Книга Загадка Александра Македонского онлайн - страница 21

VI

Александр в окружении телохранителей отдыхал после битвы при Гранике на берегу горной реки.

– Жарко! Пожалуй, стоит искупаться…

Царь бросился в реку, но отплыл совсем недалеко и повернул назад – вода была почти ледяной. Быстро вышел на берег, оделся и пошел к уже установленному для него походному шатру.

К вечеру Александр заболел. Он лежал на походной кровати. Голова его горела.

Дни проходили за днями, а царю становилось все хуже и хуже.

Телохранители, стоящие около шатра, тихо переговаривались друг с другом:

– Уже третий день, а ему все хуже… В бою словно завороженный, а тут… Из-за купания… Надо же!

– А что же врачи?

– Все делали… Кровь пускали. Ничто не помогает… Говорят, за самим греком Филиппом послали… Он всю царскую семью лечил.

В это время в шатер вошел гонец царя и передал ему письмо.

– От Пармениона, царь!

Александр с трудом поднял руку, чтобы взять послание.

Гонец вышел.

Царь стал читать письмо. Парменион сообщал: «Мои агенты доносят до твоего сведения, что врач Филипп, который должен вскоре прибыть к тебе, подкуплен персами и намерен отравить тебя, царь…»

Дочитав письмо, Александр положил его под подушку и закрыл глаза.

Когда на следующий день в шатер вошел грек Филипп, врачи беспомощно толпились около царя, самочувствие которого резко ухудшилось.

Филипп попросил всех удалиться.

Врачи молча вышли из шатра, недовольные, как обычно, более почитаемым конкурентом.

Филипп осмотрел Александра, потом достал лекарства, смешал их в чаше и подал царю.

– Выпей, царь.

Александр взял чашу в левую руку, правой достал из-под подушки письмо Пармениона и подал его Филиппу.

– Читай!

Пока врач читал письмо, Александр медленно, маленькими глотками пил из чаши, внимательно следя за выражением лица Филиппа, которое все больше бледнело. Врач ощущал на себе пристальный взгляд царя.

Царь допил лекарство, отдал Филиппу чашу. Вдруг его начало мучить удушье. Вскоре Александр впал в беспамятство.

Филипп стоял ни жив ни мертв.

Почуяв неладное, врачи и телохранители, толпившиеся вокруг шатра, вошли внутрь. Увидев состояние царя, они повернули головы и молча, нахмурясь, пристально посмотрели на Филиппа.

Грек стоял с опущенной головой. Он знал, что его ждет в случае смерти Александра.

На следующее утро Александр встал на ноги… Болезнь отступила.

В этот же день Александр обходил строй воинов. Сзади на полшага шел за ним Птолемей.

– Почему ты не поверил Пармениону, царь?

– Не в этом дело, Птолемей… Я подумал, что лучше пасть жертвой преступления, чем собственного постыдного страха.

Птолемей ничего не ответил, и они продолжали обходить строй воинов.

Первым нарушил молчание Птолемей. Он тактично и дружески попрекал Александра:

– Я разделяю, царь, мнение многих командиров, что появление полководца в гуще боя, когда любая случайность может нанести непоправимый урон армии и стране, вряд ли оправдано.

– Я знаю, Птолемей, обо всем, что говорится за моей спиной. Знаю и о том, что говоришь ты… сейчас.

Александр улыбнулся. Потом посерьезнел:

– Не отрицаю, что и ты, и другие командиры правы. Но нет правил без исключений.

Царь замолчал и было видно, что думает он совсем о другом. Птолемей снова решил прервать затянувшееся молчание:

– Что ты имеешь в виду, царь?

Взглянув на Птолемея и, вспомнив, о чем шла речь, Александр продолжил свою мысль:

– В решающие минуты решающего сражения воины должны видеть своего полководца. Это придает им решимость и лишает возможности думать о том, что противник сильнее и может одержать победу… Битва при Гранике, когда персы многократно превосходили наши силы, была именно такой битвой. Мы должны были победить в ней во что бы то ни стало. У армии не должно быть сомнений в том, что она способна победить врага… Порой это важнее самой победы.

Птолемей не возражал, доводы Александра были убедительными… Стоящие в строю воины преданно смотрели на своего царя.

Взглянув на Александра, по-царски уверенно шагающего вдоль строя воинов, Птолемей неожиданно подумал: «Македонцы пока не так многочисленны, чтобы удержать весь мир. Боюсь, как бы они не рассыпались горстью ячменя по широкому полю…»

Эти мыли промелькнули в сознании дальновидного Птолемея после блестящей победы, в самом начале великого похода. Но он успокоил себя, вспомнив удивительное предсказание, которое было получено из Дельф за месяц до выступления в Персию: «Если царь Македонии начнет войну с царем на Востоке, то сокрушит великое царство».

Как истинный эллин, Птолемей верил в Судьбу. Его мысли неожиданно прервал Александр:

– Враг уходит, чтобы собрать новые силы. Нам нельзя отдыхать!

После победы при Гранике имя Александра вызывало изумление и страх. Персидские гарнизоны, стоявшие в близлежащих эллинских городах, со страхом ждали македонцев. Но и жители эллинских городов, захваченных персами, ждали Александра с нетерпением.

И снова, подняв сариссы, двинулись македонские фаланги. Снова загудела земля под копытами конницы. Снова упорно и неотступно продвигалась вперед по персидской земле македонская армия.

Войско Александра приближалось к Сардам, древнему городу лидийских царей. Когда-то здесь жил мудрый и богатый Крёз, и даже Кир Великий пощадил этот город. Глубоко почитая выдающегося персидского полководца, Александр тоже хотел сохранить Сарды. Но Александру сейчас были необходимы три вещи: деньги, деньги и деньги. Воины могли сколько угодно клясться в верности своему полководцу, но без выплаченного вовремя жалованья даже лучший из них ни на что не годился.

Именно в этом городе Дарий хранил свои сокровища, значит, город, раскинувшийся на круто обрывающейся вниз скале, почти неприступный, будут отчаянно защищать.

– Захват города может стоить большой крови, – предупредил Птолемей.

– Да… А мне сейчас необходимо сберечь каждого воина. Мы только в начале пути, – задумчиво сказал Александр, изучая издали подступы к акрополю.

Акрополь Сард был поистине неприступной гранитной горой. Наверх вели всего две узкие лесенки, вырубленные на крутых гранитных склонах. Эти лесенки легко простреливались защитниками города. При любом развитии событий Александра ожидали здесь большие трудности, если заранее отправленные разведчики не выведают хотя бы одну тайную тропу на акрополь.

Александр напряженно думал, как сберечь своих доблестных воинов. Он понимал, что здесь, на чужой земле, большие потери втройне опасны, и нужна не просто победа, а безусловное превосходство над врагом, достигнутое любой ценой, хотя бы и хитростью.

Когда войско приблизилось к персидскому городу на расстояние пяти стадий, открылись ворота и из них вышла длинная вереница жителей. Даже издали были видны их богатые, расшитые золотом одежды.

От неожиданности Александр приостановил Букефала и с удивлением посмотрел на Птолемея, который отдал приказ гетайрам теснее сомкнуться вокруг царя.

Александр не двигался с места, молча, напряженно ждал.

Низко кланяясь, персы приближались к царю. Судя по одеждам, это были самые уважаемые и богатые люди города. Шествие возглавлял персидский наместник Мифрен.

Льстивый перс понимал, что у него нет выхода, нужно сдаваться или бежать. И он решил сдаться, передав македонянам ключи от города.

Александр тотчас спрыгнул с коня.

Мифрен торжественно вручил ему ключи от города.

Царь обнял Мифрена и принял его в свою свиту, демонстрируя всем, как высоко он ценит покорность.

Птолемей и Клит переглянулись.

Клит недовольно проворчал:

– Кто предает сегодня, может предать и завтра. Проклятые варвары.

А Александр радостно вздохнул. Сарды со всем их богатством и цветущей землей отныне будут украшением его будущего государства.

В жаркий полдень македонское войско вошло в город. Жители торопились на акрополь, переговариваясь между собой:

– Говорят, молодой Александр – самый справедливый из всех царей.

– Может, боги и посылают его нам вовсе не на горе?

Александр отечески приветствовал встречающих его жителей города, затем вместе со свитой удалился в царский дворец, некогда принадлежавший Крёзу.

Царский дворец, скромный снаружи, поражал своим великолепием внутри.

В сопровождении свиты Александр задумчиво бродил по роскошным покоям дворца, внимательно слушая рассказ Каллисфена.

– Здесь, в Сардах, в своем дворце Крёз встречался с Солоном.

Александр оживился:

– Именно здесь великий эллинский мудрец предсказал Крёзу его судьбу?

– Не судьбу, нет. Великий мудрец и законодатель Солон указал лидийскому царю, в чем истинное счастье.

– Так в чем же истинное счастье? – с нетерпением вопросил Александр, приняв непроизвольно величественную позу, подобающую его сану. – Может быть, предсказание Солона когда-нибудь пригодится и мне?

Каллисфен пристально посмотрел в глаза Александра:

– Истинное счастье – только в счастливой смерти. Это он сказал молодому Крёзу в самый счастливый период его жизни, когда он только-только получил от своего отца Алиатта в наследство самую богатую золотом страну.

Александр неожиданно громко расхохотался. Каллисфену не понравился этот смех. В этом смехе было веселье испуга и боли.

Верный Гефестион попытался сгладить внезапно возникшую неловкую ситуацию, зная повышенную чувствительность царя:

– Могу я узнать, что тебя так развеселило?

Царь вдруг погрустнел, опустил глаза, потом снова поднял их на Гефестиона, теперь печальные, и очень тихо и устало сказал:

– Мое предчувствие иногда разрывает мне душу.

– Какое предчувствие? – поинтересовался Гефестион.

– Предчувствие вечной борьбы, от которой я либо выбьюсь из сил, либо рано погибну.

Но, быстро овладев собой, Александр снова нетерпеливо обратился к Каллисфену:

– А что ответил мудрецу Крёз?

– Он разгневался на старого, повидавшего жизнь Солона. «Гость из Афин! – воскликнул он. – Я и не знал, что мудрецы бывают горькими завистниками!» – «Знаю, что имею много недостатков, – с улыбкой отвечал Солон. – Но и божества бывают завистливы. Многим божества даровали блаженство, а затем окончательно погубили. Тебе, царь, никоим образом не желаю такой судьбы и в подтверждение этого с радостью принесу обильные жертвы богам ради твоего благополучия. Ибо, иметь знакомство с истинно благополучным человеком, считаю доброй приметой и для своей собственной судьбы. Однако всегда надо помнить, Крёз, человек – лишь игралище случая. Только тот царь, который счастливо окончит жизнь, вправе называться счастливым».

Птолемей и Гефестион с беспокойством следили за настроением Александра.

Тот снова рассмеялся, на этот раз добродушно:

– Мы живы. Нам сопутствует удача. Значит, еще можем надеяться на истинное счастье!.. Эллинская Судьба сильнее персидской воли!..

Противоречивое настроение Александра, его неспокойность бросились в глаза чуткому Птолемею. И он прочитал мысли царя. Александр не считал захват Сард действительной победой. Он боялся, что македонцы начнут кичиться легким успехом, ослабнут, быстро привыкнут к губительной для истинных воинов роскоши и им труднее будет противостоять более сильному врагу, если тот нападет при более неблагоприятных обстоятельствах.

Почувствовав понимание во взгляде Птолемея, Александр сказал:

– Надо сначала укрепиться здесь на Востоке и подчинить себе более мелкие народы.

Птолемей поддержал царя:

– Волею богов, мы победили. Но многие народы, живущие здесь, будут смотреть на нас недобрыми глазами, пока мы не одержим еще одну крупную победу, подобную той, что при Гранике. И тогда в новый поход все пойдут за тобой, царь, с гораздо большей охотой.

Александр входил в тронный зал. Идущий за ним следом Птолемей невольно воскликнул:

– Именно в этом зале Крёз пытался принести самого себя в жертву богам, взойдя на жертвенный костер, когда узнал о победе Кира и скором захвате дворца.

Идущий в свите царя Мифрен, склонившись в низком поклоне, подобострастно пояснил:

– Огонь должен был возгореться прямо посреди тронного зала. Царь Крёз облачился по такому торжественному случаю в багряные одежды.

– И Кир спас Крёза. Поступок, достойный великого правителя, – в задумчивости произнес царь.

– Но главное было потом. Уроки истории поучительны. И о них надо почаще вспоминать, – снова вступил в разговор Каллисфен.

– Рассказывай, – попросил царь.

– Когда Кир в роскошных золотых одеждах приблизился к Крёзу, тот потерял дар речи. Кир же широко улыбнулся и протянул лидийскому царю руку дружбы.

– Этого желали боги. От Судьбы никуда не уйдешь, – промолвил Александр. – Продолжай, Каллисфен.

– В ту же ночь Крёз проявил мудрость, которая сразу приблизила его к царю персов. Он привел Кира в свою великую сокровищницу. Столько золота, сколько имел Крёз персидскому царю и не снилось.

Мифрен по-своему понял рассказ Каллисфена и попытался жестами показать царю, что путь в царскую сокровищницу для него открыт.

Но Александр взглядом остановил Мифрена, чтобы не прерывать заинтересовавшую его историю.

Каллисфен продолжал:

– Кир принял во владение такое несметное богатство с завидным спокойствием, чем крайне удивил Крёза. Однако воины Кира стали беспрепятственно грабить город. Увидев, как персы грабят Сарды, Крёз обратился к Киру: «Это не мой город грабят твои воины, Кир, они грабят твое достояние. И это не к добру».

История, которую рассказывал Каллисфен, все больше захватывала внимание Александра.

– «Богатств у твоих воинов стало непомерно много. Ненасытность может привести к тому, что тот, кто больше всего награбит, станет считать, что он богаче самого царя. Когда-нибудь, Кир, этот человек поднимет против тебя заговор, помяни мое слово».

Александр вздрогнул.

Состояние царя тут же передалось Гефестиону и Птолемею. Гефестион жестом предложил прервать рассказ, но Александр остановил его. Пристально глядя на Каллисфена, царь продолжал внимательно слушать, незаметно обводя взглядом всех присутствующих. Сам не зная почему, задержал взор на сыне Пармениона Филоте, – тот слишком любил роскошь.

Филота выдержал взгляд царя.

– Как же Крёз посоветовал Киру избежать такого страшного бедствия? – сдавленным голосом спросил Александр.

– Крёз посоветовал отбирать у всех награбленную добычу, говоря, что ее следует принести божеству, великому Митре. Воины отдавали добро с радостью и восхваляли Кира как самого справедливого царя.

Каллисфен замолчал и широко улыбнулся.

А Мифрен пригласил Александра следовать за ним в сокровищницу персидских царей.

Птолемей занял один из богатых домов с крепкими стенами и очень маленькими окнами, который стоял рядом с царским дворцом. После долгой, изнурительной походной жизни он оказался среди мягких ковров, роскошной мебели, золотых сосудов и диковинных блюд, окруженный крохотными огоньками светильников. Но эта внезапная роскошь не могла разогнать тоску чужой бескрайней ночи.

Он вспомнил Таиду, и ему страстно захотелось скорее увидеть ее.

Каждая встреча с новой незнакомой красивой женщиной всегда вызывала в нем жажду близости, обещала неведомые новые оттенки страсти, тайны красоты тела открывали целый мир ярких и новых ощущений. Но все встреченные им ранее женщины не умели навсегда привязать его к себе, их очарование быстро исчезало, сети, расставленные ими, разрывались, и скучающий Птолемей снова хватался за меч и, наскоро простившись с красавицей, мчался к новым знакомствам и приключениям.

Но очарование Таиды не только не исчезало, а со временем все сильнее и сильнее напоминало о себе.

Птолемей ощутил почти физическую боль от нахлынувших воспоминаний и со стоном опустился на мягкое ложе.

Неожиданный приход Гефестиона несказанно обрадовал его, ведь именно с ним Птолемей впервые увидел прекрасную гетеру.

Предложив Гефестиону занять самое почетное и уютное место, Птолемей опустился на ковер.

На золотом подносе стояли золотые кубки, украшенные изумрудами и рубинами, и два кувшина: один большой, серебряный, с водой, другой поменьше, золотой, с хиосским вином. Птолемей сам разлил вино в кубки и разбавил водой.

– Выпьем, – предложил он Гефестиону, – жизнь сразу станет гораздо приятней.

Птолемей первым сделал глоток.

Гефестион, заметив на столе женские украшения, догадался о причине печали друга:

– Вспомнил Таиду?

– Да, – чистосердечно признался Птолемей.

– Между прочим, – как всегда насмешливо, начал Гефестион, не спеша потягивая вино из кубка, – в преданиях и историях всех времен и народов достаточно рассказывается о доблестных героях, которым ты, уверяю тебя, не уступаешь ни в красоте, ни в доблести, ни в знаменитости, и которые, подобно тебе, на долгое или короткое время попадали во власть женщин: стремившийся на родину Одиссей целые годы провел в гроте у прелестной нимфы Калипсо; даже сам Геркулес прял на прялке у хитрой Омфалы. И что же? Вскоре скучающие герои снова спускали в море забытый корабль.

– Ты смеешься? – уже сильно охмелев, воскликнул Птолемей.

– Нет. Я только хочу убедить тебя, что твоя болезнь тут же излечится, как только ты насладишься прелестями Таиды.

– Это было бы именно так, если бы Таида не имела ничего, кроме физической красоты, – возразил другу Птолемей и мгновенно выпил до дна еще один кубок. – Но запомни, истинный женоненавистник, существуют избранные женские натуры. Мне кажется, что это тот дар, который Афродита скрывает в своем золотом поясе. Я знаю женщин и знаю, насколько редка, насколько единственная в своем роде та особенность, которой обладает Таида.

– Ну что ж, желаю тебе удачи в поиске клада, заключенного в золотом поясе Афродиты. Но помни, твой корабль всегда ждет тебя в гавани.

И Гефестион вслед за другом до дна осушил кубок.

Афродита Книдская, созданная Праксителем, стояла в алтаре, светясь желтовато-розовым мрамором своего тела. Отполированная поверхность статуи придавала ей особое сияние, окружая богиню почти мистическим ореолом.

Лисипп, восхищенно взирая на статую, пояснял Александру:

– Славу Праксителя разделила его модель – гетера Фрина.

– Она похожа на Таиду, – заметил Птолемей.

Александр с чуть заметной усмешкой спросил:

– Скучаешь по ней?..

Птолемей, явно ревнуя, впервые увидел Александра столь увлеченным и не ответил на вопрос.

– Так почему бы не позвать ее к нам?.. – предложил царь.

Лисипп невольно воскликнул:

– Прекрасная мысль!..

Царь снова обратился к Птолемею:

– Она не посылает тебе вестей?

– Редко, царь… Редко и скупо…

– Тогда пригласи ее…

Почувствовав в этих словах желание Александра увидеть Таиду, Птолемей солгал:

– Не уверен, что она меня послушает.

– Скажи, что я прошу ее.

Птолемей нахмурился:

– Ты сам, царь, хочешь видеть ее?

– Да! Я сам хочу видеть ее!

Это уже звучало почти как приказ. Но состояние Птолемея не позволяло ему вовремя отступить.

– Может быть, ты влюблен в нее, царь?

– Нет, я лишен пока этой слабости. Таида действительно очень красива, прекрасно сложена, умна. Ее оригинальный ум делает красоту Таиды совершенной. А наш поход только начинается. Я хочу, чтобы она следовала за нами в мирной половине войска, с художниками, философами, артистами, чтобы она украшала наши пиры, которые мы будем устраивать, если боги даруют нам победы.

Лицо Птолемея выразило недоумение:

– Неужели, Александр, ты зовешь Таиду только для этого?

Александру явно не понравились слова Птолемея:

– Не ревнуй, Птолемей… Это может тебя далеко завести…

– Тогда, царь, может быть, и не стоит звать ее…

Глаза Александра стали холодными, а тон жестким.

Сказал как хлестнул:

– Я сказал: позови!

Птолемей склонил голову в знак того, что приказ будет исполнен.