Книга Тьма на ладони онлайн

1

Прохладная капля коснулась щеки. Послышался тихий шелест.

Воздух, и без того зябкий, наполнился чем-то холодным. Наверно, дождем. Мелкие капли забарабанили по земле.

Я открыл глаза. И в самом деле дождь. Правда, под очень странным углом. Слева направо.

От мозгов сейчас никакого проку. Рыхлый соевый творог, а не мозги. Впрочем, как и всегда. Лишь поймав себя на этом, я понял, что происходит. Я лежу ничком посреди улицы. Моя голова, набитая соевым творогом, валяется на тротуаре. Губы впечатаны в шершавый асфальт. Если высунуть язык, можно узнать, каков на вкус тротуар, истоптанный тысячами пешеходов.

Леденящая сырость и дорожный асфальт. Стискивают меня сверху и снизу, как сэндвич, до самых костей. Я, кажется, весь дрожу. Но не в силах пошевелиться. И все из-за боли. Дикой утренней боли, что раскалывает голову всякий раз, если я накануне надираюсь до полной отключки.

С трудом прихожу в себя. Хочется встать. Но слушается только верхняя половина тела. Я сажусь на асфальт, опираюсь спиной о железные ограждения тротуара и с трудом перевожу дух.

На часах – без малого пять.

Вдалеке гремит гром. Как по команде, дождь заряжает громче и чаще. Легкая морось превращается в ливень. Очень скоро исчезают последние светлые островки на асфальте. Как и на моем плаще.

Чьи-то длинные ноги шагают на фоне стальных жалюзи караоке-бара. Худой, стройный негр. Проходит мимо спокойно, не раскрывая зонта и даже не взглянув на меня. За ним, весело щебеча и прикрывая головы сумочками, пробегает стайка девиц.

Промокая все больше, я сижу на тротуаре и разглядываю струи дождя. Утренний мартовский ливень с каждой минутой сильнее. Вода уже бежит по улице ручейками. Там, где недавно лежала моя голова, образовалась небольшая запруда. Не очнись я вовремя – запросто мог бы захлебнуться и утонуть. Утопленник на Роппонги^[1]. Такого еще не случалось! Редкий шанс прославиться, черт меня побери… Я усмехнулся. Невесело, но достаточно громко: молодой мужчина в приличном костюме скользнул по мне взглядом, как по куче мусора на обочине, и ускорил шаг.

Я поднял голову. Небо еще темное, но уже не ночное. В приоткрытый рот закапала вода, кислая от городской пыли. Впрочем, даже такая вода сейчас очень кстати.

– Ты еще здесь? Ну даешь! – различаю я чей-то голос в дожде. – Нашел где загорать!

Я обернулся. Говоривший стоял на проезжей части и держал за руль мотоцикл. Первым делом я оценил технику. Здоровая махина кубов на девятьсот с логотипами «Фулл-каул» и «Дукати» вдоль корпуса. Когда-то я тоже рассекал на мотоцикле. Сегодня, даже заполучи я такую итальянскую игрушку в подарок, мне было бы просто не до нее.

Я перевел взгляд на водителя. Несмотря на хрупкую комплекцию, тот, похоже, неплохо управлялся с такой мощной железякой. Лица под шлемом я не разобрал, но в голосе звучала усмешка. И тут я наконец понял, кто это. Девица из вчерашнего бара. Платье сменила на кожаные куртку с брюками. И переобулась в тяжелые ботинки.

В мутной кашице мозга заворочались воспоминания. Может, кучка мокрого мусора, которую я сейчас из себя представляю, задолжала этой девице какие-то деньги?

– Ты что тут делаешь? – снова спросила она.

– Так… Отдохнуть немного решил. А у тебя что, работа закончилась?

Она кивнула.

– Эй! А ты вообще кто такой?

– Ты вчера то же самое спрашивала. Разве я не сказал?

За стеклом шлема ясно причиталась улыбка. Девица крутанула акселератор, и двигатель несколько раз проревел вхолостую.

– Но ты ведь не пампи^[2], правда?

– Пампи?

– Ну, не простой чувак из толпы?

– Увы, – покачал я головой. – К сожалению, я как раз, э-э… пампи. Видок сейчас паршивый, не спорю. Но вообще-то – обычный салариман^[3], каких миллионы. Вот, сейчас в контору попрусь, как положено…

Я не врал: на сегодня так все и было. А что со мной будет через полмесяца, ей знать вовсе не обязательно.

– Ха! Правда, что ли? – Она язвительно усмехнулась. – А по виду не скажешь! Какой-то странный. Может, ты из якудзы?

Я посмотрел на нее:

– С чего ты взяла?

– По запаху чую. Забыл, что с тем парнем устроил?

Вчерашние события в баре вспоминались бессвязными отрывками. Точно, подсел ко мне какой-то парень. Молодой негр с бицепсами. Но что было дальше – не помню, хоть тресни.

– Ах да. Был один, кажется… Накачанный такой. Вылитый Майк Тайсон.

В шуме дождя я различил ее смех.

– «Кажется»? Вообще-то его так и звали – Майк. Ты что, больше вообще ничего не помнишь?

– Не-а… Дальше все как отрезало. У меня так бывает, когда напьюсь.

– И часто?

Я покачал головой:

– Иногда. Раз в неделю примерно.

– Ничего себе «иногда»! Хотя если пить как лошадь – может, это и нормально…

– Кстати, я счет оплатил?

Обычно с такими вещами у меня проблем нет, как бы я ни надрался. Вечно кто-нибудь да напомнит. Скоро, правда, таких напоминалыциков вокруг не останется. И беспокоиться будет не о чем.

– Ну да, – кивнула она. – Только потом сразу в осадок выпал. Если пампи валяется на улице в пять утра – это даже не каракатица, а кое-что похуже. Может, тебе притормозить?

– Каждая каракатица по-своему пятится… Но ты, пожалуй, права. Стоит притормозить. Пока не стал кое-чем похуже.

– Ну вот, научишься – тогда и заходи. Пока! Мотор взревел, и я крикнул:

– Осторожней на поворотах, хозяйка!

– Ты тоже не простудись, клиент!

Лукаво улыбнувшись, она помахала рукой. И мотоцикл унес ее под дождем к перекрестку Роппонги.

Я проводил глазами облачко выхлопных газов и, пошатываясь от холода и головной боли, поднялся на ноги. Только теперь я вдруг обнаружил, что пропал галстук. Наверно, куда-то выкинул. Проверил деньги в карманах. Несколько десяток сгинули, осталось лишь несколько тысяч иен^[4].

Такси я поймал сразу: просто выловил первое из вереницы таких же. Спасибо экономическому застою. Даже в таком вавилоне, как Роппонги, таксисты охотятся за клиентом круглые сутки.

– До Готанды!^[5] – сказал я водителю.

– Господин пассажир, – отозвался тот, включая счетчик, – вы бы плащик-то сняли. Все сиденье промокнет.

Спорить не было сил. Я уже собрался выполнить просьбу, как вдруг над ухом раздался негромкий стук.

Чьи-то бледные пальцы стучали в окно машины. Все та же девчонка. Глядит на меня из-под шлема. Под каким-то странным углом… Ах, вот оно что! Ее мотоцикл развернут против потока машин. Навстречу движению.

Я велел водителю подождать и опустил стекло:

– Что случилось?

– Забыла сказать! Насчет той женщины, которую ты искал, как ее звали-то… Я поспрашиваю, о'кей? Хотя ничего не обещаю.

– Да ладно! Забудь.

– Почему?

– Не так уж она мне и нужна. Не напрягайся.

– Хм-м… Вон, значит, как? – Ее голос похолодел. – Ну, все равно спрошу, мало ли что. Тебя как звать-то?

– Хориэ. Масаюки Хориэ.

Она снова хмыкнула, посверлила меня глазами еще пару секунд и крутанула сцепление. Под разъяренные гудки окружающих автомобилей мотоцикл помчался дальше по встречной. Но чуть погодя развернулся, обогнал такси – и на бешеной скорости, поднимая фонтаны брызг, исчез далеко впереди.

– Ох, молодежь пошла! – обреченно вздохнул водитель. – И о чем только думают, а?

– Не говорите, – поддакнул я. И сквозь дикую головную боль попробовал вспомнить, что со мной было вчера. Худо ли бедно, первую половину вечера восстановить удалось. Уже большая удача для такого похмелья.

Последний сеанс в «Хайюдза»^[6] закончился ближе к полуночи. Толпа зрителей схлынула, а я еще долго стоял перед выходом из кинотеатра. А затем ноги сами понесли меня в сторону Иигуры^[7].

Почему – сам не знаю. Вдруг пришло в голову заглянуть туда, где я не был еще ни разу. И повидаться с женщиной, которая помогла мне устроиться на работу буквально с улицы. О ее ресторанчике я услыхал совершенно случайно лет пять или шесть назад. Дескать, открыла свой кабачок японской кухни. Помню, тогда меня это нисколько не заинтересовало.

Дзюнко Кагами… Двадцать лет уже как познакомились. И с тех пор не встречались ни разу. Как-то не было случая. Может, я просто захотел увидеться с нею опять? Может, накануне увольнения меня потянуло на сантименты? О чем нам с ней говорить – я даже не представлял. Но, видно, решил навестить хотя бы из вежливости.

Как и следовало ожидать, ресторанчика с ее именем я не нашел. Вместо него – то есть буквально на его месте – громоздилась многоэтажка с баром в подвале, и от нечего делать я решил заглянул хотя бы туда. «Бруно» – прочел я на крохотной табличке у входа.

В баре было просторно. На маленькой сцене в глубине зала поблескивала ударная установка. Видимо, иногда здесь играли живую музыку. Публики много, добрая половина – иностранцы. Обычная картинка классического бара на Роппонги. Белые, негры, латиносы. Как за столиками, так и за стойкой. И похоже, ни одного посетителя старше меня.

Я уселся за стойку, и девчонка с пугающе короткой стрижкой принесла мне меню. Машинально, не глядя в меню, я попросил охлажденного саке. Наверное, оттого, что настроился на японскую кухню. И тут же подумал, что сейчас на меня поглядят презрительно, если вообще удостоят вниманием. Но обманулся. Не говоря ни слова, девица спокойно кивнула и пошла выполнять заказ.

Тем временем я огляделся. Справа и слева над стойкой висело по монитору. На экранах стая дельфинов в море обгоняла подводную лодку. Побежали субтитры, и я понял, что это рекламный ролик какого-то фильма. Звука не слышно. Вместо него из динамиков растекалась старенькая попса. Mamas and Papas — «California Dreaming». Надо же. Когда-то она звучала на каждом углу…

В голову полезли странные мысли; О временах, когда эта песня слыла суперхитом. Когда это было-то? Ах да. В старших классах школы.

Девчонка вернулась, и я очнулся от короткого дежа-вю. Она поставила передо мною огромный стакан, в котором подрагивала прозрачная жидкость. По объему – аккурат итиго^[8], на вкус обычное саке. Кажется, местного розлива. Солоноватое, пьется легко. Я вдруг заметил, что несколько человек вокруг, включая иностранцев, потягивали такое же.

Поначалу я хотел прикончить стакан и пойти домой. Но это странное саке так околдовало меня, что я заказывал еще и еще.

В баре по-прежнему играла попса шестидесятых-семидесятых. Procol Harum — «Blue Shadow». Bee Gees — «Massachusetts»… Я перестал понимать, в каком пространстве и времени нахожусь.

Сколько прошло времени, сказать не могу. Сколько выпил – не знаю. После пары литров я наконец захмелел. Вообще у меня нет привычки, напившись, болтать с незнакомцами в баре. Но на этот раз я зачем-то решил разговориться с барменшей.

– А что, стрижка «сесиль» опять в моде?

Она уставилась на меня настороженно. Я выдержал ее взгляд. И впервые заметил, что ей, похоже, за тридцать. По крайней мере, моложе меня лет на десять.

– Это еще что такое? – удивилась она.

– Когда-то так называли твою прическу.

– Это называется «very short». И больше никак, разве нет?

– «Очень короткая»? Смотри, как теперь все просто…

– Ты о чем?

Я хотел рассказать, что эта прическа вошла в моду благодаря Джин Сиберг^[9], но раздумал. Слишком долго объяснять. Сегодня кино «Здравствуй, грусть» помнят только мои ровесники.

За стойкой появилась вторая девица – европейка лет двадцати, вся в расстроенных чувствах. Стриженая, переменившись в лице, тут же начала костерить ее по-иностранному. Английским она владела что надо. И хотя у меня с языками всю жизнь не ахти, я догадался: ругает за опоздание.

Европейка оправдывалась, то и дело называя стриженую Нами-тян, а затем перешла на официальное «хозяйка». Ту, впрочем, это не смягчило. Получив нагоняй, европейка ссутулилась и умолкла.

Хм… Стало быть, Нами-тян – хозяйка бара? Я не удержался и встрял в разговор:

– Слушай, а можно спросить?

Нами-тян обернулась. Европейка, явно обрадовавшись, скрылась в глубине бара.

– Ну, что еще? – В хозяйкином голосе еще слышались сердитые нотки.

– Знаешь такой ресторанчик – «Кагами»? Девушка явно хотела, чтобы от нее отстали.

– Не знаю.

– Говорят, лет пять или шесть назад был здесь такой. Вот прямо на этом месте…

– Ну, ты вспомнил ! Я тогда другим бизнесом занималась.

– Ясно, – кивнул я. – А может, хоть женщину такую знаешь – Дзюнко Кагами? Она там хозяйкой

была.

– Послушай, уважаемый! Ты бы хоть представился, прежде чем вопросы задавать! По-моему, так во всем мире принято… Ты кто такой?

– Клиент вашего заведения.

Она наклонила голову и шумно вздохнула.

– А она тебе кто? Любовница?

– Да нет. Просто когда-то была актрисой. Даже в кино снималась. А я – ее старый поклонник…

– Что, старичок, молодость вспомнил? И теперь каждой юбке выбалтываешь свою чушь?

Похоже, она еще не успокоилась. Или всегда такая?

– А по-моему, во всем мире принято говорить с клиентами чуть повежливей.

Нами-тян дернула плечиком, а я продолжал:

– Я ведь не просто так интересуюсь. Все это здание называется «Кагами-билдинг», верно? Табличка у вас на дверях совсем новая. А ты здесь хозяйка, так ведь? Вот я и подумал – может, слыхала чего…

Она отвела взгляд: от моего лица – влево и вниз. К подобному движению глаз я давно привык. Она разглядывала мою руку. Этот чертов ожог на тыльной стороне ладони вечно бросается людям в глаза. Она промолчала и снова посмотрела мне в лицо. Под бретельками платья с люрексом ее плечики казались совсем беззащитными.

Все так же молча она взяла сигарету, прикурила от золотой зажигалки, а затем дважды громко постучала зажигалкой о стойку. Тук, тук. Через три секунды откуда ни возьмись появился молодой негр и присел за стойку рядом со мной.

– Эй, приятель! А тебе не кажется, что для девочек в этом баре ты слегка староват? – услышал я.

Стоило признать: его японский был безупречен.

Детина с широченной грудной клеткой. Ростом метра под два. Телом похож на Майка Тайсона, а лицом – на Кассиуса Клея до того, как он стал зваться Мохаммедом Али. Обаятельный шоколадный атлет. Только совсем молоденький – лет восемнадцать, не больше.

– По-твоему, сорокалетний мужчина не имеет права на романтику?

Парень ослепительно улыбнулся – во рту не хватало переднего зуба, – протянул руку и стиснул мою чуть выше локтя. С такой силищей, что мне стало не по себе. И зашептал прямо в ухо:

– Слушай, папаша! Сдается мне, что в романтики ты не годишься. И вообще ни в какие типы…

– А по-моему, ты еще слишком юн, чтобы рассуждать о человеческих типах. Такой опыт приходит с годами. Так что пусти-ка мой локоть. Я не очень люблю обниматься с мальчиками.

– А что ты скажешь, если я приглашу тебя прогуляться?

– Откажусь.

Он пожал плечами:

– Ты не сможешь отказаться.

– Почему?

– Потому что я сильнее.

Я посмотрел ему прямо в лицо и впервые подумал, что, возможно, он полукровка.

– Хочешь это проверить? – спросил я.

Глаза его округлились. Он выразительно покрутил шеей и взглянул на хозяйку. Нами-тян покачала головой. Он снова пожал плечами:

– Ладно, не будем. С такими, как ты, силой мериться – только людей смешить…

Вроде бы он так сказал. И вроде бы сразу после этого я опорожнил свой стакан. Что было потом – в памяти как отрезало. Помню лишь дикую головную боль. Ну и ладно. Черт с ним. К подобным раскладам мне не привыкать, да и вряд ли меня занесет в этот бар хотя бы еще раз. Не говоря уж о том, что ниточка, связавшая меня с ночной жизнью Роппонги, оборвется уже совсем скоро. Чем ближе к пятидесяти, тем больше в голове мыслей, которые не хочется вспоминать никогда.

– Господин пассажир, – услыхал я голос водителя. – Вам где на Готанде?

Я вдруг заметил, что большая часть проспекта Сакурадори уже позади и мы спускаемся под гору. «Станция метро Готанда» – показалась вывеска впереди.

– Да прямо здесь, – ответил я.

Я вышел из такси и, переходя через Юракутё, подумал, что могу еще пару часов поспать. В моей холостяцкой норе можно позволить себе хотя бы это. Все уютней, чем на асфальте. А получу пенсионные – наверно, буду спать целый год…