – министром иностранных дел. Назначение это было, надо сказать, достаточно удачным в том смысле, что молодой зять хотя и был полон амбиций и претензий, тогда не претендовал на большее, чем роль «рабочей лошади» во внешней политике тестя. Знание английского, французского, испанского и португальского для шефа МИД тоже было не лишним, хотя с немецким у него было похуже..

Удачно вписывается Чиано и в тот публичный образ жизни, который характерен для дуче, фехтующего, устраивающего свои заплывы, лично берущего в руки вилы во время «битвы за хлеб» 1934 года – кампании за самообеспечение Италии зерном, и прочее…

Впрочем, вернемся к Англии…

Итак, в самом начале 1937 года Италия, уже помогающая в Испании генералу Франко, и Англия, владеющая в Испании Гибралтаром, «по-джентльменски» гарантируют друг другу равенство прав сторон и сохранение статус-кво в Средиземноморском бассейне. Италия обязуется его не нарушать, и это немного успокаивает Лондон, встревоженный тем, что Франко передал Италии базы на Балеарских островах.

Однако уже в феврале 37-го года Муссолини обнародует новую военно-морскую программу, явно изменяющую статус-кво. Лондон заявляет, что соглашение этим нарушено, и начинает новый тур переговоров с Римом. К тому же англичане не склонны признавать аннексию Италией Эфиопии…

Еще больше Лондон волновало нарастающее присутствие Италии в Испании, где у английского капитала были давние и немалые интересы.

16 апреля 1938 года в Риме было заключено «второе джентльменское соглашение», вступившее в силу ровно через семь месяцев.

Италия обязывалась отозвать своих «волонтеров» из Испании «после окончания гражданской войны», уменьшить гарнизоны в Ливии до размеров мирного времени, прекратить антибританскую пропаганду среди арабов, гарантировать Англии ее интересы в районе эфиопского озера Тан и соглашалась присоединиться к договору, принятому на Лондонской морской конференции 1935– 1936 годов.

Англия, со своей стороны, признавала захват Эфиопии, соглашалась на равные с собственными права Италии в Саудовской Аравии и Йемене, подтверждала свободу прохода итальянских судов через Суэцкий канал.

Относительно малоудачной Лондонской конференции сообщу, что Италия на ней была, однако подписывать ничего не стала (Япония конференцию вообще покинула). Лондонский же договор вводил не количественные ограничения на военные флоты, а ограничения по тоннажу и калибру орудий (водоизмещение линкоров и их главный калибр не должны были превышать 35 тысяч тонн и 14 дюймов, то есть 355,6 мм; авианосцев – 23 тысячи и 6,1 дюйма и так далее).

Теперь между Римом и Лондоном установились внешне достаточно лояльные отношения, обусловленные и тем, что 12 марта немцы вошли в Австрию, осуществив аншлюс… Радости это ни Лондону, ни – особенно – Риму не доставило.

В конце сентября 38-го года Бенито Муссолини выступил посредником в урегулировании Судетского кризиса, и его роль в проведении Мюнхенской конференции акций дуче у того же Чемберлена не убавила.

Так развивалась «английская» линия предвоенной итальянской политики.

Что же до линии «французской», то она во второй половине тридцатых годов выражена намного слабее. И хотя Англия порой смотрит на некоторое сближение Италии и Франции ревниво, считая влияние на Францию своей безраздельной прерогативой, особой итало-французской дружбы не наблюдается уже потому, что для дуче важнее отношения с Лондоном, как со старшим партнером Парижа.

Однако в начале 1935 года французский премьер Пьер Лаваль, приехав в Рим, отдает дуче зону пустыни на юге Туниса в обмен на согласие лишить с 1945 года итальянцев, проживающих в Тунисе, их привилегированных прав, обусловленных договором 1896 года.

Особого значения эти реверансы, конечно же, не имели…

ИНОЕ дело – «германская» линия политики дуче… Но и она была очень и очень непроста…

Италия считалась «тоталитарной» страной уже давно – в силу авторитарного характера фашистского режима. Однако дуче шел к власти под чисто социальными лозунгами.

Германия утратила «демократию» позднее, и сама идейная база, на которой получил власть нацизм, предполагала активную и жесткую внешнюю политику, потому что Гитлер торжественно обещал немцам покончить с диктатом Версальского договора.

Муссолини идеи Великой Германии, конечно же, беспокоили уже в силу итальянских интересов в Австрии. Поэтому почти сразу после прихода Гитлера к власти он выступил с предложением заключить пакт «о согласии и сотрудничестве» между Великобританией, Францией, Италией и Германией…

Когда проект дуче был опубликован, в прессе поднялся большой шум, да и было от чего…

О «Пакте четырех» были и имеются разные мнения и уверения. Вот американцы уверяли, что идея пакта принадлежит английскому премьеру Макдональду, который просто подбросил ее дуче во время визита в Рим. А Макдональд, мол, согласовал эту идею с госдепартаментом США. А США ее одобрили, потому что при ее реализации обеспечивалось создание реакционной Германии в виде «шпаги», направленной в СССР.

Итак, по уверению янки, «Пакт четырех» был антисоветским. Такая оценка из уст природных антикоммунистов и антисоветчиков выглядит подозрительно уже сама по себе. Усомнившись в ней, мы ошибемся вряд ли, ибо по замыслу Муссолини пакт был антиверсальским.

И поскольку уже в реальном масштабе времени вокруг этого момента было наворочено много всякого, о «Пакте четырех» я расскажу подробнее. Знание и понимание сути дела поможет нам и позднее – когда мы обнаружим в политике Муссолини совсем уж неожиданные черты…

Итак…

Впервые Муссолини положил идеи пакта на бумагу в начале марта 1933 года, пребывая в загородной резиденции Рокка делла Камината… И сразу замечу, что, во-первых, встреча его с Макдональдом состоялась позже, а во-вторых, дуче сразу же указывал на то, что претендует лишь на первый набросок и что, кроме Муссолини, у пакта есть еще три отца… Позднее мы это увидим… Суть проекта с поправками других «отцов» была такова…

I

Четыре западные державы – Италия, Франция, Германия и Великобритания – принимают на себя обязательство во взаимных отношениях друг с другом осуществлять политику эффективного сотрудничества с целью поддержания мира в духе пакта Келлога (декларативный пакт об отказе от войны как средства национальной политики. – С. К.)… В области европейских отношений они обязуются действовать таким образом, чтобы эта политика мира, в случае необходимости, была также принята другими государствами.

II

Четыре Державы подтверждают, в соответствии с положениями Устава Лиги Наций, принцип пересмотра мирных договоров при наличии условий, которые могут повести к конфликту между государствами. Они заявляют, однако, что этот принцип может быть применим только в рамках Лиги Наций и в духе согласия и солидарности в отношении взаимных интересов.

III

Италия, Франция и Великобритания заявляют, что в случае, если Конференция по разоружению приведет лишь к частичным результатам, равенство прав, признанное за Германией, должно получить эффективное применение…

IV

Четыре Державы берут на себя обязательство проводить, в тех пределах, в которых это окажется возможным, согласованный курс во всех политических и неполитических, европейских и внеевропейских вопросах, а также в области колониальных проблем…

Что все это значило при подстановке в общие формулы пакта конкретных государственных величин?

Зная ситуацию, можно было предполагать вот что. Действуя совместно и согласно, четыре державы могли решить две наиболее больные проблемы, созданные версальской системой, без войны.

Две проблемы – это: 1) Данциг и «Коридор»; 2) Судеты…

Задумано все было неглупо.

Англофранцузы, признавая права Германии на решение двух проблем в ее пользу, избегали напряжения европейской войны.

Выгоды для Германии были очевидны. Недаром фон Папен сразу заявил, что идея Муссолини «гениальна».

Что же до Италии… Ну, если бы через какое-то время с «подачи» Италии Польшу принудили вернуть немцам все лишнее, а Чехословакию – не ей по праву принадлежащие Судеты, то таким образом дуче мог бы обеспечить лояльность фюрера к проитальянской Австрии. Ведь такая Австрия была естественным «буфером» между рейхом и Италией.

Беседуя 15 марта с германским послом в Риме Ульрихом Хасселем (между прочим – противником идеи «оси»), дуче сказал:

– Пакт обеспечит вам пять-десять лет на вооружение на основе принципа равенства, и Франции на это нечего возразить. При этом и возможность ревизии мирных договоров будет официально признана, что практически ликвидирует ее…

Неудивительно поэтому, что уже разговоры о «Пакте четырех» вызвали тревогу у тех европейских стран, политическое лицо которых было в густом версальском пуху. То есть у стран Малой Антанты: Чехословакии, Румынии и Югославии, а особенно – у Польши. Ведь последней Версаль отвалил бывших германских земель особенно много.

Но и Чехословакия, «сшитая» в Париже из нескольких национальных «лоскутов», получила в Версале жирный кус в виде бывших австрийских, этнически немецких Судет.

А идея «пересмотра мирных договоров при наличии условий, которые могут повести к конфликту между государствами», почти прямо указывала на потенциальный европейский конфликт из-за Судет и польского «Коридора»…

Да и созданная не только волей южных славян, но и волей масонства, Югославия смотрела на «Пакт четырех» через призму возможных претензий к ней Рима (да и Берлина)…

Было им отчего беспокоиться!

«ПАКТ четырех» был подписан 15 июля 1933 года в рабочем кабинете Муссолини самим дуче и послами Англии, Франции и Германии.

Советская печать с момента опубликования уже проекта пакта подавала его как «антисоветский», игнорирующий Советский Союз и направленный на его изоляцию. В то время этот «рупор общественного мнения» был по своему политическому и национальному составу в немалой степени как троцкистским, так и антигерманским. Особенно резвились «Известия»…

Скрытым троцкистам пакт был не нужен потому, что тушил излюбленный ими «мировой пожар».

Реакционным «местечковым» выходцам из среды «избранного народа» он тоже был не нужен потому, что обеспечивал стабильность в Европе и мог способствовать улучшению отношений СССР с Германией.

Но забавное (только вот – забавное ли?) совпадение точек зрения: «Пакт четырех» подавали как антисоветский не только «Известия», но и многие буржуазные европейские газеты далеко не прогрессивного толка…

Почему?

Ну, относительно Европы все можно было объяснить так, как это объяснял 5 июля 1933 года члену Коллегии НКИД Стомонякову посол Франции в Москве Шарль-Эрве Альфан. И это объяснение стоит того, чтобы его привести дословно…

Речь шла о любимом литвиновском детище – коллективной безопасности, о двух только что заключенных СССР в Лондоне 3 и 4 июля пустопорожних конвенциях об определении агрессора с Эстонией, Латвией, Польшей, Румынией, Турцией, Персией, Афганистаном, Чехословакией и Югославией…

В этом списке не хватало, пожалуй, только Люксембурга, Монако и Лихтенштейна, но Альфан пришел поздравить русских с «успехом», однако резонно заметил:

– А в сущности, что дают материально заключенные вами конвенции? Кто будет судьей в случае нарушения этих конвенций кем-либо из участников?

– Общественное мнение всего мира! – дал Стомоняков удивительный по своей наивности ответ.

И даже прожженный дипломатический лис Альфан не выдержал:

– Общественное мнение! Что это такое! Его делает пресса. А прессу мы знаем. У вас она выражает хоть взгляды правительства. А чьи взгляды отражает она у нас, во Франции? Взгляды тех, кто платит. Я расскажу вам один случай, на который прошу не ссылаться… Один раз я вел переговоры с Румынией (Альфан был там послом. – С. К.). В интересах Франции я хотел дать в нашу прессу коммюнике. Однако оно появилось только в двух газетах. Большая пресса не захотела его опубликовать. Оказалось, что она уже была оплачена румынами. Заметьте, что коммюнике было послано министерством. Вот что такое общественное мнение!

К оценке Альфан можно было подыскать примеры и прямо по теме пакта. В ноябре 1933 года Бенеш – тогда министр иностранных дел Чехословакии, дал интервью главному редактору французской газеты «Жур» Тома…

Вот что представлял собой пакт в описании Бенеша…

«Когда господин Муссолини предпринял дипломатическую акцию, связанную с „Пактом четырех“, он имел в виду определенную идею, план, проект.

Мир, по его представлению, должен быть обеспечен путем раздела всего земного шара. Этот раздел мира предусматривал, что Европа и ее колонии образуют четыре зоны влияния.

Англия обладала империей, размеры которой огромны;

Франция сохраняла свои колониальные владения и мандаты;

Германия и Италия делили Восточную Европу на две большие зоны влияния;

Германия устанавливала свое господство в Бельгии и России.

Италия получала сферу, включающую дунайские страны и Балканы.

Италия и Германия полагали, что при этом большом разделе они легко договорятся с Польшей: она откажется от «Коридора» в обмен на часть Украины… Вы, наверное, помните в связи с этим заявление господина Гутенберга в Лондоне»…

Тома не публиковал это интервью пять лет, обнародовав его в 1939 году. И его можно понять – очень уж много тут было нагорожено чепухи.

Если бы четыре державы смогли договориться о таких серьезных конкретных вещах, как раздел сфер влияния, то им не было бы нужды заключать пакт того содержания, с которым мы уже знакомы.

Сам план раздела, излагаемый Бенешем, был удивительно наивен и географически невежественен, ибо вне идеи «раздела всего земного шара» оказывались целые континенты – две Америки и Африка, Китай, Тихоокеанский регион и много еще чего другого…

Ссылка же на заявление германского министра экономики Гугенберга тоже не стоила ломаного гроша– мы это сейчас увидим…

И все эти россказни были, конечно, провокацией Бенеша, для которого добрые отношения СССР и Германии означали крах.

И с Судетами при реализации и укреплении режима «Пакта четырех» Бенешу скорее всего пришлось бы расстаться без всякого Мюнхена…

Так было с прессой буржуазной…

А как там было с советской прессой?

Альфан считал, что уж в СССР-то она выражает взгляды правительства, то есть Сталина и Политбюро… Но он, увы, ошибался – тогда до этого было еще далеко.

Вот вам и пример…

В беседе с Альфаном Стомоняков помянул «меморандум Гугенберга», представленный на Международную экономическую конференцию в Лондоне, и сказал:

– Немцы жалуются, что наша пресса возбуждает советскую общественность против Германии. Однако сто лет так называемой большевистской пропаганды не могли бы достигнуть того эффекта, как один меморандум Гугенберга, после которого рабочие и крестьяне считают гитлеризм своим злейшим врагом…

– О, это очень верно, и то, что происходит в Германии, есть настоящий психоз, – тут же поддакнул Стомонякову буржуазный дипломат Альфан…

Да и как ему было не поощрить антигерманизм крупного литвиновского «кадра»!

А ведь о чем речь-то была…

Германская делегация на Международной экономической конференции в Лондоне вручила председателю Экономической ее комиссии меморандум министра экономики Гугенберга.

И литвиновский НКИД– по указанию, естественно, самого Литвинова – выдернул из этого документа одну фразу, заявил, что она прямо касается СССР, и тут же бухнул 22 июня 1933 года ноту на стол статс-секретарю аусамта Бюлову…

Вот эта фраза, приведенная в ноте:

«Второе мероприятие заключается в том, чтобы предоставить в распоряжение „народа без пространства“ новые территории, где эта энергичная раса могла бы учреждать колонии и выполнять большие мирные работы… Мы страдаем не от перепроизводства, но от вынужденного недопотребления (этой констатации обязан был аплодировать любой толковый марксист! —С.К.)… Война, революция и внутренняя разруха нашли исходную точку в России, в великих областях Востока… Этот разрушительный процесс все еще продолжается. Теперь настал момент его остановить».

Об СССР, как видим, здесь ничего не говорилось. Да и вообще тут имелось в виду нечто совсем иное… Однако литвиновцы нагло заявляли:

«В этом абзаце содержится прямой призыв со стороны делегации Германии к представителям других держав совместными усилиями положить конец „революции и внутренней разрухе, которые нашли исходную точку в России“, т. е. призыв к войне против СССР.

Кроме того, из всего контекста этого абзаца вытекает требование Германии, чтобы ей для колонизации была предоставлена территория Советского Союза».

Далее авторы этого – и подлого, и, одновременно, глупого – опуса-ляпсуса, тут же опубликованного в «Известиях», – выражали «решительный протест» и т. п.

Относил эту ноту в аусамт полпред Хинчук… Бюлов вяло выслушал всю эту галиматью и вяло же сказал:

– Я завтра уезжаю в отпуск, но заранее предупреждаю: ответ будет дан в острой форме.

– Дело не в форме, а в содержании!

– Но как раз содержание меморандума, переданного Гутенбергом, не дает никаких оснований для ваших подозрений! – возразил Бюлов. – Только из-за излишней чувствительности вы усмотрели здесь те мысли, которые давали бы вам повод заявить протест. Та часть, которая касается СССР, ничего общего не имеет с первой частью о колонизации в Африке. Речь шла не о войне против СССР и не о поселении в СССР. Имелись в виду поселения в Канаде, Чили и других южноамериканских странах, где Германия встречает затруднения при осуществлении поселений. В отношении же России и стран Востока, по преимуществу Китая, речь шла лишь о пониженной покупательной способности в этих странах…

– Эту фразу поняли так не только мы! – вскинулся Хинчук.

– Да, – устало согласился Бюлов. – Первоначально все неправильно восприняла «Дейли геральд» – газета, Германии враждебная…

Бюлов вздохнул и закончил:

– Германия в отношении СССР неизменно стоит на точке зрения традиционных дружественных отношений, никогда не примет участия ни в каких интервенционистских планах в отношении СССР и не имеет никаких территориальных претензий….

Начавшись в 1933 году, подобные провокации литвиновского НКИД в отношении Германии, ставшей национал-социалистической, продолжались почти до самой отставки Литвинова… Но эта крупная провокация была одной из первых…

И ведь Литвинов в Лондоне был. И знал полный текст. И вырвал из него, стервец, нужную ему фразу просто-таки с мясом. Да и, похоже, не сам выдернул, а воспользовался подсказкой «Дейли геральд»…

Да еще при этом, надо сказать, и Молотова дезинформировал и спровоцировал.

Увы, в точно такой же манере, тут же подхватывая и охотно раздувая любые оплаченные врагами европейского мира провокации западной прессы, действовала «советская» печать и в отношении «Пакта четырех»…

А ведь Муссолини СССР не игнорировал – мы в этом еще убедимся! И «Пакт четырех» был, по его замыслу, не антисоветским.

Он был антиверсальским!

ДА, ПАКТ атаковали и «справа», и «слева»… И он вскоре скончался, так никем и не ратифицированный… Ведь сразу же после его подписания в Риме французский министр иностранных дел Бонкур и французский премьер Даладье откровенно признавались 6 июля советскому коллеге Литвинову, заехавшему в Париж проездом из Лондона с Международной экономической конференции, что «Пакт четырех» интересен для Франции только как средство сближения с Италией…

«Очевидно, есть стремление оттянуть от Германии Италию, чтобы окончательно ее изолировать», – сообщал в НКИД его шеф.

И хотя в Италии писали, что «миссия Рима благодаря дуче становится всемирной!», а Гитлер прислал дуче особенно восторженную телеграмму с поздравлениями, пакт не стал значительным реальным фактом политической жизни мира. Поджигателей войны за океаном и их европейскую агентуру мир в Европе итало-германского образца не устраивал.

Однако пакт стал мостиком к первой личной встрече рейхсканцлера Гитлера и дуче итальянского народа Муссолини…

Эта встреча в Венеции 14 июня 1934 года напоминала встречу учителя —дуче, затянутого в парадную фашистскую форму, и ученика– фюрера, одетого в мешковатый цивильный костюм…

Основной темой стала судьба Австрии… Ведь в то время Альпийская республика находилась под влиянием не Берлина, а Рима. Так, в Австрии был весьма активен хеймвер – вооруженный фашистский легион, требовавший фашизации страны по итальянскому образцу. Возглавляли хеймвер молодой кавалерист князь Штаремберг и мрачноватый майор Фей, а финансировал – Муссолини.

Укреплялись, впрочем, в Австрии и местные нацисты, поддерживаемые, естественно, Берлином.

Венецианская встреча закончилась ничем. И даже можно сказать – крахом. После нее дуче заявил: «Этот назойливый человек, этот Гитлер– существо свирепое и жестокое. Он заставляет вспомнить Атиллу… Германия – страна варваров и извечный враг Рима»…

Вообще-то в 1932 году Муссолини издал небольшую работу «Доктрина фашизма», где называл немецкий народ «народом высшей культуры»… Так что Гитлер мог выбирать из двух противоположных оценок ту, которая ему была удобна.

Он одну и выбрал – что ж – Атилла, так Атилла… И коль так, Гитлер решил действовать иначе, и 28 июля 1934 года австрийские нацисты пытаются совершить государственный переворот. Но единственный успех – гибель проитальянского канцлера-католика Дольфуса, которого сменил канцлер в том же роде Шушнинг.

Дуче тоже решителен – он перебрасывает на перевал Бреннер 4 дивизии и готов вступить в Австрию. В то время он был увлечен идеей Дунайской конфедерации под гегемонией Италии, и его очень волновало возможное продвижение Германии к итальянскому Тиролю, Адриатике и Балканам. А Муссолини очень хотелось превратить Средиземное море в «итальянское озеро».

Австрийский путч провалился, и Муссолини делает заявление для прессы: «Германский канцлер не раз давал обещание уважать независимость Австрии. Но события последних дней со всей очевидностью показали, намерен ли Гитлер соблюдать свои обязательства перед Европой. Нельзя подходить с обычными моральными мерками к человеку, который с таким цинизмом попирает элементарные нормы порядочности».

Дело было, конечно, не в морали – дуче прекрасно понимал, что компетентный, национально мыслящий глава государства обязан руководствоваться его интересами и может быть «порядочен» лишь в той мере, в какой это не противоречит национальным интересам. Весь пыл Муссолини на деле мог быть объяснен одной фразой из служебной записки заместителя Литвинова – Стомонякова, который уже после аншлюса Австрии в 1938 году писал о проблемах Муссолини, получившего соседом «сильную Германию вместо слабой и полувассальной Австрии»….

Понимали, понимали Макс Литвинов и его замы всю естественность аншлюса, хотя и кричали публично о «насильственном лишении австрийского народа его политической, экономической и культурной независимости»…

Понимал это заранее и дуче, потому и пытался избежать неизбежного… Потому и не мог тогда простить «ученику» его напора…

В августе 1934 года его раздражение выплеснулось вновь публично – в беседе с журналистами в Остии.

– Ваши личные впечатления от фюрера? – спросили у него.

– Отвратительный сексуальный выродок и опасный сумасшедший!

– А насколько близки фашизм и нацизм?

– Германский национал-социализм – дикое варварство! – в запале дуче не заметил тавтологии и забавности мысли, допускающей варварство «культурное». – Европейская цивилизация будет разрушена, если позволить этой стране убийц и педерастов завладеть нашим континентом!

Давний друг, талантливый сумасброд и путаник, поэт и писатель Габриэле д'Анунцио, получивший от дуче титул князя, откликнулся еще более резко и еще более восторженно: «Я знаю, что прозорливость помогла тебе отбросить сомнения и вытолкать взашей этого подлеца, Адольфа Гитлера, с его мерзкой, вечно перемазанной в краске мордой. С его чудовищной клоунской челкой… Этот пачкун способен своей неповоротливой кистью измазать кровью все человеческое и божественное».

Вскоре д'Анунцио издаст сборник речей и статей «Teneo te, Africa» («Держу тебя, Африка!»), где воспоет итальянскую агрессию в Эфиопии, когда кровью женщин и детей были густо измазаны развалины эфиопских деревень… И уже это несколько обесценивало пафос «разоблачителя» – нацизм и немцев он не любил из-за крайней собственной неряшливости мыслей и чувств, которым был чужд германский рационализм.

Эмоционален и дуче. И 11 апреля 1935 года он собирает конференцию в Стрезе в связи с отказом Гитлера 16 марта от дальнейшего соблюдения военных статей Версальского договора и решением Германии восстановить всеобщую воинскую повинность.

В Стрезу съехались Фланден и Лаваль – от Франции, Макдональд и Саймон – от Англии. Италию представляли дуче и Фульвио Сувич.

Италия предлагала против рейха санкции, но Англия от этого уклонилась, и тут все ограничилось выражением «сожаления» по поводу вооружения Германии. Сошлись также на том, что подтвердили общую верность принципу сохранения суверенитета Австрии.

В ЕВРОПЕ сразу заговорили о «фронте Стрезы», но дитя мира оказалось мертворожденным.

Во-первых, 3 октября 1935 года Муссолини начинает вторжение в Эфиопию. И это в мире нравится далеко не всем, а Германия к действиям Италии относится спокойно.

Во-вторых, 16 февраля 1936 года на выборах в Испании побеждает Народный фронт. Это – отнюдь не шаг к социализму, но «розовой» Испанию назвать после этого уже было можно…

В-третьих, 7 марта 1936 года Германия восстанавливает в полной мере свою юрисдикцию над демилитаризованной Рейнской зоной, вводит туда войска и отказывается от Локарнских соглашений. Франция вновь лишь сожалеет и протестует – но не более того. Не учитывать этого дуче не может…

В-четвертых, в начале мая 1936 года Народный фронт побеждает и во Франции. Премьером становится социалист Леон Блюм. Франция уже отдает определенной краснотой, там проводятся некие социальные реформы, а Блюм 18 июня даже распускает экстремистские фашистские союзы.

В-пятых, 17—18 июля 1936 года в Испании начинается фашистский мятеж. Его глава – генерал Санхурхо, еще в марте получил заверения Берлина в поддержке. Получил он их в Риме…

Все вместе взятое и подвело дуче к необходимости как-то с фюрером договориться.

Они и договорились. Еще до мятежа адмирал Канарис – шеф военной разведки абвера, по поручению Гитлера вошел в контакт с начальником СИМ – итальянской службы военной разведки полковником генштаба Марио Роаттой…

49-летний Канарис и 47-летний Роатта, бывший в 1930 году военным апаше в Берлине, разработали план возможного подключения Италии к планируемому мятежу, и Муссолини его одобрил… Роатта же – уже в чине генерала – возглавил позднее итальянский экспедиционный корпус в Испании.

22 июля 1936 года Хосе Санхурхо погиб в авиационной катастрофе, и его функции принял на себя командующий африканской армией Франсиско Франко. Он тут же направил в Берлин и Рим офицеров связи с просьбой о помощи.

28 июля германские и итальянские самолеты начали переброску войск Франко из Тетуана в Испанском Марокко через Гибралтарский пролив в Андалузию.

2 августа в испанские воды вошли соединения германских и итальянских кораблей…

В августе же Муссолини получает от Франции такую пощечину, которая при его характере на ситуацию тоже, надо полагать, повлияла… Как-никак, с Францией он организовывал «фронт Стрезы» в поддержку Австрии, а Гитлера он публично аттестовал – как там? – «отвратительным сексуальным выродком и опасным сумасшедшим»…

А теперь он вместе с этим «выродком» шагает в Испанию…

Н-да…

И Муссолини предлагает Леону Блюму подписать совместное соглашение о… невмешательстве в дела Испании. Уж не знаю, насколько он был тут искренен, но объективные обстоятельства делали такой его шаг вполне разумным.

Имея немало проблем в Африке, истощать себя еще и в Испании было делом рискованным. Гитлер явно был склонен вмешаться в испанские дела так или иначе весомо, и, отстраняясь от них, Муссолини мог рассчитывать на то, что нарастающее единоличное – без помощи Франко со стороны Италии —участие немцев в интервенции приведет к отвлечению внимания и сил Германии от Австрии.

А заодно можно было улучшить и отношения с Францией.

Но Блюм не то что отказал. Он просто не ответил дуче, а вскоре публично заявил: «Я доверяю Муссолини не больше, чем Гитлеру. Я пожал бы руку Гитлеру, но ни за что – Муссолини».

И затем приказал разорвать все контакты с Италией.

Оплеуха, как видим, была еще та…

Но почему же Блюм отказал?

Пожалуй, вот почему…

ВПРОЧЕМ, вначале – небольшое отступление…

Поводом к такой жесткой реакции «социалист» Блюм объявил ответственность-де дуче за смерть Маттеотти.

Джакомо Маттеотти – видный итальянский социалист, депутат с 1919 года, в апреле 1924 года выступил на первом заседании нового парламента с резкой разоблачительной антифашистской речью, а вскоре был похищен и 10 июня убит. Муссолини тогда еще лишь осваивал роль вождя нации, и положение его было от прочного далеким.

Маттеотти же представляется мне фигурой не так чтобы ясной. Ровесник дуче (оба родились в 1883 году), адвокат, богатый землевладелец из ломбардского городка Ровиго близ Венеции (Муссолини называл его «социалистом-миллионером»), он готовился опубликовать некие разоблачительные документы, но его антифашизм был скорее аристократического толка, хотя Маттеотти и числился по «социалистическому» «ведомству».

Ведь Муссолини был приверженцем реальных и широких социальных реформ, причем обладал для их проведения и властью, и поддержкой активной части широких масс. Более того – он такие реформы уже проводил! Собственно, дуче ведь и сам начинал как социалист, но сытый по горло левой болтовней, он – человек действия – начал действовать, создавая свою «корпоративную систему». Это был не социализм, но и не совсем капитализм…

То есть Муссолини действовал тогда так, что крупные землевладельцы и прочие крупные владельцы имели основания для тревоги. Позднее стало ясно, что многие страхи преувеличены. Но ведь это стало ясно позднее… Да и опасения в чем-то оправдались – понятие «капитализм» было для дуче ругательным.

К слову, Муссолини и законы, направленные против масонства, вводил. А «демократы» их осуждали как «антидемократические»…

Фашизм, как и позднее получивший власть и возможность реформ нацизм, был явлением весьма сложным. Вспомним хотя бы слова дуче, сказанные им Герингу весной 1939 года во дворце «Венеция» о схожести советских и фашистских целей по борьбе с плутократией… И ничего плохого в том не было – цели-то были вполне достойными и благородными.

В СССР даже такой умница, как Сталин – чуть ли не единственный к началу тридцатых годов творческий марксист, определял эти два массовых социальных течения как диктатуру наиболее реакционных кругов капитала, но это было все же далеко не так…

Наиболее реакционные круги всегда настолько презрительны к «быдлу», что сама идея существенного и устойчивого улучшения их положения для этих кругов ненавистна. Достаточно почитать, например, то, как природный представитель элиты, выпускник закрытой аристократической школы Харроу и Белиол-колледжа Оксфорда Леопольд Эмери – член правления военно-судостроительной фирмы «Кэммел Лэрдз», директор железнодорожной компании «Саузерн рэйлуэй», президент Имперской сахарной федерации, директор Дарманпендской южноафриканской золотодобывающей компании, президент канадской сельскохозяйственной компании «Траст энд лоун», имеющий интересы также в горной промышленности Австралии и Юго-Западной Африки, – оценивает английских горняков, после неудачной забастовки вернувшихся на работу на условиях шахтовладельцев: «Это была разбитая, но затаившая злобу армия», или с каким пренебрежением он высмеивает введение Гитлером рабочих в состав советов директоров, чтобы понять, насколько химически чистая элита реакционна и непримирима по отношению к массам.

В России большевики решили проблему наиболее основательно, сказав, что «лишь мы, работники всемирной, великой армии Труда, владеть Землей имеем право, а паразиты – никогда»!

В Италии же, а позднее и в Германии, два авторитарных и ярких лидера предложили массам свою альтернативу большевистскому способу разрешения противоречий между Трудом и Капиталом и заявили, что в сильном национальном государстве классовое сотрудничество возможно.

Большевики вообще отвергали Капитал.

Дуче и фюрер не отвергали его, но и не были склонны ставить его интересы во главу своей политики. Их социальная политика была весьма сильной и действенной. Она, как и у большевиков, прямо апеллировала к массам.

И это не могло не вызывать ненависти у наиболее элитной (и, значит, автоматически наиболее реакционной) части итальянского общества. Не могло это нравиться и наиболее элитной (и, значит, автоматически наиболее реакционной плюс космополитической) части имущих слоев планеты.

Как я догадываюсь, Маттеотти и стоящие за ним круги просто хотели левой фразой защитить интересы правых. Ну в самом-то деле – не пролетарскую же республику взамен корпоративной республики дуче призывал строить в Италии «социалист» Маттеотти!

Да и какой там «социалист»! В 1922 году Маттеотти вышел из Итальянской социалистической партии вместе с ее правым крылом и образовал так называемую Объединенную социалистическую партию трудящихся Италии. Стал ее секретарем, вел ожесточенную кампанию против Компартии Италии, зато к фашизму – как политическому течению – был достаточно лоялен.

Вот почему «дело Маттеотти» представляется мне чем-то вроде давнего французского «дела Дрейфуса». Уж очень вокруг него был поднят шум в итальянской прессе. А «демократическая» пресса даром никогда не шумит, она шумит лишь за немалые деньги…

С трибуны парламента Маттеотти обвинял фашистов в том. что их поход на Рим финансировали… масоны. Что ж, «молодой фашистский волк» Итало Бальбо масонством действительно увлекался. Но такие обвинения отнюдь не исключали масонства самого Маттеотти. Очень уж братья-«каменщики» были всегда мастерами многоходовых комбинаций.

Невидимые силы масонства умеют «создать общественное мнение», а убийство Маттеотти (еще и неясно, кем спровоцированное) чуть не свалило Муссолини, хотя даже вдова Маттеотти считала, что лидер фашистов непричастен к смерти ее мужа и глубоко ею потрясен. Оно так, к слову, и было.

Тем не менее Блюм в 1936 году вытащил это старое грязное белье 24-го года, превратив его в антиитальянское знамя…

Но почему?

Думаю, дело тут было в личности самого Блюма… Как и Маттеотти, он родился далеко не в хижине… Еще в молодости – в конце 90-х годов XIX века – из карьеристских соображений стал социалистом, не порывая связи с монополистическим капиталом. Эти связи со временем лишь укреплялись и потому, что его газету – орган соцпартии «Попьюлер» финансировали крупные предприниматели, и потому, что Блюм был членом правления крупнейшего парижского универмага «Галлери Лафайет».

Такой вот лидер «Народного» фронта…

Блюм особо не скрывал, что, по его мнению, Франции необходимо следовать в фарватере США. И даже более того – позднее (в 40-е годы реальной истории) он не стеснялся писать в «Попьюлер» о желательности ликвидации суверенитета Франции и вообще всей Европы, о благотворности мирового господства США, о желательности «мирового правительства» и «сверхгосударства»…

Мурло глобализма, космополитизма и тайного масонства выпирало тут из каждого тезиса.

Такой вот у «павшего от руки реакции» Маттеотти оказался защитничек и почитатель… Деталь, как выражаются люди знающие, – знаковая!

Соединенные Штаты, как мы знаем, готовили новую мировую войну, начало которой опять должен был положить внутриевропейский конфликт.

Позиция Муссолини объективно была способна напротив – сгладить острые углы и ослабить напряженность. Но глобалистам требовалось иное…

И Блюм окончательно толкнул дуче в сторону фюрера…

Да он и сам поглядывал в направлении Берлина все чаще…

ГИТЛЕРА такое развитие ситуации вполне устраивало. Блокируясь с Италией и отдавая ей ведущую роль в помощи Испании, он в свою очередь отвлекал дуче от Австрии, отдавая ему его любимую игрушку – идею итальянского Средиземноморья… А сближаясь с дуче, фюрер отрывал его от англофранцузов.

Но и дуче боялся чрезмерно теплых отношений между Германией и Англией… Да и Францией.

В итоге движение двух лидеров в сторону друг друга оказалось взаимным, встречным.

Блюм с подачи своих «фартучных» братьев-«вольных каменщиков» отвесил дуче «плюху». А вот фюрер вскоре после этого уведомил Рим, что он готов признать новый статус Итальянского королевства как Итальянской империи. Остальные великие державы от этого воздерживались, и для числившего себя древним римлянином Муссолини это было лестно.

С 21 по 24 августа в Германии гостил Чиано. Приехав на Нюрнбергский съезд, он провел переговоры с министром иностранных дел фон Нейратом. Потом его принял и сам Гитлер.

В сентябре 1936 года фюрер направляет к дуче министра юстиции Ганса Франка. Франк хорошо владел итальянским и должен был без лишних ушей переводчиков пригласить дуче в Берлин.

Франк уехал, а в Берлин в конце октября приехал Чиано. И 25 октября 1936 года стороны подписали свое первое соглашение.

1 ноября Муссолини выступил с речью в Милане на площади дель Дуомо…

– Встречи в Берлине, – заявил он, – внесли существенный взгляд в переговорный процесс между двумя странами… Договор Берлин – Рим не столько связующее звено между Германией и Италией, сколько ось, вокруг которой соберутся все страны, исполненные воли к сотрудничеству и миру…

Однако до полного перелома в отношениях был еще почти год. Зато дуче вел диалог с Лондоном, заключив с ним, как мы помним,

2 января 1937 года первое «джентльменское соглашение».

Через два дня, 4 января, в Риме появился Геринг для прояснения хода дел. Но главное, что ему удается выяснить: дуче не склонен ни к каким уступкам в «австрийском» вопросе.

– Думаю, в стратегическом плане аншлюс неизбежен, – бросает зондирующий вопрос Геринг.