Книга Терновый венец Екатерины Медичи онлайн - страница 6

Часть вторая
Трудный путь к трону

1. Ученица Макиавелли

Перемирие с императором длилось недолго. К весне война разгорелась с новой силой.

Дофин мечтал снискать славу выдающегося полководца, и король поручил сыну вместе с Монморанси выступить из Пьемонта во главе авангарда, отправляющегося навстречу императорским войскам. Генрих торжествовал – после победы в Провансе он вновь объединился с Монморанси, которого считал идеалом для подражания и у которого учился искусству побеждать врага. Коннетабль, как и Диана, стал его верным другом и поверенным.

Анну де Монморанси было сорок пять лет, Генриху восемнадцать. Опытный, искушенный в дворцовых интригах придворный был хитер и жесток, он прекрасно распознал рыцарский характер Генриха и поэтому проявлял симпатию и отеческую заботу к молодому человеку, за которым угадывалось будущее Франции.

На войне Генрих, сильный, выносливый, превосходно владеющий оружием, чувствовал себя в своей стихии.

Под руководством коннетабля дофин успешно провел свое первое сражение – взял в осаду крепость Авильяно. Два дня солдаты Генриха дрались с такой яростью, что приступом овладели укреплением и предали мечу всех вражеских солдат и мирных жителей, оставив лишь четырех командиров, которых повесили на зубцах крепостной стены в назидание тем, кто упорствует в обороне.

Во время затиший между баталиями Генрих проводил время в развлечениях вместе с приятелями. Это были наихрабрейшие из придворных, мечтающие, как и дофин, о воинской славе. О проделках стремительно взрослеющего принца и его ближайшего окружения, в которое входили Сент-Андре, Дампьер и Ла Ну, Монморанси подробно сообщал своей верной подруге Диане де Пуатье, а королю лишь о ратных подвигах начинающего военачальника. У дофина не было тайн от Монморанси. Их объединяло столь же глубокое доверие, как и с Дианой.

Однажды вечером, когда лагерь отдыхал после утомительного перехода, Генрих вошел в палатку Монморанси. Коннетабль, сидевший за походным столом, быстро обернулся, недовольный, что кто-то нарушил его отдых, но, увидев дофина, протянул ему руки.

– Монсеньор, что привело вас ко мне в столь поздний час? Есть новости?

– Да, – смущенно ответил Генрих, – я крайне нуждаюсь в вашем мудром совете и помощи.

Угрюмый дофин с тоской смотрел на своего учителя.

– Почему у вас такой мрачный вид? – встревожился Монморанси.

Генрих присел напротив него на табурет, обреченно произнес:

– Итальянка Филиппа Дуччи, сестра пьемонтского конюшего, с которой я провел всего лишь несколько ночей, ждет от меня ребенка.

– Ах, вот в чем дело! – громко расхохотался коннетабль. – В молодости это случается с каждым. Это пустяки, шалости!

Он порывисто вскочил, подошел к Генриху и крепко стиснул его в своих объятиях.

– Вот и отлично! Вы наконец-то доказали, что можете продолжить славную династию Валуа.

– Это же будет незаконный ребенок! Бастард!.. – смущенно пробормотал Генрих. – Плод греха!.. Мне бы очень хотелось, монсеньор, чтобы этот ничего не значащий эпизод в моей жизни не стал достоянием сплетен и был от всех скрыт.

Лицо коннетабля стало серьезным. Он снова опустился в кресло напротив дофина.

– Нет!.. О случившемся непременно должны узнать. Эта новость долгожданная, она обрадует всех. Главное, что у вас могут быть наследники! Вот это новость! Вот это победа!

Генрих покраснел. Ему было стыдно. Заметив его смущение, Монморанси по-отечески постарался объяснить принцу о его ответственности за произошедшее.

– Монсеньор, вы никогда не должны забывать о своем высоком, исключительном положении. Этот ребенок будет нуждаться в воспитании, соответствующем его статусу отпрыска дофина. После рождения ребенка необходимо будет доставить во Францию.

– А что будет с его матерью? – поинтересовался Генрих.

– Матери будет выплачена значительная сумма, после чего ее отправят в монастырь, – тон главного распорядителя двора был неоспоримым. – Монсеньор, вы – дофин и должны относиться к себе, как к будущему правителю государства, и исполнять свой долг. Судьба матери ребенка вас больше не должна интересовать. Ваша жизнь отныне принадлежит вашим подданным. Обязанности венценосцев отличаются от обязанностей всех прочих людей.

– Беда моя в том, что я люблю Диану де Пуатье, – Генрих был в отчаянии. – Поймет ли она меня после всего случившегося? Если я ее потеряю, я погибну. Если бы даже супруг госпожи де Брезе был еще жив, я все равно бы любил ее и не старался бы подавить в себе это непобедимое чувство. Истинная любовь не слушает приказов и спастись от нее нельзя.

Монморанси тут же прикинул, что титул дамы сердца дофина для Дианы может стать триумфом! Да и ему, главному распорядителю королевского двора и коннетаблю, возвышение Дианы будет только во благо, ибо Генриху рано или поздно предстоит стать королем, а неувядающей прекрасной Диане – его фавориткой. О флорентийке Монморанси даже не вспомнил, ибо никогда не брал ее в расчет. Коннетабль гордился своей победой над неповоротливым тугодумом Генрихом, легко подпавшим под его влияние. Как человек уже зрелый, он без труда смог внушить юноше свои взгляды и вкусы. Монморанси давно заметил, что предмет обожания печального мечтателя – прекрасная Диана де Пуатье. «Пусть Диана станет его возлюбленной, пусть статуя оживет, – решил Монморанси. – Только она может обеспечить наше дальнейшее могущество. Умная, проницательная, дальновидная она окажет неограниченное влияние на наследника трона. Будущий король стоит того, чтобы богиня спустилась на землю. Я устрою им встречу в моем Экуанском замке, как только мы с победой вернемся в Париж».

О случившемся Анн де Монморанси немедленно известил Диану де Пуатье и короля.

Через месяц коннетабль сообщил дофину, что прекрасная вдова согласилась после рождения ребенка руководить его воспитанием и обучением.

К началу осени дофин и коннетабль выиграли военную кампанию. Король устроил своему сыну торжественную встречу. Когда вдова великого сенешаля подошла к дофину, чтобы приветствовать его, все, включая короля, Екатерину, фаворитку мадам д’Этамп и фрейлин, замерли в ожидании и не спускали с них глаз.

Диана была более прекрасна, чем когда-либо. Ее черно-белое платье было расшито жемчугами, бриллианты украшали темные волосы. Этот строгий элегантный наряд вдовы соответствовал той роли, которую великолепно исполняла мадам де Брезе – роли советницы принца Генриха.

Дофин не мог скрыть своего восхищения. Диана достигла своей наиболее волнительной и ослепительной красоты. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте, она восхитительно смотрелась рядом с молодым принцем. Он был красив, высок ростом, пропорционально сложен, с удлиненным овалом лица, мечтательными выразительными глазами, а главное он был мужественным героем-рыцарем. Он одержал победу на полях сражений, вернулся победителем, и любовь к прекрасной даме вспыхнула в нем с новой силой. Но в его взгляде затаились печаль и стыд. Он провинился, нашкодил, простит ли она его за мимолетную интрижку, поверит ли, что сердце ее рыцаря принадлежит только ей?

Вдова великого сенешаля преклонила колено, выразила свое почтение дофину.

– Я счастлива, что вы вернулись, монсеньор, – чуть слышно промолвила она, затем поднялась и заняла свое место в свите королевы, собравшейся на площади перед Лувром, чтобы приветствовать принца.

Генрих проводил ее полным грусти взглядом.

На следующее утро после прошедшего бала распорядитель двора заторопился в покои Дианы. Действовать он, как всегда, решил без промедления. Этого требовали его тайные замыслы и далеко идущие интересы. В характере Монморанси соединились воедино тщеславие, неумолимая суровость воина и религиозный фанатизм, с одной стороны, и блестящая разнузданная развращенность, свойственная придворной жизни, с другой.

Когда Анн де Монморанси вошел в покои Дианы де Пуатье, которая по праву придворной дамы королевы Элеоноры имела свои покои в Лувре, она на его почтительный поклон ответила дружелюбной улыбкой. Возраст над этой женщиной был явно не властен. Она была живым воплощением бессмертной богини Дианы, взирающей на нее с полотен Приматиччо. На двух картинах, украшавших покои красавицы, были изображены сцены охоты: повелительница лесов, гор и рек мчится по лесу на колеснице, запряженной сернами и оленями; в предрассветной долине богиня, окруженная нимфами и собаками, охотится за ланью.

– Рядом с вами, мадам, не выдерживают соперничества даже самые юные красавицы, а уж о Екатерине и говорить не приходится, – приветствовал хозяйку Монморанси.

– Почему вы вспомнили о дофинессе? – насторожилась Диана.

Хитроумный Монморанси никогда никого не упоминал случайно. Их связывали общие интересы и длительная дружба, и они прекрасно изучили друг друга. Она преданно заботилась о своем друге, которого высоко ценил ее покойный муж, и старалась прислушиваться к его мнению и советам. Как и Монморанси, она была ярой сторонницей единства христианского мира и люто ненавидела протестантов.

Он не ответил на ее вопрос, тогда она задала свой, когда они уютно расположились у камина.

– Какой счастливый случай привел вас ко мне после длительной разлуки в столь ранний час?

Монморанси взял в руки кубок с вином, поданный слугой, и предложил Диане.

– Давайте осушим до дна эти кубки за то, о чем я вам сейчас сообщу и что может оказаться важным для вас, для меня и всей Франции.

Заинтригованная Диана послушалась.

– Мадам, если вы прислушаетесь к моим советам, то, возможно, в скором времени станете некоронованной королевой Франции, – Монморанси придвинулся совсем близко к наставнице принца, заговорил тихо, убежденно, словно приказывал. – Дофин любит вас со всем пылом молодости. Вы единственная, кто может сделать его счастливым. И вам это хорошо известно. Он возмужал, стал мужчиной, а главное, стал дофином. Итальянка вам не помеха. Она всегда будет находиться в тени своего мужа, которого безумно любит. Но он не любит ее и никогда не полюбит, потому что любит вас и только вас. Пусть итальянка остается при нем, нам это даже на руку.

Диана внимательно слушала, слова Монморанси не были для нее неожиданными. Она сама часто думала о Генрихе. Она ведь не знала истинной, возвышенной любви, ее муж годился ей даже не в отцы, а в деды. Конечно, ей больше подходила роль наставницы, а чувства к Генриху были до недавнего времени в значительной мере материнскими. Когда же герцог Орлеанский превратился по воле судьбы в дофина, все изменилось. Будущий король Франции заставил ее посмотреть на своего верного рыцаря другими глазами. И все-таки она была осторожна, ведь подобное возвышение таило в себе огромную опасность.

– Монсеньор, а вы подумали, что я рискую стать мишенью для ярости завистников, подвергнуться граду насмешек, которые будет распространять среди придворных дам герцогиня д’Этамп, а кроме того, унижению быть однажды покинутой.

– О, вот об этом вам беспокоиться нечего, – убежденно ответил коннетабль.

– А каким позором для меня, наследницы древнего рода Пуатье, будет любовная связь с принцем, женатым на женщине более низкого происхождения, чем я!.. Мне, как вдове великого сенешаля, не пристала роль торжествующей возлюбленной. Я предпочла бы, чтобы все по-прежнему считали меня духовной наставницей принца.

Монморанси расхохотался.

– Поверьте мне, прекрасная Диана, вашему самому преданному другу, стать возлюбленной дофина чего-нибудь да стоит. Нам назначено самой судьбой понимать друг друга.

– Это верно, – согласилась Диана, но в выражении ее лица все еще чувствовалось сомнение.

И, чтобы ее окончательно успокоить, он по-отечески произнес:

– Я беру на себя всю ответственность перед Богом и перед королевским двором за этот ваш шаг.

Выражение лица Дианы смягчилось. Коннетабль всегда являлся ее самым верным союзником. Он был одним из немногих, кому она доверяла.

– Вот если бы все произошло неожиданно, – наконец решилась она. И от произнесенных слов вдруг почувствовала легкость на душе, словно Монморанси дал ей долгожданный ответ на вопрос, который мучил ее, из-за которого она, случалось, не спала ночами. Столько времени проблуждав в темноте, она внезапно увидела лучи солнца.

По глазам Дианы, по выражению ее лица хитрый придворный понял, что его замысел пришелся по душе одинокой вдове, еще не познавшей в своей жизни любви. Кроме того он не сомневался, что она, как и он, была тщеславна и мечтала играть при дворе одну из ведущих ролей. В союзе с ним эта рассудительная женщина, которую престарелый муж научил многим хитростям, будет иметь неограниченное влияние на наследника трона.

Этого достаточно, чтобы внести раздор в ряды особо приближенных к трону.

– Мадам, в глазах придворных вы так и останетесь прекрасной вдовой, полной достоинства, набожной и надменной в своем вечном трауре. Принц умолял меня устроить ему свидание с вами в моем замке в Экуане. Сердце дофина целиком принадлежит вам. Если он пожелает услышать от вас «да», не отказывайте ему. На днях король со своей свитой отправляется в Блуа на охоту. Генрих и вы приедете в эти дни ко мне в мой Экуанский замок. Диана, подарите счастье этому влюбленному атлету, – он на мгновение замолчал и, любуясь совершенством в образе женщины, добавил: – …И себе.

– Об этой нашей встрече никто не должен знать, – предупредила Диана.

– Все будет сохранено в строжайшей тайне.

– Хорошо, друг мой, – согласно кивнула красавица и улыбнулась своей ослепительной улыбкой, – я обещаю сделать все возможное и невозможное для исполнения вашего замысла. Только учтите, я появлюсь перед Генрихом в тот момент, когда он этого меньше всего ожидает. Наша встреча в Экуане должна стать для дофина сюрпризом.

Главный распорядитель двора ликовал: в успехе задуманного он не сомневался. Внезапно погибший дофин Франциск не переносил его спеси и наглости и был для него дамокловым мечом, уже готовым упасть. Да и отношения с королем, несмотря на все одержанные им победы и оказанные ему за это почести, не были стабильными. Возвышение Генриха сулило ему и его верной союзнице неограниченную власть в государстве.

Генрих специально выбрал местом встречи со своей богиней Экуан, любимую резиденцию своего друга Монморанси. Замок, достойный короля, был изысканным и неповторимым. Разнообразные залы, увенчанные потолками в росписи и позолоте, изобиловали дорогими гобеленами, изображающими праздники в честь Вакха, коврами, сплошь затканными золотыми нитями и шелком, инкрустированной мебелью, произведениями искусства. В нишах на фоне драпировок из дамаста и парчи на золоченых постаментах стояли статуи из темного дерева, бронзы и мрамора, подсвеченные парфюмированными свечами в серебряных подсвечниках. И всюду, где только можно было их разместить, зеркала. Но особой известностью пользовались эротические витражи замка. Они околдовывали молодые сердца своими чувственными откровениями любви Амура и Психеи. Не один монарх мог бы позавидовать такому богатству, оживленному суетой целой армии слуг. Именно здесь Монморанси любил устраивать приемы, причем с роскошью подчас превосходящей королевскую. Но в день приезда Генриха в замке находились лишь коннетабль, его супруга и несколько самых верных слуг.

Дофин прибыл в замок, когда уже близился вечер, и сгорал от желания скорее увидеть Диану. Он редко бывал в таком приподнятом настроении в королевских замках. Здесь в обществе друга и его жены Мадлены Савойской Генрих преобразился.

Монморанси заверил принца, что все в этом замке будут невидимыми, чтобы не нарушать спокойствия влюбленных. Чего бы они здесь ни пожелали – все будет к их услугам. И действительно, в помещениях, отведенных Генриху, уже накрытый стол изобиловал изысканными яствами, экзотическими фруктами, невидимые музыканты тихо играли, услаждая слух, а с витражей взирала обнаженная Психея, возлежащая на роскошном ложе в ожидании своего Амура.

Вечер был отменный, и Генрих решил спуститься в сад, который достойно обрамлял величественный ансамбль замка. Он радовался, что здесь никто не посмеет его разыскивать и они проведут наедине с Дианой несколько волшебных дней. В саду были устроены беседки, мраморные скамьи и маленькие рощицы, где можно было укрыться вдвоем, чтобы побеседовать, помечтать, признаться в любви своей несравненной богине.

На усеянном звездами небе, ласкающем взгляд глубокой и спокойной синевой, показалась луна – небесная покровительница античной богини Дианы. Таинственный чарующий сентябрьский вечер располагал к мечтательности.

Генрих направился в парк. Около развилки, ведущей к беседке и саду удовольствий, вдоль которого протянулась отливающая серебром длинная лента канала, он резко остановился. Вдали возле куста белоснежных роз, которых еще не коснулось дыхание наступившей осени, он увидел Диану. По изящному профилю, по величавой осанке ее можно было принять за воплощение фации, снизошедшей на землю.

Диана, не видя его и не подозревая, что он совсем рядом, сделала несколько шагов навстречу, присела на мраморную скамью и подняла глаза к звездам.

Он осторожно и бесшумно приблизился к ней и позвал вполголоса:

– Диана!

Она поднялась со скамьи и, словно притягиваемая магнитом, оказалась рядом с Генрихом.

Мгновение спустя он заключил ее в свои объятия.

– Пусть ночь и ее лунное божество соединят нас навеки, – прошептал Генрих. – Я не могу больше жить без тебя.

Его богиня стояла перед ним в лунном сиянии ночи. Единственная, кому целиком принадлежало его сердце с раннего детства.

Она обвила его шею руками, улыбнулась и с нежностью обратилась к нему.

– Я так ждала твоего возвращения из похода. Как я могла все это время жить без тебя?

Он заглянул в ее глаза.

– Я давно звал тебя, но ты не откликалась на мой зов.

– Запомни: всему свое время. Наше время пришло, ты повзрослел и стал мужчиной.

Ночь и сияние луны соединило этих двух влюбленных.

Сердце Дианы пело от счастья, а тело – от близости Генриха. Впервые в жизни она открыла для себя неистовство любви молодого мужчины. Диана позволила Генриху унести себя в тот рай, о котором слышала только в стихах и который познала впервые.

В свои почти сорок, будучи старше его на двадцать лет, она оставалась образцом совершенной красоты. Ее тело было еще прекрасней, чем грезилось ему в мечтах. Наконец мечта Генриха стала явью. А с витражей Экуана им лукаво улыбался Амур, разбудивший Психею своей стрелой.

Рыцарь и богиня Диана начали свою неподражаемую игру.

Рождение у Генриха дочери обрушилось на Екатерину, словно сокрушительный удар.

Теперь всем стало ясно, что только она виновата в том, что у них с Генрихом за четыре года брака не было детей. А ведь она так боролась за его любовь… После любовных подвигов мужа с итальянкой Филиппой Дучче нападки на нее со стороны придворных вспыхнули с новой силой и изощренным злорадством. Как жестока и несправедлива жизнь!..

Екатерину особенно задевало то, что избранницей Генриха стала ее соотечественница совсем не знатного происхождения, – дочь купца. Почему Генрих пренебрегает ею, своей благородной, образованной, любящей женой?.. Никто, кроме нее самой, не мог ответить ей на этот вопрос. И она мучительно искала ответа. Она часто винила во всем Диану де Пуатье. Может быть, стоило прислушаться к Генриху и войти к ней в доверие?

Известие о том, что король созывает Малый совет для срочного решения вопроса о разводе повергло Екатерину в ужас. От одной мысли снова, как в детстве, оказаться в мрачном монастыре ей становилось дурно. Ее могут отправить туда именно в тот момент, когда она почти приблизилась к восхождению на французский трон. Неужели теперь ее ждет позор и поражение? Надеяться было не на что и не на кого. На всем белом свете у нее теперь не было никого, кто бы за нее заступился. Генрих не имел никакого влияния на отца, да и как просить у него заступничества, если виной всему именно он?!

Ее муж изнасиловал девушку, она родила ему ребенка, а о матери он даже не думает и не заботится, откупился за содеянное деньгами, вот и все… Ждать помощи от такого мужа бесполезно, тем более что после возвращения из Пьемонта в Париж он вообще не появлялся в их спальне.

Внезапно, как обычно бывает в моменты особой опасности, Екатерину озарило: дитя окрестили Дианой. Госпожа де Брезе дала незаконнорожденной девочке, наверняка с согласия Генриха, свое имя, в первый раз открыто заявила о своих правах на все, что касается дофина. Вне всякого сомнения, Генрих все последнее время после возвращения был с Дианой и стал любовником своей немолодой пассии. Вот откуда может появиться спасение.

Навряд ли Диана де Пуатье теперь захочет потерять своего молодого возлюбленного, ведь новая дофинесса не будет терпеть ее рядом со своим мужем, как она, кроткая и послушная Екатерина.

Екатерина воспряла духом. Она не сомневалась – свершившееся бесспорно сделает Диану ее защитницей.

Пророческий дар не обманул Екатерину. Диана тоже была не в меньшей панике, чем она. Ныне самой большой опасностью, какая могла ей угрожать, стала угроза развода, нависшая над Екатериной.

После Экуана Диана де Пуатье поняла, что была долгие годы верна своему старому мужу, хранила ему верность даже после смерти, глубоко почитала Луи де Брезе за воинские победы, мужество и мудрость, но никогда не любила его. Откуда ей, совсем молодой женщине, все годы замужества с человеком старше ее более чем на сорок лет было познать, что такое любовь? Только с Генрихом она впервые осознала все значение и смысл этого волшебного слова. И теперь она никогда и никому не собиралась отдавать любовь. Она заслужила этот дар богини любви, как никто другой во французском королевстве.

Диана твердо решила помочь Екатерине остаться женой Генриха. Новая дофинесса может быть опаснее флорентийской куклы и разрушить ее любовь и будущее королевской фаворитки.

Когда Монморанси сообщил Диане о созыве Королевского совета для решения вопроса о разводе, Диана поняла, что надо действовать незамедлительно. И Монморанси должен сыграть в этом вопросе не последнюю роль, проявить свою изощренную изобретательность и находчивость.

– И чью же кандидатуру предлагают в жены дофину? – поинтересовалась она у своего верного союзника.

– Луизу – дочь герцога Клода де Гиза, – ответил он.

Диана усмехнулась.

– Надеюсь, монсеньор, вы не хотите, чтобы всемогущие Гизы в один из дней смели вас со всех ваших пьедесталов? Екатерина нам с вами не опасна. С ней всегда можно обо всем договориться. У нее покладистый и мягкий характер. Луиза опасна! Очень опасна! Генрих не должен жениться второй раз, – твердо произнесла Диана.

Угроза развода нарушила покой как Екатерины, так и Дианы, – это главный распорядитель двора прекрасно понимал. Что будет стоить любовница, которая годилась дофину в матери, рядом с молодой, красивой, плодовитой супругой благородного происхождения?

Члены Малого совета, призванные решить участь Екатерины Медичи, собрались в зале, где обычно вершили суд. Все разместились вокруг длинного стола, в центре которого восседал король.

Франциск был угрюм и крайне обеспокоен противоречивыми мыслями. Ему нравилась Катрин. Она никогда не позволяла себе вмешиваться в насыщенную интригами придворную жизнь, была удивительно смелой, находчивой и всесторонне образованной. Катрин принесла в королевский дом пристрастие к астрологии и магии, поражая всех глубокими познаниями в этих науках, как, впрочем, и в физике и математике, а также умением читать по-латыни и по-гречески. Он хорошо разбирался в людях и первым разглядел в своей невестке недюжинный ум. И конечно же, на его взгляд особенно ценным в Катрин было очарование любимой им Италии. Ее полюбила и сестра короля Маргарита Наваррская. Даже Анна д’Этамп, его блистательная любовница, непревзойденная мастерица мутить воду, оказалась крайне заинтересованной в сохранении этого бездетного брака.

Перед его уходом на совет она приказала ему:

– Защитите Екатерину! Генрих никогда не женится на Луизе. Если вы расторгнете его брак с Екатериной, он всем на потеху женится на Диане де Пуатье.

Он только пожал плечами и воскликнул:

– Ах, сколь коварны бываете вы, женщины!

Франциск больше ничего не сказал горячо любимой им Анне, ибо не придал особого значения ее словам и поспешил на совет.

По правую руку короля разместился Клод де Гиз. Могущественный клан Гизов по своему происхождению не принадлежал к французской знати. Клод де Гиз был герцогом Лотарингии, до недавнего времени входившей в состав Священной Римской империи германской нации. Поэтому Гизов называли чужестранцами. Отец Клода, Рене II Лотарингский, вошел в историю как победитель герцога Бургундского Карла Смелого в битве при Нанси. Супругой Клода де Гиза, который первым появился при дворе Франциска, была Антуанетта де Бурбон, дочь герцога Вандома Франциска Бурбона, принцесса крови. Клод де Гиз был приближен к французскому двору, и на него была возложена миссия по защите северных и восточных границ Франции. Авторитет герцога Клода де Гиза в глазах парижан, обеспокоенных близостью своей столицы к театру военных действий, стремительно возрастал. Его заслуги высоко оценивались Франциском: Клод де Гиз имел титул герцога и пэра – привилегии, которые жаловались всего пять раз на протяжении двадцати лет, причем в трех случаях ее получали только члены королевской семьи.

Герцог де Гиз выступил первым:

– Ваше Величество, мы подвергаем опасности дальнейшую судьбу династии Валуа.

И снова, но уже настойчиво, предложил в жены дофину свою дочь.

Вслед за всемогущим герцогом все собравшиеся ратовали за развод.

Особое злорадство проявили противники флорентийского брака, которые с самого начала связывали все обрушившиеся на королевскую семью несчастья с нарушением обычая в разрешении матримониальных проблем и сближением с недостойной трона Капетингов наследницей банкиров.

– Сын короля, ставший наследником престола, обременен узами, способными лишь унизить его и Францию.

– Поскольку ваша невестка, Ваше Величество, не может продолжить династию, ваш долг отправить ее немедленно в монастырь.

Только Монморанси молчал, но разве молчание не знак согласия, решили все члены совета. После всех выступлений тонкий психолог и хитрый сводник, прекрасно сознавая, что Генрих послушает только Диану де Пуатье и будет говорить только то, что прикажет она, как бы между прочим, посоветовал:

– Неплохо бы узнать и мнение дофина по этому вопросу. Как он воспримет решение совета?

Король согласился и велел пригласить на Королевский совет наследника престола.

Франциск подробно объяснил сыну причину необходимости развода и изложил мнение всех участников совета.

Когда король закончил свою речь, Генрих окинул собравшихся мрачным взглядом и ко всеобщему изумлению произнес то, чего от него никто, кроме Монморанси, не ожидал.

– Ваше Величество, на герцогине Флорентийской меня женили вы. Я был против навязанного мне брака. Теперь Екатерина Медичи – моя жена, верная, покорная, любящая. Став ее мужем, дав клятву верности перед Богом, я обязан ее защищать. Совсем недавно она потеряла всех своих ближайших родственников и как никогда нуждается в моей защите.

Франциск был не в состоянии скрыть своего недоумения.

– Сир, вы не раз доказывали всем своим поведением, что равнодушны к своей супруге, если не сказать большего… Со своей супругой вы даже не сумели подарить королевству ребенка.

Генрих чуть не задохнулся от ярости, он понял намек отца на итальянку Филиппу Дучче, ровесницу Екатерины, и сдаваться не собирался.

– Моя супруга еще очень молода. Что ее ждет в случае развода? Монастырь, в котором она томилась в детстве… Заточение убьет ее… Я не могу позволить отослать свою жену в тюрьму на погибель…

Король вздрогнул: сын публично нанес ему страшное оскорбление за детство, проведенное по его воле в испанских тюрьмах. Как Генрих не понимает, что у него, короля, не было другого выхода. Он и сейчас не переставал корить себя за страшные для сыновей четыре года. Может, и Франциск, старший сын, был бы сейчас жив, если бы не подорвал в Испании своего здоровья.

Генрих стоял перед членами совета непоколебимый в своем решении.

– Нет внуков – это очень плохо, – наконец произнес долго молчавший король, – но у нас много примеров, когда женщины рожали и после десяти лет замужества. Возможно, дофинесса еще не созрела, чтобы стать матерью. Будем надеяться, что, бог даст, внуков подарит мне и Катрин! Может статься, что она и мой сын еще перещеголяют и меня в количестве детей!..

Монморанси ликовал: любовница не позволила своему возлюбленному нанести решающий удар нелюбимой супруге.

После позорного судилища Екатерине снова нужно было завоевывать авторитет и симпатию при дворе.

Первым делом она решила выразить свою бесконечную признательность королю. Екатерина долго размышляла, как отблагодарить короля, ведь просвещенного монарха трудно было чем-либо удивить, его коллекции не имели себе равных. Она вспомнила о своих беседах с королем, который интересовался личностью Никколо Макиавелли, и выбрала самое дорогое, что у нее осталось от родителей, – трактат философа «Государь», посвященный ее отцу, с дарственной надписью автора и авторскими пометками на полях.

Екатерина знала, что король большой любитель литературы и часто посещает свою библиотеку. Она решила дождаться его именно там, чтобы встреча оказалась как бы случайной, и вручить драгоценный подарок. В том, что Франциск оценит ее подарок по достоинству, она не сомневалась.

Несколько дней подряд она просиживала в библиотеке допоздна в ожидании короля, но безуспешно.

Библиотека представляла собой череду залов с высокими сводчатыми потолками, мебелью из темного дерева и мраморными колоннами. На полках хранились тысячи ценных рукописей, украшенных изысканными миниатюрами. Многие годы Франциск собирал их по всему свету. Екатерина задержала свой взгляд на романах каролингского и бретонского циклов, среди которых, кроме «Тристана», «Ланселота Озерного», «Жирома Галантного», был и роман «Персефорест», настоящая энциклопедия рыцарских обычаев с великолепными вставками. Она перелистала роман, вернула его на место и взяла с полки комическую эпопею «Морганта», сочиненную во Флоренции Луиджи Пульчи во времена ее знаменитого прадеда. Эту гротескную повесть о том, как Роланд взял в спутники доброго и наивного великана, она читала вместе с Ипполито в садах Ватикана. Взяв в руки книгу, она почувствовала радость и волнение в душе от предчувствия, что король сегодня обязательно придет.

Екатерина уютно устроилась у окна. Ждать пришлось долго, но терпение на этот раз не подвело ее.

Король вошел в библиотеку в тот момент, когда за окнами уже начало смеркаться.

Франциск обрадовался, увидев Екатерину с книгой в руках. Она, только что читавшая о веселом великане, невольно залюбовалась королем, который в своих ярких одеждах напоминал сказочного великана. По его открытой улыбке она поняла, что он снова благоволит к ней.

Екатерина молча протянула королю свой подарок. Он, как ребенок, обрадовался, подарок глубоко тронул Франциска, – поблагодарил ее и тут же с интересом стал рассматривать заметки на полях, сделанные рукой самого Макиавелли. Время от времени Франциск поднимал глаза на Катрин и, хитро прищурившись, перебрасывался репликами:

– Значит, правитель, который попирает нормы морали, идет к вершинам славы и могущества государства? Ты тоже так считаешь?

Она ответила, смело глядя ему в глаза:

– Монарх должен стремиться к тому, чтобы его считали милосердным, честным и щедрым, но он не должен бояться быть коварным и лицемерным, если добродетели оборачиваются против него и мешают сохранить единство страны и верность подданных.

– Катрин, а ты, оказывается, умеешь сражаться, а это одно из тех качеств, которые я особенно ценю в людях, – Франциск одарил Катрин улыбкой и снова углубился в чтение.

Просмотрев трактат, он задержал свое внимание на посвящении: «Никколо Макиавелли – герцогу Лоренцо де Медичи».

– Твой отец был славный и храбрый правитель, достойный своего великого деда, – по-отечески глядя на Екатерину, произнес Франциск. – Такой подарок не имеет цены. Не жаль расставаться с ним?

– Ваше Величество, я счастлива, что мой подарок пришелся вам по душе. Для меня нет большей радости, чем доставить вам удовольствие.

– «Государя» я поставлю в один ряд с Юстином, Фукидидом, Аппианом и Диадором Сицилийским.

Подумав, король поставил сочинение Макиавелли на полку рядом с «Разрушением Великой Трои» и снова обратился к Екатерине:

– Непременно заставлю своего чтеца Жака Колена подробно ознакомить меня с этим сочинением. Макиавелли напоминает, что великие дела творили как раз те государи, которые не считались с обещаниями и действовали хитростью и обманом. Ты согласна и с этим, ученица Макиавелли?

Екатерина, словно умудренная опытом правительница, ответила:

– Государь должен соединять в себе качества льва и лисицы, ибо лев беззащитен против капканов, а лисица – против волков, следовательно, надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков.

Франциск весело рассмеялся:

– Ты выучила этот трактат наизусть?

– Да, Ваше Величество, чтобы доставить вам удовольствие своими беседами и чтобы, как говорит великий Макиавелли, «вы ощутили, сколь безгранично я желаю Вашему Величеству достичь того величия, которое сулит вам судьба и ваши достоинства».

– А ты прекрасно освоила уроки своего учителя. Я полностью согласен с Макиавелли: успех правителя зависит от того, насколько он считается с реальным положением вещей и принимает верные решения для каждого определенного случая.

Подойдя к одному из шкафов, Франциск горделиво похвастался:

– Здесь хранится уникальная коллекция греческих и античных авторов. Возможно больше рукописей находится только в библиотеке Ватикана. Мои послы отовсюду везут мне редчайшие фолианты. И сейчас я отправил Джироламо Фондуло за границу за ценными книгами.

Екатерина тут же упомянула о библиотеке во дворце Медичи во Флоренции и рассказала, что ее великий прадед Лоренцо Великолепный перевел многие сокровища античных цивилизаций на итальянский язык.

– Именно Лоренцо Великолепный одним из первых поддержал книгопечатание. С помощью филиалов банка Медичи охота за античными рукописями велась по всему миру, – с гордостью за свой род рассказывала Екатерина. – Если Лоренцо не мог достать какие-то манускрипты, он заказывал их копии. Он послал в Феррару к герцогу Эрколе д’Эсте одного грека переписать «Римскую историю» Диона Кассия.

Слушая свою невестку, Франциск все больше убеждался в том, что судьба не зря благоволила к ней. И это его радовало!.. «Катрин намного умнее и образованнее дам из моего окружения, и я рад, что вопрос о разводе закончился в ее пользу, – рассуждал он. – Беседы с ней такие приятные. Вот только жаль, что Катрин некрасива и не смотрится с моим ставшим настоящим красавцем Генрихом».

Он вспомнил свою первую рано покинувшую его жену королеву Клод и свою мудрую давно почившую мать Луизу Савойскую. Бог не дал королю Людовику XII сыновей. Думая о том, как бы сохранить престол для своих потомков, Людовик, вопреки желанию своей жены, обручил младшую дочь Клод с ним, Франциском Валуа. Злые языки судачили, что именно эти переживания свели в могилу королеву. Убитый горем король быстро постарел и болел, хотя ему не было и пятидесяти трех лет, выглядел он на все семьдесят. Людовик XII жаждал только одного – поскорее умереть, чтобы вновь соединиться со своей королевой. Луиза Савойская торжествовала. Она решила потревожить безутешного в своем горе Людовика и попросить его ускорить брак Клод и Франциска, ибо, женившись на королевской дочери, Франциск, племянник короля, сразу, становился дофином.

Свадьба, состоявшаяся в Сен-Жермене больше напоминала похороны, чем радостное событие в жизни двух молодых людей. Из-за траура по матери невеста была в черном, да и любивший яркие одежды Франциск довольствовался простой одеждой из черного дамаста, отделанной черным бархатом. Новобрачные составляли на редкость неудачную пару. Пятнадцатилетняя Клод была маленького роста, невзрачная, да к тому же хромала на обе ноги. Правда, как и Катрин, она была прекрасной собеседницей, что позволяло забывать о ее некрасивом лице и физических недостатках. Зато жених был великолепен: темноволосый, высокий, статный, прекрасно сложенный, веселый и довольный жизнью. Ни одна из прекрасных дам не отказывала ему в своей благосклонности, чем он, между прочим, не пренебрегал.

Нежная Клод, давшая имя самому сочному сорту слив, тоже не смогла устоять перед его обаянием и дарила ему каждый год их недолгой супружеской жизни детей. Она любила своего кумира до конца своих дней.

Вспомнив о Клод, король сравнил жену с невесткой, которая тоже любит Генриха и считает его своим кумиром, и решил дать Катрин мудрый совет.

– Моя дорогая девочка, – с нежностью произнес он, – ты мудра не по годам, и я могу говорить с тобой откровенно. Я женат дважды. Оба брака официальные, как и твой с Генрихом, продиктованы нашим высоким положением избранников судьбы. Сначала я женился на дочери короля, рано умершей Клод. Этот брак позволил мне стать королем и выполнить мои обязанности перед страной – подарить жизнь моим наследникам. Когда Клод умерла, обстоятельства вынудили меня взять вторую супругу, королеву Элеонору, родную сестру моего злейшего врага. Она – славная и добрая женщина. К сожалению, любви нет места в браках, заключенных по расчету. Поверь мне, можно состоять в браке и при этом жить в свое удовольствие. Счастье очень часто обретается вне семьи.

– Я люблю Генриха и буду всю жизнь верна только ему, – с тоской пролепетала Екатерина и сразу стала робкой и беззащитной.

«Катрин такая смелая, мудрая и изобретательная в делах и такая нерешительная в своей любви к мужу», – уже в который раз не переставал удивляться Франциск.

– Дитя мое, – ласково произнес он, – будем надеяться, что Бог снизойдет к твоим мольбам. Отныне ты снова должна радовать меня беседами и делиться своими секретами.

Августейший вновь призвал Екатерину в свой цветник прекрасных дам.

После встречи с королем Екатерина ощутила душевный подъем и решила нанести визит фаворитке короля и отблагодарить ее. Заступничество Анны д’Этамп явилось для нее полной неожиданностью. Она не сомневалась, что Анна неспроста оказала ей милость и вынашивает какие-то планы. Какие?.. Екатерина задумала в самое ближайшее время все непременно разузнать. Поразмыслив, она пришла к выводу, что смена наследника престола поставила под угрозу блестящее будущее фаворитки короля. Ее положение по-прежнему оставалось бы очень прочным, если бы не возвышение Генриха. Наверняка в голове Анны уже складывается политический пасьянс. Она умна, дальновидна, всегда действует словно опытный дипломат и будет яростно защищать свои позиции, особенно перед своей соперницей Дианой де Пуатье, которую она люто ненавидела и которая становилась особенно опасной для нее, ибо через несколько лет эта колдунья в траурных одеждах сможет занять место фаворитки короля. До сих пор эти две дамы соблюдали при встречах приличия, но теперь, когда Генрих стал дофином, воинственные интриганки вне всякого сомнения вступят в нешуточный бой, не сомневалась Екатерина. Крайне осторожная, она собиралась быть одинаково любезной и доброжелательной и с Анной, и с Дианой, не отдавать предпочтения ни одной из них. Если верх возьмет Диана, она будет на стороне Дианы, если Анна, то на стороне Анны. В зависимости от обстоятельств, как учил Макиавелли. Екатерине, как никогда, было необходимо с честью преодолеть препятствия и обойти все ловушки двора. У Генриха была опытная союзница в лице Дианы, у Анны – король, у нее никого. Она решила играть роль посланницы, до поры до времени снующей между Анной и Дианой. После совета, на котором Генрих выступил в ее защиту, она уже не сомневалась, что Диана и Генрих – любовники. Вдова сделает вид будто между ними платоническая любовь, а Екатерина будет делать вид, что верит в это. Как же раздражала ее эта вечно молодая красавица. Но она вынуждена терпеть, ибо отныне Диана будет оберегать ее, пытаться сблизиться с ней, чтобы не потерять власти над Генрихом. Расплата в этом мире наступает всегда, была убеждена Екатерина и не сомневалась, что гнев терпеливого человека особенно страшен.

Пока же преимущество было на стороне фаворитки короля. Все привязанности любвеобильного монарха отступали перед самым сильным и продолжительным чувством к герцогине Анне д’Этамп. Фаворитка, как никто, отвечала всем запросам короля: была чувственной, остроумной и, главное, помимо совершенства лица и фигуры, обладала интеллектом. Она не отличалась скромностью и смирением и считала себя полновластной хозяйкой Франции. Придворные и даже церковные иерархи принимали герцогиню Анну д’Этамп со всеми почестями и церемониями, достойными королевы. Именно к ней с подношениями богатых даров обращались те, кто хотел получить высокий пост в армии, суде или при распределении финансов. Королевской фаворитке были подвластны все, даже маршалы и епископы.

Удивить чем-либо Анну было крайне трудно. Она обожала развлечения: балы, маскарады, игры, была неистощима на выдумки. Екатерина придумала, чем сможет удивить двор и в первую очередь Анну: роскошным балом, где оригинальным будет все, начиная от костюмов, сделанных по ее эскизам, и кончая многоголосным пением в сопровождении небольшого оркестра. Французское музыкальное искусство отличалось от итальянского: многоголосное пение во Франции было еще мало известно. Выступление жонглеров, поэтов, певцов сопровождалось звуками лютни. Музыкальный инструмент аккомпанировал лишь одному голосу. Воспоминания о музыкальных вечерах в Сиенском монастыре помогли Екатерине найти решение, как организовать бал, который удивит всех, даже Генриха, страстного любителя церковной музыки. Она задумала заказать любимому поэту фаворитки Клеману Маро переложить на стихи тридцать первых псалмов из Ветхого Завета и отдать их нескольким исполнителям с хорошими голосами, а придворным композиторам Сертону и Гудимелю написать к этим поэтическим строкам музыку. Один из псалмов она решила исполнить сама в надежде, что и Генрих присоединится к ней.

Не теряя времени Екатерина приступила к воплощению своего замысла. И поэт, и композиторы углубились в работу, а она с раннего утра уединялась в покое, рисовала эскизы для костюмов, отбирала ткани. Самым впечатляющим на балу по ее замыслу должен быть наряд фаворитки. Роскошное платье и будет ее подарком Анне. Она наверняка придет в восторг от того, что увидит.

Работая над эскизом для платья фаворитки, Екатерина не без улыбки рассуждала: «В этом блистательном королевстве милость и опала зависят от прихоти кокетки, которая, будучи замужем, открыто демонстрирует свою связь с королем. А тот, кто удивляется или недоумевает, оказывается чужаком, от которого стараются быстро избавиться. Утешает лишь одно – все без исключения фаворитки подвержены превратностям судьбы».

Как только платье было готово, Екатерина в сопровождении пажей, несущих наряд, отправилась в апартаменты Анны д’Этамп. Она застала ее в обществе самых красивых мужчин королевского двора. Анна имела слабость к молодым и представительным кавалерам. Но, что больше всего удивило Екатерину, в окружение фаворитки попал и семнадцатилетний принц Карл, младший сын короля. Он играл с Анной в шахматы. Анна предложила Екатерине присесть и дождаться, пока закончится партия.

Прима двора, бирюзовое платье которой идеально подходило по цвету к ее глазам и оттеняло белокурые волосы, выглядела превосходно. Больше чем шахматами, она была увлечена беседой с Карлом и кавалерами. Присутствие Екатерины ее нисколько не стесняло, хотя речь шла о Генрихе. Вероятно, она пожелала первой сообщить брошенной супруге всю правду о лицемерной охотнице за ее мужем.

Сделав очередной ход, Анна не без умысла произнесла:

– По-моему вдова сенешаля стала намного ближе к нашему дофину, если не сказать совсем близко, я имею в виду в постели…

– Не думаю, она по-прежнему лишь подруга и наставница моего брата, не более, – сделав ответный ход, возразил Карл.

– А я знаю, что Диана, пока мы все охотились на оленей в Блуа, наслаждалась молодым любовником. Неужели никто из вас не обратил внимания, что, вернувшись из Пьемонта, наш угрюмец носит только черно-белую одежду, как и его несравненная Ориана.

Принц не собирался сдаваться ни в игре, ни в разговоре и продолжал оправдывать брата:

– Поверьте мне, прекрасная Анна, отношения Дианы и Генриха сродни отношениям между матерью и сыном.

– Только на этот раз мать при содействии величайшего из сводников Монморанси стала любовницей взращенного ею сына. И не без умысла, ведь сын вырос и стал дофином. Вы скоро убедитесь, что я никогда не ошибаюсь. Шах, милый Карл, будь внимательнее и проницательнее.

От наблюдательной Екатерины не ускользнуло, что Анна явно заигрывает с молодым принцем.

Она оторвала взгляд от шахматной доски, чтобы посмотреть, как Екатерина отреагировала на ее слова, ведь они были адресованы в первую очередь ей, а уж потом принцу и кавалерам, которые, словно быстроногие скороходы, разнесут эту новость по всему королевству.

Екатерина научилась скрывать свои чувства: ее лицо было безмятежным, словно услышанное ничуть не взволновало ее. Мило улыбаясь, она обратилась к Анне:

– Мадам, надеюсь, что наряд для предстоящего бала, который вы сейчас увидите, доставит вам удовольствие и будет одним из лучших в вашей коллекции праздничных нарядов.

По знаку Екатерины двери распахнулись и пажи внесли платье.

Изумленная Анна была не в силах скрыть своего восхищения.

– Да вы просто волшебница!.. Как вам удалось соединить в одном костюме столь неожиданные цвета?

Яркую зелень шелкового платья подчеркивали нежно-розовые парчовые вставки.

– Я выросла в семье истинных ценителей искусства!.. – с достоинством напомнила Екатерина.

«Оказывается кроткая Катрин не так уж и проста, как кажется на первый взгляд. У нее безупречный вкус. Приближу ее к себе и сделаю своей союзницей. Она по простоте душевной может мне поведать о многом», – решила первая дама королевства.

Простившись с фавориткой короля, Екатерина поспешила в свои покои. Она была встревожена: герцогиня Анна д’Этамп первой среди придворных заподозрила, что между престолонаследником и Дианой де Пуатье что-то происходит, и уже поспешила удостовериться в этом через своих осведомителей, и затем начала распускать слухи, будто считающая себя неприступной добродетельная вдова проводит с принцем приятные ночи. Это не предвещало ничего хорошего. Дамская война может причинить много вреда Генриху.

Екатерина начала рассуждать о неверности мужа. Мудрая Мария Сальвати перед свадьбой по-матерински наставляла ее, неопытную четырнадцатилетнюю девушку: всем мужчинам время от времени свойственно становиться жертвами других женщин и не стоит никогда поднимать шума по столь ничтожным поводам. Однако Генрих позволил другой женщине занять место законной супруги и даже назвал свою незаконнорожденную дочь Дианой. Вскоре о необычных любовниках узнает вся Франция, над ними будут смеяться, – фаворитка короля, несомненно, позаботится об этом. Для себя Екатерина приняла решение сделать вид, что ничего не знает и по-прежнему встречать Генриха, как преданная жена, с нетерпением ждущая своего прославленного воина.

«Моя жизнь, – размышляла Екатерина, – в дальнейшем будет зависеть от Генриха. Станет ли король настаивать перед советом на своем решении оставить меня дофинессой, если дофин посетует на то, что он не может дать короне наследника из-за бесплодия жены? Теперь я не сомневаюсь, что именно Диана де Пуатье удерживает моего мужа от подобного шага, и моя судьба целиком находится в ее руках, как и ее судьба в моих. Она будет пытаться заключить со мной союз и извлечь из этого союза максимальную выгоду для себя. Я тоже постараюсь извлечь выгоду из интриг между любовницей короля и любовницей дофина. Но прежде всего мне надо найти общий язык с Генрихом».

Екатерина прошла в зал, где стояли ее любимые клавикорды. Этот инструмент она привезла из Флоренции. Игра на клавикордах всегда успокаивала ее, дарила радостное восприятие жизни. Она играла на лютне и арфе, но больше всего любила свои клавикорды.

Клавиши из слоновой кости и черного дерева издавали волнующие и таинственные звуки.

На крышке инструмента была изображена сцена, на которой деревья с сидящими на ветках птицами, наклонились, чтобы слушать божественного певца Орфея, дикие животные, ставшие внезапно ручными, улеглись у его ног. Екатерине захотелось, чтобы такая картина украшала одну из стен в этом зале. Она представила, что пройдет несколько лет и, став королевой Франции, сможет, как сейчас Франциск, выбирать и покупать произведения искусства, оценивать достоинства которых ее научили с детства. Если она захочет заказать картину гениальному живописцу, то просто пошлет к нему доверенных лиц, чтобы заключить договор.

Композиторы Гудимель и Сертон переложили на музыку тридцать псалмов Давида и написали ноты для хорового ансамбля, арфы и филистимской лютни, а по просьбе Екатерины написали ноты и для клавикордов к семнадцатому псалму, который она решила исполнить вместе с небольшой группой певцов. Давид «слова сей песни рек в тот дивный день, когда Господь помог ему в беде». Ударив по клавишам, Екатерина запела псалом. Слова, переложенные на стихи Клеманом Маро, хорошо ложились на музыку:

«Возлюблю тебя, Господи, крепость моя! Господь – твердыня моя и прибежище мое.

Избавитель мой, Бог мой, – скала моя, на него я уповаю, щит мой, рош спасения моего и убежище. Призову достопоклоняемого Господа и от врагов моих спасусь».

Пению Екатерину обучали с детства, а потому она могла заставить свой голос звучать радостно, скорбно или выразить сильное негодование.

Растревоженные струны не заглушили звука приближающихся шагов, который мгновенно уловил чуткий слух Екатерины. Она положила руки на клавиши и замерла, пытаясь усмирить свое сердце. К ней приближался Генрих. Он впервые заглянул к ней после своего возвращения из Пьемонта.

Она не вскочила, не бросилась к нему навстречу, не прервала неловкого молчания, когда он подошел к клавикордам и остановился напротив нее. Пусть на этот раз заговорит первым, а она притворится, что нисколько не унижена и его измена с Филиппой Дучче нисколько не ранила ее, а о связи с Дианой де Пуатье она даже не подозревает. Мысли проносились в голове, заставляя сердце биться чаще.

Генрих за время военного похода возмужал. Он стал красивым, мужественным, крепким, похожим на мощный дуб, который может укрыть и спасти от всех бурь и невзгод.

Под пристальным взглядом Екатерины, глаза которой, казалось, прожигали его насквозь, ему было неуютно. Он впервые обратил внимание на ее голос.

– Я тоже люблю петь, но особенно люблю слушать церковное пение. Катрин, ты, оказывается, прекрасно поешь.

Его слова разрядили напряжение, возникшее между ними.

– Анри, а почему бы нам не спеть вместе на концерте перед балом, который я устраиваю в ближайшие дни. На нем французские придворные услышат многоголосное пение. Оно мало известно во Франции. Это так красиво!.. Гудимель и Сертон уже репетируют с певцами.

К ее удивлению и радости, Генрих согласился. Он решил наладить отношения с супругой, ведь она это заслужила, а главное – так повелела Диана, из покоев которой он совсем недавно вышел.

– Она ваша супруга, монсеньор! Вас соединил Бог! – напутствовала своего любовника Диана, настойчиво выпроваживая к жене.

– Диана, не говорите со мной о дофинессе. Или вы хотите сказать, что больше не любите меня?

– О Генрих! Разве я не доказываю вам постоянно свою любовь и нежность?

– Так дайте мне еще более веские доказательства! Давайте снова покинем двор, будем принадлежать друг другу вдалеке от всех, свободные и счастливые! Только Диана и Генрих!

Скромность и таинственность всегда были в духе Дианы. После первой ночи страстной любви она стала приучать Генриха к мысли, что все должны думать: в их отношениях нет места сладострастию, следовательно, на людях Генрих должен быть особенно внимателен и ласков к своей жене. На прощание она нежно привлекла к себе своего верного рыцаря, поцеловала и подтолкнула к поступку, достойному его персоны.

– Генрих, вы никогда не должны так говорить. Мужчина, особенно если он наследник престола, должен вести себя осмотрительно и благопристойно.

В глубине души вдова сенешаля сильно страдала, что лишилась ореола безупречной супруги и, будучи одной из Пуатье, в крови которых присутствовала и королевская кровь, а не кровь банкиров, стала любовницей дофина. Только она, а не ее флорентийская родственница из рода Медичи, должна была бы подарить Генриху законных детей. Вот почему она требовала от Генриха целомудрия и скромности, неведомых придворным короля Франциска.

Безграничная любовь Генриха к Диане затмевала его гордость. За богатырской внешностью скрывалась слабость характера, потребность в нежности, ведь с матерью ему практически не пришлось пообщаться. В ласковых и страстных объятиях своей любовницы, в ее советах он нашел неприступное убежище, где можно было не опасаться презрения отца и скрываться от пылких домогательств навязанной ему отцом супруги. Диана наполняла его силой. Она его околдовывала. И хотя в сердце Дианы проснулись и нежность, и любовь к Генриху, ум ее оставался расчетливым.

На этот раз Генрих удивил Екатерину. Он широко и ласково улыбался ей: впервые после шести лет брака, в течение которых она всеми правдами и неправдами добивалась его благосклонности, после двух измен, которые потрясли и оскорбили ее до глубины души. Она снова очутилась во власти его чар, снова осознала, что любит только его со всеми достоинствами и недостатками. Ни его пренебрежительное отношение к ней, ни измены не смогли убить ее любви к нему.

«Умные люди, – с улыбкой глядя на мужа, подумала она, – а мы, Медичи, безусловно, умнейшие из людей, – умеют выжидать, чтобы оказаться победителями. Чувства должны время от времени отступать перед доводами рассудка».

Тонкие пальцы красивых белых рук снова коснулись клавиш и Екатерина запела: «Воздаст мне Господь по правде моей и по чистоте рук моих пред очами Его. С милостивым Ты поступишь милостиво, с мужем искренним – искренно».

Она пребывала во власти великих слов Давида. Ее утонченный вкус и голос прекрасно взаимодействовали с внутренним смыслом слов и музыки, словно разыгрывалась драма, звучала ранимая и возвышенная душа.

Генрих присоединился к жене, начал вполголоса подпевать. Голос у него был низкий и приятный.

«С избранным будешь поступать, как с избранным. С чистым – чисто, с лукавым – по лукавству его, ибо ты людей угнетенных спасаешь, а очи надменные унижаешь. Ты возжигаешь светильник мой. Господи; Бог мой просвещает тьму мою».

Наслаждение от пения наполнило их души ощущением прекрасного, а гармоничное слияние двух голосов, завораживающего женского и мощного мужского, неожиданно возникшим почтением друг к другу.

Екатерина почувствовала себя счастливой. «И в самых мрачных тучах наступает просвет», – ликовала она.

Костюмы, изготовленные по эскизам Екатерины, привели в восторг искушенных в таких приятных делах дам и кавалеров, как и устроенный ею необычный концерт перед началом бала.

Для осуществления своего замысла Екатерина пригласила лучших певцов и музыкантов. Певцы-итальянцы тонко чувствовали музыку. Генрих от выступления воздержался, посчитав, что недостаточно подготовлен, да и Диана отсоветовала, но заверил жену, что непременно примет участие в следующих концертах.

Перед выступлением она испытывала невероятное волнение, ведь ей впервые предстояло петь перед взыскательной, недоброжелательной публикой. Екатерина прекрасно понимала, что, несмотря на волнение, петь перед капризным обществом нужно в прекрасном расположении духа, и оно пришло к ней. Как только она запела псалом Давида в сопровождении женских и мужских голосов, на смену волнению пришло вдохновение.

Ее голос – голос страдания, голос, выражающий тончайшие душевные состояния сильной личности, который вдруг становился то приглушенным, то грозным, и в нем начинало звучать демоническое начало, – поразил всех.

«Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня, Ты обратил ко мне тыл врагов моих; и я истреблю ненавидящих меня».

Вслушиваясь в голос Екатерины, наблюдая за выражением ее лица, Диана подумала: «А от нее можно ожидать всяких непредвиденных сюрпризов. Она не так проста, как хочет казаться. Но я заставлю ее кое-что понять. Ей позволят сохранить свое положение, если она полностью подчинится мне».

Мадам д’Этамп сидела возле короля и в отличие от своей соперницы мысленно не снизошла до Екатерины: с ней все было ясно. Она думала о «старухе». Перед концертом Клеман Маро вручил ей написанные по ее просьбе стихи, посвященные Диане, которые запомнила наизусть с первого раза. Память у фаворитки была отменная!.. «Какую ядовитую стрелу выпустил Клеман Маро в мадам великую сенешальшу, – злорадствовала она. – После этого концерта поэт будет в особой милости, его стихи воздадут должное колдунье, получившей от своего дряхлого мужа в знак благодарности эликсир молодости. “Диана, насколько я понимаю, ваша осень и так длится куда дольше, чем весна”. Великолепно, мой неподражаемый питомец муз! Эти слова скоро услышит вся Франция».

А вот Франциска Катрин совершенно неожиданно поразила в очередной раз: она стала первооткрывательницей многоголосного пения во Франции, ведь во французской музыке не было ни одной партитуры, написанной сразу для нескольких голосов, и его композиторы блестяще воплотили ее идею. Клеман Маро тоже оказался на высоте! Но сама Катрин была выше всяких похвал. Ее неповторимый голос и итальянский темперамент пробуждали высокие чувства. Франциск высоко ценил талантливых людей, людей мечты, как он их называл. Но больше всего он ценил тех, кто умел свои мечты осуществлять. Катрин, бесспорно, принадлежала к их числу.

Поклонник итальянской культуры, король по достоинству оценил ее превосходный замысел и первым после окончания концерта подошел вместе с королевой и герцогиней Анной д’Этамп, чтобы поздравить.

– Спасибо, Катрин, за то удовольствие, которое вы нам доставили этим неповторимым концертом. Вы оживили музыку новым звучанием.

– Не я, а певцы Италии и ваши придворные композиторы, сир, – скромно произнесла Катрин.

– Не скромничай, мы все наслаждались твоим голосом, – присоединилась к похвалам супруга королева Элеонора.

– Это неудивительно, ведь Катрин – итальянка. В Италии все поют прекрасно, даже нищие, – опустила их с небес на землю фаворитка короля.

Но никто не обратил внимания на слова королевской дивы, так как присутствовавшие на концерте придворные спешили поздравить Катрин.

Принимая поклоны и поздравления от кавалеров и дам, Екатерина видела в их глазах восхищение, а не равнодушие и презрение, как было совсем недавно, и торжествовала – она правильно вела свою партию, отваживаясь на все более смелые поступки и действия.

На приветствие Дианы де Пуатье, подошедшей к ней вместе с Генрихом одной из последних, Екатерина ответила:

– Ваше поздравление, мадам, мне особенно приятно, так как я считаю вас дамой чести, для которой честь и достоинство превыше всего.

Слова Екатерины удивили Диану, – что это: похвала или упрек? Она словно увидела дофинессу впервые: «У нее гипнотические глаза и голос. Боюсь, что за этой скромной внешностью бьется каменное сердце, но, даже если это действительно так, оно будет поставлено на службу мне или в случае неповиновения выброшено за ненадобностью».

В момент, когда обе соперницы внимательно рассматривали друг друга, из зала донеслись звуки музыки, и все поспешили на бал.

Бальный зал Екатерина приказала украсить розами всевозможных оттенков от белого до темно-красного. На этом необычно ярком для зимы фоне она вознамерилась удивить всех новым сюрпризом.

Сначала все взялись за руки и образовали большой круг, чтобы станцевать бранль. Принцу Карлу, который начинал танец первым, вручили венок из великолепных шелковых роз. Принц надел венок на выбранную им даму, Анну д’Этамп, поцеловал ее и ввел в круг. Венок перешел к следующему кавалеру, и новая пара вступила в танец. Наконец венок достиг короля. Все замерли в ожидании: кого осчастливит король?.. Франциск выбрал Екатерину.

Екатерина танцевала в этот вечер лучше всех. Жесты ее великолепных рук были совершенны. Она не только обладала необходимыми для танцев координацией движений и чувством ритма, но точно знала, когда нужно улыбнуться, поклониться или опустить голову. Она была великолепна.

– Как насчет гальярды, Ваше Величество? – спросила она короля, едва закончился бранль.

Ко всеобщему изумлению король кивнул в знак согласия. Гальярда только входила в моду в Париже, и этот итальянский танец с замысловатыми па и прыжками мало кто еще умел танцевать. Это и был очередной сюрприз Екатерины, которая за несколько дней до бала обучила гальярде короля.

– Гальярда! – повелела она музыкантам.

Музыканты заиграли веселую мелодию.

Франциск и Екатерина начали танец. Дамы и кавалеры с интересом следили за каждым их движением.

Правая пятка, левая, быстрое кружение, прыжок, снова прыжок. Екатерина ликовала – она взлетала так высоко в воздух, как никогда прежде. Она видела улыбающегося Генриха и изумленное лицо Дианы и не сомневалась: сегодняшнюю ночь она проведет в объятиях Генриха.

Каждый прыжок короля, который был намного выше ее, побуждал Екатерину еще выше взлетать в воздух, стремясь превзойти своего августейшего партнера.

Музыканты играли громче и быстрее, и Екатерина взмывала вверх, наслаждаясь устремленными на нее восхищенными взглядами.

Только благодаря стремлению к победе, концерт и бал, организованные Екатериной, стали для нее настоящим триумфом, придворные признали ее царицей бала.

Между тем, завоевав авторитет и симпатию при дворе и радуясь достигнутым успехам, Екатерина сознавала: рано торжествовать победу. Ее угнетало сознание беспомощности в главном своем предназначении – рождении наследника.

Генрих, проведя с ней несколько ночей после бала, вновь появлялся в ее покоях от случая к случаю. Было отчего вновь поддаться отчаянию.

Екатерина изучала всевозможные средства, предлагаемые магами и колдунами, советовалась с астрологами, алхимиками и просто шарлатанами. Она покорно соглашалась испробовать все, что угодно: траву пастушьей сумки и барвинка, истолченных и смешанных с порошком из дождевых червей; пепел сожженной лягушки и кабаньих клыков; послушно выпивала раз в месяц стакан мочи мула, делающий бесплодную женщину плодовитой; пила заячью кровь и вытяжку из вымоченной в уксусе задней левой лапки ласки. Все было бесполезно…

«Всегда борьба, с самого детства, которой нет конца, – с тоской роптала она. – Мне суждено все время бороться, даже за радости материнства. Но уж если обстоятельства вынуждают меня бороться, я буду бороться до победы».