Книга Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя онлайн - страница 13

XIII. Принц ревнует к де Гишу

Принц шумно распахнул двери, как человек, входящий с самыми добрыми намерениями, не сомневающийся, что доставит удовольствие, или как ревнивец, рассчитывающий застать врасплох.

Принцесса, покоренная звуками музыки, бросила начатый обед и танцевала, забыв обо всем.

Ее кавалером был де Гиш. Он стоял на одном колене, подняв руки и полузакрыв глаза, как испанские танцоры, с горящим взглядом и ласкающими жестами. Принцесса порхала вокруг него, улыбающаяся, соблазнительная. Монтале восхищалась. Лавальер, сидя в уголке, мечтательно смотрела на танцующих.

Невозможно описать, какое действие произвело на этих счастливых людей появление принца. И так же трудно описать, как подействовал на Филиппа вид этих счастливых людей.

Граф де Гиш не в силах был встать. Принцесса замерла, не докончив па, не способная вымолвить ни слова. А шевалье де Лоррен, прислонившись к косяку, спокойно улыбался, как человек, испытывающий самое простодушное восхищение.

Бледность принца, судорожные подергивания его рук и ног прежде всего поразили присутствующих. Звуки музыки сменились глубокой тишиной.

Воспользовавшись всеобщим молчанием, шевалье де Лоррен почтительно приветствовал принцессу и де Гиша, стараясь соединить их в этом приветствии как хозяев.

Принц, подойдя к ним, хрипло проговорил:

– Очень рад, очень рад. Я шел сюда, думая застать вас больною и грустною, а застал в разгаре удовольствий. Отрадно видеть. Кажется, мой дом – самый веселый дом на свете.

Потом, повернувшись к де Гишу, он прибавил:

– Я не знал, что вы такой прекрасный танцор, граф.

Потом, снова обратившись к жене, продолжал:

– Будьте любезнее со мной. Когда у вас устраивается такое веселье, приглашайте и меня… А то я совсем заброшен.

Де Гиш успел вполне овладеть собою и с врожденной гордостью, которая так шла ему, произнес:

– Ваше высочество, вы хорошо знаете, что моя жизнь в вашем распоряжении. Когда потребуется отдать ее, я готов. А сегодня нужно только танцевать под пение скрипки, и я танцую.

– И вы правы, – холодно сказал принц. – А вы не замечаете, принцесса, что ваши дамы похищают у меня друзей. Ведь господин де Гиш не ваш друг, сударыня, а мой. Если вы хотите обедать без меня, у вас есть ваши дамы. Зато, когда я обедаю один, при мне должны быть мои кавалеры; не обирайте меня совсем.

Принцесса почувствовала и упрек и урок. Она вся покраснела.

– Ваше высочество, – возразила она, – до приезда во Францию я не знала, что принцессы занимают там такое же положение, как женщины в Турции. Я не знала, что здесь запрещено видеть мужчин. Но если такова ваша воля, я буду ей покоряться. Может быть, вы пожелаете загородить мои окна железными решетками, так, пожалуйста, не стесняйтесь.

Эта реплика, вызвавшая улыбку у Монтале и де Гиша, снова наполнила гневом сердце принца.

– Очень мило, – проговорил он, едва сдерживаясь. – Как почтительно со мной обращаются в моем собственном доме!

– Ваше высочество, ваше высочество, – шепнул шевалье на ухо принцу так, чтобы все видели, что он его успокаивает.

– Пойдем! – ответил ему принц, так резко повернувшись, что чуть не толкнул принцессу.

Шевалье последовал за ним в его кабинет, где принц, бросившись на стул, дал полную волю своей ярости.

Шевалье поднял глаза к небу, сложил руки и не произносил ни слова.

– Твое мнение? – спросил принц.

– О, ваше высочество, положение очень серьезное!

– Это ужасно! Такая жизнь не может больше продолжаться.

– Что за несчастье, в самом деле! – воскликнул шевалье. – А мы-то надеялись, что после отъезда этого шального Бекингэма все будет спокойно.

– А стало еще хуже!

– Этого я не говорю, ваше высочество.

– Ты не говоришь, но я говорю. Бекингэм никогда не осмелился бы сделать и четверти того, что мы видели.

– Чего же именно?..

– Да как же! Спрятаться для того, чтобы танцевать, прикинуться больной, чтобы наедине пообедать с ним!

– Нет, нет, ваше высочество!

– Да, да! – восклицал принц, подзадоривая сам себя, как капризный ребенок. – Только я не намерен это терпеть.

– Ваше высочество, выйдет скандал…

– Э, черт возьми! Со мною не стесняются, а я должен стесняться? Подожди меня, шевалье, я сейчас.

Принц скрылся в соседней комнате и спросил у слуги, вернулась ли из капеллы королева-мать.

Анна Австрийская была счастлива. В ее семье царило согласие, народ был в восторге от молодого короля, государственные доходы увеличивались, внешний мир был обеспечен, – словом, все сулило ей спокойное будущее. Иногда она упрекала себя при воспоминании о бедном юноше, которого она приняла, как мать, и прогнала, как мачеха.

Неожиданно к ней вошел герцог Орлеанский.

– Матушка, – вскричал он, закрывая за собой дверь, – так не может продолжаться!

Анна Австрийская подняла на него свои прекрасные глаза и вздохнула.

– О чем вы говорите?

– О принцессе.

– Верно, этот сумасшедший Бекингэм прислал ей какое-нибудь прощальное письмо?

– Ах нет, матушка, дело вовсе не в Бекингэме. Принцесса уже нашла ему заместителя.

– Филипп, что вы говорите? Ваши слова крайне легкомысленны.

– Разве вы не заметили, что господин де Гиш то и дело бывает у нее, что он постоянно с ней?

Королева всплеснула руками и расхохоталась.

– Филипп, – сказала она, – вы положительно больны.

– От этого мне не легче, матушка, я очень страдаю.

– И вы требуете, чтобы вас лечили от болезни, которая существует только в вашем воображении? Вы желали бы, ревнивец, чтобы вас поддержали, одобрили ваше поведение, хотя ваша ревность не имеет никаких оснований.

– Ну вот, теперь вы начинаете говорить про этого то же самое, что говорили про того.

– Да ведь и вы, сын мой, – сухо проговорила королева, – ведете себя по отношению к этому совершенно так же, как и по отношению к тому.

Немного задетый, принц поклонился.

– Но если я вам приведу факты, вы поверите?

– Сын мой, во всем прочем, кроме ревности, я поверила бы вам без всякой ссылки на факты, но в отношении ревности я этого не обещаю.

– Значит, я понимаю ваши слова так, что ваше величество приказывает мне молчать и забыть обо всем.

– Никоим образом, вы мой сын, и мой материнский долг – быть к вам снисходительной.

– Ах, доведите до конца свою мысль: вы должны быть снисходительны ко мне как к безумцу.

– Не преувеличивайте, Филипп, и берегитесь представить свою жену как существо испорченное.

– Но факты!

– Я слушаю.

– Сегодня утром в десять часов у принцессы играла музыка.

– Невинная вещь.

– Господин де Гиш разговаривал с нею наедине… Да, я и забыл вам сказать, что последнюю неделю он следует за нею, как тень.

– Друг мой, если бы они делали что-нибудь дурное, они бы прятались.

– Прекрасно! – вскричал герцог. – Я только и ждал, чтобы вы это сказали. Запомните же хорошенько. Сегодня утром, повторяю, я захватил их врасплох и совершенно ясно выразил им свое неудовольствие.

– И будьте уверены, что этого достаточно, а может быть, вы даже переусердствовали в своем неудовольствии. Эти молодые женщины обидчивы. Упрекнуть их в ошибке, которую они не совершали, иногда все равно, что сказать, что они могли бы ее сделать.

– Хорошо, хорошо, подождите. Запомните, что вы сказали, матушка: «Сегодняшнего урока достаточно, и если бы они делали что-нибудь дурное, то прятались бы».

– Да, я это запомню.

– Ну так вот, раскаиваясь, что утром я погорячился, и воображая, что Гиш дуется и сидит у себя, я отправился к принцессе. Угадайте же, что я там застал? Снова музыку, танцы и де Гиша. Его там прятали.

Анна Австрийская нахмурила брови.

– Это нехорошо, – заметила она. – Что же сказала принцесса?

– Ничего.

– А Гиш?

– Тоже… Впрочем, нет… Он пробормотал какую-то дерзость…

– Какой же вы сделали вывод, Филипп?

– Что я одурачен, что Бекингэм был только ширмой, а настоящий герой – Гиш.

Анна пожала плечами.

– А дальше?

– Я хочу удалить Гиша так же, как Бекингэма, и буду просить об этом короля, если только…

– Если только?

– Если только вы, матушка, сами не возьметесь за это, вы, такая умная и добрая.

– Нет, я не стану.

– Что вы говорите, матушка!

– Послушайте, Филипп, я не намерена каждый день говорить людям неприятности. Молодежь меня слушается, но это влияние очень легко потерять… А главное, ничто ведь не доказывает виновности Гиша.

– Он мне не нравится.

– А это уж ваше личное дело.

– Хорошо, коли так, я знаю, что мне делать! – пылко проговорил принц.

Анна посмотрела на него с беспокойством.

– Что же вы придумали? – спросила она.

– А вот что: как только он придет ко мне, я велю утопить его у себя в бассейне.

Произнеся эту свирепую угрозу, принц ожидал, что королева придет в ужас, но Анна осталась совершенно спокойной.

– Ну что же, утопите, – сказала она.

Филипп был слаб, как женщина; он стал жаловаться, что никто его не любит и даже родная мать перешла на сторону его врагов.

– Ваша мать просто смотрит дальше, чем вы, и перестала уговаривать вас, потому что вы ее не слушаете.

– Я пойду к королю! – закричал он.

– Я только что собиралась вам это предложить. Я сейчас жду его величество: он всегда посещает меня в это время. Расскажите все ему.

Она еще не договорила этих слов, как Филипп услышал шум открываемой в соседней комнате двери и быстрые шаги короля. Принц испугался и поспешно выбежал в боковую дверь, оставив королеву одну. Анна Австрийская расхохоталась и смеялась до прихода короля.

Как заботливый сын, Людовик зашел осведомиться о здоровье королевы-матери. Кроме того, он хотел сообщить ей, что приготовления к отъезду в Фонтенбло закончены.

Услышав ее смех, он успокоился и сам засмеялся.

Анна Австрийская взяла его за руку и весело сказала:

– Знаете, я ужасно горжусь тем, что я испанка.

– Почему, ваше величество?

– Потому что испанки, во всяком случае, лучше англичанок.

– Не понимаю.

– Скажите, с тех пор как вы женились, вам приходилось когда-нибудь упрекать королеву?

– Ни разу.

– А ведь все-таки прошло уже некоторое время, как вы женаты. А ваш брат женат всего две недели…

– И что же?

– И уже второй раз жалуется на принцессу.

– Как, опять Бекингэм?

– Нет, теперь Гиш.

– Вот как! Значит, принцесса порядочная кокетка.

– Боюсь, что так.

– Бедный братец! – рассмеялся король.

– Я вижу, вы прощаете кокетство?

– Когда речь идет о принцессе, прощаю, ибо по сути своей принцесса не кокетлива.

– Может быть, но брат вашего величества из-за этого теряет голову.

– Чего же он хочет?

– Он собирается утопить Гиша.

– Какая жестокость!

– Не смейтесь, он в самом деле доведен до отчаяния. Придумайте какой-нибудь выход.

– Охотно сделаю все, что могу, чтоб спасти Гиша.

– Если бы брат слышал вас, он составил бы против вас заговор, как ваш дядя против вашего отца.

– Нет, Филипп меня любит, и я его люблю. Мы с ним не станем ссориться. Но, однако же, как быть?

– Вы должны запретить принцессе кокетничать, а Гишу ухаживать.

– Только-то? Ну, мой брат составил себе чересчур высокое понятие о королевской власти… шутка сказать: исправить женщину! Мужчину – еще куда ни шло.

– Как же вы приметесь за дело?

– Гиш человек благоразумный, я сумею его убедить одним словом.

– А принцесса?

– Это будет потруднее. Тут одного слова мало. Придется сочинить для нее целую проповедь.

– И надо спешить.

– О, я обещаю приложить все старания. Да вот сегодня после обеда репетиция балета.

– И вы будете говорить проповедь, танцуя?

– Да, матушка.

– И обещаете обратить ее на путь истинный?

– Я искореню ересь либо убеждением, либо огнем.

– В добрый час! Только не впутывайте меня в это дело. Принцесса ни за что мне этого не простила бы. Я ведь свекровь, мне надо ладить с невесткой.

– Государыня, король возьмет все на себя. Знаете, я передумал. Не лучше ли пойти к принцессе и поговорить с ней.

– Это, пожалуй, слишком торжественно.

– Так что же? Для проповеди нужна торжественность, а то ведь скрипки могут заглушить добрую половину моих доводов. Кроме того, надо же помешать брату в его свирепых замыслах… Принцесса теперь у себя?

– Я думаю.

– Какие же главные пункты обвинения?

– Вот они, в двух словах: вечно музыка… постоянные посещения Гиша… подозрение в том, что от мужа прячутся…

– Доказательства?

– Никаких.

– Хорошо. Так я иду. – И король принялся рассматривать в зеркалах свой нарядный костюм и прекрасное лицо, ослепительное, словно алмазы на платье.

– Принц опять дуется и прячется? – спросил он.

– Да, огонь и вода не убегают друг от друга с такой стремительностью, как эти двое.

– Матушка, целую ваши ручки, самые красивые во всей Франции.

– Желаю успеха, государь… Будьте миротворцем.

– Я не прибегаю к услугам посла, – отвечал Людовик. – Значит, я буду иметь успех.

Он со смехом ушел и всю дорогу поправлял то костюм, то парик.