Книга Ключ онлайн

КНИГА ПЕРВАЯ
ОСТРОВ-КОЛДУН

ГЛАВА 1
ЗОВ

– Ну, вот и еще один, – вздохнул Ян Коростель, указывая рукой на маленький земляной холмик, куда их вывела узенькая, вечно петляющая тропинка. – Что же здесь было?

Он обернулся к спутникам. Друиды только что выбрались из лесной чащи, где изрядно перепачкались в липкой паутине – неизменной спутнице всякой еловой поросли. Подойдя к могильнику, они увидели, что пригорок весь зарос жухлой травой и усеян порыжевшими сосновыми иголками. Эгле осторожно наступила на краешек холмика, но сухая почва не поддалась, или, может быть, просто дерн был еще крепок.

– Если верить русинским и балтским летописям, – ответил Травник, друид, настоящее имя которого было Симеон, озабоченно оглядывая окрестности, – то было здесь настоящее побоище, и пролилось крови с обеих сторон немало.

И он жестом указал влево, туда, где чуть поодаль от тропинки возвышались еще шесть или семь таких же невысоких холмиков.

– Свейские хроники, между прочим, утверждают, что победа тогда осталась за ними, – хрипло отозвался Збышек и тут же закашлялся – проклятый ветер в Юре все-таки его продул. Эгле покачала головой, словно хотела возразить молодому друиду, но промолчала.

– Трудно назвать победой свеев бой, в котором погиб цвет их Морской Стражи, – заметил Травник. – Если ты теряешь лучших и за тобой не остается поле битвы, то какая же это победа?

– И лучшие русинские витязи там полегли, – добавил Март.

– Поляне говорили, что в отрядах балтов, которые приняли первый бой на этом острове, русинских воинов было больше всех, – заметила Эгле и со вздохом добавила: – Больше всех их здесь и погибло…

– Да, тут лежит много народа, – согласился Травник. – Деревянный могильный знак-идол чудинов мы уже видели, помните, там, на холме? Русины кладут своих мертвых в курганы, этого же обычая придерживаются и северные поляне. Так что это, наверное, свеи или норги. А может быть, даже ильмы или саамы.

И он кивнул на другие холмики, которых теперь все больше открывалось взгляду.

– Словно и не остров это, а все равно как погост какой-то окаянный, – пробормотал Коростель. Никто из друзей ничего ему не ответил, да и что было говорить – нужно было двигаться дальше.

Тропинка между тем потихоньку спускалась вниз, теряясь в глубокой и длинной лощине, поросшей чахлыми рябинами и невысоким густым ивняком, которым всегда зарастают и речные берега, и морские острова. Маленький отряд друидов шел сейчас не таясь, готовый к любой встрече, ведь у каждой тропинки всегда бывает свой конец. Даже на этом диком и безлюдном острове, который окружили со всех сторон суровые острые скалы и утесы, встающие у безлюдных берегов из холодной, свинцовой воды. Понемногу на смену земляным курганчикам и травяным холмикам стали попадаться и настоящие могилы с замшелыми похоронными камнями и плитами, испещренными корявой вязью имен и скупыми буквами и рунами заупокойных молитв.

Ян, Травник, Эгле и Март шли по острову уже второй день, все дальше и дальше уходя в глубь его густых, непролазных чащоб. Надежда догнать зорзов еще на побережье острова умерла сразу же, едва только нос ветхой лодки, найденной Травником на материке за час до прилива, после суточного плаванья по неспокойным волнам коснулся гальки пенного побережья. Места тут были глухие, необитаемые, все сплошь бесконечные леса с редкими полянами и прогалинами, усеянными кустами дикой малины и так любящей тень ежевики, время которой еще не пришло. Поутру спутники вышли на крепкую, утоптанную тропинку, и им сразу же стали попадаться старые могилы. Сейчас Коростеля беспокоило, что прежде, преследуя зорзов на материке, друиды уверенно держали их след, а вот на этом острове следы Птицелова неожиданно растаяли, словно растворились в воздухе, уже холодном и чуть туманном, с легким запахом дыма и что-то уж слишком раннего тления первых умирающих листьев лета.

Травник знал, что один друид из его людей здесь когда-то уже побывал. В смертном скиту Круга этот кусок суши хорошо знали и называли Остров-Колдун. Но этим человеком был Книгочей, судьба которого до сих пор была им неизвестна. А пока друидам еще ни разу не встретилось ни единого признака близости человеческого жилья, одни только бесконечные могилы, надгробия и невысокие насыпные курганы – немые и мрачные свидетели разыгравшегося здесь когда-то жестокого противостояния северных и восточных королевств.

Шедув осторожно коснулся ногой кромки воды и задумчиво посмотрел вдаль, туда, где свинцовые морские волны сливались в тонкую, едва различимую линию, слегка подсвеченную заходящим солнцем. Отпущенник искал образы и следы зорзов и друидов в серой акварели неба; какие-то расплывчатые фигуры поминутно всплывали перед ним неясными силуэтами и растворялись, не в силах обрести четкие формы и очертания, но Шедуву и этого было достаточно. Он уже твердо знал, сколько и когда уплыло здесь людей и других сущностей, кто выбирал путь, а кто – только спешил по чужому следу. Почувствовал Шедув и другое – сухой и колючий холодок смерти. Вот только это не серый, обволакивающий жизнь туман, и не стылые нити, уходящие вслед кораблю, которые должны с каждым часом твердеть и стекленеть до льдистой хрупкости, чтобы потом рассыпаться, как сухой клей, навсегда. Шедув ощущал словно холодный огонек свечи, ледяное пламя, а может – маленький язычок мороза, но не застывший, а струящийся, медленно и как бы с трудом, где-то там, за размытым горизонтом. Ветер все усиливался, он уже свистел над головой, а отпущенник по-прежнему неподвижно стоял и смотрел на набегающую тяжелую пену волны. Он размышлял, какой ему сейчас избрать путь, и время пока не торопило его.

– Мне кажется, эти леса не обшаришь и за месяц, – озадаченно пробормотал молодой Март, оглядывая далекие зеленые рощи, раскинувшиеся внизу, под обрывом высоченного холма. Здесь усталые друиды собрались после нескольких часов безуспешных поисков. – А ведь есть и скалы у западного берега, и неизвестно еще, что нас ожидает на севере этого проклятого острова – тоже, наверное, сплошные чащобы и валуны.

– Лучше остерегаться таких слов в местах, где царит смерть, – укоризненно заметил Травник и уселся на пригорок вытряхнуть песок из сапога. – Иной раз назвать проклятым или окаянным – все равно что самому заклятие наложить, тем более если ты еще и служитель леса или кто другой из Знающих. Такое иногда может случиться и нечаянно, вот только потом придется расхлебывать уже всерьез. Поэтому предостерегаю, а ты обязательно прими это к сведению.

Март наклонил голову, а девушка громко вздохнула. Все обернулись к ней, и Травник успокаивающе улыбнулся.

– Ты, похоже, уверен, что пленные пока еще на острове, и зорзы не увезли их еще дальше, – не то спросила, не то констатировала Эгле. Но если это и был вопрос, то именно тот, который уже несколько часов кряду вертелся на языке у Яна, и помалкивал он лишь по той простой причине, что безгранично верил Травнику, его чутью, удивительным знаниям и опыту умудренного жизнью друида.

Второй день они прочесывали лесную глухомань забытого Богом и людьми острова в поисках зорзов, похитивших Снегиря и Книгочея, и поначалу надежда отыскать друзей была еще крепка. Едва пристав к берегу, друиды уже через пару часов нашли следы разгрузки маленького корабля. Дно здесь изобиловало подводными камнями, и пристать к острову приплывшие со стороны материка могли либо только в нескольких, с виду безопасных местах, или же они безошибочно знали фарватер. Март, похоже, все-таки склонялся к мысли, что зорзы могли запутать следы и сделать вид, что они приставали именно в этом месте, а потом, обогнув остров, преспокойно уйти себе дальше, в открытое море. Эгле, напротив, была твердо убеждена в том, что пленных друидов спрятали именно на этом острове, потому что их везли именно сюда. Но цель Птицелова была неведома маленькому отряду Травника, и оттого, что зорзы захватили с собой тело одного из их товарищей, она казалась зловещей и мрачной.

Сам Травник в первый день поисков по большей части отмалчивался и только постоянно стремился расширить круг поисков, однако поутру отчего-то уверился, что искать похищенных товарищей нужно именно здесь. Он немедленно отправился с Эгле на восточное побережье острова, предоставив Марту и Коростелю обшаривать западные скалы, поросшие корявыми каменными соснами, невесть каким образом укоренившимися когда-то в неразберихе валунов и утесов. Словно некий могучий великан однажды в припадке ярости расшвырял тут во все стороны каменные глыбы, да так и оставил их лежать в беспорядке. Прощаясь, Травник строго-настрого наказал обоим молодым приятелям искать следы и вести наблюдение, но ни в коем случае не ввязываться в стычку, если они встанут на след зорзов.

После полудня напряженных и изматывающих поисков друиды и Ян встретились в назначенный час на высоком холме, виденном ими утром со скалы, ставшей отправной точкой их сегодняшних розысков. Увы, ни Травник с девушкой, ни Збышек с Коростелем не нашли ни единого следа – места здесь были дикие, глухие, и о человеке на острове напоминали только огромные кладбища, оставшиеся после давнего побоища. Зато Марту повезло в другом: с высокой скалы он разглядел избушку, одиноко стоявшую на берегу маленького лесного озера, и после короткого отдыха решено было отправиться туда. Для ночлега им сейчас очень нужны были стены и крыша над головой.

Патрик очнулся резко, словно от неожиданного удара по лбу. Он попытался пошевелить головой, но ощущение было такое, словно он закопан по самую макушку в плотный слежавшийся песок – ничего не вышло. Некоторое время Книгочей поочередно напрягал все мышцы, но ощущение было тем же – связывающий, непреодолимый плен чего-то невидимого, но очень цепкого. Не получалось у Книгочея и разглядеть хоть что-нибудь вокруг – темень стояла непроглядная, лишь изредка края ее будто подергивались каким-то сероватым маревом, которое спустя несколько мгновений тут же исчезало вновь. Тогда он расслабился и стал терпеливо ждать, покуда глаза привыкнут к темноте.

Так продолжалось несколько минут, и вновь Книгочей ощутил крепкий и упругий толчок, причем одновременно и в лоб, и в виски. При этом ему показалось, что тьма перед ним всколыхнулась и словно бы слегка прогнулась в его сторону под напором того, что сейчас – Книгочей уже в этом не сомневался – делало настойчивые попытки пробиться к нему извне. Следующий толчок, похоже, разбудил у него кровь в висках; она тут же глухо застучала, в ушах зашумело, словно к ним одновременно приложили две огромные морские раковины. Книгочею еще ни разу не приходилось слышать звук движения собственной крови, причем это было как-то отвлеченно, со стороны. Он понимал умом, что этого не может быть, но, однако же это было! А последний толчок разорвал перед глазами пелену, в которую тут же стремительно хлынул рваный поток серого утреннего света, и Книгочей услышал зов.

Кто-то кричал, далеко-далеко от него, через равные промежутки времени, и, странное дело, больше всего этот крик почему-то походил на шепот, неустанно твердящий у него в голове одно и то же слово, короткое и непонятное. Книгочей с усилием встряхнул головой, и это у него кое-как получилось. Он осторожно протянул руки к голове, чувствуя, как рвется плотная невидимая паутина, что так крепко держала его все это время, коснулся висков и стал яростно их тереть. После этого биение крови в висках постепенно утихло, и когда в очередной раз Книгочей услышал зовущего, он разобрал слово. Это было слово «друид». Похоже, что звали именно его, и далекий голос явно приближался.

«Меня ищут…» – с облегчением подумал Патрик. Он стал напряженно вслушиваться, и ему даже показалось, что голос звучит уже у него за спиной. Тогда Книгочей попытался привстать и оглядеться. Удалось это друиду не сразу, но с пятой или шестой попытки он приподнялся и, опираясь на локти, с трудом повернул голову.

Книгочей лежал на каменном полу в каком-то темном помещении наподобие большой комнаты со стенами, тоже выложенными из камня. Он лежал ногами к выходу, но чтобы дойти до двери, нужно было преодолеть половину комнаты, а Патрик не был уверен, сможет ли он вообще сейчас сделать хоть один шаг. В дальнем углу что-то было навалено грудой, какой-то скарб, палатки, плащи или одеяла. Еще одна бесформенная куча тряпья, увязанная веревками, лежала справа от друида. Книгочей почувствовал, что на лбу у него выступила испарина и снова начинает кружиться голова. В этот миг он вновь услышал, как далекий голос тихо зовет его:

– Друи-и-и-д…

Патрик вздрогнул – ему показалось, что теперь голос звучал гораздо слабее, чем прежде; похоже было, что зовущий стал понемногу удаляться от него, обходя стороной. Тогда Книгочей перевернулся на бок, поджал под себя ноги и медленно встал на колени. В глазах у него тут же потемнело, очертания комнаты, и без того мутной и темной, заколыхались, поплыли, и в то же мгновение неожиданный удар потряс его грудь и ребра, словно в него ударила невидимая молния. Патрику вдруг показалось, что все его тело начало лопаться!

По спине, рукам, груди и животу стремительно побежали трещины, и он упал с колен, но тут же в ужасе пополз вперед, туда, где темнела дверь. Он почувствовал, что позади медленно осело нечто, скорее всего то, что прежде держало его, не давало двигаться, сковывало душу. Друид замер на миг, но не сумел найти в себе мужества и сил обернуться. Патрику вдруг стало холодно, и тогда он вновь отчаянно пополз к двери. Теперь только одна мысль подстегивала его и неустанно билась в мозгу: скорее, пока меня ищут, чтобы не разминуться, потому что оставаться здесь одному у него уже нет больше сил!

Дверь, как и следовало ожидать, была закрыта. Она была тяжелая, массивная, и дверная ручка располагалась высоко, слишком высоко для Книгочея, чтобы дотянуться до нее с пола. Друид толкнул створку, но с таким же успехом он мог попытаться сдвинуть с места каменную стену. Тогда он поднял голову и понял, что ручка, похоже, была сконструирована так, что ее следовало было повернуть вниз, и тогда дверь, может быть, и открылась бы. «Если только она не заперта на замок», – мрачно подумал Книгочей, который в полутьме никак не мог разглядеть, есть ли на двери замочная скважина. Он вытянул руку вверх, насколько мог, и кончиками пальцев нащупал прохладный металл. Тогда он рванулся вверх и в последний миг судорожно ухватился за ручку. Она медленно, словно бы нехотя, опустилась, и дверь отворилась внутрь, потащив друида за собой. Петли были хорошо смазаны, дверь открылась бесшумно, и Патрик, придя в себя, решился осторожно выглянуть наружу.

Перед ним тянулся темный коридор, длинный, весь из камня, словно это был высокий замок или, напротив, подземелье. Кое-где, потрескивая, горели свечи, но перед глазами друида по-прежнему все плыло, и он решил идти наобум. Ноги его уже кое-как, но держали, и Книгочей, спотыкаясь и шатаясь, медленно побрел по логову зорзов. «Иди!» – поддержал его голос, который теперь опять зазвучал громче, но, похоже, только у него в голове. Книгочей с досадой мысленно отмахнулся от него.

– Теперь я уже и сам знаю… – вслух пробормотал друид, морщась от головной боли и мысли о Снегире, которая начинала тревожить его все сильнее. То, что голос, зовущий его, принадлежал явно не Казимиру, Книгочей понял сразу. Он шел наобум, не видя себя и не чувствуя холодного камня под ногами. Но силы вновь начали его покидать, и, сделав еще несколько нетвердых шагов, друид мешком свалился на пол. Тут же раздались звуки шагов, железный лязг оружия, и из-за поворота коридора навстречу лежащему Книгочею вынырнул вооруженный отряд – человек десять светловолосых северян в остроконечных шлемах, с мечами и луками. Они направились к нему, и когда до стражи оставалась всего лишь несколько шагов, Книгочей мысленно попрощался с жизнью и закрыл глаза.

В комнате за дубовой дверью, которую только что покинул Патрик, было тихо. Сюда не проникал ни один звук из коридора, в ней не было никаких окон, кроме небольшого отверстия наверху, достаточного для того, чтобы из него проливался слабый свет. Но его только с большим преувеличением можно было бы назвать светом, и к тому же окно было, увы, слишком маленьким, чтобы из него, к примеру, мог выбраться человек. Куча тряпья в углу комнаты пошевелилась, из нее раздался тихий стон. Затем она заколыхалась, покачнулась и постепенно превратилась в человека довольно-таки плотного телосложения, туго связанного по рукам и ногам. Послышалось тяжелое дыхание, затем урчащие, чмокающие звуки, словно некое жвачное животное дорвалось-таки до любимой кормежки; потом человек замычал, застонал и с силой выплюнул скомканную замусоленную тряпку, которую кто-то щедро запихал ему в рот. Дернувшись несколько раз и тихо чертыхнувшись, связанный на минуту затих, после чего принялся на удивление ловко совершать всем своим дородным телом волнообразные движения, в результате которых он все ближе и ближе подбирался к лежащему слева от него неподвижному телу другого человека. Наконец связанный достиг своей цели и привалился к лежащему боком.

– Патрик… – послышался его свистящий шепот, после чего толстяк судорожно закашлялся и принялся вновь отплевываться от мелких кусков кляпа, застрявших во рту. – Патрик, очнись, это я, Казимир…

Тело его друга, однако, сохраняло свою неподвижность, и тогда Казимир уперся лежащему в плечо головой, пропахав носом по каменной крошке испещренного трещинами пола. Затем, отфыркиваясь, он с огромным усилием перевернул тело, работая своей крепкой головой как рычагом. В сумраке перед ним проступили резкие черты лица человека: тонкий удлиненный нос, бледные губы, закрытые глаза. Черные смоляные волосы лежащего ниспадали до плеч. Дернувшись из стороны в сторону несколько раз, Казимир вновь подобрался к телу своего друга, с минуту таращился на губы лежащего, едва не касаясь их, однако дыхания не почувствовал и сам приник губами ко лбу того, кого он только что называл Патриком. Лоб его не был совсем уж ледяным, какое-то тепло в теле лежащего еще таилось, но его явно было недостаточно, в этом слишком хорошо разбирался Казимир Снегирь, зеленый друид, знакомый со смертью накоротке. Тепла уже не было достаточно, чтобы жить Патрику Книгочею, и в сердце Снегиря, застывшего над телом друга, медленно, змеей, вползал могильный холод смерти. Посидев немного, прислушиваясь к собственному горю, Снегирь опустил голову и закрыл глаза, опустившись на пол рядом с телом Книгочея. Теперь он остался один против зорзов. Один в плену. Но зато он, наверное, мог еще мстить.