Книга Пляжная охота онлайн - страница 6

Свиток первый
Два змея

Каждому купцу, принявшему правую веру, будет дано в услужение два змея, которые добудут для него из сокровищниц Севера и Юга жемчуг, злато и все возможные драгоценные камни.

Хазарские хроники Х века

Киев. Лето 6465 от Сотворения мира (957 год. За восемь лет до разрушения Хазарского Каганата князем Святославом). Ранняя весна

С полуночи подул северный ветер и студеным дыханьем обмел палаты. Лампада с кедровым маслом качнулась и едва не погасла. Старшина хазарской торговой общины Зеев Бен-Шаддай запахнул плащ из черного соболя, наглухо задвинул волоковое оконце и вздохнул с облегчением. Ночь – время верных, когда говорит с человеком Бог языком светил и ночного ветра. «День акумов – ночь для нас, и их ночь – наш день», – учат равви, и их потаенное слово пускает корни везде, где есть хотя бы трое Избранных. Ни расторопные слуги, ни приказчики из черных хазар – его верные помощники в торговых делах не знали о ночных бдениях Бен-Шаддая. Что с того, что эти «двуногие» усердно посещают дома молитв и талдычат страницы сефир^[5] своим варварским языком? Что с того, что приняли они обрезание и гордо называют себя единоверцами Шаддая? Всякий раз, глядя на их лица, похожие на щиты, обтянутые красной кожей, Бен-Шаддай благодарил Единого и Неизреченного за счастье родиться в лоне Избранного народа.

Каждую ночь, дождавшись благословенной тишины на днепровской пристани, да еще когда разбредутся по подворьям пьяные варяги, Бен-Шаддай вынимал из походного сундучка связку пергаментов, пузырек с чернилами, остро заточенное стило византийской работы и садился за переписку.

От Красного моря до Китая насчитывается двести дневных переходов, а вокруг северного берега Каспия и того больше. По всей длине этого пути у Шаддая были верные уши и глаза. Его депеши поплывут в родственные общины в Синд и Фарандж, в Хорезм, Андалус и в страну Пирамид. Благодаря налаженному обмену сведениями на протяжении тысячи фарсахов, на всех торговых путях одновременно вздымались и опадали цены, и те, кто успел скупить товар или вовремя избавиться от излишков, оставались в выигрыше.

Предварив свой труд короткой молитвой, Бен-Шаддай взялся за перо. В письме он посылал привет и ободрение троюродному племяннику, собиравшемуся открыть свою факторию севернее Вышгорода. Экономя пергамент, он писал маленькими буквами, каждая не больше червячка, что живет в ларе с прошлогодней мукой. По обычаю он писал справа налево, из будущего в прошлое, и писал он все чаще о прошлом:

«…Две головы было у хазарского змея: Итиль и Киев, два тела – Волга и Днепр, и как на посохе учителей-левитов сплелись они воедино. Некогда Киев был столь же веротерпимый и богатый город, как Итиль хазарский, и место это было благодатно для нас. Прежде оно звалось „Горы“, и русы звали его Катай, аланы – Киево, арабы Куява, угры – Самбат, а мы – Саббатай, что означает субботняя река. Доселе протекает в том месте река небольшая, но бурная, и прежде являла она знамение правоверным. Все шесть дней недели она катила камни и лишь в субботу мелела и умолкала. И тогда наши люди, жившие по обе стороны, могли разговаривать и обмениваться новостями, но ни разу не перешли тихую реку, соблюдая субботний запрет.

Край сей богат, как никакой другой, и будь здесь виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно было бы принять эту землю за Землю Обетованную. Так и было, пока не пришли с дикого севера Русы, одетые в шкуры и вооруженные голодом своих мечей…»

Огонек масляной лампы задрожал, хотя в комнату не проникало и малого сквозняка снаружи, Бен-Шаддай отложил перо и подул на пергамент.

Где-то далеко за городской стеной перекликались петухи и сонно лаяли собаки. На рассвете Бен-Шаддай собирался покинуть Киев-Саббатай с партией рабов. Тысяча человек была куплена им на княжьем подворье, это были проданные за долги данники и пленники славянской крови, захваченные княжьей дружиной в усмирительных походах.

«Ты хорошо знаешь наш товар, – вновь заскрипело перо в неутомимой руке Бен-Шаддая, – у нас принято называть его гоим – скот, и нет никого в этой земле, кто бы действовал успешнее нас…»

И это не было пустой похвальбой. Больше двух столетий многочисленный клан Шаддаев держал цепь факторий и гаваней вдоль Припяти, Десны, Днепра, Дона, и Рас-реки. Там партии славян, текущих с севера, пополнялись за счет добычи кочевников. Гузы, угры и печенеги оспаривали друг у друга это прибыльное дело. Да и прежний хазарский царь Вениамин поспешил построить каменные крепости вдоль внешних берегов Донца и Дона, откуда хазары каждый год опустошали славянские села.

«Но ныне не имеем мы прежней доли в торговле нашим товаром … – вздохнув, продолжил Бен-Шаддай. – Множество русов устремилось по нашим стопам, оставляя нам роль перекупщиков. Хуже того: купцы русов, воистину бесчестные люди, они совокупляются с молодыми девственными рабынями, а после продают нам испорченный товар. У ворот Хамлижа и Царь-града они громко исповедают себя акумами-христианами, чтобы избежать высоких пошлин, положенных для язычников. Эти гнусные варвары продают нам своих братьев и сестер, говоря при этом, почему мы должны отказывать себе в наживе? Воистину звери лесные милосерднее их!

Тем временем авадот зора,^[6] поклонники Распятого, приносят нам все больше беспокойства. В Саббатае они богаты и влиятельны, и уже Ольга, княгиня этого дикого и необузданного племени, тайно слушает проповедников Распятого…»

В конце письма Бен-Шаддай привел длинный список цен на рынке в Саббатае и усталый, но довольный запечатал пергамент, собственноручно облил его горячим воском и спрятал в тайник.

Пристань уже проснулась, тревожно блеяли овцы, погонщики загоняли их на корабли, как живой провиант, щелкали бичи, покрикивали хазары-надсмотрщики, пересчитывая «товар» по головам. Толпа пленников стояла на коленях на дощатом помосте, измазанным жидким навозом и рыбьей чешуей. Безнадежно голосили связанные попарно женщины. Их лица были грязны, а одежды разорваны. У многих мужчин был выколот правый глаз. Это были воины, захваченные в плен, во время усобиц.

Лишенные глаза, они больше не могли стрелять из лука, но годились вращать мельничные жернова, месить ногами глину пополам с тростником или носить воду для полива полей и виноградников.

При виде Бен-Шаддая надсмотрщики усерднее заработали бичами, а рабы, наоборот, – испуганно смолкли.

Бен-Шаддай приказал отделить от толпы красивых отроков и юниц, во время пути их следовало сытно кормить, чтобы подороже продать в гаремы, где по восточной традиции из отроков сделают евнухов, а «белей», девочек, не достигших возраста первых месячных, отдадут в наложницы.

Брезгливо морщась, Бен-Шаддай осмотрел и ощупал женщин. Всякий раз, сколачивая партию, он заранее отбирал «подарки» старейшинам торговых общин по всему пути следования, но на этот раз все пленницы были худы и измученны.

О, нет, Бен-Шаддай не был от природы жесток или кровожаден. Он с большей радостью торговал бы шелком, благовониями или изысканными пряностями, а не этим шумным и неблагодарным стадом. Его тонкий нюх страдал от вони нечистот стекающих с помоста в реку, но ничего не поделаешь: рабы – единственное, чем была подлинно богата эта страна с жестокими правителями и коварным климатом. И даже заносчивая Ольга платила дань хазарскому царю своими подданными.

Закончив осмотр, Бен-Шаддай приказал грузить «скот». На палубе пленников сбили плотнее, и они скорбно застыли, глядя на уходящий берег. Мерно плескали волны и наперебой стучали топоры в Почайне. Там готовили княжьи ладьи для дальнего похода. Глашатаи выкликали на пристани опытных кормщиков, знающих пути через пороги, вдоль берега Понта и Сурожи. То готовила княгиня Ольга посольство в Царьград.