Книга Последний поход онлайн - страница 7

Глава 7

Платон чувствовал внутри себя большое волнение – это не было связанно со страхом от возможной погони, да и вообще со сторонниками Меленкова, а относилось лишь к девушке, с которой он познакомился несколько часов назад. Проспав около двух часов, они проснулись практически одновременно, но не вставали.

Платон лежал на боку спальной полки, нежно обнимая Вику. Она медленно водила пальцами по его волосам, изредка целуя то в лоб, то в губы. Долгое время оба молчали, просто смотрели друг на друга, обнимались, не решая нарушить тишину, в которой не было ничего, кроме их всеобъемлющего чувства.

«Чувства?» – подумал Платон. Разве это возможно? А если и возможно, то почему здесь и сейчас?!

Первой мыслью его после сна было то, что он не хочет никуда отсюда уходить, и вообще по возможности остановить время, навсегда оставшись с Викой в двуспальном купе. Волнительное и волшебное чувство, которое охватывает всех влюбленных, и помогает им забыть обо всем, идя на самые отчаянные и необдуманные шаги, разгорелось в Платоне не на шутку. Он так давно не испытывал ничего подобного, что поначалу даже испугался. Но потом все же понял, что произошло, и почувствовал внутри себя такое счастье, что накрыло волной все-все-все-все-все тревоги, да и вообще заполонило все. Это было неописуемо, непередаваемо, чудесно и божественно!

Дошло до того, что Платон стал считать секунды, и даже старался поделить их надвое, лишь бы полностью насладиться счастливым временем, ведь в глубине души он отлично понимал, что все это скоро закончится. Смотря в глаза Виктории, такие же взволнованные, он чувствовал тепло ее души даже больше, чем тела. Ее энергия вливалась в него, ее чувства заполняли его пустую, и давно поросшую паутиной чашу любви. И даже ничего более Платон пожелать не мог, настолько был счастлив. Он не думал и старался не вспоминать недавний разговор о «крови и чувствах». И девушка больше об этом не вспоминала.

– Я бы никогда тебя не отпускала, – прошептала, наконец, Вика, хотя и без слов здесь было все понятно, – но через час поезд приедет в Питер, и остаться здесь нам вряд ли кто-нибудь позволит.

С неохотой Платон признал справедливость ее суждений. Голова стала напряженно работать.

«Это все, конец? И больше я ее никогда не увижу?!»

От поступивших мыслей хотелось отчаянно завыть, кинуться на стену и погрызть ее зубами.

– Когда твой самолет? – спросила Вика.

– В четыре, – ответил Платон, усиленно думая, как можно заставить время остановиться навсегда до четырех часов.

– Какие были планы до этого времени?

Платон лишь развел руками, показывая, что никаких планов у него не было.

– Давай проведем это время вместе? – предложила Вика.

«Готов отдать все на свете ради этого».

– Готов отдать все на свете ради этого, – повторил свои мысли Платон, и был искренен, как никогда.

Вика весело улыбнулась, немного покраснев.

– Заедем ко мне домой, надо принять душ и переодеться, – сказала она. – Сынуля все равно до завтра у бабушки.

Платон согласно кивнул.

– Вызвать такси?

– Не надо, у меня машина на стоянке недалеко от вокзала.

Новенькая «Тойота Королла Версо» действительно стояла на том месте, где была оставлена Викой две недели назад.

– Давно был в Петербурге? – поинтересовалась девушка.

– Давненько, – признался Платон.

– Хорошо, поедем через центр, освежу твою память.

Вика с энтузиазмом рассказывала про исторические достопримечательности северной столицы, проезжая мимо каждой из них, пока они не развернулись на Васильевском острове и не направились в сторону тихого спального района на севере Петербурга.

Светлая, просторная двухкомнатная квартира Вики могла служить образцом красоты и уюта. Платон никогда не видел, чтобы все вещи были настолько гармонично размещены по всей площади, словно каждый уголок квартиры был изначально создан под конкретную деталь.

В детскую он заглянул лишь один раз и разместился в зале, посреди которого стоял большой напольный телевизор. Правее от него расположился декоративный глобус-бар, внутри которого хранилось собрание изысков алкогольной продукции. На стене висела красивая картина, напротив – портрет ребенка, белокурого мальчика с выразительными, голубыми глазами. Кожаный диван с двумя просторными креслами стояли полукругом вдоль стены. Пока Вика принимала душ, Платон включил телевизор, устало рухнув на диван.

Как и следовало ожидать, практически все телеканалы муссировали произошедшее вчера.

– Россия не сразу поймет и осознает степень трагической утраты, произошедшей накануне вечером, – комментировала ведущая телерепортаж, в котором показывали краткие нарезки выступлений Меленкова, его встречи с лидерами разных стран, основные выполненные проекты, достижения за время государственной службы и после ухода с нее, просто фотографии в рабочей обстановке. – Всех его званий и наград сложно перечесть – «Почетный архитектор России», «Почетный гражданин России», «Человек года 1998, 1999, 2001, 2002, 2005 и 2008 в номинации «Экономическое возрождение России», победитель конкурса «Строитель года 2008 года за проект Новый Свет». Лауреат Национальной общественной премии имени Петра Великого. Награжден орденом Почета, орденами Святого Георгия Победоносца, Сергия Радонежского, Святого Благоверного князя Даниила Московского первой степени, Святого князя Александра Невского первой степени, «Международная Слава», золотой медалью Ассоциации промышленников России за вклад в сохранение экологии, и, наконец, «Орденом за заслуги перед отечеством 1 степени» за вывод страны из кризиса 1998 года. Имеет почетный знак «Лидер российской экономики». Анатолий Меленков был едва ли не самой яркой личностью современного мира, оставив после себя огромное наследие. Сегодня все вспоминают о нем как о человеке, твердо державшем свое слово и помогавшем каждому, кто обращался за помощью.

Президент начал заседание Совета Безопасности с минуты молчания. Депутаты Федерального Собрания…

Платон выключил телевизор, услышав, как Вика вышла из душа. В одном полотенце и с мокрыми волосами она проскочила в смежную комнату.

– Как ты хочешь провести остаток времени со мной? – спросила Вика позже, заканчивая варку мускатного кофе, аромат которого наполнил всю кухню.

– Я просто хочу быть рядом, – ответил Платон, – давай сходим в ресторан, погуляем по городу, проплывем на катере по каналам.

– Звучит заманчиво, но накормить я тебя и дома могу, а потом можно и погулять.

– Нет, не сегодня, – возразил Платон, – я ни сколько не сомневаюсь, что приготовленное тобою будет выше всех похвал, но сейчас хочу озадачить этим какого-нибудь шеф-повара. Назови мне самый лучший ресторан в городе?

– Если честно, в этом я не лучший экскурсовод, но на Невском есть очень хороший ресторанчик с отдельными кабинками.

– Значит, решено!

На улице стоял ясный, солнечный день, изредка балуя город легким ветерком. Люди спешили по своим делам, мало обращая внимания друг на друга. Машины нервно толкались в пробках, возмущенно сигналя братьям по несчастью. И город жил привычной суетой, с грустью и юмором наблюдая за своими обитателями, словно хотел по-отечески мудро окликнуть всех сразу: «Люди! Опомнитесь! Оглянитесь вокруг! Кроме ваших надуманных проблем есть вещи и поважней, не забывайте о них!»

Но если бы город и вправду мог слышать, говорить, наблюдать, этим утром он обратил бы все свое внимание на двух молодых и красивых людей, которые медленно шагали по центральным улочкам, взявшись за руку и говорили, смеялись, как дети удивлялись красоте и величию таких шедевров, которыми там богат Санкт-Петербург. И время словно остановилось вокруг них, замерло, с удивлением наблюдая за образцом чистой, ничем не омраченной любви.

– Я хочу больше знать о тебе! – сказала вдруг Вика, отправляя официанта с готовым заказом. Они наконец-то дошли до искомого ресторана, расположившись в уютной, огороженной кабинке. – Только прошу тебя, давай не будем о том, что произошло вчера, я не хочу сегодня омрачать этот день. Расскажи мне о своей жизни, – улыбнулась она.

– Прости, – развел руками Платон, – я не лучший рассказчик, и не люблю говорить о себе, тем более что в двух словах тут не опишешь.

– Это хорошо, значит, есть о чем рассказать. Ты не смущайся, у нас впереди получасовое ожидание фирменного блюда, а бутылка превосходного вина никак не помешает тебе. Начинай!

И Платон уступил, начав бессвязный, во многом повторяющийся рассказ о своей жизни. Он перескакивал с детских лет на юношеские, если порой забывал упомянуть что-то интересное. Вспоминал родителей и друзей. Говорил о самых счастливых событиях в собственной жизни, но не обошел и те, что убивали горем. Разумеется, он не уложился в полчаса, и многое осталось только в памяти.

Про работу в корпорации «Голиаф» не было сказано ни слова, да и вообще все, что было связанно с Меленковым и с работой, он старательно замолчал.

Вика внимательно слушала, порой улыбалась, иногда сокрушенно качала головой, а пару раз чуть не расплакалась, но сдержала себя, лишь нежно погладив руку Платона. Люди, понесшие потери близких, очень хорошо понимают друг друга.

– Иметь хороших друзей большое счастье, – чуть позже сказала девушка, – у меня, к сожалению, таких нет, и только маме я могу порой поплакаться обо всех своих проблемах. Мне очень жаль, что твои родители не дожили до сегодняшнего дня, они бы точно гордились тобой!

Платон лишь слабо кивнул, словно соглашаясь с похвалой в собственный адрес.

– И, тем не менее, живым надо продолжать жить и строить свое счастье. Ты больше никогда не вернешься?

Его сердце больно заныло, но от ответа было не уйти. А ведь с каждой минутой Платон все больше старался не думать о том, что будет дальше, и сможет ли он еще увидеться с Викой.

– Я… я не знаю, – скорее, это была правда, ведь по большому счету Платон и не думал о том, сможет ли когда-нибудь вернуться в Россию. Больше всего он думал о том, сможет ли сейчас из России вырваться.

– Значит, я все же не обманываюсь. Мы больше никогда не увидимся.

– Это было бы самое жестокое наказание в моей жизни, это точно, – с уверенностью произнес он, и вроде заметил на лице девушки тень облегчения.

– Если ты не сможешь вернуться, разве я не могу навестить тебя там? – неожиданно спросила она.

– Пожалуйста, наше фирменное блюдо «Чилийский сибас», – подошел официант, расставляя принесенный обед, – подается с нежным картофельным пюре и черным трюфелем.

Посередине стола он поставил также большую тарелку королевских тигровых креветок с цикорией под ароматным цитрусовым соусом.

Платон с волнением и благодарностью посмотрел ей в глаза, давая понять, что о большем он и мечтать не мог.

– Я и не смел бы просить тебя об этом, – признался он, – ведь миг, когда я проснулся в том вагоне и увидел тебя впервые, был лучшем мигом в моей жизни. Прости, если говорю лишнее, но это чистая правда.

Вика широко улыбнулась.

– Знаешь, наша жизнь может быть и жестока, и скучна, – заговорила она, – может сломить человека горестями, а может наоборот – возвысить до небес. Кто-то сам строит свою жизнь, другой плывет по течению, третьего строят остальные. Поверь, я прошла практически через все это, была и в роли строителя, и в роли стороннего наблюдателя, могла согнуться под тяжестью бед, и одновременно возрождалась, как легендарная птица Феникс. Но такой счастливой, как сегодня, я не чувствовала себя очень давно, и могу лишь искренне отблагодарить Бога за это. Ради таких моментов стоит жить и верить в лучшее.

Платон почувствовал, как к горлу подкатил большой ком.

– Я очень хочу поверить тебе, хотя и чувствую внутри, что говоришь правду, – продолжала Вика, – когда ты сможешь сообщить мне, где остановился?

– Не знаю, но думаю что не раньше, чем через месяц.

– Хорошо, – кивнула Вика, – давай пообедаем, я проголодалась.

– Давай, а потом я хочу посетить с тобой Петергоф, успеем?

– Сколько до самолета?

– Часа четыре.

– Никак нет, – покачала головой Вика. – Времени слишком мало. Максимум, что мы сможем, так это пройтись вдоль Зимнего Дворца, а потом ты отправишься в аэропорт. Прости, но я с тобой не поеду, ненавижу прощаний в таких местах.

– Да, конечно, я понимаю, – с грустью сказал Платон.

После ресторана они пешочком прогулялись до площади Зимнего Дворца, красивейшего творения всех времен, и прокатились на карете, запряженной лошадьми.

Но время летело неумолимо, и час отлета приближался все ближе и ближе, как не старался Платон его отогнать. С каждой минутой на душе становилось все тоскливее, пока Вика в который раз не напомнила о том, что жизнь стоит ценить именно такими моментами, когда от счастья захватывает дух, когда горячее сердце разгоняет кровь с особым наслаждением.

И действительно, от подобных мыслей стало легче. Платон даже удивился способностью девушки думать именно под таким углом, и где-то в глубине души ревниво заподозрил Вику в отсутствии столь сильных чувств, что заполонили его самого. Но это было неправда, просто девушка оказалась немного мудрее в этом отношении.

– Я понимаю, что многого не договариваю, но прошу об одном, пожалуйста, верь мне, – говорил Платон перед отъездом в аэропорт. – Мне будет гораздо легче жить, если буду знать, что ты веришь моим словам и чувствам.

Вика в свою очередь также не хотела врать и лукавить душой, ведь внутри все же был некий огонек сомнения в происходящем, но умоляющий вид Платона был настолько искренен, что простой смертный человек, даже великий актер в жизни не смог бы сыграть лучше, если бы не испытывал подобное.

– Да, я верю тебе, – поток нахлынувших чувств был слишком велик, чтобы сдержать его, и слезы ручьем покатились из глаз, блестя на солнце.

Платон с нежностью обнял девушку, прошептав самые дорогие слова, хотя и не думал говорить их.

– Я люблю тебя, пусть даже и знаю не больше дня, но все равно люблю.

Вика не смогла ответить, тратя все силы на то, чтобы окончательно не разрыдаться, однако в последнюю минуту все-таки взяла себя в руки, вспомнив один пикантный момент, который сразу же полоснул по сердцу кинжалом.

– Сергей, перед тем как ты улетишь, я хотела бы кое о чем попросить.

– Проси все, что угодно, – с удивлением от резкого изменения в девушке произнес Платон.

– Там в поезде, когда я только пришла, а ты еще спал, – Вика говорила медленно, словно боясь довести вопрос до конца, – во сне ты произносил имя… Настя.

Платон задумался.

– Пойми, я не хочу омрачать наше прощание, – осторожно продолжала Вика, – но ты только что сказал такие слова… и вообще, за последние сутки столько всего…

– Не надо, я все понимаю, – перебил девушку Платон, – я говорил то, что чувствовал, и отказываться от своих слов не собираюсь. Настю ты можешь не ревновать, ее больше нет на этом свете.

– Прости. Она была твоей девушкой?

Платон посмотрел на нее столь пристально, словно хотел заглянуть в душу, и ответил со всей невероятной правдой:

– Нет, она была моей… машиной.

Аэропорт «Пулково» был весьма многолюден, хотя что еще можно ожидать от аэропорта. Пройдя первый контроль багажа, Платон запаковал специальной пленкой небольшой саквояж и направился на поиски нужного терминала, возле которого уже выстроилась солидная очередь.

Заняв место в конце, он старался думать о чем угодно, но только не о Вике. Нельзя сказать, что ему удалось добиться успехов в этой области, только зря обманывая собственную голову.

«Почти сорок лет, а влюбился как мальчишка! Разве такое возможно?»

Оказалось – возможно, и слова любви, которые Платон говорил Вике на прощание, шли от самого сердца. И хотя большинство людей скептически отнеслось бы к подобным чувствам, у которых возраст не более дня, Платон был уверен в себе.

Он бы и дальше размышлял о внезапно обретенном счастье, но почувствовал на себе пристальный взгляд.

Обернувшись, Платон встретился глазами с молодым мужчиной в темных джинсах и кожаной куртке. Тот быстро отвернулся, но Платону хватило мгновения, чтобы определить заинтересованный взгляд профессионала.

Быстро перехватив стоящий рядом саквояж, Платон хотел было двинуться прочь от терминала, но почувствовал легкий укол, практически комариный укус, и застыл как вкопанный.

Сознание поплыло, силы стали отпускать его. Пытаясь бороться с внезапным наваждением, Платон схватился рукой за ближайший поручень, стараясь сосредоточится. Но действие лекарства брало свое, и ноги вскоре окончательно подкосились – он рухнул на пол, теряя сознания уже в полете.

– Помогите, человеку плохо! – слышалось где-то очень далеко, словно из потустороннего мира.

А потом сильные руки схватили Платона и потащили прочь из аэропорта.