Книга Кика – женщина с изюминкой. Любовные успехи и неудачи разведенной журналистки онлайн - страница 3

Отчаяние

Дела на работе улучшались прямо на глазах. Коллеги (жаль, что не могу сказать «сразу») приняли меня в свои ряды, оба шефа, Марку Антониу и Аран, вроде бы восхищались моей работой, и Айлин была со мной ангелом во плоти.

В это время уволилась Марии Беатриш Суареш, пишущая под псевдонимом София К. (в журнале она вела колонку про секс, параллельную моей). В срочном порядке кинулись искать нового работника на эту должность. Марку Антониу тут же предложил мою кандидатуру и пообещал, что я смогу подписываться псевдонимом Бии, если так мне будет удобнее проникнуть в созданный ею эротический мир. Я согласилась, но очень скоро почувствовала отсутствие всякого вдохновения. Тогда я решила, что буду просто рассказывать истории, не такие фантастические, как у моей предшественницы (в моих рассказах никто бы не стал трахаться, положив ноги на стол), и более элегантные.

Когда мне совершенно нечем было заняться в Сан-Паулу, я с детьми проводила выходные в Кампинасе, в доме родителей. Не то чтобы я получала у них больше эмоций, чем находясь дома у телевизора (хотя и возможно), просто у меня были свои причины. Я приезжала не для себя: нескольких минут сосуществования с семьей было достаточно, чтобы я поссорилась с отцом или пришла в крайнее раздражение от вечных причитаний матери («Дочка, какая невыносимая жара сегодня! Дочка, как у меня от нее болит голова! Дочка, как трудно выносить эти мании твоего отца! Дочка, я совсем не спала сегодня ночью!» И тому подобное. В ряде случаев, и правда, было бы лучше остаться дома и поддаться гипнозу телевизора, чем пытаться улучшить наши отношения и играть роль хорошей дочери. Но именно совесть «хорошей дочери», которая всю жизнь должна была подстраиваться под желания других, не позволяла мне отдаться безделью и одиночеству и напоминала о ценности семьи.

Там я была хорошей дочкой, у которой хорошая работа и две замечательные дочки, которых я привезла хорошо провести выходные у замечательных бабули с дедулей. Здесь стояла сельская умеренная (ну, и хорошая , конечно) жара, была хорошая мамина еда ихорошие папины шутки. Если повезет, я встречала того или иного старого друга, но только если очень повезет, потому что в большинстве случаев я встречала самых нудных или интеллектуально обделенных субъектов. Иногда начинало казаться, что люди даже с небольшим чувством юмора испарились, исчезли с лица земли. Мне оставалось только благодарить Бога за то, что я была такая красивая, умная, что у меня есть возможность развиваться и работать, и была возможность так удачно выйти замуж за такого хорошего человека и родить детей (и за то, что родились такие прекрасные и светлые создания, как Алиса и София – дочери, от которых я никогда не устану и никогда не пожалею, что произвела их на свет).

Итак, время от времени я со своей благословенной семьей ездила в это благословенное место, принося счастье и радость провинциальным жителям с фамилией Салви.

Пока не столкнулась лицом к лицу с подругой детства в одном кабачке в центре города. Компания была не из лучших, но все же с ней можно было поделиться идеей найти какого-нибудь красавчика. Нельзя сказать, что Кампинас славился хорошим вкусом своих жителей. Очень сложно было рассмотреть красоту за клетчатыми рубашками, карамельного цвета ботинками и желтыми штанами. Цепь с распятьем на груди была хитом среди мужчин из кабачка.

Торпеды, стрелы, пули и прочее оружие для заигрывания, нацеленное в нашу сторону, уже заставляло искриться наш стол, и даже при этом мы чувствовали себя находящимися в монастыре среди монашек. В поле зрения не было ни одного существа, которое бы хоть отдаленно напоминало представителя мужского пола и обладало чем-либо еще, кроме фаллоса и горы мускул.

Но вдруг я увидела Ромуалдо.

Мы вместе учились в школе в течение трех самых ужасных лет в моей жизни. Тогда мои родители вбили себе в голову перевести меня в главный колледж нашего штата, чтобы я осознала, что это за мир. Школа была отвратительная, грязнущая, бедная, где все как один учителя были никчемными, а ученики не получали совершенно никакого образования. Меня перевели туда перед пятым классом, и я отлично помню, как на протяжении трех лет я каждый божий день просила забрать меня оттуда. Лишь по истечении этого срока мои любимые (и обеспокоенные моим общественным сознанием) родители решили-таки прислушаться к моему мнению.

В соответствии с расписанием я находилась в школе с семи утра до часа дня. В час я возвращалась домой с лопающимся мочевым пузырем, так как не могла заходить в огромный загаженный туалет для девочек. Для меня было невыносимо видеть там низости, написанные менструальной кровью на стенах и дверях. Впрочем, эта обстановка была наиболее подходящей для моего развития, если учесть, что я жила в районе класса выше среднего в Кампинасе, в огромном доме с пятью квартирами и бассейном, училась играть на пианино, занималась бальными танцами и французским. Поистине, родители не могли бы выбрать лучшего учебного заведения, более соответствующего моему образу жизни.

В школе со мной обращались плохо все. Ученики, которые понимали, что я богаче и образованнее их, называли меня принцессочкой, вашим высочеством и т. д. – до того дня, когда они обнаружили, что у меня дома есть бассейн. Тогда они окружили меня, стали расхваливать мою одежду с совершенно нескрываемой целью быть приглашенными поплавать. Поскольку я была глупая, наивная и немного не от мира сего, я не догадывалась, из-за чего они вдруг полюбили меня и перестали придираться, и пригласила всех к себе.

Девочки были старше меня и уже начали оформляться, в отличие от меня, которой процесс полового созревания почти не коснулся. Я была такой же худой, как всегда, у меня не было еще волос в интимных местах и совсем не было груди, а менструация представлялась чем-то фантастическим.

Мы танцевали и пели песни с тем же энтузиазмом, с каким кто-нибудь стремится в Диснейленд. Мы разучивали шаги и движения Майкла Джексона с таким усердием, будто готовились к экзамену по медицине. Не было вроде ничего хорошего, но после появления темы бассейна все казалось не таким ужасным, как раньше. И у меня теперь был Ромуалдо.

Он дружил с Иваном и Фабио, самыми умными и воспитанными мальчиками во всей школе. Иван, несомненно, был самый красивый, но застенчивый и, в целом, провинциальный. От одного его хрупкого вида хотелось расплакаться. Фабио был блондином, что исключало для него вероятность мне понравиться, но он был тоже красив (для тех, кто не считает большое количество меланина непростительным недостатком тела), и имел самый высокий интеллектуальный показатель из всех пятых классов (возможно, и из всей школы, потому что годы спустя я узнала, что он поступил на медицинский в Уникамп, выдержав конкурс в сто кандидатов на место). Но у меня был Ромуалдо, красивый улыбчивый мулат, которым я восхищалась, как может восхищаться только маленькая девочка. Он был менее усердным в учебе, чем оба его друга, и ничем особенно не выделялся, кроме своей улыбки и динамичности (он всегда был самым быстрым из всех). Он был красавец, этот Ромуалдо. И как же он возмужал за эти годы!!!

Девочки, с которыми водилась я, были второгодницами, некоторые даже тремя годами старше меня. Они были шустрыми и только и думали о мальчишках. Самое же серьезное, что было у меня, так это ухаживания Энрике. Он спросил у меня, нравится ли он мне, и за положительный ответ подарил мне марку. Я еще даже не знала, что такое язык мужчины (или, точнее, мальчика), а все девчонки только и говорили, что о своих половых актах, о том, как они или их орально ублажали, и сколько спермы вышло за одну эякуляцию (развлекаясь бесконечным сравнением объема выделений их возлюбленных). Все, что я могла, это записывать услышанное на бумажку и предоставлять бассейн всем желающим, чтобы провести хотя бы тридцать минут в компании девочек.

Как-то, в один из ленивых кампинасских дней мы все отправились в гости к Одри. У ее сестры был свой маленький видеопрокат, в котором Одри работала несколько дней в неделю. В тот день у нее был выходной, и она стащила из проката коротенькое порно, чтобы показать нам за чаем. Тогда мне было лет одиннадцать, и я помню, что меня чуть не стошнило при виде гигантского члена, неистово входящего и выходящего из раскрасневшегося влагалища какой-то женщины. Девчонки пожирали эти сцены глазами, заглатывая одновременно банановый мусс, который мама Одри сделала для дочкиных подружек (во время нашего «чая» она находилась в церкви, где работала на добровольных началах). Мое мироощущение, о котором так пекся мой папочка, никогда не было таким ясным, как в тот познавательный день, подслащенный банановым сиропом.

Ромуалдо был сыном маникюрши и жил вместе с бабушкой. Именно это его положение брошенного ребенка вызывало во мне столько сочувствия и столько тревоги. Хотя на деле он не был совсем брошен, просто его родители развелись, и мать отвезла его и его сестру жить к бабушке.

Он был кусочком моей души. И хотя меня никогда не бросали в полном смысле слова, я чувствовала себя заброшенной в эту отвратительную школу, ведь мне приходилось там учиться против собственного желания.

Я не была ни мулаткой, ни нищенкой, как он, но чувствовала, что я тоже достойна жалости из-за дискриминации, которой я подверглась в первые месяцы пребывания в новой школе (пусть это и не была дискриминация из-за национальности или бедности). Но, несмотря на то, что все мои представления и выводы о нем оказались ошибочными, его очаровательная мальчишеская улыбка, крепкие мускулы, каких я не видела больше ни у одного парня, и его исключительная способность с легкостью выносить изнурительные нагрузки на уроках физкультуры заставляли меня молиться на него. Он, без сомнения, был моим героем.

…Эта неожиданная встреча в баре наполнила мое сердце радостью. Не столько из-за того, что натолкнула на лучшие воспоминания из того тяжелого периода жизни, сколько потому, что Ромуалдо по-прежнему был убийственно красив. Мы поцеловались в восторге от встречи и обменялись телефонами. И он очень скоро позвонил. Мы встретились один раз до моего возвращения в Сан-Паулу. Возможно, это и не было самым образцовым свиданием, если принять во внимание разговоры и место встречи (я привыкла к гораздо более приличным местам, чем сельский кабачок), но я все же подарила ему горячие объятия и один поцелуй. И пригласила его остановиться у меня, если вдруг он окажется в Сан-Паулу.

Он очень скоро воспользовался приглашением и явился ко мне, в кепке козырьком назад и с температурой 39. Было ясно, что лишь перспектива легко завладеть мной могла заставить больного мужчину подняться с постели и приехать.

Мое беспокойство и его напряженность были очевидны для нас обоих. Он был молчалив, спокоен и насторожен. Я нервничала, стараясь казаться радушной хозяйкой, но не быть слишком назойливой и не выдать сожаления о том, что пригласила его в свой дом. В довершение всего дождь шел как из ведра и было невыносимо холодно раздеться даже на секунду. Мы пробыли дома совсем недолго. Вдруг я набросилась на него. Уж не знаю почему (возможно, из-за того, что я ужасно нервничала), я решила, что это лучшее, что я могла сделать, чтоб пригласить его к любовной игре.

Я закрыла глаза, предвкушая, что цель моего приглашения будет вот-вот достигнута. И вдруг поняла, что все, чего я хотела, – это маленькой капельки нежности. Итак, он был со мной – самый красивый парень, из всех кого я знала. Он был непреодолимо соблазнителен. Понемногу ко мне вернулась уверенность, и я решила, что в худшем случае я просто не получу удовольствия (но получу подтверждение, что стала фригидной) и никогда его больше не увижу. А это не будет иметь никакого значения, ведь мы и так не виделись, по крайней мере, лет пятнадцать.

Он был воплощением сексуальной силы, в этом не стоило даже сомневаться. Его тело говорило за него. Мы занялись сексом. И он разочаровал меня во всем, в чем только можно было разочароваться.

Разочаровал тем, как мало времени он уделил тому, чтобы разогреть и подготовить меня, тем, как быстро он пробежал по моему телу, и тем, как быстро он кончил. Можно было прямиком отправляться на свалку; я чувствовала себя жестоко обманутой, униженной и преданной теми ожиданиями, которые я лелеяла на счет этого парня. Не было ничего потрясающего ни в один из моментов, составляющих процесс соблазнения: ни в диалоге, ни в прелюдии, ни даже в самом ответственном моменте. Это был мой очередной провал в школе любовников. В чем была загвоздка? В периоде завоевания? В скорости? В размере, в конце концов? Это был просто провал (и я снова, к недоумению всех феминисток, должна была притвориться, будто чувствовала то, чего не было). Во второй раз он достаточно долго старался, должна признать. Но так и не смог реанимировать меня, реабилитировать себя после предыдущего оглушительного фиаско.

К счастью для нас обоих, мы оба долго спали утром, которое последовало за gran finale^[9] , и проснулись за минуту до того, как распрощались навсегда.

Я снова разрыдалась, но с удовольствием и энтузиазмом превратила неудачное свидание в красивую эротическую хронику, первую, какую я написала для «VIP». Это совершенно не походило на мой обычный стиль (или на то, что я считала своим собственным стилем). Это была новая попытка быть принятой и заставить всех на работе восхищаться мной, и, наверное, по моей собственной глупости, я использовала лаконичный, наполненный паузами стиль моей предшественницы.

Всем понравился текст и не понравилась я. Но, пусть в статье все было выдумано, зато это была возможность впервые подписаться моим новым псевдонимом: София К.

Чем хуже, тем лучше

Замечательное исполнение недостижимой когда-то мечты

София К.

Все дело зависит от того, как за него приняться. Провокация и эффективность. Этому меня научил Ромуалдо. Через много лет после нашей школьной поры, когда наши сексуальные отношения не заходили дальше, чем мастурбация в одиночестве. Ничего больше. Разве что мысли друг о друге.

Встреча была ошеломительной. Не потому, что возродила в нашей памяти времена оргазмов в одиночку, но потому, что мы были поражены благотворностью лет, в течение которых мы не виделись. Мы уставились друг на друга. Ромуалдо стал чуть ли не втрое выше, улыбка его была все такой же очаровательной, а тело – образцовым сочетанием мускулов, каждый из которых поражал идеальной формой.

«Вау!» – только и подумала я. «Я задам этому парню», – была моя вторая мысль с пропущенным окончанием «или я ни на что не гожусь».

Во время долгих объятий я представила, с какой легкостью он мог бы размазать меня по стенке.

– Клаудиа! Не верю глазам!

– Ромуалдо! (Сукин сын, каким ты стал аппетитным!) Сколько же лет я тебя не видела? (Сколько же времени назад я уже могла тебе дать? Неужели твой инструмент такой же огромный, как все остальное? Он мулат…)

– Да, старушка, сто лет. Как ты изменилась!

– Да уж, изменилась. Стала хоть чуточку лучше? (Надеюсь, я тоже стала более сексуальной.) Повзрослела я, а? (Натрахалась, поумнела, познала оргазм, потом супероргазм – да-да, он существует! – давала много, но не столь уж многим.)Я уже не та нежная маленькая девочка, что раньше.

– Да, но ты все такая же красивая.

– Как хорошо, что ты так думаешь! (Прелесть! Он хочет меня!) А ты-то как изменился! (О, да у него стоит! А какая у него попка!) Жаль, что мне уже пора. (Черт, и правда, надо идти.)Возьми мою визитку. Позвонишь на этой неделе?

– Конечно, завтра же позвоню тебе. Я был счастлив тебя повидать!

– Я тоже была счастлива! Чао! (Ух, не обнимай меня так, а то я уже совсем мокрая. Давай же, не расслабляйся: быстро повернулась и пошла не оглядываясь. Он будет смотреть на мою задницу. Буду вилять бедрами.)

Он позвонил меньше, чем через сутки.

– Клаудиа?

– Кто это? (Логично. Должна же я играть натурально.)

– Ромуалдо. У тебя все в порядке?

– Привет. Да. (Так уже куда лучше.)

Итак, киношка, пивко, перекус в кафешке, музычка. Все как надо. И напряжение все растет.

Нельзя сказать, что он был совершенно интеллектуально обделен. Он говорил, что никогда не может выбрать, что купить, когда заходит в книжный магазин (предполагаю, что решением трудной задачи являлось не купить ничего). Не был он и тонким психологом. Но в нем было какое-то непередаваемое очарование (помимо светящихся глаз, широкой улыбки, огромных рук, подтянутого живота и упругой аппетитной попки): никто бы не усомнился, что секс – его призвание. Бескомпромиссная мужественность. Одно то, как он невзначай касался моего колена, пока перечислял правила игры в волейбол, было настолько непристойно и сладострастно (легко, нежно и медленно), что я даже вынуждена была его остановить. Долгий глоток пива. Неистовый. Один пристальный взгляд, и я почти растаяла. И поцелуй. И я сдалась.

Я потеряла способность мыслить. Меня охватило желание раздеть его. Сделать все… Я мечтала скорее оказаться дома.

Я не стала ходить вокруг да около, не стала создавать никакой романтичной обстановки. Наверное, потому что я не могла себе представить мужчину такого типа на своих простынях. В первую очередь, из-за распятия на груди. И из-за ужасного вкуса к ужасной музыке. Я сказала: «Давай приляжем». И легла.

Он снял одежду без всяких церемоний. И… господи боже! Черт подери, что же это такое? Он был еще в сотню раз привлекательнее, чем можно было себе вообразить. Настолько привлекательнее, что дальнейшее уже не надо было предсказывать. Самоконтроль отключился полностью – ведь бояться нечего, когда завтра не существует.