Книга Капитал. Том второй онлайн

ОТ РЕДАКЦИИ

Настоящее издание второго тома «Капитала» представляет собой перевод со второго немецкого издания, вышедшего в 1893 г. под редакцией Энгельса. Как и в русском издании 1939 г., за основу был взят перевод под редакцией И. И. Скворцова-Степанова^{1}. При подготовке этого издания в указанный перевод внесено значительное количество поправок, некоторые из них имеют существенный характер. Сверка текста первого и второго немецких изданий с рукописями Маркса и с окончательной рукописью, отредактированной и подготовленной Энгельсом к набору, во многих случаях позволила выявить и устранить ряд описок и типографских опечаток, вкравшихся во второе немецкое издание. Вместе с тем заново были сверены с первоисточниками все цитаты и ссылки, проверены фактические данные и подсчеты, причем исправлены случайные неточности. В данном издании учтены все сделанные В. И. Лениным переводы выдержек из немецких изданий второго тома «Капитала», которые он цитирует в своих произведениях, а также использован ленинский перевод отдельных выражений и терминов. Новое издание второго тома «Капитала» снабжено редакционными примечаниями и указателями: именным, цитируемой и упоминаемой литературы, имеющихся русских переводов цитируемых и упоминаемых книг, предметным. Подстрочные примечания Маркса и Энгельса, как и в немецком издании 1893 г., обозначены номером с круглой скобкой. Лишь некоторые примечания Энгельс подписал своими инициалами. В отличие от авторских примечаний, редакционные примечания, помещенные под строкой, обозначаются звездочкой с пометкой «Ред.», а редакционные примечания, помещенные в конце тома, – номерами без скобки. Отдельные места в авторском тексте и в приводимых цитатах, заключенные в круглые скобки, принадлежат Марксу. В фигурных скобках содержится текст Энгельса, вставленный им при подготовке рукописей Маркса к печати. Немногие труднопереводимые немецкие слова или специальные термины даются рядом с их переводом на языке оригинала (в квадратных скобках).

ПРЕДИСЛОВИЕ

Подготовить к печати вторую книгу «Капитала» и притом так, чтобы она представляла собой, с одной стороны, связное и по возможности законченное произведение, а с другой стороны, произведение исключительно автора, а не редактора, – это было нелёгкой работой. Многочисленность подвергавшихся переработке рукописей» носивших в большинстве случаев отрывочный характер, затрудняла задачу. Лишь одна-единственная рукопись (рукопись IV) – в той части, которая включена в книгу – была вполне подготовлена для печати, однако бо́льшая часть и этой рукописи оказалась устаревшей в результате позднейших переработок. Главная масса материала, хотя и была большей частью обработана по существу, но не отделана стилистически, материал изложен таким языком, каким Маркс обыкновенно составлял свои выписки: небрежный стиль, фамильярные, часто грубо-юмористические выражения и обороты, английские и французские технические названия, часто целые фразы и даже страницы по-английски, это – запись мыслей в той форме, в какой они в том или ином случае развивались в голове автора. Наряду с отдельными, обстоятельно изложенными частями, другие, не менее важные, только намечены, фактический материал для иллюстраций собран, но едва сгруппирован, не говоря уже об обработке. В конце главы, стремясь быстрее перейти к следующей, Маркс часто ставил лишь несколько отрывочных фраз, намечающих развитие мысли, оставленное здесь незаконченным, наконец, известный почерк, разобрать который иной раз не мог сам автор.

Я ограничился, по возможности, буквальным воспроизведением рукописей, изменяя в стиле лишь то, что изменил бы сам Маркс, и вставляя лишь кое-какие пояснительные предложения и переходы там, где это было абсолютно необходимо и где кроме того смысл не вызывал никаких сомнений. Положения, толкование которых вызывало хотя бы только самые небольшие сомнения, я предпочитал печатать дословно. Сделанные мной переработки и вставки не составляют в общем и десяти печатных страниц, притом все они лишь формального свойства.

Простое перечисление оставленного Марксом рукописного материала для книги II показывает, с какой несравненной добросовестностью, с какой строгой самокритикой он стремился разработать до полного совершенства свои великие экономические открытия, прежде чем опубликовать их, эта самокритика лишь редко оставляла ему возможность приспосабливать изложение по содержанию и по форме к его кругозору, постоянно расширявшемуся вследствие новых исследований. Этот материал состоит из следующего.

Прежде всего имеется рукопись «К критике политической экономии» в 23 тетрадях, составляющих 1472 страницы в четверть листа, написанных с августа 1861 г. по июнь 1863 года. Она представляет собой продолжение первого выпуска, опубликованного под таким же названием в Берлине в 1859 году^{2}. На страницах 1–220 (тетради I–V), а затем опять на страницах 1159–1472 (тетради XIX–XXIII) трактуются темы, исследованные в книге I «Капитала», начиная с превращения денег в капитал и до конца, рукопись представляет собой первую из имеющихся редакций этой книги. На страницах 973–1158 (тетради XVI–XVIII) трактуется о капитале и прибыли, о норме прибыли, о купеческом капитале и денежном капитале, следовательно, о таких темах, которые впоследствии были развиты в рукописи, отнесённой к книге III. Напротив, темы, вошедшие в книгу II, а также очень многие темы, рассмотренные позже в книге III, ещё не были здесь специально разработаны. Они затрагиваются попутно, особенно в отделе, составляющем главную часть рукописи: страницы 220–972 (тетради VI–XV) – это «Теории прибавочной стоимости». Этот отдел содержит подробную критическую историю центрального пункта политической экономии, теории прибавочной стоимости, и, кроме того, в форме полемики с предшественниками, здесь излагается бо́льшая часть тех пунктов, которые впоследствии исследованы специально и в логической связи в рукописи, относящейся к книгам II и III. Я оставляю за собой право опубликовать критическую часть этой рукописи в виде книги IV «Капитала»^{3}, причём из неё будут устранены многочисленные места, уже исчерпанные в книгах II и III. Как ни драгоценна эта рукопись, тем не менее для настоящего издания книги II её не пришлось использовать.

Следующей по времени окончания является рукопись книги III. Она написана, по крайней мере в большей своей части, в 1864 и 1865 годах. Лишь после того, как она в основном была готова, Маркс приступил к обработке книги I, напечатанного в 1867 г. первого тома. Эту рукопись книги III я теперь обрабатываю для печати.

Из периода, последовавшего за появлением книги I, для книги II имеются четыре рукописи in folio ^{4}, пронумерованные самим Марксом с I по IV. Из них рукопись I (150 страниц), относящаяся, как можно предполагать, к 1865 г. или 1867 г., представляет собой первую самостоятельную, но более или менее отрывочную обработку книги II в её настоящем построении. Из этой рукописи также ничем не пришлось воспользоваться. Рукопись III отчасти состоит из собрания цитат и ссылок на тетради Маркса с выписками, – всё это относится по большей части к первому отделу книги II, – отчасти она представляет собой обработку отдельных пунктов, особенно критику положений А. Смита об основном и оборотном капитале и об источнике прибыли, далее идёт изложение отношения нормы прибавочной стоимости к норме прибыли, относящееся к книге III. Ссылки дали мало нового, разработки отдельных пунктов как для книги II, так и для книги III оказались излишними вследствие позднейших редакций, следовательно, в большинстве случаев их также пришлось отложить в сторону. – Рукопись IV представляет собой подготовленную к печати обработку первого отдела и первых глав второго отдела книги II, и там, где это требовалось, она была использована. Хотя оказалось, что она написана раньше, чем рукопись II, однако вследствие того, что она более закончена по форме, ею с успехом можно было воспользоваться для соответствующей части книги, при этом оказалось достаточным сделать лишь несколько добавлений из рукописи II. – Эта последняя рукопись представляет собой единственную до некоторой степени законченную обработку книги II, она помечена 1870 годом. В заметках для окончательной редакции, о которых будет упомянуто ниже, прямо сказано: «В основу должна быть положена вторая редакция».

После 1870 г. снова наступила пауза, обусловленная главным образом болезненным состоянием Маркса. По обыкновению, он заполнял это время изучением агрономии, американские и в особенности русские поземельные отношения, денежный рынок и банки, наконец естественные науки: геология и физиология, и в особенности самостоятельные математические работы составляют содержание многочисленных тетрадей Маркса с выписками, относящихся к этому времени^{5}. В начале 1877 г. он почувствовал себя настолько оправившимся, что снова мог приступить к своей основной работе. Концом марта 1877 г. помечены ссылки и заметки из вышеупомянутых четырёх рукописей, послужившие основой для той новой обработки книги II, начало которой находится в рукописи V (56 страниц in folio). Она содержит первые четыре главы и ещё мало обработана, существенные пункты рассматриваются в примечаниях под текстом; материал скорее собран, чем просеян, но эта рукопись V является последним полным изложением этой важнейшей части первого отдела. – Первую попытку сделать из неё рукопись, готовую к печати, представляет рукопись VI (написана в период после октября 1877 г. и до июля 1878 г.), в ней только 17 страниц в четверть листа, содержащих большую часть первой главы, вторую – и последнюю – попытку представляет рукопись VII, составляющая только 7 страниц in folio и помеченная «2 июля 1878 года».

В это время для Маркса, по-видимому, стало ясно, что, если в состоянии его здоровья не произойдёт коренного изменения, ему никогда не удастся окончить обработку книг II и III до такой степени, чтобы она удовлетворяла его самого. Действительно, рукописи V–VIII слишком часто носят следы напряжённой борьбы с угнетающим болезненным состоянием. Труднейшая часть первого отдела была заново переработана в рукописи V, остальная часть первого и весь второй отдел (за исключением главы семнадцатой) не представляли сколько-нибудь значительных теоретических затруднений, напротив, третий отдел, воспроизводство и обращение общественного капитала, как ему казалось, настоятельно требовал переработки. А именно, в рукописи II воспроизводство трактовалось сначала без учёта опосредствующего его денежного обращения, а затем ещё раз с учётом денежного обращения. Это следовало устранить и вообще весь отдел следовало переработать таким образом, чтобы он соответствовал расширившемуся кругозору автора. Так возникла рукопись VIII, тетрадь всего в 70 страниц в четверть листа; но как много сумел Маркс вместить в эти страницы, это показывает сравнение с отделом III в печатном виде, после исключения из него мест, взятых мною из рукописи II.

И эта рукопись содержит только предварительное рассмотрение предмета, причём цель состояла прежде всего в том, чтобы установить и развить приобретённые новые, по сравнению с рукописью II, взгляды, между тем как пункты, о которых нельзя было сказать ничего нового, были оставлены в стороне. Значительная часть главы XVII второго отдела, которая, впрочем, в известной, мере относится к третьему отделу, была снова подвергнута переработке и расширена. В рукописи VIII нередко прерывается логическая последовательность, местами в изложении имеются пробелы, и особенно в конце оно имеет совершенно отрывочный характер. Но то, что хотел сказать Маркс, так или иначе здесь сказано.

Таков материал для книги II, из которого я, как сказал Маркс своей дочери Элеоноре незадолго до своей смерти, должен был «что-нибудь сделать». Я принял это поручение в самых узких его рамках, где только было возможно, я ограничил свою работу простым выбором между различными редакциями, притом так, что в основу всегда клал последнюю из имеющихся редакций, сличая её с более ранними. Действительные затруднения, т. е. не только технические, представляли при этом лишь первый и третий отделы, но зато это были немалые затруднения. Я старался их разрешать исключительно в духе автора.

Цитаты в тексте я в большинстве случаев переводил там, где они приводятся в подтверждение фактов, или там, где оригинал доступен всякому желающему основательно разобраться в деле, например, при цитировании А. Смита. Это было невозможно только в главе X, потому что здесь прямо критикуется английский текст. – При цитировании из книги I «Капитала» ссылки сделаны на страницы второго издания, последнего издания, появившегося ещё при жизни Маркса.

Кроме первой разработки отдельных вопросов в рукописи «К критике политической экономии», кроме упомянутых частей рукописи III и нескольких кратких заметок, сделанных кое-где в тетрадях с выписками, для книги III имеются лишь: упомянутая рукопись in folio 1864–1865 гг., разработанная почти с такой же полнотой, как рукопись II книги II, и, наконец, тетрадь 1875 года: отношение нормы прибавочной стоимости к норме прибыли, изложенное математически (в уравнениях). Подготовка этой книги к печати быстро подвигается вперёд.

Насколько я могу пока судить, она представит главным образом только технические затруднения, – конечно, за исключением некоторых очень важных отделов.

* * *

Здесь уместно опровергнуть обвинение против Маркса, которое сначала распространялось лишь исподтишка и только отдельными личностями, а теперь, после его смерти, провозглашается в качестве бесспорного факта немецкими катедер-социалистами, государственными социалистами, а также их приверженцами: обвинение, будто бы Маркс совершил плагиат у Родбертуса. В другом месте^[1] я уже высказал самое необходимое по этому поводу, но только здесь я могу привести решающие доказательства.

Насколько я знаю, это обвинение впервые встречается в книге Р. Мейера «Emancipationskampf des vierten Standes», на странице 43:

«Из этих опубликованных работ» (работ Родбертуса, относящихся ко второй половине тридцатых годов) «Маркс, как это можно доказать, почерпнул бо́льшую часть своей критики».

До представления дальнейших доказательств я, конечно, могу предполагать, что вся «доказательность» этого утверждения сводится к тому, что Родбертус уверил в этом г-на Мейера. – В 1879 г. на сцену выступает сам Родбертус^{6} и пишет И. Целлеру (Тюбингенский журнал «Zeitschrift für die gesammte Staatswissenschaft», 1879, S. 219), ссылаясь на свою работу «Zur Erkenntniß unsrer staatswirtschaftlichen Zustände» (1842), следующее:

«Вы увидите, что это» {развитые в этой работе мысли} «уже очень недурно использовано… Марксом, который меня, конечно, не цитирует».

Вслед за ним, это без всяких обиняков повторяет и его посмертный издатель Т. Козак («Das Kapital» von Rodbertus. Berlin, 1884, Einleitung, S. XV). – Наконец, в изданных в 1881 г. Р. Мейером «Briefe und socialpolitische Aufsätze von Dr. Rodbertus-Jagetzow» Родбертус прямо говорит:

«Ныне я вижу, как меня ограбили Шеффле и Маркс, причём они не называют меня» (письмо № 60, стр. 134).

А в другом месте притязание Родбертуса принимает более определённый вид:

«Откуда происходит прибавочная стоимость капиталиста, это я показал в моём третьем социальном письме по существу совершенно так же, как Маркс, только короче и яснее» (письмо № 48, стр. 111).

О всех этих обвинениях в плагиате Маркс никогда ничего не знал. В его экземпляре «Emancipationskampf» оказалась разрезанной только часть, касающаяся Интернационала, остальную часть книги разрезал уже я сам лишь после его смерти. Тюбингенский журнал он никогда не видел. «Briefe etc.» к Р. Мейеру тоже остались ему неизвестными, и на это место, касающееся «ограбления», моё внимание любезно обратил только в 1884 г. сам господин доктор Мейер. Напротив, письмо № 48 Маркс знал, г-н Мейер был так любезен, что подарил оригинал младшей дочери Маркса. Маркс, до слуха которого, конечно, дошёл таинственный шёпот о тайных источниках его критики, которые следует искать у Родбертуса, показывал мне это письмо, причём заметил, что в нём он имеет, наконец, аутентичное свидетельство о том, на что собственно претендует сам Родбертус, если он не утверждает ничего более, то для него, Маркса, эти утверждения совсем безразличны, а если Родбертус считает своё собственное изложение более кратким и ясным, то он может оставить его при этом удовольствии. Он действительно полагал, что этим письмом Родбертуса всё дело исчерпано.

Маркс тем более мог так думать, что, как я точно знаю, вся литературная деятельность Родбертуса оставалась неизвестной Марксу до 1859 г., когда его собственная критика политической экономии была готова не только в основных чертах, но и в важнейших подробностях. Свои экономические занятия Маркс начал в 1843 г. в Париже изучением великих англичан и французов, из немцев он знал только Рау и Листа, и этого ему было достаточно. Ни Маркс, ни я ничего не знали о существовании Родбертуса, пока в 1848 г. нам не пришлось критиковать в «Neue Rheinische Zeitung»^{7} его речи как берлинского депутата и его действия как министра. Мы были так несведущи, что запрашивали рейнских депутатов, кто же такой этот Родбертус, вдруг сделавшийся министром. Но и они ничего не могли сообщить нам об экономических работах Родбертуса. Напротив, Маркс и без помощи Родбертуса уже тогда очень хорошо знал не только откуда, но и как «происходит прибавочная стоимость капиталиста», что доказывают «Нищета философии»^{8} 1847 г. и лекции о наёмном труде и капитале ^{9}, прочитанные в 1847 г. в Брюсселе и напечатанные в 1849 г. в «Neue Rheinische Zeitung» в №№ 264–269. Только около 1859 г. Маркс узнал от Лассаля, что существует также и экономист Родбертус, а затем нашёл его «третье социальное письмо» в Британском музее.

Таковы фактические обстоятельства. Как же обстоит дело с тем содержанием, которое Маркс будто бы «украл» у Родбертуса?

«Откуда происходит прибавочная стоимость капиталиста», – говорит Родбертус, – «это я показал в моём третьем социальном письме совершенно так же, как Маркс, только короче и яснее».

Вот где, следовательно, центральный пункт: теория прибавочной стоимости, и в самом деле, нельзя указать, что́ ещё из Маркса мог бы Родбертус рекламировать в качестве своей собственности. Следовательно, Родбертус объявляет себя здесь действительным автором теории прибавочной стоимости, которую Маркс у него похитил.

Что же говорит нам третье социальное письмо о возникновении прибавочной стоимости? Оно просто говорит, что «рента», под которой Родбертус разумеет и земельную ренту и прибыль вместе, образуется не от «накидки стоимости» к стоимости товара, а

«вследствие того вычета стоимости, который претерпевает заработная плата, другими словами – вследствие того, что заработная плата составляет только часть стоимости продукта», а при достаточной производительности труда «заработная плата не должна быть равна естественной меновой стоимости продукта труда для того, чтобы от этой последней оставалась ещё часть для возмещения капитала» (!) «и для ренты». ^{10}

Притом нам не сообщается, что такое эта «естественная меновая стоимость» продукта, при которой ничего не остаётся для «возмещения капитала», то есть, точнее, для возмещения сырого материала и износа орудий.

К счастью, на нашу долю выпало констатировать, какое впечатление произвело на Маркса это эпохальное открытие Родбертуса. В рукописи «К критике и т. д.», тетрадь X, стр. 445 и сл., мы находим: «Отступление. Господин Родбертус. Новая теория земельной ренты». Третье социальное письмо рассматривается здесь только с этой точки зрения. С теорией прибавочной стоимости Родбертуса в её общем виде покончено ироническим замечанием: «Господин Родбертус в первую очередь исследует, как обстоит дело в стране, где владение землёй и владение капиталом не отделены друг от друга, и приходит здесь к важному результату, что рента (под которой он понимает всю прибавочную стоимость) просто равна неоплаченному труду или тому количеству продуктов, в котором этот неоплаченный труд выражается» ^{11}.

Капиталистическое человечество производило прибавочную стоимость уже в продолжение нескольких столетий и мало-помалу пришло к тому, что стало размышлять о её возникновении. Первое понимание её было пониманием, вытекавшим из непосредственной купеческой практики: прибавочная стоимость возникает из надбавки к стоимости продукта. Этот взгляд был господствующим у меркантилистов, но уже Джемс Стюарт увидел, что при этом то, что выигрывает один, необходимо должен терять другой. Несмотря на это, такой взгляд продолжал бытовать ещё долгое время, особенно среди социалистов, но из классической науки он был вытеснен А. Смитом.

В «Wealth of Nations» (book I, ch. VI) у него говорится:

«Как только капитал (stock) накопился в руках отдельных лиц, некоторые из них, естественно, будут использовать его для того, чтобы дать работу трудолюбивым людям, снабжая их сырыми материалами и средствами существования, с целью извлечь прибыль посредством продажи продуктов их труда или посредством того, что прибавлено их трудом к стоимости обрабатываемых материалов… Та стоимость, которую рабочие прибавляют к стоимости сырых материалов, распадается в этом случае на две части, из которых одна оплачивает их заработную плату, а другая оплачивает прибыль предпринимателя на весь капитал, который он авансировал в виде сырых материалов и заработной платы»^{12}.

И несколько далее:

«С тех пор, как вся земля в той или иной стране превратилась в частную собственность, землевладельцы, подобно всем другим людям, любят пожинать там, где они не сеяли, и требуют ренту даже за естественные плоды земли…». Рабочий «… должен уступать землевладельцу определённую часть того, что собрано или произведено его трудом. Эта часть, или, что то же самое, цена этой части, составляет земельную ренту»^{13}.

Маркс замечает по поводу этого места в вышеупомянутой рукописи «К критике и т. д.», стр. 253: «Итак, прибавочную стоимость, то есть прибавочный труд, – избыток затраченного и овеществлённого в товаре труда над оплаченным трудом, следовательно, над трудом, получившим свой эквивалент в заработной плате, – А. Смит понимает как всеобщую категорию, по отношению к которой прибыль в собственном смысле слова и земельная рента составляют только её ответвления»^{14}.

Далее, кн. I, гл. VIII, А. Смит говорит:

«Как только земля стала частной собственностью, землевладелец требует долю почти со всякого продукта, который рабочий может для содержания себя до уборки урожая. Его содержание обычно авансируется ему из капитала (stock) его хозяина, фермера, у которого не было бы никакого интереса нанимать его, если бы он, фермер, не получал доли продукта труда рабочего или если бы его капитал не возмещался ему вместе с некоторой прибылью. Эта прибыль составляет второй вычет из продукта труда, затрачиваемого на обработку земли. Такой же вычет для оплаты прибыли делается из продукта почти всякого другого труда. Во всех отраслях промышленности большинство рабочих нуждается в хозяине, который авансировал бы им сырые материалы для их работы, а также заработную плату и жизненные средства до завершения работы. Этот хозяин делит с рабочими продукт их труда, или ту стоимость, которую их труд прибавляет к обрабатываемым сырым материалам, эта доля и составляет прибыль хозяина» ^{15}.

Маркс делает к этому следующее замечание (рукопись, стр. 256): «Итак, А. Смит прямо, без обиняков, называет здесь земельную ренту и прибыль на капитал простыми вычетами из продукта рабочего, или из стоимости его продукта, равной количеству труда, присоединённому им к сырому материалу. Но этот вычет, как раньше доказывал сам А. Смит, может состоять только из той части труда, которую рабочий присоединяет к сырым материалам сверх того количества труда, которое оплачивает только его заработную плату, или доставляет только эквивалент его заработной платы, следовательно, этот вычет состоит из прибавочного труда, из неоплаченной части труда рабочего» ^{16}.

«Откуда происходит прибавочная стоимость капиталиста» и, кроме того, прибавочная стоимость земельного собственника, это знал, следовательно, ещё А. Смит. Маркс прямо признаёт это уже в 1861 г., тогда как это, по-видимому, совершенно забыли Родбертус и толпа его почитателей, растущих как грибы под тёплым летним дождём государственного социализма.

«Однако, – продолжает Маркс, – прибавочную стоимость как таковую Смит не отделил, в виде особой категории, от тех особенных форм, которые она принимает в прибыли и земельной ренте. Отсюда у него – а ещё больше у Рикардо – много ошибок и недостатков в исследовании» ^{17}. – Это положение буквально относится к Родбертусу. Его «рента» есть просто сумма земельной ренты и прибыли, о земельной ренте он составил себе совершенно ложную теорию, прибыль он принимает без всякого пересмотра в той форме, в какой нашёл её у своих предшественников. – Напротив, у Маркса прибавочная стоимость есть всеобщая форма той суммы стоимости, которую без всякого эквивалента присваивают собственники средств производства и которая по совершенно особым законам, впервые открытым Марксом, распадается на особые, превращённые формы прибыли и земельной ренты. Эти законы излагаются в книге III, в которой впервые будет показано, сколько промежуточных звеньев требуется для того, чтобы от понимания вообще прибавочной стоимости дойти до понимания её превращения в прибыль и земельную ренту, следовательно, – до понимания законов распределения прибавочной стоимости внутри класса капиталистов.

Рикардо идёт уже значительно дальше А. Смита. Он основывает своё понимание прибавочной стоимости на той новой теории стоимости, которая в зародыше имеется уже у А. Смита, но почти всегда забывается им, когда дело идёт о её применении, и которая стала исходным пунктом всей последующей экономической науки. Из положения о том, что стоимость товаров определяется количеством реализованного в товарах труда, он выводит распределение между рабочими и капиталистами того количества стоимости, которое присоединено трудом к сырым материалам, её распадение на заработную плату и прибыль (т. е. в данном случае прибавочную стоимость). Он показывает, что стоимость товаров остаётся той же самой, как бы ни изменялось отношение между этими двумя частями, – закон, для которого он допускает лишь отдельные исключения. Он даже устанавливает, хотя и в слишком общем понимании, некоторые основные законы, касающиеся взаимного отношения между заработной платой и прибавочной стоимостью (взятой в форме прибыли) (Маркс. «Капитал», книга I, гл. XV, А ^{18}), и показывает, что земельная рента есть избыток над прибылью, отделяющийся при определённых условиях. – Ни в одном из этих пунктов Родбертус не пошёл дальше Рикардо. Внутренние противоречия теории Рикардо, из-за которых погибла его школа, остались или совершенно неизвестными Родбертусу, или привели его только к утопическим требованиям («Zur Erkenntniß etc.», S. 130) вместо экономических решений.

Учению Рикардо о стоимости и прибавочной стоимости не понадобилось ждать «Zur Erkenntniß etc.» Родбертуса для того, чтобы найти социалистическое использование. На стр. 609 первого тома «Капитала» (2-е нем. изд.) ^{19} цитируются слова: «The possessors of surplus produce or capital» ^{20} из сочинения: «The Source and Remedy of the National Difficulties. A Letter to Lord John Russel. London, 1821». Это сочинение, на значение которого следовало бы обратить внимание уже из-за одного выражения: «surplus produce or capital», представляет собой памфлет в 40 страниц, извлечённый Марксом из забвения, в нём говорится:

«Сколько бы ни приходилось на долю капиталиста» {с точки зрения капиталиста}, «он может присваивать только прибавочный труд (surplus labour) рабочего, так как рабочий должен существовать» (стр. 23).

Но как живёт рабочий и, следовательно, как велик может быть прибавочный труд, присваиваемый капиталистом, это величина весьма относительная.

«Если стоимость капитала уменьшается не в такой пропорции, в какой возрастает его масса, то капиталист будет выжимать из рабочего продукт каждого рабочего часа сверх того минимума, на который рабочий может существовать… капиталист может, в конце концов, сказать рабочему: ты не должен есть хлеба, потому что можно жить, питаясь свёклой и картофелем, и мы уже дошли до этого» (стр. 24). «Если рабочего можно довести до того, что он будет питаться картофелем вместо хлеба, то неоспоримо верно, что при этом из его труда можно выколотить больше, т. е. если при питании хлебом он был вынужден для содержания себя и своей семьи затрачивать труд понедельника и вторника, то при питании картофелем он будет получать для себя только половину понедельника, а другая половина понедельника и весь вторник высвободятся или в пользу государства, или для капиталиста» (стр. 26). «Неоспоримо (it is admitted), что уплачиваемые капиталистам проценты, в форме ли ренты, ссудного процента или предпринимательской прибыли, уплачиваются из труда других» (стр. 23).

Итак, здесь перед нами целиком «рента» Родбертуса, только вместо «рента» сказано «проценты».

Маркс делает к этому следующее замечание (рукопись «К критике», стр. 852): «Этот малоизвестный памфлет, появившийся в то время, когда начал привлекать к себе внимание „невероятный кропатель“ Мак-Куллох^{21}, представляет собой существенный шаг вперёд по сравнению с Рикардо. Прибавочную стоимость или «прибыль», как её называет Рикардо (часто называющий её также и прибавочным продуктом, surplus produce), или interest^{22}, как называет её автор памфлета, этот автор прямо характеризует как surplus labour, прибавочный труд, труд, выполняемый рабочим бесплатно, выполняемый сверх того количества труда, которым возмещается стоимость его рабочей силы, то есть производится эквивалент его заработной платы. Как важно было свести стоимость к труду, совершенно так же важно было прибавочную стоимость (surplus value), которая представлена в прибавочном продукте (surplus produce), свести к прибавочному труду (surplus labour). По сути дела это было сказано уже А. Смитом и составляет один из главных моментов того, что дал Рикардо. Но у них это нигде не высказано и не зафиксировано в абсолютной форме» ^{23}. Затем, на стр. 859 рукописи, говорится: «Впрочем, автор остаётся в плену тех экономических категорий, которые он нашёл у своих предшественников. Как у Рикардо смешение прибавочной стоимости и прибыли приводит к неприятным противоречиям, так и у него к таким же противоречиям приводит то, что прибавочную стоимость он окрестил процентом на капитал. Правда, он стоит выше Рикардо в том отношении, что он, во-первых, сводит всякую прибавочную стоимость к прибавочному труду, а во-вторых, хотя и называет прибавочную стоимость процентом на капитал, вместе с тем подчёркивает, что под interest of capital ^{24} он понимает общую форму прибавочного труда в отличие от его особенных форм – ренты, ссудного процента и предпринимательской прибыли. Но название одной из этих особенных форм, interest, он опять-таки принимает как название общей формы. А этого достаточно, чтобы снова впасть в экономическую тарабарщину (в рукописи употреблено слово «slang»)» ^{25}.

Это последнее замечание целиком и полностью относится к нашему Родбертусу. И он остаётся в плену тех экономических категорий, которые он нашёл у своих предшественников. И он окрестил прибавочную стоимость именем одной из её превращённых подчинённых форм: ренты, которую он к тому же сделал совершенно неопределённой. Результатом этих двух промахов было то, что он снова впадает в экономическую тарабарщину, что, сделав шаг вперёд по сравнению с Рикардо, он критически не идёт дальше, а вместо этого поддаётся искушению сделать свою недоработанную теорию, ещё не освободившуюся от скорлупы, основой утопии, с которой он выступил, как и всегда, слишком поздно. Памфлет, появившийся в 1821 г., уже полностью предвосхитил «ренту» Родбертуса 1842 года.

Наш памфлет – только самый передовой аванпост обширной литературы, которая в двадцатых годах использовала теорию стоимости и прибавочной стоимости Рикардо в интересах пролетариата против капиталистического производства и побивала буржуазию её собственным оружием. Весь оуэновский коммунизм, поскольку он вступает в экономическую полемику, опирается на Рикардо. Но наряду с ним был ещё целый ряд писателей, из которых Маркс уже в 1847 г. в полемике против

Прудона («Нищета философии», стр. 49 ^{26}) приводит лишь некоторых: Эдмондса, Томпсона, Годскина и т. д., и т. д., «и ещё четыре страницы и т. д.». Из этого огромного количества сочинений я беру наудачу только одно: «An Inquiry into the Principles of the Distribution of Wealth, most conducive to Human Happiness, by William Thompson, a new edition, London, 1850». Это сочинение, написанное в 1822 г., впервые увидело свет в 1824 году. Богатство, присваиваемое непроизводительными классами, и в этом сочинении везде характеризуется тоже как вычет из продукта рабочего, и притом в довольно сильных выражениях.

«Постоянное стремление того, что мы называем обществом, состояло в том, чтобы при помощи обмана или убеждения, страха или принуждения заставить производительного работника исполнять труд за возможно меньшую долю продукта его собственного труда» (стр. 28). «Почему же рабочий не должен получать абсолютно весь продукт своего труда?» (стр. 32). «Это вознаграждение, которое капиталисты взыскивают с производительного рабочего под именем земельной ренты или прибыли, они требуют за пользование землёй или другими предметами… Так как все физические вещества, на которых или посредством которых неимущий производительный рабочий, не обладающий ничем, кроме своей способности производить, только и может проявлять эту свою производительную способность, – так как эти вещества находятся в обладании других лиц, интересы которых противоположны интересам рабочего и согласие которых является предпосылкой его деятельности, – то не зависит ли и не должно ли зависеть от милости этих капиталистов, какую долю плодов его собственного труда они пожелают дать ему в вознаграждение за этот труд?» (стр. 125) «… долю по отношению к величине удержанного продукта, называются ли эти присвоенные части продукта налогами, прибылью или кражей» (стр. 126) и т. д.

Признаюсь, я написал эти строки не без некоторого стыда. Я ещё могу допустить, что антикапиталистическая английская литература двадцатых и тридцатых годов совершенно неизвестна в Германии, несмотря на то, что Маркс ещё в «Нищете философии» прямо указывал на неё, а кое-что из неё – памфлет 1821 г., Рейвнстона, Годскина и т. д. – неоднократно цитировал в первом томе «Капитала». Но то обстоятельство, что не только literatus vulgaris ^{27}, «действительно ничему не научившийся» и в отчаянии цепляющийся за полы сюртука Родбертуса, но и профессор по должности ^{28}, «кичащийся своей учёностью», до такой степени забыл свою классическую политическую экономию, что серьёзно упрекает Маркса в краже у Родбертуса таких вещей, которые можно найти уже у А. Смита и Рикардо, – это обстоятельство доказывает, как низко пала в настоящее время официальная политическая экономия.

Но в таком случае что же нового сказал Маркс о прибавочной стоимости? Как это случилось, что теория прибавочной стоимости Маркса произвела такое впечатление, как удар грома с ясного неба, и притом во всех цивилизованных странах, тогда как теории всех его социалистических предшественников, в том числе и Родбертуса, не оказали никакого действия?

История химии может пояснить нам это примером. Как известно, ещё в конце XVIII века господствовала флогистонная теория, согласно которой сущность всякого горения состоит в том, что от горящего тела отделяется другое, гипотетическое тело и абсолютное горючее вещество, получившее название флогистона. Эта теория была достаточна для объяснения большей части известных тогда химических явления, хотя в некоторых случаях она объясняла их не без большой натяжки. Но вот в 1774 г. Пристли описал разновидность воздуха, «которую он нашёл настолько чистой или настолько свободной от флогистона, что сравнительно с ней обыкновенный воздух представлялся уже испорченным». Он назвал её дефлогистированный воздух. Вскоре затем такую же разновидность воздуха описал Шееле в Швеции и доказал её наличие в атмосфере. Шееле нашёл также, что она исчезает, если в ней или в обыкновенном воздухе сжигать какое-нибудь тело, в назвал её поэтому огневым воздухом [Feuerluft].

«Из этих данных он вывел такое заключение, что соединение, образующееся при сочетании флогистона с одной из составных частей воздуха» {следовательно, при горении}, «есть не что иное, как огонь или теплота, которая улетучивается через стекло».^[2]

Пристли и Шееле описали кислород, но они не знали, что́ оказалось у них в руках. Они «оставались в плену» флогистонных «категорий, которые они нашли у своих предшественников». Элемент, которому суждено было ниспровергнуть все флогистонные воззрения и революционизировать химию, пропадал в их руках совершенно бесплодно. Но вскоре после этого Пристли, будучи в Париже, сообщил о своём открытии Лавуазье, и Лавуазье, руководствуясь этим новым фактом, вновь подверг исследованию всю флогистонную химию и впервые открыл, что новая разновидность воздуха была новым химическим элементом, что при горении не таинственный флогистон выделяется из горящего тела, а этот новый элемент соединяется с телом, и таким образом, он впервые поставил на ноги всю химию, которая в своей флогистонной форме стояла на голове. И если даже Лавуазье и не дал описания кислорода, как он утверждал впоследствии, одновременно с другими и независимо от них, то всё же по существу дела открыл кислород он, а не те двое, которые только описали его, даже не догадываясь о том, что́ именно они описывали.

В теории прибавочной стоимости Маркс по отношению к своим предшественникам является тем же, чем Лавуазье по отношению к Пристли и Шееле. Существование той части стоимости продукта, которую мы называем теперь прибавочной стоимостью, было установлено задолго до Маркса, точно так же с большей или меньшей ясностью было высказано, из чего она состоит, именно: из продукта того труда, за который присвоивший его не заплатил никакого эквивалента. Но дальше этого не шли. Одни – классические буржуазные экономисты – самое большее исследовали количественное отношение, в котором продукт труда распределяется между рабочим и владельцем средств производства. Другие – социалисты – находили это распределение несправедливым и выискивали утопические средства для устранения несправедливости. И те и другие оставались в плену экономических категорий, которые они нашли у своих предшественников.

Но вот выступил Маркс. И притом в прямую противоположность всем своим предшественникам. Там, где они видели решение, он видел только проблему. Он видел, что здесь перед ним был не дефлогистированный воздух и не огневой воздух, а кислород, что здесь речь шла не о простом констатировании экономического факта, не о противоречии этого факта с вечной справедливостью и истинной моралью, но о таком факте, которому суждено было произвести переворот во всей политической экономии и который давал ключ к пониманию всего капиталистического производства, – давал тому, кто сумел бы им воспользоваться. Руководствуясь этим фактом, он исследовал все установленные до него категории, как Лавуазье, руководствуясь открытием кислорода, исследовал прежние категории флогистонной химии. Для того чтобы знать, что́ такое прибавочная стоимость, он должен был знать, что́ такое стоимость. Прежде всего необходимо было подвергнуть критике саму теорию стоимости Рикардо. Итак, Маркс исследовал труд со стороны его свойства создавать стоимость и в первый раз установил, какой труд, почему и как образует стоимость, установил, что стоимость вообще есть не что иное, как кристаллизованный труд этого рода, – пункт, которого до конца дней своих не понимал Родбертус. Маркс исследовал затем отношение товара и денег и показал, как и почему – в силу присущего ему свойства стоимости – товар и товарный обмен должны порождать противоположность товара и денег, его основанная на этом теория денег есть первая исчерпывающая теория их, получившая теперь всеобщее молчаливое признание. Он исследовал превращение денег в капитал и доказал, что оно основывается на купле и продаже рабочей силы. Поставив на место труда рабочую силу, свойство создавать стоимость, он разом разрешил одно из затруднений, которое привело к гибели школу Рикардо: невозможность согласовать взаимный обмен капитала и труда с рикардовским законом определения стоимости трудом. Лишь установив разделение капитала на постоянный и переменный, Маркс смог до деталей изобразить действительный ход процесса образования прибавочной стоимости и таким образом объяснить его, чего не сделал ни один из его предшественников, следовательно, он установил различие в самом капитале, различие, с которым решительно не в состоянии были справиться ни Родбертус, ни буржуазные экономисты, но которое даёт ключ для решения самых запутанных экономических проблем, убедительнейшим доказательством чего здесь опять служит книга II и ещё более – как это будет видно позже – книга III. Далее, он исследовал саму прибавочную стоимость, открыл две её формы: абсолютную и относительную прибавочную стоимость, и показал, какую различную, но в обоих случаях решающую роль играли они в историческом развитии капиталистического производства. Основываясь на теории прибавочной стоимости, он развил первую рациональную теорию заработной платы, какую мы теперь только и имеем, и впервые дал основные черты истории капиталистического накопления и изложил его исторические тенденции.

А Родбертус? Прочитав всё это, он – как всякий тенденциозный экономист! – нашёл здесь «нападение на общество»^{29}, нашёл, что он уже сам сказал много короче и яснее, откуда происходит прибавочная стоимость, и, наконец, нашёл, что хотя всё это справедливо для «современной формы капитала», т. е. для того капитала, который существует исторически, но не годится для «понятия капитал», т. е. не годится для утопического представления господина Родбертуса о капитале. Совершенно так же, как старик Пристли, который до конца дней своих клялся флогистоном и ничего не хотел знать о кислороде. Только Пристли действительно первый описал кислород, тогда как Родбертус в своей прибавочной стоимости или, точнее говоря, в своей «ренте» вновь открыл только общее место, а Маркс, в противоположность поведению Лавуазье, был выше того, чтобы утверждать, что он первый открыл факт существования прибавочной стоимости.

Всё остальное, что внёс Родбертус в политическую экономию, стоит на таком же уровне. Его переработка теории прибавочной стоимости в утопию уже была непреднамеренно подвергнута Марксом критике в «Нищете философии»: всё, что можно было ещё сказать об этом, сказано мной в предисловии ^{30} к немецкому переводу этой работы. Его объяснение торговых кризисов недостаточным потреблением рабочего класса имеется уже у Сисмонди в «Nouveaux Principes d'Économie Politique», liv. IV. ch. IV.^[3] Только Сисмонди при этом постоянно имел в виду мировой рынок, между тем как горизонт Родбертуса не простирается дальше прусской границы. Его умозрительные рассуждения о том, берётся ли заработная плата из капитала или из дохода, относятся к области схоластики и совершенно упраздняются содержанием третьего отдела этой второй книги «Капитала». Его теория ренты осталась его исключительным достоянием и может безмятежно почивать, пока не появится в печати рукопись ^{31} Маркса, содержащая её критику. Наконец, его проекты освобождения старопрусского землевладения от гнёта капитала опять-таки совершенно утопичны; а именно, они обходят единственный практический вопрос, о котором здесь идёт речь, – вопрос о том, каким образом старопрусский юнкер, получая из года в год, скажем, 20 000 марок дохода и проживая, скажем, 30 000 марок, может всё-таки не делать никаких долгов?

Школа Рикардо около 1830 г. потерпела крах на прибавочной стоимости. То, что она не могла разрешить, оставалось тем более неразрешимым для её преемницы, вульгарной политической экономии. Два пункта, о которые она разбилась, следующие:

Во-первых. Труд есть мера стоимости. Но живой труд при обмене на капитал имеет меньшую стоимость, чем овеществлённый труд, на который он обменивается. Заработная плата, стоимость определённого количества живого труда, всегда меньше, чем стоимость продукта, который произведён этим самым количеством живого труда или в котором этот труд выражается. В таком понимании вопрос действительно неразрешим. Марксом он правильно поставлен, и тем самым на него дан ответ. Труд не имеет стоимости. Как деятельность, создающая стоимость, он так же не может иметь особой стоимости, как тяжесть не может иметь особого веса, теплота – особой температуры, электричество – особой силы тока. Покупается и продаётся как товар не труд, а рабочая сила. Как только она становится товаром, её стоимость измеряется трудом, воплощённым в ней как в общественном продукте; эта стоимость равна труду, общественно необходимому для её производства и воспроизводства. Следовательно, купля и продажа рабочей силы на основе такой её стоимости отнюдь не противоречит экономическому закону стоимости.

Во-вторых. По закону стоимости Рикардо два капитала, применяющие одинаковое количество одинаково оплачиваемого живого труда, предполагая все прочие условия равными, производят в течение равного времени продукты равной стоимости, а также прибавочную стоимость или прибыль равных размеров. Если же они применяют неодинаковые количества живого труда, то они не могут произвести прибавочную стоимость или, как говорят рикардианцы, прибыль равных размеров. Но в действительности имеет место противоположное этому. Фактически равные капиталы в равное время производят в среднем равную прибыль независимо от того, много или мало живого труда они применяют. Следовательно, тут явное противоречие закону стоимости, которое заметил ещё Рикардо и разрешить которое его школа тоже была неспособна. Родбертус также не мог не заметить этого противоречия; но вместо того чтобы разрешить его, он сделал его одним из исходных пунктов своей утопии («Zur Erkenntniß», S. 131). Это противоречие Маркс разрешил уже в рукописи «К критике» ^{32}; по плану «Капитала» решение будет дано в книге III ^{33}. До её опубликования пройдут ещё месяцы. Следовательно, для экономистов, желающих открыть в Родбертусе тайный источник теории Маркса и его несравненного предшественника, представляется случай показать, что́ в состоянии дать политическая экономия Родбертуса. Если они покажут, каким образом может и должна образоваться одинаковая средняя норма прибыли не только без нарушения закона стоимости, но как раз на его основе, тогда мы будем разговаривать с ними дальше. Однако пусть они соблаговолят поторопиться. Блестящие исследования этой книги II и совершенно новые результаты их в почти нетронутых до сих пор областях представляют собой только вводные положения к содержанию книги III, в которой изложены заключительные выводы из исследования Марксом процесса общественного воспроизводства на капиталистической основе. Когда появится эта книга III, меньше будут говорить о каком-то экономисте Родбертусе.

Вторую и третью книги «Капитала», как об этом часто говорил мне Маркс, он хотел посвятить своей жене.

Лондон, в день рождения Маркса, 5 мая 1885 г.

Фридрих Энгельс