Книга Скитания онлайн - страница 8

Часть вторая
Любовь

Глава первая
Шесть лет спустя

Новый, 1564 учебный год начался в пансионе Саволино обычным порядком. Учеников встречал сильно постаревший, но еще бодрый Джузеппе Цампи. Протекшие годы не уменьшили веры старика в близкое пришествие Христа, и привратник по-прежнему задавал каждому прибывающему свой неизменный вопрос.

Пансионеры спешили в классную комнату, там их приветствовал и отмечал в списке невысокий крепкий юноша с правильными чертами лица, с приветливыми голубыми глазами и чуть пробивающимися усиками. Это был Фелипе Бруно.

Прошедшие шесть лет сильно отразились на здоровье Джакомо Саволино. Он так располнел, что ему трудно стало передвигаться, и он почти весь день проводил у себя в кабинете. Оторванный от привычных забот, старик пристрастился к чтению. Его любимыми книгами были описания путешествий, философские и исторические труды.

Отрываясь от чтения, синьор Джакомо думал:

«Ведь вот судьба-то! Беря на воспитание Фелипе, я хотел облагодетельствовать семью Бруно, а выходит, благодеяние получил сам. С тех пор как пансион окончил Маринетти, а этому будет уж два года, все дело, если говорить по правде, упало на плечи Фелипе. Ах, что это за помощник, прямо божье благословение!..»

Но дело было не в услугах, которые Фелипе оказывал по пансиону. Одинокие старики полюбили юношу как сына. Они с ужасом думали, как угрюмо протекала бы их жизнь, если бы в их дом не вошел Фелипе.

– Бог взял у нас Джулио, а взамен дал Фелипе, – часто говорила Васта мужу. – А подрастет наш мальчик, женится, будет у нас и дочка. Может, еще и внучат доведется понянчить…

За шесть лет упорного учения молодой Бруно с успехом усвоил все «семь свободных искусств» – науки тривиума и квадривиума и пошел дальше.

Латынь он изучил так хорошо, что не только говорил по-латыни, но и мог сочинять звучные латинские стихи, а на это были способны немногие. Мало того: Фелипе овладел греческим языком, который был гораздо труднее латинского.

Он читал в подлиннике Гомера, Фукидида, трагедии Эсхила.^[60]

Часто Фелипе с благодарностью вспоминал своего первого учителя, поэта Лодовико Тансилло. Это он, Тансилло, привил маленькому Бруно любовь к знаниям, привычку глубоко вдумываться в прочитанное и извлекать из него самую суть. Лодовико Тансилло первым обратил внимание на богатую память Фелипе и показал приемы ее развития. Бруно не пренебрег указаниями первого наставника. Он уделял много времени совершенствованию своей памяти и достиг необыкновенных успехов.

Память Фелипе поражала и восхищала его товарищей и учителей. Достаточно было Фелипе прочитать или прослушать стихотворный отрывок в двести – триста строк, до того ему не знакомый, и он повторял его, не пропуская ни единого слова.

В умении преподавать Бруно превзошел пансионских учителей. Когда дядя поручал ему заниматься по-латыни с вновь поступившими учениками, он не следовал общепринятым методам и не заставлял малышей бессмысленно вызубривать молитвы и псалмы Давида. Он задавал им учить латинские названия окружающих предметов и употребительные глаголы, помогал строить простые фразы и одновременно занимался с ними латинским письмом. И через три-четыре месяца ученики Бруно разговаривали по-латыни на несложные темы и писали под диктовку простой текст. Обладатели ученых степеней не могли добиться таких успехов от учащихся и за два года.

При встречах с Фелипе дон Эрминио Гуальди укоризненно качал головой и хмурил брови.

– Ты ведешь занятия с учениками не по установленным канонам,^[61] – сурово говорил он.

– Если каноны плохи, от них надо отказываться, – смело возражал Бруно.

Лиценциат приходил в ужас.

– Отказываться от канонов, установленных Рабаном Мавром, Александром Галлом^[62] и другими знаменитыми учителями?! Идя по такому опасному пути, ты, пожалуй, скоро посягнешь на уставы святой церкви?!

Фелипе еще в детстве проникся взглядами отца на церковь и ее служителей, но он знал, с кем имеет дело. О Гуальди ходили слухи, что он тайный шпион епископского суда. И потому, приняв благочестивый вид, Бруно говорил:

– Что вы, падре! Я – праведный католик и свято чту установления церкви. Но ведь в евангелии и творениях святых отцов ничего не говорится о том, как преподавать латынь.

Побежденный дон Эрминио уходил, сердито ворча:

– Погубит тебя, Бруно, вольнодумство!

Пройдя раньше срока пансионный курс наук, Фелипе стал искать наставников на стороне. Найти их было нетрудно. Как Рим и Флоренция, Неаполь слыл центром просвещения в Италии. Здесь жили многие известные философы и ученые. Логику – науку о законах мышления и науку всех наук – философию любознательный юноша слушал у гуманистов, на публичные лекции которых всегда собиралось множество народа.

Фелипе усердно посещал академию «Тайны природы», ее учредил в 1560 году в Неаполе Джамбатиста делла Порта.

Джамбатиста был совсем молодым человеком, только на семь лет старше Бруно. Достигнув всего лишь девятнадцатилетнего возраста, делла Порта стал во главе академии, целью которой было изучать естественные науки.

В средние века академии не были высшими учебными заведениями или центрами научной мысли страны. Просто они являлись местом, где собирались люди разного возраста, от юношей до стариков, чтобы поделиться своими думами, сомнениями и предположениями, изысканиями в области науки.

В академии делла Порта не было учебных классов или залов для заседаний, не подавались звонки на уроки, не стучал по столу молоток председателя. Люди приходили в палаццо^[63] делла Порта как к себе домой. Пришедшие разбивались на кружки, объединенные общими интересами, и горячо обсуждали тот или другой вопрос. А иные любознательные переходили от группы к группе, надеясь услышать что-нибудь новое, интересное.

Иногда молодежь охватывало беспричинное веселье, и кто-нибудь предлагал устроить маскарад.

– Маскарад, маскарад! – разносилось по высоким залам дворца с лепными потолками, с мраморными статуями по углам, картинами знаменитых художников на стенах.

Члены академии расходились и через час-другой возвращались в масках, в причудливых нарядах сарацинов, рыцарей, пиратов, в шубах московитских бояр и древнеримских тогах. Костюмы брались напрокат за недорогую цену у старьевщиков.

Многие приводили жен и сестер, в залах дворца гремела музыка, кружились танцующие пары.

Не часто случались такие увеселения, но долго еще после праздника вспоминала о них молодежь…

В академии делла Порта занимались по преимуществу вопросами естествознания и физики. Всякий, прочитавший интересную книгу по этим отраслям знания, рассказывал о ней в академии. Там впервые услышал Фелипе Бруно об учении Николая Коперника.^[64]

Фелипе всегда делился с дядей тем новым, что ему удавалось узнать во дворце делла Порта. Эти беседы были радостью для синьора Джакомо, скрашивали его старость, и он с нетерпением ожидал, когда племянник ворвется к нему в предвечерний час, веселый, оживленный, потрясая листочками, на которых делал краткие записи.

Но в майский день 1563 года возбуждение Фелипе казалось необычайным. Большие синие глаза его сияли, волнистые волосы растрепались, щеки горели румянцем.

– Что с тобой, Фелипе? – удивленно спросил Саволино.

– Дядя, я нашел цель жизни! – торжественно возгласил юноша.

– О, какие громкие слова! – улыбнулся синьор Джакомо. – И где же она тебе повстречалась?

– Ты шутишь, дядя, а я говорю серьезно, – обиделся Фелипе.

– Говори, говори, я слушаю, – ободрил племянника Саволино.

– Ты знаешь, я еще маленьким любил смотреть на небо, наблюдать звезды, Луну. Когда ты повез меня к себе, я мечтал о том, что буду изучать астрономию…

– Ты ее и изучал, да еще у хорошего учителя, дона Деченцио Ланди.

– А что он нам рассказывал? Только то, что написано на первых страницах Библии. – Фелипе так похоже передразнил голос преподавателя, что синьор Джакомо невольно рассмеялся: – «Вначале Бог создал Землю, а потом Солнце, Луну, планеты и звезды – все это только для того, чтобы они, обходя вокруг Земли, освещали и согревали ее…»

– А это не так? – с любопытством спросил старик.

– Ах, дядя, разве легко узнать истину? Сегодня в академии говорили об учении Николая Коперника из Торна…

– Торн – это в Польше?

– Да, дядя! К несчастью, синьор Джамбатиста сам не читал книги польского астронома, он только слышал о ней, но от его рассказа захватывает дух!

– И что же утверждает польский философ?

– Он не согласен с мнением Библии, которая называет Землю неподвижным центром мироздания. Коперник учит, что Земля вращается вокруг оси, как исполинский волчок. Но ведь слушай, дядя, если это так, то дни и ночи сменяются вовсе не потому, что Солнце ходит вокруг Земли.

– Вот уж этого, дружок, я никак не могу понять, – признался синьор Джакомо.

– Делла Порта показал нам простой опыт, который я могу повторить. – Юноша отодвинул от стола вращающееся кресло дяди. – Я поворачиваю тебя к окну. Представь, что ты – Земля, а окно – Солнце, которое, кстати, светит тебе в лицо. Сейчас Солнце освещает тебя, и здесь день…

– Как будто так, – согласился Саволино.

– А вот я повернул тебя спиной к окну, и что у тебя теперь?

– Ночь, – ответил удивленный и заинтересованный Джакомо. – А ведь это очень любопытно! Продолжай, продолжай, Фелипе!

– Коперник говорит, что не Солнце ходит вокруг Земли, а Земля вращается вокруг него вместе с другими планетами. Как это поразительно и непонятно! Как много надо думать, чтобы во всем этом разобраться… Дядя, ты мне дашь денег?

– Для чего?

– Я хотел бы достать книгу Коперника, труды Птолемея,^[65] купить карту звездного неба. Отныне цель моей жизни – установить истинную науку о небе!

С юношеской восторженностью Фелипе Бруно брался за необычайно сложное дело, которому до него многие великие умы посвятили всю свою жизнь. Синьор Джакомо любовался пылающим лицом юноши, его горевшими вдохновением глазами.

С этого знаменательного дня Фелипе в ясные ночи часто подымался на крышу и, освещая фонариком звездную карту, подолгу смотрел на небесные светила, изучал расположение созвездий, следил за таинственными путями планет.

Академия «Тайны природы» просуществовала недолго: на нее обратил внимание церковный суд.

В середине 1563 года постоянные посетители палаццо делла Порта стали замечать трех-четырех просто одетых людей, которые являлись ежедневно и внимательно прислушивались к спорам, кипевшим в дворцовых залах, на многочисленных верандах и лоджиях.^[66] Они сами не участвовали в прениях, а когда к ним обращались за поддержкой или опровержением того или иного мнения, они уклонялись от прямого ответа. На вопрос о том, кто они такие, незнакомцы неопределенно называли себя скромными искателями истины из Падуи, Вероны, Флоренции…

Вскоре все стало ясно. Шпионы донесли церковному трибуналу, что в академии делла Порта ведутся опасные речи, что там высказываются мнения, несогласные с учением святой церкви, что там слишком много говорится о свободе Италии.

Член знатного рода, молодой Джамбатиста не подвергся аресту и пыткам. Но собрания в его дворце были запрещены, а за пылкими ораторами академии установили слежку.

Фелипе Бруно, еще слишком юный и пользовавшийся хорошей репутацией в пансионе, избежал внесения в списки подозрительных лиц, которые велись церковниками.

В первый день нового, 1564 учебного года ученики после мессы разместились за столами, синьора Васта раздала учебники. Вошел дон Эрминио Гуальди, которого время почти не состарило, и положил около себя ферулу. По подсчетам Фелипе, суровый латинист за шесть лет поломал о ладони учеников уже восемь прочных линеек.

Раскрыв страницу, отмеченную закладкой, дон Эрминио устремил взгляд на трепещущих учеников.

– Барни, ответь, какая часть речи слово «arma».

Манетто Барни, круглолицый мальчуган, встал и, установив на лиценциата выпуклые черные глаза, начал:

– Слово «arma» есть имя существительное, собирательное…

Фелипе, сидевший в дальнем углу класса, вспомнил свой первый день в пансионе.

«Святая церковь утверждает незыблемость вещей, – думал он. – Вот и на уроках дона Эрминио все повторяется с такой же регулярностью, с какой Солнце и Луна обращаются вокруг Земли по учению Птолемея. А ведь в классе уже нет Маринетти, ушел из пансиона мой друг Луиджи Веньеро. Новые времена, новые лица… А дон Эрминио…»

А дон Эрминио, выслушав ответ Барни, сказал:

– Правильно, садись! Фацио, почему слово «arma» среднего рода?

Фелипе улыбнулся.