Книга Обреченный контингент онлайн - страница 2

Поселение друидов.
Алекс

Выплывал из сна мягко и плавно. Хорошо так поспал. Чувствовалось, что отдохнул, можно вставать и идти…

Куда?

Где я?

Кто я? Опачки.

Что-то с памятью моей стало,

Все, что было не со мной, помню!

Не будем паниковать, разберемся по порядку, я же программист. Что такое программист? А фиг его знает. Смешное слово. А кто я? Ага, я – Александр Алексеевич, для друзей – Алекс. Отлично! Идем дальше. Я – мужчина. «Правильно, все мое – при мне», – удовлетворенно понял я, ощупав соответствующие места! И я нахожусь… Вот первый вопрос – где я? Этого я точно не знаю.

Идем дальше. Как я в это неизвестное попал? Шел по лесу. Да, точно, я шел по лесу. Откуда и куда?.. не помню. Да что же это за хрень такая! Может, у кого-то из друзей напился? Тогда чего я по лесу шляюсь? И почему так голова болит, когда пытаюсь вспомнить что-либо? Вопросы, вопросы… И все-таки, нужно хоть что-нибудь вспомнить. Помню детство, школу, институт. Ура, я знаю, что такое программист!

Немного полежав, решил попробовать вспомнить еще раз. Первый вопрос – что я делал в лесу? Куда-то шел… и… ничего… как будто и не было ничего. Ни куда шел, ни откуда шел. Последнее, что помню – с друзьями поехали в лес сплавляться на байдарках. Отлично! Это уже кое-что. Потом я полез в пещеру и… Опять, ничего не помню!!! Вот оно, я понял! Я упал и ударился головой, поэтому и потерял сознание! Я облегченно вздохнул, и тут же новая мысль обожгла сознание – я дрался с монстром!! Боже мой, праведный, чего только ни привидится в беспамятстве!

Открыв глаза, я очень удивился. Я лежал на невысокой двуспальной кровати в деревянной избе, с полом, устланным душистым сеном. Вот только изба была странная. Не было бревен. Такое ощущение, что стены сделаны из одного куска дерева. Обшивка, понял я. Ничего так дизайнчик, под старину!

Опустив глаза, оценил свое тело. Накрыт я был тонкой материей грубой вязки. Перебинтованная нога, грудь, левая рука. Ощупал голову. Точно! На голове повязка. Кто же меня так оприходовал? До потери памяти! В прямом смысле этого слова. Почему я не в больничной палате, а в этом сарае? Ну, это объяснимо. Раз я упал в пещеру, друзья дотащили до какого-нибудь лесника, вот и лежу тут. Может, даже вертолет жду. Вот только лесник, видимо, эстет. Посуда и та деревянная да глиняная, стоит около кровати на табуретке.

И все-таки, где я и где все остальные? Прислушался. Тишина. Потрогал бинты на голове. Упаковали меня знатно. Правое ухо и вся шея замотаны, даже давит немного. Где я, где?

Батюшки родные! Вспомнил! Господи, лучше бы не вспоминал! Я в другом мире! А может, это все был сон? Да. Конечно, сон. Но я, вроде, не падал вниз головой. Воспоминания отрывочные и мутные. Как будто все было очень и очень давно. Так, я шел к графу Тургинову. Подумать только, к графу. Это что, не бред? Примем за рабочую версию. Тем более я уверен, что я знаю Саймона, Зулу. Зулу? Ну да. Она негритянка. Откуда тут негритянки? И у нее дочка или сестра, зовут… Как же ее зовут? Ну конечно, Лиза. Как же я мог забыть? Милое создание. И еще у меня есть пес. Да точно, Рекс. Ну, слава богу, все помню. Почему же я ранен? Конечно, я же дрался с… Не знаю с кем. С Камазом? Бред. Но память услужливо рисовала картинку, в которой я с мечами наперевес бегу на мчащийся навстречу грузовик. Стоп. По-моему у меня с головой проблемы. Да еще какие! Ладно, подождем, вот кто-нибудь придет и все прояснит.

Я долго лежал в гнетущей тишине. Старался вспомнить хоть что-нибудь связное. Но все, что касалось последних дней, всплывало в виде обрывочных картинок. При этом свое детство и студенчество помнил очень четко.

Раздался тихий скрип двери, и в дом кто-то вошел. Я закрыл глаза и принял расслабленную позу. Голова побаливала и очень хотелось пить. По осторожным шагам, я понял, что ко мне кто-то подошел. И что дальше? Притворяться дальше или восстать из мертвых. Лучше полежу. Опыт подсказывал, что нужно как можно дольше не подавать признаков жизни. Целей будешь!

Еще скрип дверей и женский голос:

– Ну, что ты над ним сидишь? Заняться нечем?

А голос знакомый, глубокий и мягкий. Мамский такой голос.

– Бабушка, по-моему, он шевелился. Он не так лежал, и аура у него посветлела! – раздался надо мной девичий голос. Захотелось увидеть этого ангела, – У него глаза шевелятся и дыхание сбилось. Ему, наверное, опять плохо.

Судя по шагам, подошла бабушка.

– Может сон снится? – потом молчание, а затем: – Ну что, парень, как ты себя чувствуешь?

По-моему, это ко мне.

– Бабушка, он что очнулся? – ангельский голосок будоражил во мне любопытство.

– А ты не видишь? И чему я тебя учила? – шаги удалились. Притворяться стало стыдно. Я разлепил веки. Рядом со мной действительно сидел ангел во плоти. Девушка была бесстыдно мила. Мягкие черты лица, изящный пропорциональный носик, большие голубые глаза, золотистые волосы, тонкие чувственные губы. Вот только годков ей, на мой взгляд, двенадцать-тринадцать. А жаль.

– Кх… Кх… – раскашлялся я и выдавил из себя: – Пить… дайте пить!

Притворяться умирающим не пришлось. Голос звучал тихо даже для меня. В горле как будто песка насыпали – сухо и колюче. Девушка выжала тряпочку, с которой мне в рот попала вода. Я облизал сухие губы.

– Тебе нельзя много, – проговорила девушка, – Наконец-то ты очнулся, мы уже и не надеялись. Ты молчи, молчи. Вот наберешься сил, тогда и поговорим.

Проглотив живительную влагу, я смог проговорить:

– Ты – ангел? Твой голос нежнее песни сверчка. Я уже в Раю?

– Я не знаю, что такое Раю. Ты у нас, вот бабушка и я пытаемся тебя оживить. Я не ангел, я – Милёна.

– Говори, говори. Твой голос хочется слушать и слушать, он лечит лучше любых лекарств. Ты не молчи, иначе мне станет совсем плохо, – меня просто несло. Меня охватила какая-то бравада. Это что, нервы или гормоны?

– Бабушка, ему плохо, – тут же отозвалась Милёна. Вошла женщина бальзаковского возраста. Весьма миловидная. Лицо гладкое, без морщин, внимательный взгляд, возраст выдавали разве что мудрые глаза и мягкий грудной голос:

– Ох, Милёна. Ты что, не видишь, что он тебе льстит? А вы, льстец, прекратите свои бесстыдные речи, Милёна от вас две недели не отходила, а вы только очнулись и сразу заигрываете.

Остапа несло!

– О, мадам! Как приятно видеть столь красивую и мудрую женщину в наставницах у этого хрупкого ангела. Я совсем не хотел обидеть вас своими словами. Прошу простить меня, если я оскорбил ваш слух своими речами. Но говорю вам совершенно откровенно, что голос столь милого и непорочного создания, как Милёна, действует на меня совершенно волшебно!

Женщина улыбнулась:

– Как тебя звать, женский угодник?

– О, простите великодушно! Мадам, мисс. Разрешите представиться – Алекс. К вашим услугам.

– Просто Алекс? – брови женщины удивленно приподнялись.

– О да, мадам. Для вас, просто Алекс. Вы так прекрасны, что находиться рядом с вами уже огромная честь для меня. Позвольте узнать ваше имя? – великосветски спросил я.

– Бабушка, он бредит? – озабочено спросила Милёна – может, ему успокаивающего дать?

– Видимо, да, – улыбаясь, ответила бабушка. Хотя назвать эту красивую женщину бабушкой язык не поворачивается, – только отваров от этого у меня нету. Ты бы, Алекс, успокоился и не заигрывал с Милёной. Она – девушка молодая, мира не видела, может не так все понять.

– Ах, простите мадам, не называющая свое имя. Возможность оказаться рядом с таким чудесным цветком, как Милёна, кого хочешь с ума сведет. Просто быть рядом – уже счастье, а возможность принимать живительное питье из ее волшебных рук лишает меня последних способностей мыслить здраво!

– Жизнемира меня зовут. Помолчал бы, господин «просто Алекс», – женщина повернулась и вышла. Милёна растерянно смотрела то на дверь, куда ушла Жизнемира, то на меня. На ее лице было такое детское недоумение, что у меня сжалось сердце от уМилёния и нежности.

Встретившись со мной взглядом. Милёна спросила:

– Как ты себя чувствуешь? – теперь ее глаза не были голубыми, а потемнели до цвета весенней синевы неба.

– Спасибо, о прекраснейшая из прекрасных. Все хорошо! – ответил я, не в силах оторвать взгляд от нее.

– Ты уверен?

– Да. Устал только, – я действительно почувствовал тяжесть усталости во всем организме. Блаженно улыбаясь, я откинулся на подушку.

И тут меня обожгла мысль. Рекс! В груди похолодело от предчувствия беды. Они знают, что с ним. Раз они меня нашли, значит и про Рекса все знают. Я резко сел. Милёна тревожно обернулась ко мне.

– Женщины, Милёнькие. Собака. Со мной была собака. Рекс. Где он, что с ним? Милёна, Жизнемира, пожалуйста. Со мной была собака, я нес ее… Она ранена была… Вы же знаете? Ну, пожалуйста, – на глаза мне навернулись слезы. О боже! Что же я такой изнеженный-то стал!

– Он, оказывается, нормально разговаривать умеет, – недовольно проговорила Жизнемира, входя в комнату, – а то заладил, мадам, мадам!

– Милёна…? Жизнемира? Пожалуйста, – уже спокойно проговорил я.

Милёна присела около меня, взяла за руку:

– Ты только не переживай. Умер Рекс, похоронили мы его, – успокаивающим голосом проговорила девушка – Ты только не волнуйся, тебе очень вредно волноваться.

Я замер пораженный.

– Как умер? Он не может умереть. Понимаешь!? Он не может умереть!

– Все когда-нибудь умирают, – ответила Жизнемира – я не умею лечить Карфанов. Тебя-то еле спасли…

Милёна встала и вышла. Жизнемира внимательно смотрела на меня и молчала. Ее взгляд проникал вовнутрь, и, казалось, выворачивал меня наизнанку.

– Не смотри на меня так! – попросил я и откинулся на подушку. – И так тошно!

– Он тебе был дорог?

– Рекс! Рексик! Собачка ты моя! – задумчиво проговорил я, в глазах предательски щипало, – он спас меня. Если бы не он, от меня даже костей не осталось бы! Сожрала бы меня та тварь и не подавилась!

– Какая тварь? – тревожно спросила Жизнемира

– А я почем знаю? – медленно ответил я. – Там, в лесу наткнулись на краба ходячего. Если бы не Рекс, сожрало бы меня недоразумение лесное.

– Мне очень жаль. Смирись, он выполнил то, что должен был! – спокойным, мягким голосом проговорила женщина, и добавила, – И еще, не играй с Милёной. Так будет лучше и тебе, и ей.

– Хорошо! – отстраненно отозвался я. Жизнемира вышла.

Я лежал, и в голове было пусто, а на душе гадко. Как же я быстро привязался к Рексу. И совсем не важно, что он волшебный, для меня это был, прежде всего – друг, пожертвовавший собой ради меня! А все мое упрямство: пошел бы в обход, и ничего бы не было! Сам себе подлянку устроил! Прошелся по Проклятому лесу без приключений и решил, что самый крутой в мире!

Что же так погано-то? И сам чуть не сдох, спасибо добрым людям – подобрали, и подарок Древних угробил. Настроение было отвратительное!

Вошла Милёна:

– Ты есть будешь?

Желудок предательски буркнул, выдав меня с головой:

– Можно.

Через несколько минут мне в постель принесли тарелку похлебки. Не совсем удобно было есть голяком, но я вредничать не стал. Ну, не предложили одеться, значит, тут так принято.

– А где моя одежда? – глотая очередную ложку похлебки, спросил я.

– В кладовке, – ответила Милёна, – принести? Только она негодная вся. Я ее постирала и хотела зашить, но не смогла. Она у тебя замагичена на крепость.

– Что совсем негодная? – удивленно спросил я, – вроде нормальная была.

– Ну да! – усмехнулась девушка, – дыра на дыре. Сейчас поешь, перевяжу тебя и принесу твои лохмотья. Если хочешь.

– А что, ты меня сама перевязываешь? – настороженно спросил я.

– Нет, одна я тебя не поверну. Бабушка помогает. Ну, теперь-то ты и сам можешь вертеться, могу и сама. А что?

– Я как бы неодет. Ничего?

– Привыкла! – Милёна смущенно наклонила голову, – и потом ты без сознания был.

– Может, сначала принесешь мою одежду, а потом перевязывать будете. Я стесняюсь находиться голяком перед двумя красивыми женщинами.

– Сейчас, – улыбнувшись, Милёна вышла и через минуту принесла ворох моей одежды. Положив все на стул, молча вышла. Я достал из своего рюкзака, который тоже был тут, чистые плавки и быстро натянул их. Ну, вот другое дело. Достал аптечку, сделал себе уколы при ранениях. Комплекс какой-то. Заглянула Жизнемира:

– Что ты делаешь? – спросила она, увидев в руках у меня ампулу-шприц.

– Укол от заражения. Комплекс.

– Я не поняла, что ты сказал… Ты воздействуешь иглой на жизненные точки? Ты умеешь? – спросила женщина.

– Это не совсем то, про что вы подумали. Это настойка Древних и игла Древних. Внутри, вот тут, жидкость. Ее вот так колют и вводят в тело лекарство.

– Где ты это взял?

– На Пустоши, – хмуро ответил я, потому как только что сам вспомнил, что такое Пустошь.

– Парень, ты нашел на Пустоши какую—то дрянь и колешь ее себе? – возмутилась Жизнемира, на шум пришла Милёна, – мы тебя тут две недели с того света вытаскиваем, а ты вот так, не зная ничего, колешь себе непонятно что!? Ты вообще понимаешь, что ты сейчас сделал? Я же не Мать-Природа, чтобы тебя из мертвых поднимать! Милёна! Зачем ты принесла ему это? Вы что тут творите?

Женщина разошлась не на шутку. Глаза ее пылали праведным гневом! Она подошла и вырвала у меня из рук рюкзак.

– Успокойтесь. Если я уколол себя, значит, знаю что делаю, – ответил я, – утомили вы меня.

Я лег и закрыл глаза. Пять минут, как очнулся, а событий на три дня хватит. Ох, уж эти женщины! Жизнемира в сердцах бросила рюкзак и ушла, хлопнув дверью. Ну и фиг с ней, разоралась тут. Без нее хреново! На лоб опустилась мягкая ладонь. Я открыл глаза. Рядом сидела Милёна:

– Отдохни, Алекс. Поспи. Все будет хорошо, – голос ее звучал успокаивающе. Очень хотелось верить тому, что она говорит. Я закрыл глаза и отдался мягкому, сладкому очарованию этой девушки. А она говорила и говорила, – В природе все изменяется, одни умирают, другие рождаются. Не надо так нервничать. Все имеет свой путь и свое время. Ты поспи, и все будет хорошо…

Проснулся я ранним утром. В комнате никого не было. Я потихоньку встал и начал одеваться. Тут и заметил, что бинты на мне свежие. Получается, пока я спал, меня перебинтовали? Ощупал себя. Нога и грудь побаливали. За ухом свербело под повязкой. Достав из рюкзака комплект одежды, оделся. Из одежды были только брюки и безрукавка, но и это уже хорошо. То, во что я был одет раньше, действительно годилось только на тряпки. Стараясь не шуметь, направился к двери. Комната, которая была рядом с моей, оказалась чуть больше. Потихоньку вышел.

Светало. Интересно сколько времени? ’03:55» – проплыло перед глазами. Я резко остановился. Что это было? Электронные часы. Внимательно всмотрелся. Ничего и никого. Но, я же четко видел светящиеся цифры. ’03:56» – возникла надпись. Это что у меня в голове время показывает? Провел рукой по глазам – очков нету. Точно в голове! Что-то далекое и смутно знакомое возникло на самом краешке сознания. Далекие воспоминания, которые никак не можешь вспомнить. Но то, что это мое нормальное умение, я вспомнил. Это уже хорошо!

Спустившись со ступенек и обернувшись, замер пораженный. Я вышел не из дома! Я вышел из огромного дерева, в стволе которого была дверь. Куда же я попал в этот раз? Присмотревшись, вдруг понял, что прекрасно вижу в темноте. Это мне понравилось.

Вокруг было тихо. Обойдя вокруг дерева, туалета не нашел. Облегчился в дальних кустах. Беспечно живут, никакой охраны… да и вставать уже пора. В деревнях, насколько я знал, встают очень рано. Повернувшись, заметил какое-то движение справа. Немного погодя, из-за ствола вышел мужчина средних лет. Борода и усы скрывали его лицо. Он подошел:

– Рановато ты вышел, найденыш.

– Алекс, – я протянул ему руку, – да вот по нужде вышел.

– Боромир, – он пожал руку, – я видел. Только другой раз вон туда ходи. Там специальное место.

– Я не знал, – пожал я плечами.

– Ничего страшного. Как ты себя чувствуешь? Племянница говорила, ты еще слаб. А ты уже ходишь?

– Спасибо, мне уже лучше. Милёна ваша племянница?

– Да. Славная девушка. Родители погибли, вот бабушка ее и воспитала. Учит, заодно, всяким премудростям.

– Ты знаешь, мне до сих пор кажется, что она мне привиделась. Не встречал такой красавицы! Уж до того хороша, даже не верится, что она живая и все это на самом деле! – задумчиво проговорил я.

– Да ты никак влюбился? – усмехнулся Боромир, – Смотри! Жизнемира бережет ее, как зеницу ока. Прознает, несдобровать тебе!

– Нет, дядька Боромир. Я не знаю, что такое любовь, да и на жизнь смотрю трезво. Я ведь никто, и имя мое – никак. Да и она еще ребенок. Какая уж тут любовь. Вырастет, отбоя от парней не будет.

– Вырастет говоришь, – ухмыльнулся мужчина, – когда любовь приходит, ее все узнают, и ты – не исключение. А возраст, что возраст? Ей уж двадцать первое лето минуло. Давно пора в семью идти. А она все никак не определится. Не нужен, говорит, мне никто. Буду как Жизнемира знахарством заниматься. Да и то правда – призвание у нее к этому делу.

– Я думал ей лет пятнадцать, – удивленно проговорил я, и помолчав добавил, – насчет любви, может, ты и прав. Только у меня столько проблем, что меня обходить нужно десятой дорогой. Я это знаю, и стараюсь ни с кем не сходиться близко.

– А вот это ты зря! Один в поле не воин! Ты откуда? Где твои корни?

– Издалека я. Нет у меня корней. В том то и дело, что один я в этом мире. Ну, ничего, прорвемся! – я улыбнулся.

– М-да! – крякнул Боромир. – Не кручинься. Поутру придем с Быславом, старейшиной нашим, поговорим. Может, не все так страшно, как тебе кажется. Он мужик мудрый. Пойду я. Надо еще два поста обойти.

– Хорошо. Я посижу тут на ступеньках. Подышу свежим воздухом, – кивнул я.

Воин ушел. Я устроился на ступеньках. Утро было свежим и тихим. Не пели птицы, не трещали кузнечики. Ничего! Странная тишина для леса. Лишь иногда вдалеке крикнет ночная птица. Я сидел, стараясь вспомнить что-нибудь про себя. Все было смутно и как будто не со мной. Сзади раздались осторожные шаги. Я не оборачивался, и так было понятно, что это Милёна.

Мне на плечи легла накидка.

– Ты зачем встал? – спросила девушка, – тебе нужен покой.

– По нужде вышел, – ответил я.

– Пошли, давай, – настойчиво проговорила Милёна.

– Пошли! – согласился я. Да уж, характер еще тот, нужно с ней поаккуратней, а то напридумывает себе, черт знает что. Разбирайся потом. Мы вернулись назад в дом-дерево.

Я лег, постарался расслабиться и ни о чем не думать. Нужно просто заснуть и проснуться здоровым. Я вспомнил, что когда был пацаном, вычитал где-то, что если болеешь и перед сном пожелаешь проснуться здоровым, то так и будет. Вот и сейчас, проваливаясь в сон, убеждал себя, что проснусь совершенно здоровым и все вспомнившим.