Книга Дьявольские куклы мадам Мэндилип онлайн - страница 4



4. СЛУЧАЙ В МАШИНЕ РИКОРИ

Я вернулся домой вместе с Брейлом, глубоко потрясенный. Все время я чувствовал себя так, как будто находился в тени чего-то неизвестного, неизведанного, нервы мои были напряжены, как будто кто-то следил за мной, невидимый, находящийся вне нашей жизни. Подсознание мое словно билось в дверь сознания, призывая быть настороже каждую секунду. Странные фразы для медика? Пусть. Брейл был жалок и совершенно измучен. Я задумался о том, испытывал ли он только профессиональный интерес к умершей девушке. Если между ними что-то было, он не сказал бы мне об этом.

Мы приехали ко мне домой около четырех утра. Я настоял, чтобы Брейл остался со мной. Потом позвонил в госпиталь. Сестра Роббинс еще не появлялась, и я заснул на несколько часов беспокойным нервным сном. Около девяти позвонила Роббинс. Она была в истерике от неожиданного горя.

Я попросил ее прийти, и когда она явилась, мы с Брейлом задали ей ряд вопросов.

Вот ее рассказ. «Около трех недель назад Харриет принесла домой для Дианы прелестную куклу (я живу вместе с ними). Я спросила ее, где она ее достала, и она ответила, что в маленькой странной лавочке на окраине города. Ребенок был в восторге. „Джоб, – сказала Харриет (меня зовут Джобина), – там сидит странная женщина. Я, кажется, боюсь ее, Джоб“. Я не обратила на нее внимания. Харриет вообще была не очень разговорчива. Мне кажется, что она пожалела сразу же, что сказала это.

И когда я сейчас все это вспоминаю, мне кажется, что она себя как-то странно после этого вела. То она была весела, то… ну, как сказать… задумчива, что ли…

Около 10 дней назад она вернулась домой с завязанной ногой. Правой? Да. Она сказала, что пила чай с этой странной женщиной и случайно опрокинула чайник. Горячий чай пролился на ногу. Женщина смазала ногу какой-то мазью, и теперь она нисколько не болит. «Но я думаю, что нужно смазать ногу чем-нибудь своим», – сказала мне Харриет. Затем она спустила чулок и начала развязывать бинт. «Странно, – сказала она, – смотри, Джоб, здесь был ужасный ожог, и уже зажил. А ведь не прошло и часа, как она смазала мне его мазью».

Я посмотрела на ее ногу. На ней была большая красная полоска, но совершенно зажившая. Я сказала, что по-видимому, чай был не очень горячий. «Но ведь это был ожог, Джоб, – сказала она, – я хочу сказать, сплошной пузырь». Я осмотрела повязку. Мазь была голубоватая и как-то странно блестела, словно сияла. Я никогда не видела ничего подобного. Запаха не было. Свет мази странно мерцал, то есть не горел, а померцал некоторое время и исчез. Харриет побледнела. Потом снова поглядела на свою ногу. «Джоб, – сказала она, – я никогда не видела, чтобы что-нибудь заживало так быстро, как моя нога. Она, должно быть, ведьма». «Господи, о чем ты говоришь, Харриет?» – спросила я. «О, ничего. Только мне хотелось бы разрезать это место на ноге и втереть что-нибудь противодействующее этой мази».

Затем она засмеялась, и я решила, что это шутка. Но она смазала место ожога йодом и завязала чистым бинтом. На утро она разбудила меня и сказала: «Посмотри теперь. Вчера на ногу был вылит чайник кипятка, а сегодня кожа уже загрубела, хотя должна быть очень нежной. Джоб, я хотела бы, чтобы ожог существовал».

Во и все, доктор. Больше она ничего не говорила. Казалось, она все позабыла. Я как-то спросила у нее, где находится эта маленькая лавочка и кто была эта женщина, но она не сказала, не знаю почему. Но после этого она никогда уже не была веселой и беспечной. Никогда. О, почему она должна была умереть? Почему?

Брейл спросил:

– Послушайте, Роббинс, а номер 491 вам что-нибудь говорит? О каком-нибудь адресе, например?

Она покачала головой.

Я рассказал ей о движении ресниц Харриет.

– Она явно хотела передать нам что-то этими цифрами. Подумайте, что.

Вдруг она выпрямилась, стала что-то считать на пальцах, потом кивнула.

– А не могла ли она передать слово? Может это буквы «Д», «И» и «А». Это первые три буквы имени «Диана».

– Да, конечно, это довольно просто. Она могла попытаться попросить нас позаботиться о ребенке.

Я взглянул на Брейла. Он отрицательно покачала головой.

– Она знала и так, что я это сделаю. Нет, это что-то другое.

Вскоре после ухода Роббинс позвонил Рикори. Я сказал ему о смерти Уолтерс. Он был искренне расстроен. Затем мы занялись грустным делом – вскрытием тела. Результаты были те же – ничего такого, от чего девушка могла бы умереть. Около четырех часов следующего дня Рикори снова позвонил по телефону.

– Будете дома между шестью и девятью часами, доктор?

В его голосе слышалось сдерживаемое волнение.

– Конечно, если это нужно, – ответил я, – вы нашли что-нибудь, Рикори?

Он помолчал, раздумывая.

– Не знаю. Может быть – да.

– Вы подразумеваете то предполагаемое место, о котором вы говорили?

Я даже не пытался скрыть свое волнение.

– Возможно. Я узнаю позже. Я еду сейчас туда.

– Скажите, Рикори, что вы предполагаете там найти?

– Кукол, – ответил он. И, словно избегая дальнейших разговоров, повесил трубку.

Кукол! Я сидел, задумавшись. Уолтерс купила куклу и в том самом месте получила этот странный ожог. У меня не было сомнения, что именно через него получила она эту болезнь, через него и через мазь. И она давала нам это понять. Впрочем, может быть, она и ошибалась. Но Уолтерс любила детей, как и те восемь. И, конечно, дети больше всего любят кукол.

Что же обнаружил Рикори? Я позвонил Роббинс и попросил привезти куклу, что она и сделала. Кукла была исключительно хороша. Она была вырезана из дерева и затем покрыта гипсом. Она была поразительно похожа на живого ребенка – ребенка с маленьким личиком Эльфа. Ее платье было покрыто изысканной вышивкой – нарядное платье какой-то страны, которую я не мог определить. Эта вышивка была просто музейной вещью и стоила, конечно, куда дороже, чем сестра Уолтерс могла себе позволить. Никакой марки с указанием фирмы или хозяина магазина не было.

Осмотрев внимательно, я спрятал куклу в ящик стола, и с нетерпением стал ждать звонка Рикори.

В семь часов раздался звонок у дверей. Я услышал голос Мак-Кенна. Увидев его, я сразу понял, что что-то неблагополучно. Его загорелое лицо побледнело, глаза смотрели изумленно.

– Пойдемте к машине, док. Хозяин, кажется, умер.

– Умер? – воскликнул я и бросился вниз к машине. Шофер открыл дверцу, и я увидел Рикори, сжавшегося в углу заднего сиденья. Я не услышал пульса, а когда поднял ему веки, на меня уставились невидящие глаза. Но он был еще теплым. Я приказал внести его. Мак-Кенн и шофер положили его на кушетку в моем кабинете. Я нагнулся над ним со стетоскопом. Сердце не билось, дыхания не было. По всей видимости, Рикори был мертв. И все-таки я не мог успокоиться. Я проделал все, что делается в сомнительных случаях – безрезультатно. Мак-Кенн и шофер стояли рядом. Они прочли приговор на моем лице и переглянулись; лицо каждого из них сдерживало страх, и шофер был напуган больше, чем Мак-Кенн. Последний спросил меня монотонным голосом:

– Может быть, это отравление?

– Да, может…

Я остановился. Яд! И этот страшный визит, о котором он говорил по телефону! А возможность отравления в других случаях! Но эта смерть была не такой – я чувствовал это – как те…

– Мак-Кенн, – обратился я к телохранителю, – когда и где вы заметили, что с хозяином не все в порядке?

Он ответил также монотонно.

– Около шести кварталов от вас. Хозяин сидел близко, неожиданно он сказал: «Иисус!», как будто испугался. Прижимая руки к груди, застонал и словно окаменел. Я сказал ему: «Что с вами, босс? Вам больно?» Он не ответил, затем свалился в мою сторону, а глаза его были широко открыты. Он показался мне мертвым. Тогда я крикнул Полю, чтобы он остановил машину, и мы осмотрели его. А затем на всех парах прилетели сюда…

Я прошел в кабинет и налил им по стаканчику спирта с бренди – они явно нуждались в этом. Потом покрыл тело простыней.

– Сядьте, ребята. Итак, Мак-Кенн, расскажи мне все, что случилось с того момента, как вы выехали из дома. Не упускай ни малейших деталей.

Он начала:

– Около двух часов босс поехал к Молли, это сестра Питерса, оставался у нее час, вышел, поехал домой и приказал Полю вернуться за ним в четыре. Но он много говорил по телефону, поэтому мы выехали только в пять. Он приказал Полю ехать на одну маленькую улицу за Баттери-парком. Он сказал Полю, чтобы тот ехал по улице, а машину остановил бы около парка. А мне он сказал: «Мак-Кенн, я пойду туда один. Я хочу, чтобы они знали, что я пришел один. – И добавил, – у меня есть на то причины. А ты будь поблизости, но не заходи, пока я не позову тебя». Я сказал: «Босс, вы думаете, что это благоразумно?» «Я знаю, что делаю. Выполняй то, что я приказал», – ответил он. Поэтому я замолчал.

Мы приехали, и Поль сделал, как было приказано, а босс пошел по улице и остановился у маленькой лавочки с куклами на окне, я разглядел лавчонку, когда проходил мимо. Она плохо освещена, но я заметил внутри массу кукол и худую девушку за кассой. Она показалась мне бледнее рыбьего брюха. Босс постоял у окна, а затем быстро вошел. Я опять прошел мимо и мне показалось, что девица стала еще бледнее. Я еще думал, что никогда не видел человека с таким цветом лица.

Босс поговорил с девушкой, и она показала ему несколько кукол. А когда я опять проходил, я заметил в лавке женщину. Она была очень крупная. Я постоял у окна минуты две, так она меня удивила. Лицо у нее коричневое, похожее на лошадиное, над губами усы, много больших родинок или бородавок, и она как-то странно смотрела на девицу. Большая и толстая. Но как щурились ее глаза! Бог мой, какие глаза! Большие и черные, и блестящие, и они мне особенно не понравились, впрочем, как и она сама.

В следующий раз, когда я проходил мимо, босс стоял у прилавка и разговаривал с большой женщиной. В руках у него была пачка чеков, а девушка смотрела совсем испуганно. В следующий раз я испугался. Я не увидел ни хозяина, ни дамы. Поэтому я встал у окна и стал смотреть, так как очень не любил терять босса из виду. Затем босс вышел из двери, находящейся внутри лавки. Он был рассержен, вероятно, и нес сверток, а женщина шла позади, и глаза ее метали молнии. Босс что-то говорил, дама – тоже и делала какие-то странные движения руками. Какие? Ну, какие-то нелепые. Но босс не обращал внимания на нее, пошел к двери и сунул при этом сверток под пальто, а пуговицы застегнул. Это была кукла. Я видел ее ноги, болтавшиеся в воздухе, когда он запихивал ее под пальто. Большая кукла, очень большая…

Мак-Кенн остановился и начал механически разминать сигарету, затем взглянул на тело, покрытое простыней и отшвырнул ее в сторону.

– Я никогда раньше не видел босса таким сердитым. Он бормотал что-то себе по-итальянски, повторяя часто слово «Иисус!», я видел, что говорить пока не следует и молча шел за ним. Один раз он сказал громко: «В Библии сказано, что нельзя позволять жить на свете ведьмам». Так он продолжал бормотать, крепко прижимая к себе под пальто куклу.

Мы пришли к машине, и он сказал Полю ехать скорее к вам, и к черту правила движения, так ведь, Поль? Когда мы сели в машину, он перестал бормотать и сидел спокойно до тех пор, пока я не услышал «Иисус», об этом я уже рассказывал. И это все, не правда ли, Поль?

Шофер не ответил. Он сидел, глядя на Мак-Кенна умоляющим взглядом. Я ясно видел, как Мак-Кенн отрицательно качнул головой. Шофер сказал с сильным итальянским акцентом:

– Я не видел лавку, но все остальное правильно.

Я встал и подошел к телу Рикори. На простыне расплылось красное пятнышко величиной с монету, как раз напротив сердца Рикори. Я взял одну из моих самых сильных луп и вынул самый тонкий из зондов. Под лупой я увидел на груди Рикори крохотный укол, не больше чем от тончайшей иглы. Осторожно я вставил туда зонд. Он легко скользнул вниз, пока не дотронулся до стенки сердца. Дальше он не пошел. Какая-то острая, исключительно тонкая игла вошла через грудь Рикори прямо к сердцу. Я посмотрел на него с сомнением. Не было причины умирать от такого укола. Если, конечно, орудие не было отравлено, или если укол не сопровождался каким-нибудь неожиданным шоком. Но вряд ли шок мог убить Рикори – человека, ко всему привыкшего в жизни. Нет, я, несмотря ни на что, не был уверен в смерти Рикори. Но я не сказал об этом. Живой он или мертвый, Мак-Кенн должен объяснить ужасный факт. Я повернулся к паре, внимательно следившей за каждым моим движением.

– Вы говорили, вас в машине было всего трое?

Снова я увидел, как они переглянулись.

– Была еще кукла, – сказал Мак-Кенн, как-то вызывающе.

Но я нетерпеливо отмахнулся.

– Я повторяю вопрос: вас было только трое в машине?

– Трое людей. Да.

– Тогда, – сказал я угрюмо, – следует много объяснить. Рикори был убит. Заколот. Я должен вызвать полицию.

Мак-Кенн встал и подошел к телу. Он поднял лупу и долго смотрел на маленькое пятнышко укола. Затем он повернулся к шоферу.

– Я сказал тебе, Поль, что это сделала кукла!



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт