Книга Призванные луной онлайн

Благодарности

Эта книга не появилась бы, если бы не штат моих личных редакторов: Майкл и Колли Бриггз, Майкл Энзвайлер (который также начертил карты), Джин Маттучи, Джинни Мол, Энн Питере и Кей Робертсон. Я хотела бы также поблагодарить своего грозного редактора в «Эйс» Энн Сойорд и моего агента Линн Прентис. Боб Бриггз ответил на массу моих вопросов о диких животных Монтаны и о волках. Наконец сама Мерседес многим обязана Баку, Скотту, Дэйлу, Брэйди, Джейсону и всем тем, кто вместе со мной работает над серией о вампирах. Всем спасибо. Любые ошибки в тексте принадлежат только мне.

Глава первая

Вначале я не почувствовала, что это вервольф. Мой нос ничего не ощущает, когда вокруг витают запахи смазки и машинного масла. К тому же здесь не часто встречаются бродячие вервольфы. Поэтому когда кто-то возле моих ног вежливо кашлянул, я решила, что это клиент.

Я лежала под двигателем «джетты», устанавливая отремонтированную трансмиссию на место. Один из недостатков мастерской, в которой работает один человек, к тому же женщина, состоит в том, что всякий раз приходится бросать работу, когда звонит телефон или заходит клиент. От этого я становлюсь ворчливой и раздражительной – не самое подходящее настроение для разговоров с клиентами. Мой верный помощник, оформлявший документы и подававший мне инструменты, поступил в колледж, и я еще не подыскала ему замену – трудно найти такого, который согласился бы делать за тебя неприятную часть работы.

– Секунду, – сказала я, стараясь не говорить слишком резко. Я, как могу, стараюсь не отпугивать клиентов.

Будь проклята эта трансмиссия! Единственный способ поставить ее в старую «джетту» – это использование физической силы. Иногда быть женщиной в моем деле – преимущество: у меня руки маленькие, и я могу просунуть их туда, куда мужчина не в состоянии. Однако даже подъем тяжестей и занятия карате не делают меня такой же сильной, как тренированный мужчина. Обычно этот недостаток компенсирует использование рычага, но иногда мне едва хватает моих усилий, чтобы сделать работу.

Крякнув, я, помогая себе коленями и одной рукой, установила трансмиссию. Второй же вставила болт и закрепила его. Я еще не закончила, но теперь по крайней мере трансмиссия останется на месте, пока я не поговорю с клиентом.

Глубоко вдохнув, я улыбнулась для практики и выкатилась из-под машины. Схватила тряпку, чтобы вытереть руки, и спросила: «Чем могу помочь?» – прежде чем поняла, что этот парень совсем не клиент – хотя он, несомненно, нуждается в помощи.

Джинсы его были порваны на коленях и выпачканы в старой крови и грязи. Под засаленным галстуком поношенная фланелевая рубашка, которая ему мала, – неподходящий наряд для ноября в северном Вашингтоне.^[1]

Выглядел парень истощенным, словно давно не ел. Мой нос подсказал мне – несмотря на заполнявшие гараж запахи бензина, масла и антифриза, – что столь же долго он не мылся. Из-под налета грязи, пота и страха пробивался запах вервольфа.

– Нет ли у вас какой работы? – неуверенно произнес он. – Не постоянной, мэм. Всего на несколько часов.

Я ощущала его тревогу до тех пор, пока ее не затопил поток адреналина. Поскольку я сразу же не отказала, парень заговорил так быстро, что слова сталкивались друг с другом:

– У меня нет карточки социального страхования, поэтому платить нужно будет наличными.

Большинство тех, кто просит за работу плату наличными, – нелегальные иммигранты, которые пытаются найти занятие между севом и сбором урожая. Но этот парень – урожденный американец, белый – ну, кроме той его части, которая вервольф, – с каштановыми волосами и карими глазами. Вымахал он на все восемнадцать, но мой опыт подсказывал, что ему не больше пятнадцати. Плечи у него были широкие, но костлявые, кисти не очень большие. Ему еще предстояло расти, прежде чем стать взрослым мужчиной.

– Я сильный, – заявил он. – Не очень разбираюсь в починке машин, но помогал дяде держать «жука» в рабочем состоянии.

Я поверила в это: все вервольфы сильны. Едва уловов характерный запах мускуса и мяты, я почувствовала сильное желание убрать его со своей территории. Однако, не будучи вервольфом, я умею контролировать свои инстинкты – они мной не командуют. К тому же мальчишка едва заметно дрожал в эту влажную ноябрьскую погоду, и это пробуждало во мне иные, более сильные чувства.

Моя личная политика – не нарушать закон. Я не превышаю скорость, страхую свои машины, плачу федералам чуть больше налогов, чем следовало бы. Я иногда даю работу, но никогда не нанимаю тех, кто не может числиться в моей ведомости на зарплату. К тому же он вервольф, да еще новый, если моя догадка верна. Молодые вервольфы не так успешно контролируют своих волков, как другие.

Он ничего не сказал о том, что женщина-автомеханик – необычное зрелище. Конечно, он скорее всего какое-то время наблюдал за мной и свыкся с этой мыслью – тем не менее он промолчал на сей счет, а это очко в его пользу. Но все же этого было недостаточно для того, что я собиралась сделать.

Он потер руки, чтобы согреть, пальцы покраснели.

– Хорошо, – наконец согласилась я. Не самый разумный ответ, но глядя на то, как он дрожит от холода, другого я дать не могла. – Посмотрим, что из этого выйдет… За этой дверью душ и прачечная. – Я показала на дверь в конце гаража. – Мой последний помощник оставил там свой старый комбинезон. Он висит на крюке в прачечной. Если захочешь принять душ и переодеться, можешь выстирать свои вещи в машине. Там же холодильник, в нем сэндвичи и банки с шипучкой. Поешь и приходи, когда будешь готов.

Я чуть подчеркнула слово «поешь»: не собираюсь работать с голодным вервольфом, пусть до полнолуния еще целых две недели. Некоторые скажут вам, что вервольфы способны менять форму только в полнолуние, но говорят, и призраки не существуют.

Парень, уловив мой командный тон, напрягся, глядя мне в глаза. Чуть погодя он пробормотал: «Спасибо» и вышел, плотно закрыв за собой дверь. Я перевела дыхание. Я хорошо знаю, что не стоит отдавать приказы вервольфам: это все их инстинкт доминирования. Из-за него вервольфы обычно долго не живут. Именно подобные инстинкты – причина того, что их дикие братья не уживаются с цивилизацией, в то время как койоты процветают даже в некоторых районах Лос-Анджелеса.

Койоты – мои братья. О, я не веркойот – если такие существуют, – я ходячая.

Этот термин происходит от сочетания «ходячая в шкуре», так называли ведьм в племенах индейцев Юго-Запада; эти ведьмы надевали шкуру койота или другого животного и бродили в ней, распространяя болезни и смерть. Белые поселенцы неправильно использовали это слово для названия всех, кто меняет форму, и термин прижился. Мы вряд ли в состоянии возражать – даже если бы вышли из укрытия, как поступил меньший народ – другие, – нас слишком мало, чтобы поднимать шум.

Не думаю, чтобы мальчишка понял, кто я, иначе он ни за что не повернулся бы ко мне, другому хищнику, спиной и не пошел в душ мыться и переодеваться. У волков очень острое обоняние, но гараж полон необычных запахов, к тому же я сомневаюсь, чтобы он хоть раз в жизни встречал таких, как я.

– Нашла замену Теду?

Я повернулась и увидела, как снаружи в помещение входит Тони. Очевидно, он какое-то время прятался и наблюдал за нашей встречей. Тони хорош в таких делах – ведь это его работа.

Он был гладко выбрит. Черные волосы зачесаны назад и собраны в короткий конский хвост. Я заметила, что его правое ухо четырежды проткнуто; в нем – бриллиантовая запонка и три маленькие петельки. С нашей последней встречи он добавил две. В расстегнутой куртке с капюшоном, под майкой рельефно, буквой Т, выделялись мышцы – свидетельство часов, проведенных в спортивном зале, Тони будто сошел с рекламного постера одной из местных испаноязычных групп.

– Мы ведем переговоры, – сказала я. – Пока работа временная. А ты занят?

– Нет. Мне дали свободный день за хорошее поведение. – Он по-прежнему был сосредоточен на моем новом помощнике: – В последние дни я его уже встречал здесь. Кажется, с ним все в порядке. Может, сбежал откуда-нибудь.

Все в порядке – значит, ни наркотиков, ни насилия. Что ж, последнее обнадеживает.

Когда девять лет назад я начинала в этом гараже, Тони был хозяином небольшого ломбарда по соседству. Поскольку это было ближайшее место, где стоял автомат с легкими напитками, я видела Тони довольно часто. Вскоре ломбард перешел в другие руки. И я почти не вспоминала о Тони, пока не учуяла его стоящим на углу с плакатом «Работаю за еду».

Я говорю «учуяла», потому что мальчишка с пустыми глазами, который держал плакат, нисколько не походил на сдержанного, приветливого человека средних лет, владевшего ломбардом. Удивленная, я позвала его по имени, к которому привыкла. Мальчишка посмотрел на меня как на спятившую, но на следующее утро Тони ждал меня у мастерской. Тогда он и рассказал мне, чем зарабатывает на жизнь, – я даже не знала, что в Тройном городе^[2] имеется работа для полицейского под прикрытием.

После этого он время от времени забегал ко мне. Вначале каждый раз появлялся в новом обличье. Тройной город не так уж велик, а моя мастерская расположена вблизи того района Кенневика, который можно назвать неблагополучным. Возможно, поэтому, он заходил только тогда, когда получал задание неподалеку, но вскоре я поняла, что его тревожит то, что я его узнала. Впрочем, узнала – не совсем верно. Учуяла, так правильней.

Мать у него итальянка, а отец венесуэлец, и такая помесь дала ему внешность, которая позволяла сойти за кого угодно, от мексиканца до афроамериканца. Когда было необходимо, он мог выдать себя за восемнадцатилетнего, хотя на самом деле он старше меня – тридцать три или около того. Тони бегло говорил по-испански и мог приправить свой английский акцентом дюжины диалектов.

Все эти качества и привели его к работе полицейского под прикрытием, но главными его козырями оказались его жесты и вообще язык тела. Он мог ходить враскачку, как это делают красивые молодые испаноязычные парни, а мог шаркать с нервной энергией наркомана.

Немного погодя он смирился с тем, что я вижу сквозь его маскировку, обманывавшую и его босса, и его мать, но к этому времени мы уже стали друзьями. Бывая поблизости, он по-прежнему заглядывал на чашку кофе или горячего шоколада дружески поболтать.

– Ты просто мачо, – сказал я. – Эти серьги – новая форма полиции Кенневика? Копы Паско носят две серьги, значит в Кенневике должны носить четыре.

Он улыбнулся и стал выглядеть одновременно старше и как-то порядочнее.

– Последние несколько месяцев я работал с Сиэтле, – пояснил он. – У меня есть даже новая татуировка. К счастью для меня, она в таком месте, где ее никогда не увидит моя мама.

Тони утверждает, что страшно боится матери. Я с ней никогда не встречалась, но когда он говорит о ней, то от него пахнет не страхом, а счастьем, так что я знала: она не может быть той каргой, какую он описывает.

– Что привело тебя ко мне?

– Не посмотришь ли на машину моего друга?

– «Фольксваген»?

– «Бьюик».

Я удивленно подняла брови. – Погляжу, конечно, но я не очень хороша в американских машинах: у меня нет компьютеров. Ему следует обратиться туда, где разбираются в бьюиках.

– Она обращалась к трем разным механикам – поменяла кислородный датчик, свечи зажигания и бог знает что еще. Машина по-прежнему не в порядке. Последний парень заявил, что нужен новый двигатель, который стоит вдвое дороже всего авто. У нее нет столько денег, но машина очень нужна.

– Денег за осмотр я с нее не возьму, а если смогу починить, сообщу ей. – У меня возникла неожиданная мысль: я уловила нотку гнева в его голосе, когда он говорил о ее проблемах. – Это твоя подруга?

– Она не подруга, – помявшись ответил Тони. Прошло уже три года, как он положил глаз на полицейскую-диспетчера, вдову с выводком детей. Но ничего не предпринимал по этому поводу, потому что любил свою работу – а его работа, как сказал он печально, не совместима со свиданиями, браком и детьми.

– Пусть пригонит машину. Если может оставить на день-два, попрошу Зи зайти и посмотреть на нее.

Зи, мой прежний босс, продав мне заведение, ушел на пенсию, но иногда приходит, чтобы «приложить руку». Он знает о машинах и о том, что приводит их в действие, больше, чем целая команда инженеров из Детройта.

– Спасибо, Мерси. Ты лучше всех. – Тони взглянул на часы. – Мне пора идти.

Я проводила его и вернулась к трансмиссии. Машина согласилась со мной, что бывает редко, так что много времени я не потратила. К тому времени, как появился мой новый помощник, умытый, в чистой спецовке Теда, я уже начала приводить в порядок остальные части «джетты». Даже в комбинезоне снаружи холодно, но в мастерской, где работает нагреватель, парню будет хорошо.

Он оказался быстрым и разумным – очевидно, провел не один час перед поднятым капотом машины. Не стоял, глядя, как я работаю, а подавал мне инструменты раньше, чем я попрошу, словно всегда выполнял эту роль. Либо он был молчалив от природы, либо научился держать рот на замке, но несколько часов мы проработали преимущественно в тишине. Закончили первую машину и приступили ко второй, прежде чем я решила немного разговорить его.

– Я Мерседес, – сказала я, вывинчивая болт генератора переменного тока. – Как мне называть тебя?

Глаза его на мгновение вспыхнули.

– Мерседес, механик «фольксвагенов»? – Но тут же он снова замкнулся. – Прости. Но тебе такое уже приходилось слышать.

Я улыбнулась, протянула ему болт и принялась за следующий.

– Да. Но я работаю и с «мерседесами» – с любыми немецкими машинами. «Порше», «ауди», БМВ, даже один-два «опеля». Обычно старые машины, без гарантии от дилера, хотя для новых, если они ко мне попадают, у меня есть и компьютеры.

Я отвернулась, чтобы лучше видеть упрямый болт.

– Можешь обращаться ко мне Мерседес или Мерси, как тебе нравится. Так как мне все-таки называть тебя?

Я никогда не загоняю людей в угол, не люблю, когда им приходится лгать. Если он беглец, то, вероятно, не сообщит своего настоящего имени, но не могу же я звать его «парень» или «эй, ты», если собираюсь с ним работать.

– Зови меня Мак, – ответил он после паузы, которая свидетельствовала о том, что имя все-таки вымышленное. Но мне подойдет.

– Что ж, Мак, позвони, пожалуйста, владельцу «джетты» и скажи, что машина готова. – Я кивком указала на первую машину, которую мы закончили ремонтировать. – На принтере – автоответчик. Там его номер вместе с ценой за установку трансмиссии. Заменив этот пояс, я отведу тебя на ленч – часть твоей оплаты.

– Хорошо, – произнес он немного растерянно. И направился к двери душа, но я его остановила. Прачечная и душ в конце гаража, но контора – по другую сторону, возле парковки, которой пользуются клиенты.

– Контора – прямо за той серой дверью. Рядом с телефоном лежит тряпка. Пользуйся ею, чтобы не испачкать трубку.

* * *

Вечером я ехала домой и раздраженно думала о Маке. Я ему заплатила за работу и объявила, что он может приходить еще. Он слабо улыбнулся, сунул деньги в задний карман и ушел. Я позволила ему сделать это, зная, что ему негде ночевать, но выбора у меня не было.

Я могла бы пригласить его к себе, но это было бы опасным для нас обоих. Как ни мало он пользуется своим обонянием, рано или поздно поймет, кто я такая – а вервольфы, даже в человеческом облике, действительно обладают силой, которую можно увидеть в старых фильмах. Я в хорошей форме, и у меня есть пурпурный пояс из школы боевых искусств за железной дорогой, проходящей позади моего гаража, но вервольфу я не соперник. Мальчишка слишком молод, чтобы обладать контролем, не позволяющим убивать того, кого зверь считает нарушителем территории.

К тому же у меня есть сосед.

Я живу в Финли, сельской местности в десяти минутах езды от моего гаража, который расположен в старом промышленном районе Кенневика. У меня есть трейлер, почти мой ровесник; он стоит посреди огороженного участка в несколько акров. В Финли много участков с трейлерами и сборными домами, но у реки есть и солидные строения, как то, в котором живет мой сосед.

Со скрежетом гравия я свернула на подъездную дорогу и остановила старый дизельный «рэббит» перед своим домом.

Медея жалобно мяукнула, но я, прежде чем выпустить зверушку, взяла записку, прикрепленную к переносной клетке.

«МИСС ТОМПСОН, – было написано крупными буквами, – ДЕРЖИТЕ ВАШУ КОШКУ ПОДАЛЬШЕ ОТ МОЕЙ СОБСТВЕННОСТИ. ЕСЛИ Я УВИЖУ ЕЕ СНОВА, СЪЕМ».

Записка была не подписана.

Я открыла задвижку, достала кошку и зарылась лицом в ее мягкой, как у кролика, шерсти.

– Неужели старый вервольф сунул мою кошечку в клетку и оставил?

От нее пахло соседом, значит, Адам какое-то время продержал ее у себя на коленях, прежде чем отнести ко мне. Большинство кошек не любят вервольфов – ходячих, таких, как я, кстати тоже.

Адам Хауптман, с участком которого у меня общие задворки, Альфа местной стаи вервольфов. То, что в Тройном городе есть подобная стая, в известном смысле аномалия, потому что обычно вервольфы селятся в более крупных городах, где им легче прятаться, или – реже – в небольших поселках, которые могут полностью взять в свои руки. Вервольфы неплохо приживаются в армии и различных тайных агентствах, названия которых – сплошь акронимы; поблизости, у Хэнфорда, есть атомная электростанция, с ее работой связано множество таких агентств.

Я подозреваю, что Альфа местной стаи купил участок по соседству со мной не только из-за прекрасного вида на реку, но и из-за постоянного стремления вервольфов господствовать над теми, кого они считают более слабыми и низшими существами.

Ему не нравится, что мой трейлер, расположенный вблизи его поместья, снижает на него цену, хотя я много раз напоминала ему, что трейлер уже стоял, когда он купил участок и построил на нем дом. Адам же не упускает возможности напомнить мне, что я живу здесь только потому, что он меня терпит: ходячая – не пара вервольфу.

В ответ на его слова я склоняю голову, уважительно – обычно – с ним разговариваю и держу свой старый разваливающийся «рэббит» на заднем дворе, где его отлично видно из спальни Адама.

Я опустила Медею и стала наполнять ее миску для еды, а кошка мяукала, мурлыкала и махала коротким обрубленным хвостом. Она попала ко мне с улицы, и какое-то время я думала, что какой-то мучитель отрубил ей хвост, но ветеринар сказал, что она из породы бесхвостых, такой и родилась. Я последний раз погладила ее и пошла к холодильнику, чтобы подумать о своем ужине. – Я привела бы домой Мака, если бы считала, что Адам это разрешит, – говорила я Медее, – но вервольфы очень недоброжелательно встречают незнакомцев. Существует множество правил, и новый волк, приходя на чужую территорию, должен строго соблюдать протокол. А мне что-то подсказывает, Мак с просьбой к стае не обращался. Вервольф даже зимой не замерзнет, проведя ночь на открытом воздухе. С ним будет все в порядке. Тем не менее, – закончила я, ставя вчерашние спагетти в микроволновку разогреваться, – если у Мака неприятности, Адам может ему помочь. Но лучше представить мальчишку осторожно и попозже, когда я буду лучше знать его прошлое.

Я поела стоя и вымыла тарелку, прежде чем лечь на диван и включить телевизор. Еще до первой рекламы Медея мяукнула и прыгнула ко мне на колени.

На следующий день Мак не пришел. Была суббота, и, возможно, он не знал, что по субботам я работаю, если есть машины, которые нужно чинить. Видимо, подался куда-нибудь.

Я надеялась, что он не попадется Адаму или кому-нибудь из его волков до того, как я осторожно сообщу о его появлении. Правила, позволяющие вервольфам незаметно жить среди людей, складывались столетиями, и тех, кто их нарушал, ждала смертельная опасность.

Я работала до полудня, потом позвонила молодой паре, оставившей автомобиль, чтобы сказать, что дело безнадежно. Замена двигателя обойдется дороже, чем стоит вся машина. Плохие новости – самая нелюбимая часть моей работы. Когда у меня служил Тед, я заставляла его выполнять ее. Я повесила трубку, почти такая же расстроенная, как и злополучные владельцы любимой открытой машины, которая теперь годится лишь на металлолом.

Умывшись и выскребя грязь из-под ногтей, я собралась заняться бумажками, которые раньше также были в ведении Теда. Я радовалась, что он получил стипендию, которая позволила ему поступить в колледж Лиги плюща, куда ему и хотелось, но мне его не хватало. Через десять минут я решила, что нет ничего такого, что нельзя отложить на понедельник. Понадеялась, что тогда подвернется срочный ремонт, и бумажки можно будет перенести на вторник.

Я переоделась в джинсы и футболку, прихватила куртку и направилась к О'Лири на ленч. После еды немного походила по магазинам и купила небольшую индейку, которой собиралась поделиться с Медеей.

Когда я садилась в машину, на мой сотовый позвонила мама и попыталась уговорить меня приехать в Портленд на День благодарения или на Рождество. Я уклонилась от обоих приглашений: с меня хватило семейных праздников за те два года, что я прожила с нею.

Старики совсем не плохие, как раз наоборот. Курт, мой отчим, – спокойный уравновешенный мужчина, отлично дополняющий маму. Позже я узнала, что он и не подозревал о моем существовании, пока я в шестнадцать лет не появилась на его пороге. И все равно он без вопросов открыл передо мной дверь и обращался со мной, как с собственной дочерью.

Моя мама Марджи жизнерадостна и общительна. Нетрудно представить, как она увлеклась наездником родео (моим отцом) или сбежала с цирком. Гораздо удивительней то, что сейчас она президент местного родительского комитета.

Мне нравятся мама и отчим. Я даже люблю сводных братьев и сестер, которые с энтузиазмом встретили мое неожиданное появление. Они живут тесной дружной семьей, которая, как утверждает телевидение, и есть норма. Я рада, что такие люди существуют. Я просто к ним не принадлежу.

Я навещаю их дважды в год, поэтому они ко мне не вторгаются, к тому же перед приездом я всегда убеждаюсь, что нет никакого праздника. Мои посещения всегда короткие. Я люблю своих родственников, но люблю их на расстоянии.

К концу разговора я почувствовала себя виноватой и расстроилась. Поехала домой, поставила индейку размораживаться и накормила кошку. Чистка холодильника не улучшила моего настроения, хотя не знаю, почему я на это надеялась. Тогда я снова села в машину и отправилась на Хэнфорд Рич.

Я не часто туда езжу. Для того чтобы побегать, есть места поближе, а если я не против вести машину – недалеко от нас Голубые горы. Но иногда душа просится в сухие заброшенные просторы резервации – особенно после разговоров с моей матерью.

Я припарковала машину и прошла какое-то расстояние, чтобы убедиться, что поблизости никого нет. Потом разделась, сложила одежду в небольшой рюкзак и поменяла форму.

Вервольфам для смены формы требуется не менее пятнадцати минут, и процесс этот всегда болезненный, о чем полезно не забывать. Вервольфы вообще не самые дружелюбные существа, но если они только что поменяли форму, разумно держаться от них подальше.

А вот смена формы у ходячей – по крайней мере у меня, потому что других ходячих я не знаю, – проходит легко и быстро. Одно мгновение я человек, другое – и я койот; чистое волшебство. Я просто переступаю из одной формы в другую.

Я потерлась носом о переднюю лапу, чтобы убрать последние следы перемены. Всегда требуется какое-то время, чтобы перейти от движения на двух ногах к движению на четырех. Я знаю – я проверяла это, – что зрение койота не такое, как у человека, но у меня оно почти одинаковое в любой форме. Слух несколько усиливается, обоняние тоже, хотя даже в человеческом облике я обладаю более острыми чувствами, чем большинство людей.

Я подобрала рюкзак с одеждой и оставила его под густыми ветвями куста. Потом отбросила эфемерные привычки человеческого существования и побежала в пустыню.

К тому времени как я погонялась за тремя кроликами и позволила паре в лодке полюбоваться своей прекрасной пушистой фигурой на берегу, я почувствовала себя гораздо лучше. Мне не обязательно меняться в полнолуние, но если я слишком долго хожу на двух ногах, меня охватывает тревога и я становлюсь раздражительной.

Приятно уставшая, в человеческом облике, одетая, я села в машину, произнесла обычную молитву и повернула ключ. На этот раз двигатель послушался и заурчал. Я никогда не знаю, поедет ли мой «рэббит». Я езжу в нем, потому что он дешевый, а не потому что это хорошая машина. В пословице «Все машины, названные именами животных, дрянь» очень много правды.^[3]

В воскресенье я пошла в церковь. Наш приход такой маленький, что пастор у нас общий с тремя другими церквями. Это одна из неденоминированных церквей, которые так усердно стараются никого не задеть, что не в состоянии привлечь большую аудиторию регулярных посетителей. Обладая уникальной возможностью оценить, каков мир без Бога и его церквей, я отношусь к числу верных и постоянных прихожан.

Не из-за вервольфов. Вервольфы могут быть опасны, если встаешь у них на пути; но если ты будешь осторожен, они оставят тебя в покое. Они не более злы, чем гризли или большая белая акула.

Однако есть другие существа, которые таятся во мраке. Они гораздо, гораздо хуже, и вампиры – это только вершина айсберга. Все они очень искусно скрывают свою природу от людей, но я-то не человек. Я узнаю их, когда встречаю, и они узнают меня; поэтому я и хожу каждую неделю в церковь.

В это воскресенье наш пастор был болен, и заменивший его священник произнес проповедь на тему стиха из двадцать второй главы «Исхода»: «Ворожей не оставляй в живых». Он распространил смысл этого стиха на других, и от него исходило такое облако страха и гнева, что я чувствовала это даже со своего места. Именно такие персоны заставляют остальных сверхъестественных существ – почти через два десятилетия после того, как меньшие другие вынуждены были раскрыться перед людьми, – оставаться в укрытии.

Примерно тридцать лет назад Серых Повелителей, могучих магов, которые правят другими, начало тревожить развитие науки. Они предвидели, что Время Укрытия приходит к концу. И решили попробовать как можно сильнее смягчить шок от обнаружения мира магии. Они только ждали для этого подходящей возможности.

Когда Харлан Кинкейд, миллиардер, магнат, торговавший недвижимостью, был найден мертвым с садовыми ножницами в горле возле своего любимого куста роз, подозрение пало на Кирана Макбрайда, неразговорчивого человека с приятной внешностью, который уже много лет работал садовником у Кинкейда, страстного садовода.

Я, как и большинство американцев, видела сцены суда над ним. Сенсационное убийство одного из богатейших людей страны, недавно женившегося на красивой молодой актрисе, занимало первые места в рейтингах новостей.

Несколько недель все каналы только о нем и говорили. Мир любовался Карен Кинкейд, которая, со слезами, льющимися по загорелому под солнцем Калифорнии лицу, рассказывала, как обнаружила мужа мертвым у изрезанного на куски куста. Ее свидетельские показания заслуживали Оскара, но то, что произошло дальше, превзошло ее выступление.

Кирана Макбрайда защищала команда искусных адвокатов, которые – под громкий шум в газетах – объявили, что работают бесплатно. Они вызвали самого Кирана Макбрайда в качестве свидетеля и элегантно вынудили обвинителя попросить Кирана взять в руки садовые ножницы.

Тот попытался. Но руки его задымились, и он спустя мгновение вынужден был ножницы выронить. По просьбе защиты он показал ладони с волдырями судье и присяжным. Адвокаты продемонстрировали всему миру, что Киран не может быть убийцей, потому что он другой, представитель малого народа, он садовый дух и даже в толстых рукавицах не может держать холодное железо.

И в этот драматичный момент Макбрайд отказался от заклинания, которое позволяло ему выглядеть человеком. Он не был красив, совсем наоборот, но всякий, кто видел когда-нибудь щенков шарпея, согласится, что иногда уродство обладает огромной привлекательностью. Одна из причин того, что Серые Повелители избрали именно Макбрайда, состояла в том, что садовые духи мягкие приветливые существа, и на них приятно посмотреть. Огромные карие глаза Макбрайда красовались на обложках всех журналов наряду со снимками жены Кинкейда, позже осужденной за убийство мужа.

Так по приказу Серых Повелителей малый народ, другие, слабые и привлекательные, открылись перед человечеством. А большие и страшные, сильные и отвратительные оставались в укрытии, ожидая реакции мира на наиболее приемлемых из них. «Вот, – говорили лучшие мастера интриг Серых Повелителей, которые и были защитниками Макбрайда, – вот каковы скрытые существа: мягкие брауни, которые работают воспитателями в детских садах, потому что любят детей, и молодые селки, которые, рискуя жизнью, спасают потерпевших кораблекрушение^[4]».

Вначале казалось, что стратегия Серых Повелителей пойдет на пользу всем сверхъестественным существам: и малым другим, и не только. В Нью-Йорке и Лос-Анджелесе появились рестораны, где богатых и знаменитых обслуживали лесные феи и мурианы.^[5] Голливудские магнаты пересняли Питера Пена, используя мальчика, который действительно мог летать; а в роли Железного Дровосека снялся настоящий эльф; получившийся в результате фильм побил все кассовые рекорды.

Но уже в самом начале были и неприятности. Известный евангелист-проповедник воспользовался страхом перед другими, чтобы усилить свое влияние на слушателей и их банковские счета. Консервативные законодатели подняли шум из-за регистрационной политики. Правительственные учреждения негласно принялись составлять списки других, которых, по их мнению, можно было бы использовать в своих интересах, – и тех, которые могли быть использованы против США, ведь по всей Европе и Азии меньшие другие под давлением Серых Повелителей тоже вынуждены были открыться.

Когда Серые Повелители несколько лет назад сказали Зи, моему прежнему боссу, что он должен открыться, тот не стал этого дожидаться, продал мастерскую и ушел на пенсию. Он видел, что происходило с некоторыми другими, которые пытались продолжать жить, как будто ничего не случилось.

У других, обладавших недвижимостью в дорогих пригородах, разбивали окна и разрисовывали стены оскорбительными граффити. Тех же, кто жил в менее благополучных районах, просто грабили и избивали. А они не могли защищаться из страха перед Серыми Повелителями. Что бы ни сделали люди, Серые Повелители обошлись бы еще более жестоко.

Волна насилия ускорила создание четырех больших резерваций для других. Зи рассказывал мне, что другие в правительстве считали эти резервации надежным средством контроля за насилием и убедили остальных членов конгресса.

Если другие соглашались переселиться в резервацию, им предоставляли небольшой дом и ежемесячное пособие. Их детям (как сыну Зи Теду) давали стипендии в хороших университетах, где они могли стать полезными членами общества… конечно, если найдут работу.

Резервации вызвали множество споров с обеих сторон. Лично я считаю, что и Серые Повелители, и правительство могли бы уделить гораздо больше опыту организации поселений коренных жителей Америки, но Зи был убежден, что резервации – это только первый шаг в планах Серых Повелителей. Я достаточно знала о них, чтобы соглашаться с ним, но все равно тревожилась. Какими бы недостатками система резерваций ни обладала, она уменьшила напряжение между людьми и другими, по крайней мере в США.

Однако такие люди, как наш гость-проповедник, были доказательством того, что предрассудки и ненависть никуда не ушли. Кто-то за мной прошептал, что надеется на скорое выздоровление пастора Хулио, все окружающие с ним согласились, и это меня немного подбодрило.

Я слышала о людях, которые видели ангелов или ощущали их присутствие. Не знаю, чувствую ли я Бога или одного из его ангелов, но в большинстве церквей я преисполняюсь доброжелательностью. Однако пастор продолжал свою проникнутую страхом речь, и я прониклась духом растущей печали.

Когда я уходила, пастор пожал мне руку.

Я не другая, хотя этот термин имеет очень широкое значение. Моя магия происходит из Северной Америки, а не из Европы, и у меня нет стремления сливаться с людским населением. Но все равно: этот человек возненавидел бы меня, если бы узнал, кто я.

Я улыбнулась ему, поблагодарила за службу и пожелала всего самого хорошего. «Возлюби врага твоего», – говорится в Писании. Моя приемная мать обычно добавляла: «По крайней мере будь с ним вежлива».