Книга Шляпа, полная неба онлайн



Терри Пратчетт
Шляпа, полная небес

Вступление

Из книги «Феи и как избежать встречи с ними» мисс Проникации Тик.

Нак Мак Фигл (также называемые Пиктси, Вольные мальцы, Маленький народ и Лица, или Неизвестные Лица, вероятно вооруженные)

Нак Мак Фигл – самая опасная разновидность фей, особенно в пьяном состоянии. Пьянство, потасовки и воровство – их излюбленные занятия. Нак Мак Фиглы крадут практически все, что не прибито. А то, что прибито, они уносят вместе с гвоздями.

Тем не менее, те, кому удалось повстречаться с ними и выжить, рассказывают, что они также на удивление преданны, сильны, настойчивы и, по-своему, моральны. (Например, они никогда не воруют у тех, у кого красть нечего.)

Средний фигл (мужчина, женщины у фиглов очень редки – см. ниже) имеет рост примерно шесть дюймов и огненно-рыжие волосы, у него синяя кожа из-за многочисленных татуировок и красителя, называемого вайдой. И коль скоро вы оказались так близко к нему, то вполне возможно, вам сейчас надают.

Он носит килт, сшитый из первой попавшейся старой тряпки, поскольку принадлежность к клану определяется не по одежде, а по татуировкам. Иногда на нем может быть надет шлем из кроличьего черепа. Фиглы любят украшать свои бороды и прически перьями, бусинками и всем, что придется им по вкусу. Фигл всегда носит с собой меч, но больше для вида, потому что предпочитает бить ботинками и головой.

История и религия

Тайна происхождения Нак Мак Фиглов затеряна в знаменитой Мгле Веков. Говорят, что Королева Фей выгнала их из Страны Фей потому, что они протестовали против ее злобной и тиранической власти. Также говорят, что их выгнали за беспробудное пьянство.

Об их религиозных взглядах, если таковые вообще существуют, практически ничего не известно, за исключением того, что они считают себя мертвыми. Они любят наш мир, с его солнечным светом, горами и голубыми небесами, где всегда есть с кем подраться. Такой удивительный мир, как этот, не может быть доступен кому попало, говорят они. Это либо рай, либо Вальгалла, куда после смерти попадают храбрые воины. Исходя из этого, они пришли к выводу, что когда-то жили в другом мире, затем умерли и им позволили попасть сюда в награду за хорошее поведение.

Должна отметить, что это представление абсолютно ошибочно и несуразно, потому что мы-то знаем, что дела обстоят совершенно по другому.

Когда фигл умирает, не принято слишком сильно скорбеть по нему и его братья печалятся лишь тому, что он так мало побыл вместе с ними, прежде чем вернуться в Земли Живых, которые они также называют «Последний Мир».

Обычаи и среда обитания

Кланы Нак Мак Фиглов предпочитают селиться в древних королевских захоронениях, где они выкапывают себе уютные пещерки в грудах золота. Обычно на таких курганах растет пара колючих, старых дерева – фиглы предпочитают старые деревья, из стволов которых получаются отличные дымоходы. Под деревьями обычно прячется кроличья нора – замаскированный вход в курган. Для правдоподобности вокруг валяются кроличьи катышки и, если на фиглов напало вдохновение, клочки шерсти.

Скрывающийся в кургане мир фиглов похож на улей, только меда в нем поменьше, а жал побольше.

Причина этого сходства в том, что женщины среди фиглов очень редки. Может поэтому они рожают очень много детей, очень часто и очень быстро. Новорожденные фиглы крохотные, как горошины, но если их хорошо кормить, то растут они не по дням, а по часам (фиглы потому и любят селиться возле людей, чтобы воровать у них молоко и овец).

«Королеву» клана называют кельдой, которая с возрастом становится матерью большинства фиглов в клане. Мужа кельды называют Большим Клана. Если у кельды рождается дочь, что случается довольно редко, то она остается с матерью, чтобы научиться у той потаенкам – так кельды называют свое тайное мастерство. Когда девочка достигает брачного возраста, она должна покинуть клан и отправиться в путешествие, взяв с собой нескольких братьев, чтобы они охраняли ее.

Обычно, она отправляется в клан, не имеющий кельды. В очень и очень редких случаях, когда ей не удается найти такой клан, она созывает фиглов из нескольких кланов и образует свой собственный, совершенно новый клан с новым именем и занимает новый курган. Она также выбирает себе мужа. И с этих пор, хотя слово ее является абсолютным законом для всего клана и ей все должны повиноваться, она редко будет отходить от кургана достаточно далеко. С этих пор она станет и его королевой, и его узницей.

Но однажды, в течении всего нескольких дней, кельдой клана была человеческая девочка…

Глава первая
Отъезд

Что-то, похожее на невидимый туман, с легим шорохом двигалось над холмами. Движение без тела утомило его и это что-то еле перемещалось. Оно ни о чем не думало. В последний раз ему приходилось думать несколько месяцев назад, когда еще был жив мозг, с помощью которого оно мыслило. Всегда они умирают и теперь оно снова осталось без тела и ему было страшно.

Оно могло бы спрятаться в одном из этих курчавых белых созданий, что нервно блеяли, когда оно крадучись проскальзывало мимо. Но мозги у них были совершенно бесполезны, способные думать лишь о траве и о том, как сделать еще таких же блеющих существ. Нет. Они не подойдут. Ему нужен, ему просто необходим самый лучший ум: сильный, могучий, ум, который будет охранять его.

Оно искало…

Новые ботинки были неправильными. Они были негнущимися и сияющими. Сияющие ботинки! Какой стыд. Чистые ботинки – совсем другое дело. Нет ничего плохого, в том чтобы навести немного глянца на ботинки, чтоб от сырости предохранить. Но ботинки должны служить вам, вот зачем они нужны, а не для красы.

Тиффани Болит, стоящая на коврике около своей кровати, покачала головой. Надо износить эти ботинки как можно быстрее. А еще эта новенькая соломеная шляпа, украшенная лентой. Она тоже вызывала сомнения.

Она попыталась оглядеть себя в зеркало, но это было нелегко, потому что зеркало было совсем маленьким, все потрескавшееся и в пятнах. Тиффани водила зеркалом вокруг себя, пытаясь разглядеть как можно больше частей и затем мысленно соединить отдельные кусочки.

Сегодняшний день… да, обычно она в доме такого не делала, но сегодня ей очень важно выглядеть нарядно и уж коль скоро рядом никого нет…

Она положила зеркало на шаткий столик около кровати, вышла на середину обветшалого коврика, закрыла глаза и сказала:

– Увидь себя.

И там в холмах нечто, не имеющее ни тела, ни мыслей, а лишь жуткий голод и вечный страх, почувствовало эту мощь.

Если бы у него был нос, оно бы принюхалось.

Оно искало.

Оно нашло.

Какой странный ум, как будто несколько умов вложены друг в друга, как в матрешке! Какая мощь! И как близко!

Оно изменило направление и стало двигаться немного быстрее. При движении оно негромко жужжало.

Овцы на мгновение обеспокоились чем-то, что они не могли ни видеть, ни слышать, ни унюхать, заблеяли…

…и снова принялись щипать траву.

Тиффани открыла глаза. Вот она стоит рядом с собой, всего в нескольких футах. Она может видеть свой собственный затылок.

Она осторожно двинулась вокруг, не глядя на «себя» – ту, что перемещалась, потому что она обнаружила – стоит ей так сделать и фокус заканчивался. Идти так было нелегко, но зато она оказалась лицом к лицу с собой и смогла оглядеть себя сверху донизу.

Коричневые волосы сочетались с коричневыми же глазами… и с этим уже ничего не поделаешь. Но волосы у нее чистые и она умыта.

Положение немного исправляло новое платье. В семье Болит новая одежда покупалась так редко, что и это платье было куплено «на вырост». Хорошо хоть оно было светло-зеленым и не доходило до самого пола. Вкупе с блестящими новенькими ботинками и соломенной шляпкой она выглядела… как приличная фермерская дочка, собирающаяся на свою первую работу. Сойдет и так.

Стоя перед собой, она могла видеть остроконечную шляпу на своей голове, но для этого ей приходилось всматриваться. Шляпа была не более чем мерцанием в воздухе, исчезающим, как только вы его замечали. Из-за нее Тиффани и беспокоилась за соломенную шляпку, но она просто наделась поверх остроконченой, как будто той здесь и не было.

В некотором роде ее там и правда не было. Никто не замечал остроконечной шляпы, не считая дождя. Солнцу и ветру она преградой не служила, но дождь и снег каким-то образом замечали ее и вели себя так, как будто она была настоящей.

Шляпу ей дала величайшая ведьма во всем мире, самая настоящая ведьма в черном платье и черной шляпе и с такими глазами, что прожигали тебя, как скипидар больную овцу. Это было чем-то вроде награды. Тиффани сотворила колдовство, серьезное колдовство. Прежде, чем она его сотворила, она не подозревала, что способна на такое; колдуя, она не знала, что делает; и закончив колдовать, она не знала, как ей это удалось. Пришла пора научиться, как.

– Не видь, – сказала она.

Видение… или что-то другое, неважно, поскольку она не была уверена в происходящем… исчезло.

Первый раз для нее был шоком. Но ей всегда было легко видеть себя, по крайней мере мысленно. Все ее воспоминания были в виде картинок, показывающих, как она что-то делала или на что-то смотрела, но никак не вид, открывающийся из двух дыр на лице. Какая-то ее часть всегда наблюдала за ней.

Мисс Тик – еще одна ведьма, с которой разговаривать было намного легче, чем с той, что дала Тиффани шляпу, сказала, что ведьмы должны знать, как пребывать «осторонь» и что она узнает больше, когда ее способности возрастут. Поэтому Тиффани предположила, что фокус «увидь себя», это лишь часть общей способности.

Иногда Тиффани думала, что ей стоит посоветоваться с мисс Тик насчет этого «видь себя». Когда она произносила эти слова, то будто вышагивала из своего тела, оставаясь в призрачном, которое могло ходить. Фокус работал до тех пор, пока ее призрак не кидал взгляд на себя и не замечал, что его на самом деле нет. Когда такое случалось, часть ее начинала паниковать и она немедленно возвращалась в свое настоящее тело. Поразмыслив, Тиффани решила сохранить секрет для себя. Нет никакой нужды рассказывать учителю все. В любом случае, это хороший фокус, когда под рукой нет зеркала.

Мисс Тик была ведьмознаткой. Так уж было принято среди ведьм. Ведьмознатки с помощью магии разыскивали многообещающих девочек и подбирали им наставниц. Ведьмы не учили, как сделать что-то. Они учили, как понимать, что вы делаете.

Ведьмы в чем-то похожи на кошек. Они недолюбливают общество других ведьм, но препочитают знать, где те находятся, на тот случай, если в них возникнет нужда. Например, указать по дружбе на твое хихиканье, вот такая нужда.

Ведьмы мало чего боятся. Но мисс Тик сказала, что самые могущественные ведьмы боятся того, что они называют «испортиться». Нет ничего проще, чем скатиться в мелочную, беспечную жестокость, потому что у тебя есть власть, а у других – нет. Так просто прийти к выводу, что другие люди ничего не значат. Так легко решить, что понятия «правильно» и «неправильно» к вам не применяются. И встав на этот путь, ты закончишь, сидя одна-одинешенька в пряничной избушке, пуская слюни, хихикая и отращивая бородавки на носу.

Ведьмам надо знать, что другие ведьмы присматривают за ними.

Вот, думала Тиффани, вот зачем нужна шляпа. Она могла дотронуться до шляпы в любое время, надо было лишь зажмуриться. Это было напоминанием…

– Тиффани! – позвала ее мать с лестницы. – Мисс Тик пришла!

Вчера Тиффани попрощалась с Бабушкой Болит…

Высоко в холмах железные колеса старого пастушьего вагончика наполовину погрузились в почву. Толстобрюхая печка все еще стояла покосившись в траве и вся заржавела. Меловые холмы поглощали их, так же, как поглотили кости Бабушки Болит.

Сам вагончик был сожжен в день ее похорон. Ни один пастух не осмелился бы занять его, а тем более переночевать. Бабушка Болит так сильно завладела умами людей, что слишком трудно было ее заместить. День за днем, ночь за ночью, круглый год она была страной: ее лучшей пастушкой, ее мудростью и ее памятью. Как будто зеленая равнина обзавелась душой, расхаживающей в старых ботинках, в фартуке из мешка, курила старую вонючую трубку и поила овец скипидаром.

Пастухи говорили, что от проклятий Бабушки Болит небеса голубели. Они называли пушистые белые облачка «ягнятками Бабушки Болит». И хотя говорили они это со смехом, какая-то часть в них не смеялась.

Ни один пастух не осмелился бы жить в этой хижине, ни один.

Поэтому они похоронили Бабушку Болит в Мелу, срезав перед этим дерн, а затем вернули его на место, полив водой, чтобы и следа не осталось. Потом они сожгли вагончик.

Овечья шерсть, Бравый Мореход и скипидар…

…были запахами пастушьего вагончика и запахами Бабушки Болит. Такие вещи западают вам в самое сердце. Всего один вдох – и Тиффани снова оказалсь в тепле, тишине и покое вагончика. Она всегда приходила сюда, когда ей было грустно. А бабушка Болит всегда улыбалась ей, заваривала чай и молчала. И ничего плохого просто не могло произойти здесь, в этом пастушьем домике на колесах. Это была крепость, защищающая от всего мира. Даже сейчас, после ухода Бабушки, Тиффани любила бывать здесь.

Тиффани стояла на холме, обдуваемая ветром, и овечьи колокольчики перезванивались вдали.

– Я должна… – она прокашлялась. – Мне надо уехать. Я… я должна учиться настоящему ведовству и здесь нет никого, кто мог бы учить меня. Я должна… присматривать за холмами, как это делала ты. Я могу… колдовать, но я не понимаю, что делаю, и мисс Тик говорит – незнание может убить. Я хочу ни в чем тебе не уступать. Я вернусь! Я скоро вернусь! Я обещаю вернуться лучшей, чем я сейчас.

Голубая бабочка, снесенная порывом ветра, уселась на плече Тиффани, пару раз хлопнула крылышками и улетела.

Бабушка Болит не любила много разговаривать. Она собирала тишину, как другие собирали обрывки веревочек. Но своим молчанием она могла сказать все.

Тиффани подождала, пока слезы не высохли и спустилась с холма, оставив незатихающий ветер кружить в колесах и свистеть в печном дымоходе. Жизнь продолжалась.

Нет ничего необычного в том, что девочки в возрасте Тиффани идут «в услужение». Это значит работать прислугой у кого-нибудь. Обычно все начинали работать, помогая какой-нибудь одинокой старушке, которая не могла много платить, но поскольку это было ваше первое место, то и вы не многого стоили.

На самом деле Тиффани почти самостоятельно управлялась в их домашней молочной и ей лишь иногда помогали поднять большие фляги с молоком, поэтому ее родители удивились, что она вообще захотела пойти в прислуги. Но Тиффани объяснила, что так все делают. Так можно познакомиться с миром. Встретить новых людей. Никогда не знаешь, куда это приведет.

Это хитрое соображение склонило мать на ее сторону. У ее матери была богатая тетушка, которая когда-то устроилась работать посудомойкой, затем она стала горничной и так проделала весь путь наверх до экономки, вышла замуж за дворецкого и стала жить в роскошном доме. Хотя этот роскошный дом был не ее и занимала она там одну комнату, но она была почти как леди.

Тиффани не собиралась стать леди. Это была такая хитрость и мисс Тик тоже принимала в ней участие.

Поскольку денег за ведовство брать не разрешалось, ведьмы подрабатывали кто чем мог. Мисс Тик в основном маскировалась под учительницу. Она путешествовала со странствующими учителями, что переходили от одной деревни к другой и учили всех и всему в обмен на еду и поношенную одежду.

Это позволяло без опасений обходить всю округу, потому что люди в Мелу не очень-то доверяли ведьмам. Они думали, что ведьмы снимают подштанники и танцуют под луной. (Тиффани провела свое собственное расследование и с некоторым облегчением обнаружила, что можно быть ведьмой и без танцев. Нет, если вам так хочется, то пожалуйста, только надо хорошенько запомнить расположение крапивы, чертополоха и ежиков.)

Однако, если уж на то пошло, люди относились с подозрительностью и к странствующим учителям. Про них говорили, что они воруют кур и детей (что в каком-то смысле было правдой), и рассказывали, как учителя путешествуют от деревни к деревне в своих разноцветных фургончиках, одеваются в длинные балахоны с кожаными налокотниками и странные плоские шапочки, и разговаривают друг с другом на варварском наречии, которое никто больше не понимает, что-то вроде «Alea jacta est» и «Quid pro quo». Мисс Тик запросто могла сойти за одну из них. У нее была скрытная остроконечная шляпа, имевшая вид обычной черной соломенной шляпки с бумажными цветочками, пока вы не нажимали на потайную пружинку.

В последние год–два мать Тиффани была сильно удивлена и слегка обеспокоена неожиданной тягой Тиффани к учебе. Люди в деревне считали умеренное обучение неплохой штукой, но полагали также, что в излишних количествах оно может привести к перевозбуждению.

Затем, через месяц пришло сообщение: Готовься.

Мисс Тик заявилась на ферму в своей цветочной шляпке и поведала мистеру и миссис Болит об одной пожилой леди в горах, которая прослышав о незаурядной квалификации Тиффани в изготовлении сыров, желала предложить ей место у себя за четыре доллара в месяц, один выходной в неделю, отдельную кровать и недельные каникулы на Страшдество.

Тиффани знала своих родителей. Три доллара в месяц было немного маловато и пять долларов показалось бы подозрительно большой суммой, несмотря на то, что высокая квалификация заслуживала дополнительного доллара. И отдельная постель была очень неплохой прибавкой. Прежде чем часть старших сестер Тиффани покинули ферму, они спали по двое на кровати. Так что предложение было хорошим.

Мисс Тик произвела впечатление и слегка напугала родителей Тиффани, но они с детства привыкли верить, что другие люди, особенно употребляющие такие длинные слова, знают лучше, поэтому они согласились.

Тиффани случайно услышала, как они обсуждали этот вопрос между собой после того, как она ушла спать. Случайно услышать разговор на нижнем этаже довольно просто, если поставить перевернутый стакан на пол и прижаться к нему ухом.

Она услышала, как ее отец сказал, что Тиффани вообще нет необходимости уезжать.

Она услышала, как ее мать ответила, что девочкам всегда хочется поглядеть на мир, так что для ее же пользы побыстрее избавиться от этой идеи. К тому же она способная и голова на плечах есть. И кто знает, если она проявит старание, то глядишь, в один прекрасный день поступит в услужение к кому-нибудь знатному, как например тетя Хетти, и будет жить в доме с уборной.

Отец ответил, что нет разницы, где мыть полы.

Мать сказала, что в таком случае Тиффани все быстро надоест и через годик она вернется домой и, кстати, что такое незаурядная квалификация?

Это значит «незаурядное мастерство», подумала Тиффани про себя. У них был старый словарь, но мать никогда его даже не открывала, потому что один только вид всех этих слов пугал ее.

Вот так и получилось, что спустя месяц она завернула свои старые ботинки, которые успели поносить все ее сестры, в чистую тряпочку и уложила их в подержанный чемодан, купленный для нее матерью. Чемодан выглядел, как будто его сделали из картона или из виноградных шкурок, смешанных с ушной серой, и его надо было перевязывать веревкой.

Они попрощались. Тиффани немного поплакала, ее мать поплакала от души, и ее младший братишка Вентворт тоже поплакал в надежде, что ему перепадет конфетка. Отец Тиффани не плакал, он дал ей серебряный доллар и мрачно напомнил писать каждую неделю. Это было чем-то вроде мужской разновидности слез. Она попрощалась с сырами в сыроварне, с овцами в загоне и даже с котом Крысоедом.

И вот все домашние, за исключением сыров и кота, стояли в воротах и махали им – да, еще за исключением овец – до тех пор, пока Тиффани и мисс Тик не спустились в деревню по белой от мела тропинке.

Стояла тишина. Ее нарушали лишь звуки их шагов по кремнистой дорожке и несмолкаемая песнь жаворонка в вышине. Стоял август и было очень жарко. Новые ботинки жали.

– Я бы на твоем месте сняла их, – наконец сказала мисс Тик.

Тиффани села на обочине и достала старые ботинки из чемодана. Она даже не дала себе труда поинтересоваться у мисс Тик, откуда та знает о новых тесных ботинках. Ведьмы внимательны. Старые ботинки были намного удобнее, несмотря на то, что их прходилось носить с несколькими парами носков. Эти ботинки начали ходить еще до рождения Тиффани и стали мастерами своего дела.

– Увидим ли мы сегодня… маленьких человечков? – спросила мисс Тик, когда они продолжили свой путь.

– Не знаю, мисс Тик, – ответила Тифани. – Месяц назад я объявила им, что уезжаю. Летом у них обычно дел по горло. Но кто-нибудь из них всегда приглядывает за мной.

Мисс Тик быстро огляделась.

– Я ничего не вижу, – сказала она. – И не слышу.

– Вот верный признак, что они где-то поблизости, – ответила Тиффани. – Когда они рядом, все затихает. Но пока вы со мной, они не покажутся. Карги их немного пугают. Это ведьмы по ихнему, – быстро добавила она.

Мисс Тик вздохнула.

– Когда я была маленькой девочкой, мне так хотелось увидеть пиктси. Я ставила им блюдечки с молоком. Лишь позже я поняла, что несколько заблуждалась.

– Да уж, им надо наливать чего-нибудь покрепче, – согласилась Тиффани.

Она глянула на ограду и ей показалось, что там мелькнула рыжая шевелюра. И она немного нервно улыбнулась.

Тиффани побывала, хоть и в течении нескольких дней, королевой фей, насколько это вообще возможно для людей. Разумеется, называли ее не королевой, а кельдой, и обозвать в лицо Нак Мак Фиглов феями означало неминуемую драку. С другой стороны, Нак Мак Фиглы всегда искали повод подраться. Когда же не находилось никого, с кем они могли бы сразиться, они нападали друг на друга. Если же фигл пребывал в одиночестве, он мутузил себя по носу, чтобы не потерять сноровку.

Технически, они происходили из Страны Фей, но их вышвырнули оттуда, похоже, что за беспробудное пьянство. И теперь, раз уж вы были их кельдой, они никогда не забудут об этом…

…и всегда будут где-то поблизости.

Один из них всегда околачивался на ферме или кружил на ястребе высоко над меловыми землями. Они приглядывали за ней, помогали и защищали ее, хотелось ли ей этого или нет. Тиффани старалась быть с ними вежливой, насколько это возможно. Она запрятала свой дневник на дно ящика в комоде и заделала все щели в уборной и между половицами в своей спальне мятой бумагой. В конце концов, они были маленькими мужчинами. Тиффани была уверена, что они старались не попадаться ей на глаза, чтобы не мешать, но она научилась их замечать.

Они исполняли желания – не те три волшебных желания фей, что всегда плохо заканчиваются, а обычные каждодневные желания. Нак Мак Фиглы были удивительно сильными, бесстрашными и невероятно быстрыми, но до них как-то не доходило, что зачастую люди говорят не то, что думают на самом деле. Однажды в молочной Тиффани сказала: «Был бы мой нож для нарезки сыра поострее…» и не успела она закончить предложение, как в стол уже был воткнут самый острый нож ее матери.

Пожелание, чтобы дождь закончился, было, скорее всего, безопасным, потому что фиглы не умеют колдовать по-настоящему. Но ей пришлось учиться осторожности, чтобы не пожелать ничего такого, что могут исполнить маленькие, решительные, сильные, бесстрашные и быстрые мужчины, всегда готовые дать пинка любому, был бы повод.

Желания приходилось обдумывать. Ей и без того никогда не пришло бы в голову заявить: «Хочу замуж за прекрасного принца», но она знала, что пожелай такое и в один прекрасный день обнаружишь за дверью оглушенного принца, связанного священника и радостно ухмыляющихся Нак Мак Фиглов, готовых стать свидетелями.

Поэтому ей приходилось обдумывать каждое слово. Но фиглы могли оказаться полезными в трудную минуту и она стала оставлять для них всякие вещицы, ненужные дома, но которые могли пригодиться маленькому народцу, например, крошечные ложечки для горчицы, булавки, суповую миску, из которой получилась бы чудная ванна для фиглов. На случай, если намек не будет понят, кусочек мыла. Мыло фиглы не крали.

В последний раз она поднималась высоко в меловые холмы, чтобы спуститься в древний курган, где жили пиксти, на свадьбу Роба Всякограба – Большого в клане и Дженни с Долгого Озера. Дженни должна была стать новой кельдой и провести всю оставшуюся жизнь в кургане, обзаводясь детишками, как пчелиная матка.

На праздник собрались фиглы со всех кланов, потому что если и есть такое, что фиглы любят больше гулянок, так это гулянки от всей души. И если есть такое, что фиглы любят больше гулянок от всей души, так это гулянки, на которых не надо платить за выпивку. Честно говоря, Тиффани чувствовала себя немножко не в своей тарелке, ведь она была раз в десять выше самого высокого фигла. Но обходились с ней хорошо и Роб Всякограб, прежде чем упасть лицом в пудинг, произнес длинную речь, называя ее «наша дивна мальца великуча карга».

Было очень жарко и шумно, но она вместе со всеми одобрительно закричала, когда Дженни переволокла Роба через крохотное помело, лежащее на полу. По традиции, жених и невеста должны вместе перепрыгнуть через него, но по такой же традиции, ни один уважающий себя фигл не позволил бы себе остаться трезвым на собственной свадьбе.

Потом ее предупредили, что ей не мешало бы уйти, так как сейчас начнется традиционная потасовка между кланом невесты и кланом жениха, которая может продлиться до пятницы.

Тиффани поклонилась Дженни, как обычно поступают карги, и хорошенько оглядела ее. Дженни была маленькая, приветливая и очень хорошенькая. Но глазки у нее сверкали, а подбородок был гордо вздернут.

Девушки Нак Мак Фигл были редки и они росли, зная, что когда-нибудь станут кельдами. У Тиффани появилось предчувствие, что Робу Всякограбу предстоит узнать много интересного о семейной жизни.

Потом она будет вспоминать о них с сожалением, но не слишком сильным. В известном смысле они были славными ребятами, но спустя какое-то время начинали дейстовать на нервы. К тому же ей уже исполнилось одиннадцать и она чувствовала, что после определенного возраста не стоит лазить в норы, чтобы поболтать с маленькими человечками.

Кроме того, Дженни наградила ее довольно ядовитым взглядом. Тиффани без труда поняла, что он означал. Когда-то Тиффани была кельдой клана, правда, совсем недолго. Она обручилась с Робом Всякограбом, хотя это было не более, чем уловкой. Дженни прекрасно все это знала. И ее взгляд говорил: Он мой. Это место мое. Я не хочу тебя здесь. Убирайся!

Тиффани и мисс Тик шли по тропинке, окруженные тишиной, потому что все обычные козявки, стрекочущие в изгороди, затихали, когда поблизости находились фиглы.

Они добрались до маленькой зеленой деревушки и сели, дожидаясь повозки, которая передвигалась чуть быстрее пешехода и ей требовалось пять часов, чтобы добраться до селения Двурубахи, где – как полагали родители Тиффани – они сядут в большую карету, следующую дальше в горы.

Тиффани уже различала ее на дороге, как послышался стук копыт. Она повернулась посмотреть и ее сердце словно подпрыгнуло и утонуло одновременно.

Это был Роланд, сын барона, верхом на породистом черном скакуне. Он спрыгнул, прежде чем конь остановился и в смущении застыл.

– Ах, какой чудесный и интересный кусок… камня вон там, – пропела мисс Тик приторно-сладким голосом. – А не пойти ли мне и не поглядеть на него?

Тиффани была готова ущипнуть ее за это.

– Ээээ, значит ты уезжаешь, – пробормотал Роланд, когда мисс Тик поспешно удалилась.

– Да, – ответила Тиффани.

Похоже было, что Роланд мог вот-вот взорваться от нервозности.

– Это для тебя. Мне ее сделали, ээээ, там, в Йелпе. – Он вытащил пакет, завернутый в мягкую бумагу.

Тиффани взяла его и осторожно положила в карман.

– Спасибо, – сказала она и сделала маленький книксен. По правилам так и полагалось поступать при встрече со знатью, но Роланд лишь покраснел и начал заикаться.

– По-по-потом откроешь его, – сказал Роланд. – Надеюсь, тебе понравится.

– Спасибо, – ласково ответила Тиффани.

– А вот и повозка. Эээ… Не упусти ее.

– Спасибо, – повторила Тиффани и присела еще раз, теперь уже ради производимого эффекта. В этом было что-то жестокое, но иногда без этого не обойтись.

Упустить повозку было не так-то и просто. Если быстро побежать, то можно спокойно обогнать ее. Она ехала так медленно, что, казалось, останавливалась сама по себе. Сидений в повозке не было. Возчик каждый день объезжал окрестные деревни, забирая посылки, и, время от времени, попутчиков. Надо было просто поудобнее устроиться между ящиков с фруктами и рулонами ткани.

Тиффани села сзади. Она свесила ноги в старых ботинках через край и болтала ими. А повозка тем временем тащилась по ухабистой дороге.

Мисс Тик сидела рядом с ней, и ее черное платье очень скоро побелело от мела.

Тиффани заметила, что Роланд не садился на коня, пока повозка почти что не скрылась с виду.

И она знала мисс Тик. Вопросы просто рвались у той с языка, потому что ведьмы ненавидят пребывать в неведении. Что же, как и следовало ожидать, лишь только деревня осталась позади, мисс Тик немного поерзала, покашляла и спросила:

– Разве ты не собираешься открыть его?

– Кого открыть? – спросила Тиффани, глядя в сторону.

– Он тебе подарок дал, – ответила мисс Тик.

– Я думала, вы пошли изучать интересный камень, мисс Тик, – осуждающе сказала Тиффани.

– Ну, он был не настолько интересным, – без малейшей запинки ответила мисс Тик. – Так что, откроешь?

– Попозже, – сказала Тиффани.

Ей не хотелось обсуждать Роланда в данную минуту, да и вообще не хотелось, если честно.

На самом деле, она его вовсе не недолюбливала. Она нашла его в стране Королевы Фей и некоторым образом спасла, хотя он почти все время был без сознания. Такое бывает, когда нарываешься на раздраженных Нак Мак Фиглов. И конечно же, хотя никто из них ни словечка не соврал, дома все поверили, что это он спас ее. Разве может девятилетняя девочка, вооруженная сковородкой, спасти тринадцатилетнего мальчика с мечом.

Тиффани особо и не возражала. Зато никто не задавал ей вопросы, на которые она либо не хотела отвечать, либо вовсе не знала, что ответить. Но Роланд… он взял за привычку околачиваться поблизости. Она постоянно сталкивалась с ним на прогулках, чаще, чем это обычно бывает, и он всегда посещал все те деревенские события, что и она. Он был вежливым, но ее раздражал его вид побитого спаниеля.

Следовало признать – не без некоторого усилия – что он стал менее глупым, чем был раньше. С другой стороны, уж слишком много ее было поначалу, глупости.

Затем она подумала, Конь, и удивилась, почему это пришло ей в голову, пока не осознала, что смотрит на холмы перед собой, устремившись мыслями в прошлое…

– Никогда такого не видела, – сказала мисс Тик.

Тиффани обрадовалась ему, как старому другу. С этой стороны холмов Мел довольно круто поднимался над равниной. Впереди была небольшая впадина, чашей спускающаяся вниз, и на ее склоне был вырезан рисунок. Дерн сняли вдоль линий таким образом, что получился белый контур животного.

– Это Белый Конь, – сказала Тиффани.

– Почему его так называют? – спросила мисс Тик.

Тиффани посмотрела на нее.

– Потому что мел белый? – предположила она, с трудом сдерживаясь, чтобы не намекнуть на некоторую тупость мисс Тик.

– Нет, я спрашиваю, почему это называется конь? На коня не похоже. Это всего лишь… текучие линии…

…которые как будто двигаются, подумала Тиффани.

Люди говорили, что еще в стародавние времена их вырезали те, кто возводил круги из стоячих камней и хоронил своих покойников в больших курганах. Они вырезали на склоне маленькой зеленой впадины Коня, что был в десять раз больше живого. И если вы смотрели на него не в том расположении ума, то он казался не похожим на коня. А ведь они должны были знать, как выглядят лошади. Они разводили лошадей и видели их каждый день и их нельзя было считать глупыми лишь за то, что они жили много лет назад.

Как-то раз, когда они возвращались с овечьей ярмарки, Тиффани спросила отца, почему конь так выглядит, и он рассказал ей то, что рассказала ему Бабушка Болит, когда он был маленьким. Он повторил слово в слово то, что она сказала ему и сейчас Тиффани тоже повторила эти слова:

– Это не изображение коня, – сказала Тиффани. – Это то, что конь есть.

– О, – ответила мисс Тик. Но поскольку она была не только ведьмой, но и учительницей, то просто не смогла удержаться и добавила: – Интересно, на самом деле считается, что белых лошадей нет. Их называют серыми[1].

– Я знаю, – сказала Тиффани. – Но вот этот конь – белый, – решительно добавила она.

На какое-то время мисс Тик удовлетворилась и замолчала, но было заметно, что она о чем-то размышляет.

– Ты очень расстроена, что уезжаешь из Мела? – спросила она, покачиваясь в дребезжащей повозке.

– Нет, – ответила Тиффани.

– В этом нет ничего плохого.

– Спасибо, но я не расстроена, – ответила Тиффани.

– Если ты хочешь немножко поплакать, совершенно не обязательно притворяться, что тебе что-то попало в глаз или…

– Я в полном порядке, – ответила Тиффани. – Честно.

– Видишь ли, если ты будешь хранить в себе такие вещи, тебе станет хуже позднее.

– Я ничего не держу в себе, мисс Тик.

На самом деле Тиффани немного удивлялась, что не плачет, но говорить об этом с мисс Тик ей не хотелось. Тиффани оставила у себя в голове немножко места, чтобы выплакаться, но слезы не шли. Может быть потому, что она собрала все свои переживания и оставила их там на холме, возле пузатой печурки.

– И конечно же, если ты хоть на минутку почувствуешь себя подавленной, ты всегда можешь развернуть этот подарок… – не унималась мисс Тик.

– Раскажите мне о мисс Левел, – перебила ее Тиффани.

Она ничего больше не знала о леди, к которой направлялась, только ее имя и адрес. Но такой адрес, как «Мисс Левел, Дом в Лесу около Сухого Дуба, что по тропинке Заблудшего высоко на Выступе. Если нет дома, то оставлять письмо в старом ботинке около двери», звучал многообещающе.

– Ах, Мисс Левел, да, – сдалась таки мисс Тик. – Эээ. Не такая уж она и старая на самом-то деле, но по ее словам, третья пара рук на подхвате ей не помешают.

Даже у мисс Тик бывают оговорки.

– Значит с ней уже кто-то живет? – спросила Тиффани.

– Эээ… нет. Не совсем, – ответила мисс Тик.

– Значит у нее четыре руки? – продолжала Тиффани.

Что-то в голосе мисс Тик говорило о том, что ей очень не хотелось распространяться на данную тему.

Мисс Тик вздохнула. Трудно разговаривать, когда тебя так внимательно слушают. Это сбивает с толку.

– Давай подождем, пока ты сама ее не увидишь, – ответила она. – Что бы я тебе не объясняла, все равно ты запутаешься. Но я уверена, вы с ней поладите. Она очень милая и она изучающая ведьма. Она держит пчел – и еще коз, чье молоко так полезно из-за своих гомогенизированных жиров.

– Чем занимается изучающая ведьма? – поинтересовалась Тиффани.

– О, это очень древнее ремесло. Она разрабатывает новые заклинания по образцу старых. Ну ты, наверное, слышала всю эту дребедень вроде «возьмите ухо летучей мыши и лягушачью лапку»? Толку от них никогда не было, но мисс Левел полагает: все это потому, что неизвестно, лапку какой именно лягушки надо взять…

– Простите, но я не собираюсь никому помогать резать невинных лягушек и летучих мышей, – отрезала Тиффани.

– Ох, нет, никого она не убивает! – быстро ответила мисс Тик. – Она берет животных, умерших своею смертью: тех которых задавили или кто покончил собой. Лягушки так часто впадают в депрессию.

Повозка медленно катилась по белой пыльной дороге, пока не скрылась из вида.

Ничего не происходило. Где-то в вышине пели невидимые жаворонки. Воздух был наполнен семенами трав. Высоко, в меловых холмах, блеяли овцы.

Затем что-то прошло по дороге. Оно двигалось как маленький замедленный вихрь и заметить его можно было лишь по поднимаемой им пыли. Двигаясь, оно издавало звуки, как будто жужжал рой мух.

Вскоре оно тоже скрылось за холмами…

Спустя какое-то время, внизу в траве чей-то голос произнес:

– Ах, кривенс! Он за ней обертается, таки да!

Второй голос ответил:

– Нечто стара карга его не заметит?

– Чегось? Учителка? Да разве ж она пристойна карга!

– У нее под цветиками остроконечна шляпа, Величий Ян, – несколько неодобрительно ответил второй голос. – Я-то сам зрил. Стоит ей тиснуть мальцу пружинку, как конец и выскочит.

– Ох, айе, Хаммиш, но осмелюсь заметить, что читать да писать она дюже гарно могет, но ведать о том не ведает, чего в книжках не понаписано. А я сам не сунусь, покеда она тут околачивается. Она из тех, что все на бумагу перекладает! Гэтьски к кельде!

Много было причин, по которым Нак Мак Фиглы с Меловых холмов ненавидели всякую писанину, но самая главная заключалась в том, что все написанное оставалось навсегда. Написание слов продляло им жизнь. Скажешь какую мысль и вдруг какой отвратец ее запишет, и кто его знает, что он потом будет делать с этими словами? Это все равно, что прибить свою собственную тень к стене!

Но с приходом новой кельды повеяло новыми веяниями. Так и должно быть. Иначе клан разленится и перестанет учиться чем-либо новому.

Кельда Дженни происходила из клана фиглов Долгого Озера, что высоко в горах, и они умели писать. Поэтому Дженни не видела оправданий для своего мужа. И Роб Всякограб обнаружил, что уж Дженни-то кельда настоящая.

Пот капал с его лба. Как-то раз он один на один сразился с волком и поборол его. И он с радостью схватился бы с ним снова, да еще и с закрытыми глазами и с привязанной за спиной рукой, лишь бы не заниматься письмом.

Робу уже удалось освоить первые два правила писания, в той мере, как он их понимал:

1. Украсть бумагу;

2. Украсть карандаш.

К несчастью, правил было намного больше.

И сейчас он сжимал в руках огрызок карандаша, сопротивляясь братьям, подталкивающим его к прикрепленному к стене листу бумаги (это был старый счет за овечьи колокольцы, украденный на ферме). Остальные члены клана в священном ужасе взирали на происходящее с идущих вдоль стен галерей.

– Мабудь я зачну с чего полегше, а? – протестовал он, упираясь изо всех сил. Его пятки оставляли следы в земляном полу кургана. – Мабудь я зачну с этих запятулек или окончательных точек…

– Ты, Роб Всякограб, Большой клана, так что тебе первому писать, – сказала Дженни. – Не можно мне мужа иметь, что даже свое имя написать не умеет. Я ведь показывала тебе буквы, так?

– Айе, жинка, эти меркзие, петлячие, кривые загогулины! – прорычал Роб. – Не доверяю я этой буквице «Й», она явно что-то замышляет! Вона жалом обзавелась!

– Прижими карандаш к бумаге, я скажу тебе, что делать, – скомандовала Дженни, складывая на груди руки.

– Айе, но от этой писанины одни беды, – пробормотал Роб. – Слово, что записано было, может погибель навлечь!

– Никшни, хватит уже! Это так просто! – отрезала Дженни. – Даже детишки большаков справляются, а ты целый взрослый фигл!

– Записанные слова продолжают говорить и после смерти их сказавшего! – ответил Роб Всякограб, размахивая карандашом, будто отгоняя злых духов. – И речи не смей, что это справно!

– А, так ты перелякаешься букв, вот оно что? – проворно сказала Дженни. – Вот и ладушки. Все велики мужчины чего-то да перелякаются. Вулли, забери у него карандаш. Нельзя потребовать от мужчины, чтобы он узрился в лицо своим страхам.

В полной тишине Вулли Валенок отобрал карандаш у своего брата. Маленькие глазки-бусинки всех фиглов были направлены на Роба Всякоргаба. Его кулаки сжимались и разжимались. Он тяжело дышал, не отводя глаз от чистого листа бумаги. Наконец, Роб выпятил подбородок.

– Айе, ну ты и крррута жинка, Дженни Мак Фигл! – сказал он. Роб поплевал на ладони и выхватил карандаш у Вулли Валенка. – А ну дай сюды это орудие погибели! Эти буквецы и понять не встигнут, чего их там написало!

– Ты мой храбрец! – ответила Дженни, глядя на изготовившегося к бою Роба. – Вот и гарно. Значит, первая буква, это буква Р. Та, что будто подбоченилась, помнишь?

Собравшиеся фиглы наблюдали за Робом Всякограбом, который, высунув язык и яростно фыркая, двигал карандашом, выписывая петли и линии букв. После каждой написанной буквы он выжидающе поглядывал на кельду.

– Ну вот и все, – наконец сказала она. – Гарная попытка!

Роб Всякограб сделал шаг назад и критически оглядел запись.

– Вот это? – сказал он.

– Айе, – ответила Дженни. – Ты написал свое имя, Роб Всякограб!

– Теперя я в тюрьму пойду? – спросил Роб.

За спиной Дженни раздалось вежливое покашливание, принадлежащее Жабу. Другого имени у него не было, потому что у жаб имен вообще нет. Несмотря на происки темных сил, что побуждают людей думать иначе, не было еще жабы, которую называли бы, например, Томми. Такого просто не бывает.

Когда-то давно он был адвокатом (адвокатом для людей, жабы как-то обходятся без них). Его превратила в жабу сказочная крестная фея, которая намеревалась превратить его в лягушку, но не совсем ясно понимала разницу между ними. Теперь он жил в фигловском кургане и ел червей и помогал им разбираться с делами, требующими сложных умозаключений.

– Я уже говорил тебе, Роб Всякограб, только оттого, что ты напишешь свое имя, неприятностей не будет. В словах «Роб Всякограб» нет ничего противозаконного. Если конечно, – тут Жаб хихикнул, – ты не призываешь к действию.

Никто из фиглов не рассмеялся. Фиглы предпочитали более смешные шутки.

Роб Всякограб рассматривал кривую надпись.

– Так вот оно и есть мое прозвание, айе?

– Совершенно точно, мистер Всякограб.

– Ну поганного пока что ничего не сотворилось, – заметил Роб. Он подошел поближе к листу бумаги. – А откель те ведомо, что то мое прозвание?

– С подмогой того, что чтением прозывают, – ответила Дженни.

– Это когда все эти буквицы балакают у тя в башке? – спросил Роб.

– В точку! – сказал Жаб. – Но мы решили, что тебе лучше начинать с более физической стороны процесса.

– Мабудь с мя писанины хватит, а читать кто другой будет? – спросил Роб без особой надежды.

– Нет, мой мужчина начуится и тому, и другому, – ответила Дженни, снова складывая руки. Когда женщина фигл складывала руки, то дело было безнадежным.

– Ах, что за беда мужчине, коли жинка его с жабой стакнется, – сказал Роб, качая головой. Но когда он повернулся глянуть на надпись, на его лице была написана гордость.

– Так значит, это мое прозвание? – ухмыльнулся он.

Дженни кивнула.

– Прямо здесь, само по себе, а не на объявленке «Разыскивается» или что-то в таком духе. Мое прозвание, написанное мною самим.

– Да, Роб, – сказала кельда.

– Под моим пальцем мое прозвание. И никакой отвратец ничего не сможет с ним сотворить? Оно в целости и сохранности?

Дженни кинула взгляд на Жаба, который лишь пожал плечами. Это была обычная реакция тех, кто знал, что все мозги в кланах Нак Мак Фиглов доставались женщинам.

– У мужчина могет быть репутация, только когда прозвание его никто потрогать не сможет, – сказал Роб Всякограб. – Это сурьезная магия, это…

– Буква «Р» повернута не в ту сторону и ты пропустил буквы «В» и «О», – вставила Дженни, потому что это забота жены не дать мужу лопнуть от гордости.

– Ах, жинка, откель же мне ведать, какой рукой она подбоченивается, – ответил Роб, рассеяно взмахнув рукой. – Рази можно им доверять. Таки вещи кажному истиному писаке ведомы. Сегодня она подбоченивается этой рукой, а завтра возьмет и подбочениться другой.

И он радостно улыбнулся своему имени.

– Чую я, что с этими «Я» ты неправа, – продолжил он. – Чую, что тама должно идти В – С – Е – К – О… Это В… Сее… КооГо… Грабь, поняла? Вот так будет со смыслом!

Он сунул карандаш себе в волосы и дерзко взглянул на нее.

Дженни вздохнула. Она выросла в окружении семи сотен братьев и знала, каким образом крутятся их мозги – зачастую очень быстро, но в то же время совершенно не в том направлении. И если им не удавалось приноровить свои мысли к окружающей действительности, они приноравливали действительность под них. Мать всегда советовала ей не спорить в таких случаях.

На самом деле, в клане Долгого Озера не все фиглы умели бегло читать и писать, таких было всего фиглов шесть. К этим занятиям относились как к каким-то странным и курьезным развлечениям. В конце-то концов – какой тебе от них толк, когда ты вылез утром из кровати. Разве они нужны, чтобы поймать форель или кролика, или чтобы найти выпивку? Ветер не прочитаешь и на воде не напишешь.

Но записанные слова сохранялись. Это были голоса фиглов, умерших много лет тому назад, голоса тех, кто видел странные вещи, кто делал странные открытия. Отношение к записям зависило от того, насколько пугающими они вам казалось. Клан Долго Озера одобрительно относился к записям. И Дженни хотела для своего нового клана всего самого лучшего.

Начинающей кельдой быть нелегко.

Ты приходишь в чужой клан в сопровождении нескольких братьев – твоих телохранителей, выходишь замуж и начинаешь новую жизнь в клане мужа. И нельзя позволять себе на этом зацикливаться, а то измучаешься.

Дома, на Долгом озере, она могла хотя бы с матерью поговорить, но кельдам дорога домой была заказана.

Если не считать братьев – телохранителей, кельда была совсем одна.

Дженни страдала от одиночества, тосковала по дому и страшилась будущего, и все это привело ее к ошибке…

– Роб!

Хамиш и Величий Ян кубарем ввалились в замаскрированный под кроличью нору вход в курган.

Роб Всякограб недовольно посмотрел на них.

– Ваще-то мы тут литьратурными изысками займаемся, – сказал он им.

– Ага, Роб, только следили мы, чтоб мальца велича карга отбыла в сохранности, как ты и наказал. Так вот, за ней роитель гонится! – затараторил Хамиш.

– Да ты чего? – Роб выронил карандаш. – Я и не слыхивал, что они на этом свете бывают!

– Ох, айе, – ответил Величий Ян. – У мя от его зуда аж зубы разболелись!

– А ты ее не предупредил, дурачина? – спросил Роб.

– Там с ней была стара карга, Роб, – ответил Величий Ян. – Учителка.

– Мисс Тик? – поинтересовался Жаб.

– Айе, та, у которой пика, як скисшая сметана, – пояснил Величий Ян. – И ты сам наказывал, чтоб мы на очи не казалися, Роб.

– Айе, пропасть, но тут совсем иное… – начал было говорить Роб Всякограб, но запнулся.

Ему не так уж долго довелось побыть женатым мужчиной, но семейная жизнь способствует быстрому развитию у мужей изрядного количества дополнительных чувств, намертво встроенных в мозги. И одно из этих чувств подсказывало Робу, что он серьезно влип.

Дженни постукивала ножкой о пол. И ее руки были сложенны на груди. И еще она улыбалась той особой улыбкой, которую быстро осваивают молодые жены, и эта улыбка говорила: «Да, ты влип и я не собираюсь облегчать тебе жизнь…»

– Таки что вы там речете о мальца великучей карге? – спросила она тихим и смиренным голоском мыши, прошедшей обучение в Колледже, где готовят грызунов-убийц.

– О, а, ах, ну, айе… – начал Роб с упавшим лицом. – Да не турбуйся, миленька. Мы про ту, что на нашей свадьбе была, айе. Что кельдой нашей была денек-другой. Это Стара Матушка, прежде чем в Земли Живых возвертаться, заставила ее клятву дать, – добавил он на случай, вдруг упоминание о том, что это было волей ушедшей кельды, утихомирит готовую разразиться бурю. – И до того ж она карга нашенская, то приглядывать за ней дело справное…

Роб Всякограб сник и замолчал, заметив выражение лица Дженни.

– Настоящей кельдой только та станет, что выйдет замуж за Большого клана, – сказала Дженни. – Вот как я вышла за тя, Роб Всякограб Фигл. И рази ж я те не гарна жинка?

– Да просто чудная, – забормотал Роб. – Но…

– А сразу на двух ты женатым быть не могешь, потому что это багатоженство, верно? – продолжала Дженни опасно ласковым тоном.

– Ах, да где ж тут богатство-то? – ответил Роб Всякограб, в отчаянии озираясь по сторонам в поисках спасения. – Это ж только на время, и она всего лишь мала дивчинка, и соображала она неплохо…

– Это я хорошо соображаю, Роб Всякограб, и это я кельда клана, не так ли? И двух кельд быть не могет! Так что хорош бегати за велик мальца дивчинкой. Что за стыд! Уверена, не сподобется ей, коли Велич Ян увсе время на нее вытаращиваться будет.

Роб Всякограб повесил голову.

– Айе… Но…

– Что но?

– Ее преследует Роитель.

Последовала долгая пауза, прежде чем Дженни сказала:

– Ты уверен?

– Айе, кельда, – ответил Велич Ян. – Кто хоть раз почует его жужжание, никогда его не позабудет.

Дженни прикусила губу и чуть побледнела. Затем она сказала:

– Не ты ли рек, что из нее могутная карга получится, Роб?

– То так, но никто еще не выжил, кто Роителя повстречал! Не можно его ни убить, ни остановить, ни…

– Рази не сказывал ты, как велика мальца дивчинка боролась с самой Кралевой и перемогла? – продолжала Дженни. – Насувала ей сковородкой, сам сказывал. Так значит, она свое дело знает, айе? Коли она справная карга, то справится сама. Каждый должен сам испити свою чашу до дна. Что бы за ней не гналось, ей придется встретиться с этим лицом к лицу. И если она этого не могет, то ничего она и не стоит.

– Айе, но Роитель хужее, чем… – начал Роб.

– Она отправилась учиться каргованию у других карг, – отрезала Дженни. – Мне же предстоит учиться кельдованию у самой себя. И те только остается надеяться, Роб Всякограб, что она выучится также швыдко, как и я.



Помоги Ридли!
Мы вкладываем душу в Ридли. Спасибо, что вы с нами! Расскажите о нас друзьям, чтобы они могли присоединиться к нашей дружной семье книголюбов.
Зарегистрируйтесь, и вы сможете:
Получать персональные рекомендации книг
Создать собственную виртуальную библиотеку
Следить за тем, что читают Ваши друзья
Данное действие доступно только для зарегистрированных пользователей Регистрация Войти на сайт