Книга Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия онлайн - страница 33

Глава 14

У каждой вещи, как и у всего живого, есть свое поле, некий эфир, который обладает способностью помнить все о себе и о своем окружении.

– А Эйнштейн говорил…

– Эйнштейн ошибался. Память вещей еще недостаточно изучена современной наукой. Правда, уже появились сведения о памяти воды и камней… Не говоря уж о памяти растений и животных, кур, дельфинов, собак, памяти, которую человек тут же стал эксплуатировать для достижения своих прагматических целей. Биополе можно изучать в различных экспериментальных условиях, влиять на его состояние, управлять им. Вокруг этого много споров, тем не менее факт его существования установлен. Кто видел ауру, тот помнит ее фантасмагорическое очарование. Говорят, таким золотисто-бежевым сиянием была обрамлена голова Иисуса Христа и его апостолов. Потом ее видели и у других святых. Оно есть у каждого человека, но выражено, разумеется, у всех по разному. В зависимости от уровня святости. Чем дальше живет человечество, тем меньше света над его головой. Биополе – один из самых привлекательных фактов, которым должны заняться ученые для улучшения породы людей.

– Природы, – говорит Лена.

– Именно: по-ро-ды… Вещи тоже живые. И у каждой есть душа, и у каждой есть память. Поэтому с ними нужно жить в дружбе. Почему нам так дорого фамильное серебро и золотой медальончик бабушки? Ведь не потому, что они из серебра или золота, нет. Потому что у нас с ними души родственны. И их память всегда можно восстановить, реструктурировать.

– Ерунда какая-то, чушь собачья…

Лена не верит в эти сказки.

– Если бы вдруг удалось собрать воедино все памяти, которые существовали на этой планета – это и была бы настоящая история земли. Самая живая и, главное, – самая правдивая. И все мудрствующие историки сели бы в калошу. Ведь то, что они выдают за истину, совсем не то, что было и есть на самом деле. И истории наплевать на то, что пишут историки.

– Ясное дело, – соглашается Лена. 

– Я не сказал – я прекрасно вижу ауру людей без всяких там специальных устройств и условий, а прибор необходим как генератор. С его помощью можно не только проявлять свойства ауры, но и восстанавливать поле по памяти вещей. Это обнаружилось совершенно случайно, но случай всегда на стороне настойчивых и усердных. Ведь кто никуда не плывет, тому не бывает и попутного ветра. Прежде, чем изучать свойства биополя, мы потратили уйму времени на создание прибора, с помощью которого можно любую вещь превратить в цифровой образ и читать этот образ, как детектив Сименона.

– Биополе, – сказал как-то Жора, – должно стать «Молодой девственницей, предающейся самой с собой содомскому греху при помощи рогов собственного целомудрия», а не «Черным квадратом».

– Да уж, – говорит Лена, – твой Жора чем-то смахивает на Сальвадора Дали.

– Разве только на Дали?

На самом же деле я так не думал. Как раз, думал я, «Черный квадрат» наиболее полно олицетворяет Его биополе, да-да, именно «Черный квадрат» – совершенная беспредметность, только дух, только бесконечный дух…

Глава 15

Как-то вечером, я сидел в лаборатории в полном отчаянии. Мне не удавалось получить идеальное биополе Ульянова-Ленина лишь по той причине, что я не был уверен в подлинности музейных экспонатов, принадлежащих ему в разное время. В наших музеях, как оказалось, так много фальшивок! Большая часть экспонатов являются подделками, подлинники же украдены и проданы или хранятся где-нибудь в частных коллекциях. Я исколесил всю Москву в поисках всего, что хоть как-то было связано с Лениным. Пальто, костюмы, рубашки, жилетки… У меня был набор галстуков, носки и подтяжки, ручки, расчески, ножи и ложки, были книги и тетради, письма, приказы, даже любовные записки и наволочки. А какие я добыл прекрасные черные ботинки с коричневыми шнурками! Что из всего этого багажа было подлинным, а что подделкой? Кто мог знать, в каких очках вождь работал по ночам и какими зубными щетками пользовался? А кепка, его пресловутая вездесущая кепка! Или красный шелковый бант!..

– Ты собираешься на блошиный рынок? – шутила Юля.

Разумеется, из всего перечисленного у меня настоящей, так сказать, «живой» была только английская булавка, которую можно было видеть, о которую можно было уколоть палец или с помощью которой вытащить занозу. Я украл ее у какого-то старика, лично знавшего Ленина и ни за какие деньги не соглашавшегося мне ее продать. Украл в надежде вскоре вернуть, но он неожиданно умер. Куда было девать эту драгоценную революционную реликвию? Я и хранил ее у себя. Итак, у меня настоящей была только булавка, все остальное существовало как поле. Мы притащили к себе генератор…

– Генератор чего?

– В основе работы такого прибора лежит эффект супругов Кирлиан. При определенных условиях вокруг предметов, помещенных в поле известной частоты, появляется эта аура, сияние, которое можно зафиксировать на фотопленке и затем провести количественный анализ ее состояния. Перед тобой человек – как на ладони. Жора был в восторге, однажды увидев свою ауру.

– По-твоему я – святой?

Его аура не сияла небесным светом, и я не стал ему рассказывать о его качествах, но ему было достаточно моего молчания, чтобы какое-то время ходить в задумчивости. А однажды, когда я проявил недовольство каким-то его поступком, он выпалил:

– Я и сам это знаю! И нечего горбатому так часто тыкать в нос его горбом. 

Это было сказано в злости на себя, и я успокоил его тем, что у него еще ничего не потеряно. Итак, у меня настоящей была только ленинская булавка с ее неподдельным, истинным полем, ее памятью и т. д., и т. п. Она и послужила для меня своеобразным индикатором, тестером, мерилом, так сказать, настоящести, истинности всех других Ленинских вещей и их полей. Все, что было поддельным, фальшивым, никогда не принадлежащим Ленину, я безжалостно выбрасывал в мусоропровод. Сопоставляя память булавки и память, скажем, Ленинской расчески, мне удалось бы создать обобщенный образ настоящего биополя Ленина, в котором каждая клеточка, каждая молекула соответствовали бы истинному вождю. Это было необходимо для того, чтобы поместить в него, наконец, кусочек добытой у Эрика Ленинской крайней плоти, размельченной до ДНК, и оживить ее, а значит, ренатурировать ее геном. Вот конечная цель всей этой суеты сует. Можно было бы идти и другими путями, но пути Господни неисповедимы, и мы выбираем те, которые мы выбираем. В данную минуту интересными кажутся те действия или поступки, которые подогревают в нас эти интересы. Итак, моей путеводной звездой стал до смерти скрюченный и до слез скукоженный, высушенный до размера фисташки Ленинский член. Его крайняя, самая крайняя плоть. Кроме того, работа с мумифицированной кожей доставляла мне гораздо большее удовольствие, чем возня с омерзительно воняющими формалином кусочками, частями тела, всегда вызывающими в моей памяти первый труп, с которым я столкнулся лоб в лоб в анатомическом музее, будучи студентом первого курса медицинского института. Ты знаешь этот отвратительный запах, который всегда ассоциируется со смертью. К тому же, работа с кожей, как я уже сказал, доставляла мне чисто эстетическое наслаждение, ведь это всегда были приятно пахнущие беленькие лайковые дамские перчатки или сапожки со стертыми каблучками, или пушистые муфточки, или соболиные воротники, лисьи хвосты, кожаные пиджаки, пальто, шубы… Они еще были живы, у них была своя история, которую я с интересом распознавал и наслаждался или ненавидел. И, признаюсь, мне просто нравилась именно эта технология «замораживания» жизни, технология, таящая в себе мягкий, легкий, совсем воздушный и безболезненный способ превращения жизни в бесконечный причудливый сон, этакую зимнюю спячку. Здесь применялись тихие воздействия, теплые ингредиенты, сладкие вина засыпания и пребывания во сне. Правда, дубление кожи, использование спиртов и красителей и другой всякой всячины, на которую я закрывал глаза, тоже было в памяти кожи, но эту память я не тормошил и избегал разговаривать с нею. Мы всегда стараемся беречь и защищать себя от ужасов, придуманных цивилизацией для своего, так называемого, расцвета.

– Ну, вы, надо сказать, и закрутили, – говорит Лена, – с ума сойти!

– Нас зацепило…