Книга Девять принцев Амбера онлайн - страница 3

3

Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, и записки мне она тоже не оставляла. Служанка накрыла завтрак на кухне и ушла по своим служаночьим делам. Я с трудом отверг естественное желание попытаться выудить у нее все, что только возможно, потому что она либо ничего не знала, либо ничего не сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей попытке расспросить ее обязательно донесла бы Флоре. И раз уж так оказалось, что я остался на настоящий момент полным хозяином дома, я решил вернуться в библиотеку и попытаться разузнать там как можно больше, если, конечно, там было что узнавать. Да кроме того, я люблю библиотеки. Мне в них очень уютно, я всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной слов, красивых и мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в мире еще осталось что-то, сдерживающее в нем самое плохое.

Доннер или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, втягивая носом воздух. Я попытался было с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с автоинспектором, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины дороги. По пути в библиотеку я заглядывал в другие двери, но это были обычные комнаты, достаточно невинно выглядевшие.

Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была прямо передо мной. Я закрыл за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате, читая названия книг на стеллажах.

Тут было множество книг по истории. По-моему, они составляли основу всей коллекции. Были тут и книги по искусству, большие и дорогие издания, и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается, когда я занимаюсь чем-то совсем посторонним.

Меня немного удивляло то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь не нищим? Я стал думать о своих доходах, социальном положении, профессии, занятиях. У меня было ощущение, что денежный вопрос меня всегда мало беспокоил, и что когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого труда. Был ли у меня тоже дом? Я не мог вспомнить.

Чем я занимался?

Я уселся за стол и начал методически выискивать в себе те знания, которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно – исследовать самого себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого. Наверное, именно поэтому у меня ничего и не получилось. Что твое, то твое. Это является частью тебя и отделить это невозможно.

Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти рефлекторно я стал в уме повторять некоторые стадии хирургической операции. Тогда я понял, что в прошлом оперировал людей.

Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское образование, оно всегда было лишь составной частью чего-то другого. Я знал, неизвестно почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда я был? Кем еще?

Что-то привлекло мое внимание.

Сидя за столом, я не мог видеть всю комнату до дальней стены, на которой среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля, которую я как-то проглядел в прошлый вечер. Я поднялся, подошел к стене и взял саблю в руки.

Про себя я даже поцокал, увидев, в каком состоянии было оружие. Мне захотелось взять в руки масляную тряпку и абразив, чтобы привести саблю в надлежащий вид. Значит, я разбирался в антикварном оружии, по крайней мере в рубящем.

С саблей в руке я чувствовал себя удобно и легко. Отдал салют. Потом несколько раз провел атаки, сделал пару выпадов и принял оборонительную позицию. Да, я умел фехтовать.

Так что же у меня было за прошлое? Я оглянулся, пытаясь увидеть еще что-нибудь, что могло бы прояснить мой ум.

Но больше ничего не приходило в голову, так что я повесил саблю на место и вернулся за стол. И, усевшись поудобнее, стал обследовать его содержимое.

Я начал со среднего ящика, потом тщательно обследовал ящики с правой и левой стороны.

Чековые книжки, конверты, почтовые марки, листы бумаги, огрызки карандашей – словом, все, чего и следовало ожидать.

Каждый ящик я вытаскивал полностью и держал на коленях, пока исследовал содержимое. Делал я это не специально. Это, очевидно, было частью той подготовки, которую я получил в прошлом, и она подсказала мне, что у ящиков нужно всегда осматривать боковые стороны и днище.

И тем не менее я чуть было не упустил из виду одну деталь, привлекшую мое внимание лишь в самую последнюю минуту: задняя стенка правого нижнего ящика была ниже, чем у всех остальных.

Это о чем-то говорило. Пришлось наклониться и засунуть голову внутрь пространства, куда вдвигался ящик. Там было нечто похожее на небольшую коробку.

Коробка эта оказалась небольшим потайным ящиком, запертым на замок.

Примерно минута ушла на дурацкую возню со скрепками, булавками и, наконец, металлическим рожком для обуви из другого ящика. Рожок для обуви был именно тем, что нужно.

В потайном ящике лежала колода игральных карт.

Увидев рисунок на обложке пачки, я вздрогнул, меня прошиб холодный пот, дыхание участилось.

Белый единорог на травяном поле.

Я знал, знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он значит, и это причиняло боль.

Я открыл пачку и вынул карты. Это была колода из одних картинок, с их чашами, шпагами, копьями и всеми прочими атрибутами. Обычная укороченная колода – но червовая масть была совсем не такой.

Я вставил на место оба ящика, но достаточно осторожно, чтобы не закрыть потайного, пока не исследую колоду до конца.

Червовые картинки выглядели совсем как живые, казалось, они в любую минуту могут сойти со своих сверкающих поверхностей. На ощупь карты были холодными, и мне доставляло удовольствие их касание. Внезапно я понял, что когда-то и у меня была такая же колода.

Я начал раскладывать карты на столе перед собой.

На одной из них был нарисован хитрый маленький человечек с острым носом, смеющимся ртом и копной соломенных волос. Он был одет в нечто, напоминающее костюмы Ренессанса, желтых, красных и коричневых тонов – длинный плащ-накидка и короткая обтягивающая кожаная куртка. Я знал его. Его звали Рэндом.

Со следующей карты на меня смотрело бесстрастное лицо Джулиана. Темные волосы ниже плеч, ничего не отражающие голубые глаза. Он был полностью укрыт белыми доспехами, именно белыми, а не серебристыми или с металлическим оттенком, и выглядел так, как будто с ног до головы покрыт эмалью. Я знал однако, что несмотря на кажущуюся декоративность, доспехи эти невозможно пробить, они смягчали любой удар. Это был тот самый человек, которого я победил в его излюбленной игре, за что он бросил в меня стакан с вином. Я знал его, и я его ненавидел.

Затем был смуглый, темноглазый Каин, одетый в черный и зеленый сатин, с треуголкой, небрежно сдвинутой набекрень, из нее торчал зеленый плюмаж. Он стоял ко мне в профиль, откинув руку в сторону, вывернув носки сапог, на поясе висел кинжал с огромным изумрудом в рукояти. Я не мог определить свои чувства к нему.

Следующим был Эрик. Красивый мужчина по любым стандартам, с волосами настолько черными, что они даже отливали голубизной. Борода курчавилась у всегда улыбающегося рта. Он был одет в простой кожаный камзол, кожаные же чулки, плащ-накидку и высокие черные сапоги, на красном поясе висел серебряный меч, скрепленный большим рубином, а высокий стоячий воротник и манжеты были тоже оторочены красным. Руки его, с большими пальцами, заткнутыми за пояс, выглядели сильными и уверенными. Пара черных перчаток свисала с ремня у правого бедра. Это он пытался убить меня в тот день, и чуть было не преуспел в своем намерении. В глубине души я чувствовал страх.

Затем появился Бенедикт, высокий и суровый аскет с худым телом, худым лицом и с мощным умом. Его цвета были желто-оранжево-коричневые, и это странным образом напоминало мне копны душистого летнего сена. Сильный, волевой подбородок, карие глаза и каштановые волосы, никогда не вившиеся. Он стоял рядом с гнедым конем, опираясь на копье, увенчанное цветочной гирляндой. Он редко смеялся. Мне он нравился.

Когда я перевернул следующую карту, дыхание на секунду замерло, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

Это был я.

Я глядел на карту, как в зеркало. Зеленые глаза, черные волосы, весь в черном и серебряном. На мне был плащ, слегка подвернутый, как от порыва ветра. Черные сапоги, такие же, как у Эрика, и на боку меч, только он был тяжелее, хотя и не такой длинный, как у него. Черные перчатки с серебристым отливом и застежка на шее в форме серебряной розы.

Я, Корвин.

Высокий, мощный мужчина смотрел на меня со следующей карты. Очень похож на меня, только подбородок тяжелее, и я знал, что он больше меня, хотя значительно медлительнее. О его силе ходили легенды. Он одет в серо-голубой костюм с широким черным поясом, и он стоял и смеялся. Вокруг его шеи на широкой цепи висел серебряный охотничий рог. Борода была коротко подстрижена, в правой руке кубок с вином. Почувствовав к нему внезапную привязанность, я вспомнил и его имя. Его звали Жерар.

За ним последовал мужчина с большой светлой бородой и огненными волосами, разодетый в красные и желтые шелка. В правой руке – меч, в левой

– кубок с вином, и сам дьявол плясал в его глазах, таких же голубых, как у Флоры и Эрика. Борода скрывала узкий подбородок. Меч был выложен золотым орнаментом. Он носил два больших кольца на правой руке и одно на левой изумруд, рубин и сапфир. Это, я знал, был Блейз.

Затем появилась фигура, похожая одновременно на Блейза и на меня. Мои черты лица, хотя и более мелкие, мои глаза, волосы – Блейза, но бороды не было. На нем был зеленый охотничий костюм и сидел он на белом коне, лицом к правой стороне карты. В нем чувствовались одновременно сила и слабость, воля и нерешительность. И я тоже одобрял и не одобрял этого человека, относился к нему хорошо, но не любил его. Звали его Бранд. Я узнал его имя, как только посмотрел на карту. Сразу же.

Да, я знаю их всех, причем хорошо, неожиданно понял я, помню их всех, и все их достоинства и слабости, знаю, в чем их сила и чем их можно победить.

Потому что они – мои братья.

Я закурил сигарету из пачки, лежавшей на столе Флоры, откинулся на спинку стула и попытался осознать то, что вспомнил.

Они все мои братья, эти восемь странных людей в странных одеждах. И я знал, что это их право – одеваться во что ни пожелают, и что в этом нет ничего странного, так же как я имел полное право одеваться в черное с серебром. С ухмылкой вспомнил я свои покупки в маленькой лавчонке Гринвуда.

На мне одеты черные брюки, и все три рубашки, которые я выбрал, были серовато-серебристого оттенка. Куртка тоже черная.

Я вернулся к картам и увидел Флору в наряде, зеленом, как море, совсем такой, как я вспомнил ее в предыдущий вечер. Затем черноволосую девушку с такими же голубыми глазами, причем волосы у нее были густые и длинные, а одета она была во все черное с серебряным поясом вокруг талии. Глаза мои наполнились слезами, сам не знаю, почему. Ее звали Дейдра.

Затем появилась Фиона. Цвет волос такой же, как у Блейза или Бранда, мои глаза и жемчужная кожа. Я почувствовал ненависть к ней в ту самую секунду, как увидел изображение на карте. Следующей была Льювилла. Волосы под цвет нефритовых глаз, в переливающемся бледно-зеленом платье, с мягким выражением на печальном лице. Почему-то я знал, что она непохожа на всех нас. Но и она – моя сестра.

Я ощутил ужасное одиночество, отдаленность от всех них. И тем не менее мне казалось, что я почти физически чувствую их присутствие.

Карты были так холодны, что я снова сложил их вместе, хотя и с явной, непонятной мне неохотой, что приходится расставаться. Но других картинок в червях не было. Все остальные были самыми обычными картами. И я почему-то

– ах! Опять это почему-то! – знал, что колода неполна и нескольких карт в ней недостает.

Однако я и понятия не имел, что должно было быть на отсутствующих картах, и это вызывало странную печаль.

Я взял сигарету и задумался.

Почему мне все вспомнилось так отчетливо, когда я держал карты в руках – практически сразу же? Теперь я знал больше, чем раньше, но только то, что касалось лиц и имен, все остальное как было, так и оставалось в тумане.

Я никак не мог понять всю важность того, что мы изображены на картах. Хотя желание иметь у себя такую колоду было сильным. Правда, Флорину колоду взять не удастся – она сразу заметит пропажу и у меня возникнут крупные неприятности. Так что пришлось положить ее в потайной ящик и вновь запереть его. А затем – господи, как я напрягал свой ум! Но все напрасно.

Пока не вспомнил магического слова.

Амбер!

Это слово сильно взволновало меня в прошлый вечер. Видимо, даже слишком сильно, потому что я невольно избегал мыслей о нем. Но сейчас я повторял его вновь и вновь, каждый раз обдумывая вызываемые им ассоциации.

Слово навевало тоску, желание и тяжелую ностальгию. В нем было чувство позабытой красоты и волнение мощи и силы, непреодолимой, почти божественной. Это слово было для меня родным. Оно было частью меня, а я – частью его. Внезапно я понял, что это – название места, места, которое я когда-то знал. Но в голове не возникало никаких воспоминаний, связанных с ним одни лишь чувства переполняли меня.

Как долго я сидел так, задумавшись не помню. Время перестало для меня существовать.

Как сквозь туман я услышал слабый стук в дверь. ручка стало медленно поворачиваться, а затем Кармела – служанка – зашла в библиотеку и спросила, не желаю ли я, чтобы мне был подан ленч.

Я желал, и ничтоже сумняшеся последовал за ней на кухню, где и умял половину холодного цыпленка и кварту молока.

Кофейник я забрал с собой в библиотеку, по пути тщательно обходя собак. Я допивал свою вторую чашку, когда зазвонил телефон.

Очень хотелось поднять трубку, но в доме наверняка полно параллельных аппаратов, так что Кармела подойдет и без меня.

Я ошибся. Телефон продолжал звонить.

В конце концов я не выдержал и снял трубку.

– Алло, – сказал я. – Резиденция Флаумель.

– Будьте-любезны-попросите-пожалуйста-миссис-Флаумель-к-телефону.

Мужчина говорил быстро и немного нервно. Он чуть задыхался, и в телефоне слышались другие далекие голоса, что указывало на звонок из другого города.

– Мне очень жаль, но в настоящий момент ее нет дома. Может быть, что-нибудь передать, или вы позвоните еще раз?

– С кем я говорю? – требовательно спросил он.

После некоторого колебания я ответил:

– Это Корвин.

– О Боже, – сказал он.

Засим последовало довольно продолжительное молчание.

Я было решил, что он повесил трубку, но на всякий случай снова сказал:

– Алло?

И одновременно со мной он тоже заговорил:

– Она еще жива?

– Конечно, она еще жива! Какого черта! И вообще, с кем я говорю?

– Неужели ты не узнал моего голоса, Корвин? Это Рэндом. Слушай. Я в Калифорнии, и я попал в беду. Я собирался попросить у Флоры приюта. Ты с ней?

– Временно, – сказал я.

– Понятно. Послушай, Корвин, ты окажешь мне покровительство?

Он помолчал, потом добавил:

– Очень тебя прошу.

– Настолько, насколько смогу, – ответил я. – Но я не могу отвечать за Флору, пока не посоветуюсь с ней.

– Но ты защитишь меня от нее?

– Да.

– Тогда мне это вполне подходит. Сейчас я попытаюсь пробраться в Нью-Йорк. Придется идти в обход, так что не могу сказать, сколько неверных отражений и времени это у меня займет. Надеюсь, что скоро увидимся, Пожелай мне удачи.

– Удачи, – сказал я.

Раздался щелчок повешенной трубки, и я снова услышал отдаленные голоса и тихие гудки.

Значит, хитрый маленький Рэндом попал в беду! У меня было такое чувство, что меня это не должно особо беспокоить. Но сейчас он был одним из ключей к моему прошлому, и вполне вероятно, также и к будущему. Значит, я попытаюсь помочь ему, конечно, чем смогу, пока не узнаю от него все, что мне нужно. Я знал, что между нами не было никакой особой братской любви. Но я также знал, что Рэндом отнюдь не был дураком: он был решителен, с острым умом, до странности сентиментален над самыми глупейшими вещами. С другой стороны, слово его не стоило выеденного яйца, и, клянясь в вечной верности до гроба, ему ничего не стоило продать мой труп в любую анатомичку, лишь бы хорошо заплатили. Я хорошо помнил этого маленького шпиона, к которому испытывал некоторую слабость, вероятно, из-за тех немногих приятных минут, которые мы провели вместе. Но доверять ему? Никогда! Я решил, что ничего не скажу Флоре до самой последней минуты. Пусть это будет моей козырной картой, если уж не тузом, то по меньшей мере валетом.

Я добавил горячего кофе к остаткам в моей чашке и стал медленно прихлебывать.

От кого он скрывался?

Явно не от Эрика, иначе он никогда бы не позвонил сюда. Затем я стал размышлять о его вопросе относительно того, жива Флора или нет, когда он услышал, что я здесь. Неужели она была такой сильной сторонницей моего брата, которого я ненавидел, что все мои родственники считали, что я прикончу ее, если только представится такая возможность? Это казалось мне странным, но все-таки он задал этот вопрос.

И в чем они были союзниками? Почему всюду царит такая напряженная атмосфера? И от кого скрывается Рэндом?

Эмбер.

Вот ответ.

Эмбер. Каким-то образом я точно знал, что ключ ко всему лежит в Эмбере. Разгадка была в Эмбере, в каком-то событии, которое произошло там совсем недавно, насколько мне казалось. Мне придется быть начеку. Придется делать вид, что я все знаю, во всем разбираюсь, а тем временем выуживать капли сведений и попытаться собрать их в одно целое. Я был уверен, что мне удастся это сделать. Слишком уж все не доверяли друг другу, так что мои умолчания никого не удивят. Придется сыграть на этом. Я узнаю все, что мне нужно, получу то, что хочу, и не забуду тех, кто поможет мне, а остальных

– растопчу. Потому что, и я это знал, таков был закон, по которому жила наша семья, а я был истинным сыном своего отца…

Внезапно у меня опять заболела голова и запульсировало в висках.

Мысль о моем отце, догадка, ощущение – вот что вызвало эту боль. Но я ничего не мог вспомнить.

Через некоторое время боль поутихла и я заснул прямо на стуле.

А потом открылась дверь и вошла Флора. Был поздний вечер. На ней была зеленая шелковая блузка и длинная шерстяная юбка, волосы уложены пучком на затылке. Выглядела она бледно. На шее все еще висел собачий свисток.

– Добрый вечер, – сказал я, вставая с места.

Но она не ответила. Подойдя к бару, она налила себе солидную порцию Джека Дэниелса и опрокинула рюмку как заправский мужчина. Вновь наполнив ее, она подошла к столу и села.

Я закурил сигарету и протянул ей.

Она кивнула, потом сообщила:

– Дорогу в Эмбер почти невозможно пройти.

– Почему?

Она посмотрела на тебя достаточно изумленно.

– Ты когда в последний раз ею пользовался?

Я пожал плечами.

– Не помню.

– Ну что ж, будь по-твоему, – сказала она. – Просто мне интересно, какую лепту ты во все это внес.

Я промолчал, потому что понятия не имел, о чем она говорит. Но затем я вспомнил, что кроме Дороги, попасть в Эмбер можно было куда более легким путем. Было совершенно очевидно, что она не могла им воспользоваться.

– У тебя не хватает нескольких Карт, – внезапно сказал я почти что своим настоящим голосом.

Она подскочила на стуле и пролила на юбку виски.

– Отдай! – вскричала она, хватаясь за свисток.

Я быстро встал и схватил ее за плечи.

– Я их не взял, – сказал я. – Просто осмотрелся, что здесь к чему.

Она явно успокоилась, потом начала тихо плакать, и я мягко подтолкнул ее обратно к стулу.

– Я думала, ты забрал те, что я оставила, – сказала она, – да и как я могла понять твои слова?

Я не стал извиняться. Мне почему-то казалось, что для меня это совсем необязательно.

– И далеко ты ушла?

– Совсем недалеко.

Тут она посмотрела на меня, рассмеялась, и в глазах ее зажглись огоньки.

– Так значит, это твоих рук дело? Ты закрыл мне дорогу в Эмбер еще до того, как явился сюда? Ты ведь знал, что я пойду к Эрику. Теперь мне надо ждать, пока он придет сюда. Ты ведь хотел заманить его сюда, верно? Но ведь он кого-нибудь пришлет. Он не явится сюда сам.

Странная нотка восхищения проскальзывала в голосе этой женщины, которая спокойно призналась, что собиралась предать меня врагу, и более того, обязательно предаст, если только ей представится эта возможность, когда она говорила о том, что она считала, я предпринял, чтобы помешать ее планам. Как могла она так спокойно признаваться в предательстве в присутствии предполагаемой жертвы?

Ответ сам собой возник в мозгу: таковы были все в нашей семье. Нам ни к чему было хитрить друг с другом. Хотя мне почему-то казалось, что у нее все же отсутствует настоящий профессионализм.

– Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, Флора? Неужели ты думаешь, что я явился сюда и буду теперь просто сидеть и ждать, пока ты не преподнесешь меня Эрику на блюдечке с голубой каемочкой? Что бы тебе ни помешало, так тебе и надо.

– Ну хорошо, я была дурой. Но и ты не особенно умен! Ведь и ты находишься в ссылке!

Ее слова почему-то причинили мне боль, но я знал, что она ошибается.

– Еще чего! – сказал я.

Она опять рассмеялась.

– Так и знала, что ты разозлишься и признаешься, – сказала она. – Что ж, значит, ты ходишь в Отражения с какой-то целью. Ты сумасшедший.

Я пожал плечами.

– Чего ты хочешь на самом деле? Почему ты пришел ко мне?

– Мне было просто любопытно, что ты собираешься делать. Вот и все. Ты не можешь удержать меня здесь, если я этого не захочу. Даже Эрику это никогда не удавалось. А может быть, мне просто хотелось повидать тебя. Может быть, к старости я становлюсь сентиментальным. Как бы то ни было, я еще немного у тебя поживу, а потом, наверное, уйду насовсем. Если бы ты не поторопилась выдать меня, то, в конечном счете, может, ты выгадала бы больше. Помнишь, только вчера ты просила, чтобы я не забыл тебя, если произойдет одно обстоятельство…

Прошло несколько секунд, прежде чем она поняла, о чем я говорю, хотя сам я этого не понимал.

Затем она сказала:

– Значит, ты собираешься сделать эту попытку! Ты действительно попытаешься!

– А в этом можешь даже не сомневаться, собираюсь! – сказал я, зная, что о чем бы мы не говорили, я действительно попытаюсь сделать это, – можешь сообщить об этом Эрику, если хочешь. Но только помни, что я могу победить. И помни, если это произойдет, лучше быть моим другом, а не врагом.

Я чертовски желал хотя бы приблизительно знать, о чем это я говорю, но теперь я уже набрался достаточно всяких слов и понимал, что стоит за ними, для того чтобы вести более или менее важные разговоры, не понимая их значения. Но я чувствовал, что говорю правильные вещи, что иначе я и не мог говорить…

Внезапно она кинулась ко мне на шею и расцеловала.

– Я ничего ему не скажу. Нет, правда, Корвин! И я думаю, что у тебя все получится! С Блейзом тебе, правда, будет трудно, но Жерар наверно захочет помочь, а может, даже и Бенедикт. И когда Каин увидит, что происходит, он тоже к нам переметнется…

– Я привык сам составлять свои планы.

Она опять подошла к бару и налила два бокала вина.

– За будущее, – сказала она.

– За будущее грех не выпить.

И мы выпили.

Затем она вновь наполнила мой бокал и пристально на меня посмотрела.

– Эрик, Блейз, или ты, – сказала она. – Да, больше некому. И ты всегда был умен и находчив. Но о тебе так давно не было ни слуху, ни духу, что я даже не считала тебя претендентом.

– Никогда не надо зарекаться.

Я прихлебывал вино, надеясь, что она замолчит хоть на минуту. Уж слишком очевидно она пыталась вести двойную игру. Меня что-то смутно беспокоило, и мне хотелось подумать об этом в тишине.

Сколько мне лет?

Это было частью ответа на мое чувство отдаленности и отчужденности от людей, которые я испытал, глядя на игральные карты.

Лет тридцать, если верить зеркалу, но теперь я знал, что все зависело от Отражений. Я был куда, куда старше, и прошло очень много времени с тех пор, как я видел своих братьев и сестер вместе, в дружеской обстановке, такими же непринужденными, какими они были на картах.

Мы услышали звонок в дверь и шаги служанки, которая пошла открывать.

– А, это брат Рэндом. – сказал я, чувствуя, что не ошибся. – Я обещал ему свое покровительство.

Ее глаза расширились, затем она улыбнулась, как бы оценивая по заслугам тот поступок, который я совершил.

Конечно, ничего подобного у меня и в мыслях не было, но я был рад, что она так думает.

Так я чувствовал себя безопаснее.