Книга Смерть в наследство онлайн - страница 4

-4-

Группа кочевала, не задерживаясь на одном месте более одних суток. Это изматывало людей, но никто даже в мыслях не роптал. Все из опыта знали: как ни маскируйся, хоть растворись в этих осточертевших камнях, – даже если в пределах видимости нет ничего живого, на третьи сутки моджахеды, вероятно, узнают о временной базе группы, а на четвертые будут знать наверняка. Наблюдение за шурави велось, не прекращаясь ни на минуту, сотнями пар глаз крестьян, пастухов, кочевников всех народностей, племен и кланов. Информация передавалась любой вооруженной группе душманов, отряду, банде независимо от их религиозной и политической окраски. Какие бы, нередко кровавые, столкновения ни происходили между ними, все они были врагами оккупантов и ставшей ненавистной правящей клики, пустившей на их святую землю иноземцев. А то, что их многочисленные, постоянно пребывавшие в жесточайших раздорах лидеры продавали страну и народ ради будущей власти любому, кто хотел и мог заплатить, это народ не интересовало.

Едва обосновавшись на одной временной базе, группа тут же искала запасную. На каждом новом месте устраиваться начинали с поиска и оборудования площадки, пригодной для посадки вертолета. Переход с одного места на другое длился не меньше трех часов. В горах за это время можно одолеть совсем небольшое расстояние. Но они вынуждены были кружить именно здесь, в этом районе, чтобы не выйти из зоны вероятного маршрута каравана.

Названные полковником Клименко сроки уже миновали, а каравана все не было. Пройти мимо них незамеченным он не мог, они и мысли такой не допускали. Пора было выходить на связь с командованием. Кондратюку ответили, что караван вышел с опозданием, и подтвердили приказ. Несмотря на жесточайшую экономию, в группе кончалась вода, нужны были и продукты. Капитан вызвал вертолет и попросил доставить еще один гранатомет на случай, если придется помочь авиаторам добить караван, а также электронную контрольно-измерительную аппаратуру.

Вертолет приземлился на с трудом выбранной, едва соответствующей принятым нормам площадке точно в назначенное время. На этот раз никто не бросился пить, тем не менее, прежде всего, наполнили водой фляги. И лишь после того, как сняли весь остальной груз, ребята жадно накинулись на оставшийся в вертолете запас воды.

На задании в горах они прежде всего искали тропы. Не для того, чтобы, пользуясь ими, облегчить себе путь, – такое никому и в голову не могло прийти – а чтобы знать, откуда может угрожать противник. В этой зоне лишь одна тропа подходила под понятие караванной. Она извивалась вдоль узкого ущелья, которое кое-где с разбега можно было перепрыгнуть. Но разбегаться было негде.

– Другого пути для них просто нет, – сказал капитан.

– Ситуация хреновенькая, – вздохнул Марьясин. – Если доберутся сюда, здесь их не возьмешь. Самолеты работать не смогут – слишком высоко придется подняться, прицельно бомбить не смогут.

– А вертолетам в этой узости вообще гроб, – заявил Черных.

– Значит, аппаратуру поставим подальше, на подступах к ущелью, где каравану укрыться будет негде, – решил капитан.

Аппаратуру тщательно замаскировали. Реагируя на температуру живого тела, она посылала электромагнитный сигнал, который давал знать о прохождении человека или животного, одного или многих. Кроме того, датчики реагировали на металл, включая оружейные стволы, и в этом отношении принципом действия напоминала миноискатель с его высоким содержанием кобальта.

И опять потянулись дни наблюдения до рези в глазах и изматывавшего душу ожидания. Но однажды эти однообразные рутинные будни неожиданно были нарушены. Отличающийся зоркостью прапорщик Костя Игнатов увидел вдали караван, двигавшийся с юга на север. Когда он несколько приблизился, стало очевидно, что это не та цель, которую они ожидали. Само направление движения имело в данном случае не столь уж большое значение. Важнее было другое: караван, не скрываясь, шел посреди долины и состоял из девяти груженых мулов в сопровождении спокойно шагавших рядом девяти кочевников в халатах с ружьями за плечами.

– Если кочевники, то почему без семейств? – усомнился Марьясин.

– Удрали от жен, – хмыкнул вечно жизнерадостный Гамов.

– Разведка большого племени, – сказал Малышев. – И без оружия они никогда не ездят. Да это и не винтовки, не карабины, а какие-то допотопные ружья.

Совершенно неожиданно из-за ближайшей гряды гор выскользнул вертолет, облетел по кругу караван и, очертив его по кругу пулеметными очередями, приказал тем самым остановиться. Видимо, погонщикам это было не впервой. Они согнали животных в кучу и остановились, на всякий случай взяв ружья наизготовку, но не стреляя. Так же внезапно появился второй вертолет и завис над караваном. Тогда первая машина опустилась метрах в трехстах, и из ее чрева, как горошины из стручка, посыпалась группа обеспечения, на бегу охватывая полукольцом замерших в ожидании людей и животных. Заняв позицию, автоматчики залегли, готовые в любое мгновение открыть огонь. Вертолет взмыл вверх и стал барражировать над караваном, очерчивая его со всех сторон пулеметными очередями. Наконец караванщики поняли, что от них требуется, и опустили ружья. Тогда вторая машина опустилась метрах в тридцати от каравана со стороны залегшей группы обеспечения, чтобы в случае боевого столкновения не перестрелять друг друга. Из нее быстро-быстро выскочили десять автоматчиков группы досмотра. Они тут же обезоружили и отогнали в сторону караванщиков и с помощью одного из них уложили на землю животных.

– Грамотно работают, – сказал кто-то из парней.

– Посмотрим, как закончат, – усмехнулся Малышев.

Проверив груз щупами и миноискателями, досматривающие отложили их в сторону, и принялись вспарывать ножами тюки, вытряхивая на землю одежду, одеяла, ковры, кухонную утварь. Вот в сторону был отложен один ковер, другой, третий, четвертый, туда же легла какая-то радиоаппаратура, еще что-то сверкнувшее линзами на солнце, еще ковер.

Загрузив добычу в вертолет, десантники подошли к погонщикам, и движением автоматов усадили их на землю. В мгновение с их голов были сдернуты чалмы. Из некоторых посыпались на землю бумажные деньги, из других же – тяжелые, должно быть, золотые монеты, которые сноровисто подбирали автоматчики. Теперь караванщикам жестами предложили снять сапоги и галоши, которые наряду с чалмами большинство сельских афганцев использовали вместо портмоне. Кое у кого и тут обнаружились деньги.

После завершения быстро и четко проведенной операции вертолеты вместе с десантом взмыли вверх, унося боевые трофеи. Афганцы продолжали сидеть на земле, и ни один не посмотрел вслед улетавшим машинам. Потом они поднялись и медленно направились к смирно лежавшим животным.

– Судя по сноровке, а главное, по тактичности в обхождении, это наши коллеги из спецназа КГБ, – криво усмехнулся капитан. – Неврастеники из ВДВ для профилактики обязательно кому-нибудь набили бы морду. А спецназ МВД непременно пристрелил бы нескольких, чтобы записать на свой счет «боевую» операцию.

– Что они могут, эти милиционеры? – презрительно сплюнул Малышев. – Только оружие подбирать, добытое другими.

– Вот и еще один клан, а то и целое племя сагитировали влиться в ряды моджахедов, – подытожил Марьясин. – Агитация в нас с младых ногтей. А в этой армии прямо агитатор на агитаторе.

Электромагнитный сигнал сработал во второй половине дня ближе к вечеру.

– Опять крестьянин с коровой? – спросил Кондратюк, когда они с Марьясиным подошли к позвавшему командира прапорщику.

– Да нет, командир, – возразил тот. – Прибор фиксирует людей, животных и стволы почти через равные промежутки времени уже почти двадцать минут. Это караван.

– Как же он мог проскочить, что мы раньше не заметили, – усомнился Марьясин.

– Видимо, перешли границу севернее указанного нам участка, – сказал капитан. – Ведь было сказано, что примерно здесь.

Некоторое время они следили за показаниями сигнала. Аппаратура продолжала подавать вести почти через каждые десять-пятнадцать секунд.

– Снимаемся, – распорядился капитан. – До темноты надо проверить показания сигнала и, если они верны, вызвать авиацию, чтобы засветло успела отбомбиться. Высылай охранение, Миша, пусть разведает. Сам иди с верхней группой. Юра пойдет с нижней. Я выйду за вами через тридцать минут.

Ни прибор, ни расшифровывавший сигнал прапорщик не ошиблись: это был тот самый долгожданный караван. Состоял он из пятидесяти трех тяжело нагруженных мулов и лошадей в сопровождении семидесяти погонщиков – видно, на животное, несущее наиболее ценный груз, выделялось по два человека – и сорок охранников одетых в форму солдат афганской армии. Погонщики были вооружены карабинами, охрана – автоматами Калашникова. Два первых и два последних мула несли четыре притороченных к вьюкам пулемета и два миномета. Метрах в двухстах впереди шла разведка из четырех человек, за ними – двадцать бойцов охраны, затем – караван, который замыкали остальные охранники.

Капитан изучил позицию, определил наиболее удобные проходы в горы, по которым при налете авиации бросятся люди от каравана, указал место для каждого пулемета и гранатомета так, чтобы они перекрывали огнем неблокированное людьми пространство. Их было слишком мало для того, чтобы перекрыть все пути бегства душманов из-под удара. Кондратюк присел рядом с радистом.

– Вызывай, – распорядился он и обратился к остальным: – Все по местам.

Никто не может запретить радисту иметь свое мнение о проходящей через него информации, но внешне реагировать на нее ему не положено. Прапорщик не был штатным специалистом, на рации его мог заменить любой из шестнадцати членов группы, поэтому, не будучи связан уставными положениями, он несколько растерянно сообщил, что самолетов не будет.

– Ты правильно понял? – спросил капитан.

– Запроси сам, командир, – обиделся радист.

Капитан запросил, и ответ был тот же: самолетов не будет.

Командир смешанного авиационного полка целую неделю посменно держал наготове эскадрилью бомбардировщиков. Он сам и его люди уже успели привыкнуть к этим никому не понятным дежурствам. В тот день никто не ждал приказа на вылет. И под вечер комполка разрешил ребятам отметить день рождения командира дежурной эскадрильи. Когда был получен приказ на вылет, поднимался уже не первый стакан за здоровье и удачу действительно лихого комэска.

– Мой предыдущий приказ отменяется, – поднимаясь от рации, сказал капитан и распорядился. – Все ко мне, кроме охранения.

Когда подошли люди, он продолжал:

– Авиации не будет. Значит, духи не побегут под наши стволы. Нам же вступать с ними в боевое соприкосновение здесь, – подчеркнул капитан последнее слово, – не резон. Слишком уж их много, даже для нас. До темноты остается часа полтора. Последим. На ночевку они станут, надо полагать, возле подъема. Ночью в горы не пойдут. Думайте, как справиться с караваном своими силами. Пропустить его нельзя. Завтра к вечеру он выйдет из ущелья, как всегда, разделится и исчезнет. Думайте, – повторил он.

– А если все же рискнут идти ночью? – предположил всегда отмалчивающийся прапорщик Никита Голицын. – Говорят, дома и стены помогают. Раз они выбрали этот путь, то, наверное, знают это ущелье.

– Хоть они и духи, но не бесплотные же, – возразил Марьясин. – И не дураки на самом-то деле. Хотя зачем гадать. Увидим.

– Никита сказал о стенах, – заметил Малышев. – Что-то мне кажется, что не для всех из них эти стены свои.

– Мне тоже показалось, – поддержал его капитан.

Как и предполагал Кондратюк, караван остановился на ночлег у подножья тропы. Все это время группа шла параллельно ему метрах в пятистах выше. Так как идти пришлось при свете дня, все были предельно внимательны и осторожны. Помня приказ командира, старались высмотреть слабое место в организации охраны каравана, и не находили. Однако наблюдения показали, что Малышев прав. Большинство сошлось на том, что это не моджахеды в форме правительственных афганских войск, а солдаты пакистанской армии. Дело было даже не в том, как грамотно они оберегали караван – душманы умели не хуже, – а в их явно армейской дисциплинированности, уверенности, откровенно пренебрежительном отношении к погонщикам, которые были для них очевидно не помощниками, а быдлом, в непререкаемости жестов, в самонадеянном выражении лиц.

Глядя на собравшихся возле него ребят, капитан сосредоточенно размышлял.

– Не журись, Васильевич, – улыбнулся Малышев. – Пакистанцы там, китайцы или американцы, куда они на хрен от нас денутся. А этих прищучить надо в том месте, где над тропой нависает длинный карниз.

– Правильно, старина, – тут же поддержал его Марьясин. – Самое удобное место.

– Кто у нас в этом поиске назначен главным взрывником? – спросил капитан.

– Я, – выдвигаясь из-за товарищей, отозвался прапорщик Геннадий Чернышев.

В группе была полная взаимозаменяемость, каждый знал все профессии, необходимые для их разнообразной боевой работы, и многое другое, что им полагалось знать как разведчикам. Но у людей были свои склонности, увлечения, способности к какому-то определенному делу, которое осваивалось лучше других.

– Как полагаешь, имеющихся у нас мин хватит, чтобы обрушить на караван тот карниз? – спросил Кондратюк.

Чернышев подумал, мысленно обозрел карниз над тропой, прикинул, где лучше замаскировать мины, направление и силу взрыва в скалистой породе и сказал:

– Хватит, но в обрез.

– Хорошо, – кивнул командир, – больше и не надо. Здесь остаются трое вместе с лейтенантом Черных следить за караваном. Утром, как только он полностью втянется на тропу, не задерживаясь присоединяйтесь к нам, чтобы занять свое место в бою. Пошли, – махнул он остальным.

Сразу без команды двинулось вперед боевое охранение.

Когда к полудню следующего дня вернулся Черных с парнями, мины были заложены, позиции заняты, выверены секторы обстрела.

– Придется тебе вернуться назад, – выслушав доклад лейтенанта, сказал капитан. – Там уже заняли позиции четверо ребят.

– Я и не заметил, – удивился лейтенант.

– Если бы заметил, я бы им всыпал, – заявил Кондратюк. – Возьмешь под команду группу по уничтожению хвоста каравана, который останется после того, как большую часть взрывом снесет в пропасть. В распоряжении у тебя семь человек, пулемет, гранатомет. И чтобы из остатков каравана в живых не осталось ни одного.

– Обижаешь, командир, – усмехнулся Черных. – Это же азбука нашего дела.

– Ладно, иди, обидчивый, – хмыкнул капитан. – Еще поесть успеете. Но только там, на месте.

Теперь оставалось только ждать.

Наконец появилась разведка. Четверо солдат гуськом шли по тропе без особой настороженности, но автоматы по привычке держали наизготовку.

– Пора, Дмитриевич, – кивнул Кондратюк Малышеву. – Кончайте их точно на условленном месте и сразу обратно на свои позиции. Еще раз напоминаю: сверху не прыгать, чтобы вместе с ними не скатиться в пропасть.

– Не беспокойся, командир, – спокойно отозвался ставший прапорщик. – Не первый год замужем.

Он бесшумно пошел по склону вправо к месту засады, выбранному метрах в двухстах от расположения группы. За ним так же бесшумно двинулись еще трое.

Когда показалась головная охрана и за ней первые мулы каравана, все четверо были уже на своих местах. Малышев лишь коротко вскинул руку, сообщая о выполнении приказа.

Как только середина каравана втянулась под нависший над тропой карниз, капитан кивнул изготовившемуся Чернышеву.

– Давай, Гена.

Прапорщик послал радиосигнал и в то же мгновение чудовищный грохот разорвал тишину. Вздыбилась и рухнула в пропасть стометровая полоса скал, увлекая за собой большую часть надвое разорванного каравана. Охрана не пострадала ни впереди, ни сзади. В хвосте каравана осталось девять животных, в голове – тринадцать. А между ними клубился пылью фантастический завал глыб, для расчистки которого потребовались бы годы упорного труда. Уцелевших людей и животных взрывной волной бросило на тропу, некоторых швырнуло в пропасть. Солдаты охраны не сразу, но первыми поняли, что вырваться из западни можно только по тропе. Вместе с оставшимися в живых караванщиками они бросились на прорыв – одни вперед, другие назад – и устлали тропу трупами под кинжальным огнем бивших с десяти-пятнадцати метров автоматов, пулеметов, под взрывами бесперебойно работающих гранатометов. Им нужно было пробежать, проползти, пробраться лишь шестьдесят метров до мертвого, непростреливаемого пространства. Некоторым это почти удалось, но их хладнокровно расстреляли заранее облюбовавшие позицию снайперы.

Группа лейтенанта Черных первым шквалом огня разметала, а потом добила все живое, что осталось после взрыва в хвосте каравана. Впереди солдат и погонщиков уцелело больше. После первого броска оставшиеся в живых залегли за трупами животных и поливали автоматными очередями скалы. Но что значит залечь под кинжальным огнем на узкой тропе между пропастью и стеной из камня, не имея пути назад? Они еще жили, но в представлении нападавших были уже трупами.

Застенчивый в обиходе прапорщик Вячеслав Весуев, никогда не расстававшийся в поиске со своим пулеметом, при каждой попытке противника подняться для броска обрушивал на него грохот очередей, прошивая пулями навылет. Прицельно, на выбор, парни истребляли лежавших из автоматов. Чтобы не терять совсем не лишнее для них в этой ситуации время, тех, кто еще подавал признаки жизни, забрасывали гранатами. Раненых добили ножами. В живых нельзя было оставлять никого. Даже один пленный связал бы группу по ногам и рукам. А ей еще предстояло идти и идти по горам со своим тяжелым, необходимым для жизни и боя грузом. Они вообще не брали пленных – за ненадобностью, все равно ни одному из них нельзя было верить.

В разбросанных по тропе тщательно перевязанных упаковках оказалось оружие, взрывчатка, патроны. Все это полетело в пропасть. Документы, бумаги, карты собрали и передали командиру. Взяли оставшиеся в целости фляги с водой. Пищи не нашлось. Видимо, все ее запасы рухнули в пропасть.

– Командир, – подозвал Кондратюка Малышев.

– Что, Дмитриевич? – спросил подошедший капитан.

– Смотри.

Малышев откинул верх вспоротого им по периметру небольшого тюка, упакованного в жесткий непромокаемый материал. Кондратюк увидел спрессованные пачки новеньких афгани сотенного и тысячного достоинства.

– Забери с собой, – распорядился он.

– Неужто и сейчас отдашь этим говнюкам, Васильевич? – с укоризной спросил старший прапорщик.

Года полтора назад группа Кондратюка, правда, больше, чем наполовину в другом составе, согласно приказу, перехватила небольшой караван с деньгами – их было там десятки миллионов. Охрану и сопровождение, как водится, перебили, а деньги доставили на базу и, как положено, сдали в распоряжение командования. Однако, как потом выяснилось, до финчасти сорокой армии через различные полномочные и не совсем полномочные, но заинтересованные инстанции дошло лишь несколько сот тысяч. Хорошо хоть капитан догадался взять у начфина полка, где сдавал деньги, справку по всей форме о сдаче отбитых у моджахедов сумм, иначе не миновать бы беды, поскольку без конца тянувшееся расследование снова вернулось на круги своя и привело к Кондратюку. Молодой шустрый следователь в лейтенантских погонах безапеляционо потребовал у капитана расписку начфина для приобщения к делу. Имевшаяся у него копия следователя не удовлетворяла. До крайности возмущенный таким нахальством, Кондратюк коротко ткнул лейтенанта пальцем в шею и, когда тот очнулся через некоторое время, с обаятельной улыбкой сказал:

– Послушайте, коллега, я ведь юрист по образованию. Полагаю, что для ведения следствия вам вполне достаточно копии расписки.

– Юрист, значит. Хорошо, хорошо… – хрипло пробормотал лейтенант, держась рукой за шею.

Видимо он нажал какую-то скрытую под столом кнопку, потому что в кабинете тотчас появились два сержанта с пистолетами в руках. Капитан рассмеялся, шагнул к ним – пистолеты мгновенно оказались у него в руках, а на полу корчились от боли сержанты. Он повернулся к следователю. Тот был в шоке и смотрел на него округлившимися от страха глазами.

– Слушай, дерьмо смердящее, – с той же широкой улыбкой заговорил Кондратюк. – Чтобы по хилости интеллекта и, как видно, врожденной подлости ты не вздумал и дальше мерзопакостить, я записал всю нашу милую беседу на диктофон, – он достал из наружного кармана и показал миниатюрный аппарат. – Но если ты все же не уймешься, я найду тебя, и буду долго вынимать из твоего станового хребта четвертый позвонок, четвертый сверху, разумеется. Рекомендую сегодня же заглянуть в медицинскую энциклопедию. А это страшное орудие смертоубийства, – капитан посмотрел на пистолеты, – я возьму с собой. С тебя, конечно, за них спросят, но ты выкрутишься. Ну-ка, оставь на одном из них свои пальчики, чтобы видно было, какими методами ты добываешь показания.

Кондратюк вложил в потную ладонь лейтенанта пистолет, крепко прижал к металлу его пальцы, завернул оружие в газету и ушел.

Об этой истории своим вопросом и напомнил Малышев.

– Нет, не отдам, – ответил капитан. – Во-первых, о деньгах не было никакого приказа; во-вторых, не для того вы сегодня рисковали жизнью, чтобы какие-то свиньи жировали за ваш счет. Нет, нет, Дмитриевич, – остановил он хотевшего что-то сказать Малышева и предугадывая, о чем. – Сегодня я не участвовал в бою. Знать бы, так специально пару раз выстрелил, – улыбнулся Кондратюк.

– Слушай, Васильевич, – под влиянием порыва, видя, что к ним направляется Марьясин, быстро заговорил старший прапорщик. – Кто-то из группы доносит на тебя и на всех нас начальству.

– Знаю, что доносит, но не знаю, кто, – ответил Кондратюк. – Да черт с ним, доносить-то ведь, в общем, не о чем. Значит, он просто своими словами излагает мои рапорты. Конечно, неприятно, что среди нас завелась какая-то вошь. Впрочем, такие, наверное, имеются в каждой группе. Видимо, так положено. Только не вздумай еще кому-нибудь рассказать. Взаимная подозрительность при нашей работе – гроб.

– Да уж понятно.

– Ну, как сработали, командир? – с довольной улыбкой спросил подошедший старший лейтенант.

– Я только что говорил Дмитриевичу: раз лично я не произвел ни одного выстрела, стало быть, все было подготовлено и выполнено нормально, – ответил капитан и веселым взглядом окинул людей. – Все живые, раненых нет. Идем домой. А пока – быстро на запасную базу. До вечера надо отсидеться.