Страницы← предыдущаяследующая →
По дороге в туалет Майку пришлось переступить через лужицы, оставшиеся после обеденного мытья посуды. В тесной уборной было холодно; сорокаваттовая лампочка зловеще мерцала над головой. Жирная вода спиралью стекала к кромке решетки в полу и с мерным плеском падала вниз, в длинный подземный канал, уносящий в море шелуху миллионов жизней. Представив эту картину, Майк неуверенно улыбнулся, застегнул молнию, повернулся и пошел к остальным, в более ярко освещенную комнату.
– Пора устроить сиесту, – потягиваясь, зевнула Фрэнки. – Бесчеловечно заниматься чем-то после обеда; можно только спать.
– Отличная философия, – пробормотал Джефф.
– А мне казалось, что сиеста – это марка машины, – хихикнула Алекс.
– Умоляю, только не начинай, – попросил Майк. – Дай нам передышку – хотя бы на три дня.
– Даже меньше, – заметила Алекс. – Два с половиной.
– Думаю, сегодня вечером нужно устроить влом в новый дом, – предложил Джефф. – Чтобы обжиться как следует.
– Ты имеешь в виду новоселье?
– А вот это, – ответил он, – полностью зависит от гостей.
– Полуденная лампочка иссушает землю, – продекламировал Майк. – Цикады и... прочие ползучие твари беспечно поют в апельсиновых рощах.
– Думаешь, стоит приглашать Майка? – с серьезным видом спросила Алекс.
– Хм. Без него мы бы вполне обошлись. Но было бы жестоко его прогнать, так что придется пригласить.
– Фрэнки тоже нужно пригласить, – сказала Фрэнки. – Когда закончится сиеста.
– Одинокая крестьянка бредет по травке с котомкой, – нараспев продолжил Майк. – Но нет! Это же Фрэнки, она несет льняной сверток с рахат-лукумом на дальний рынок, чтобы продать его за гроши.
– Заткнись, – оборвала его Алекс.
– Зря мы ели хлеб с семечками, – пожаловалась Фрэнки. – Они у меня в зубах застряли.
Лиз подняла голову и улыбнулась Майку.
– Что? – спросил он.
– Ничего.
– Что ты улыбаешься?
– Посмотрим, что в наших секретных запасах, – сказал Джефф, расстегивая пряжку рюкзака. – О боже!
– Что такое? – испугалась Фрэнки.
– Мой чудесный и полезный черносмородиновый сок превратился в какие-то очень странные напитки, – возмущенно встряхнул рюкзаком Джефф. – Только посмотрите! Что это значит? Джин... Виски... какая-то непонятная жидкость... жестянки... это же позор! Наверняка кто-то подменил мой рюкзак.
– Что ж, – с притворным смирением вздохнула Фрэнки. – Придется все это выпить.
– Ничего не остается, – поддакнул Джефф.
– Но не сейчас же, – взмолился Майк. – Еще только три часа.
– Конечно, не сейчас. Вечером, тупица. Для разнообразия сегодня будем пить, вместо того чтобы пялиться в телик или заниматься запрещенными действиями с животными – или что там еще ты делаешь по вечерам.
– Это отвратительно. – Алекс демонстративно зажала уши ладонями.
– Отвратительно? – усмехнулся Майк. – Кстати, об извращениях с животными и прочих отвратительных вещах: помните речь в конце семестра?
Фрэнки прыснула.
– Это была самая смешная шутка в моей жизни, – сказала она, отсмеявшись. – Я чуть не описалась.
– И вся школа тоже, – кивнул Джефф.
– Да весь зал намочил штаны, – с улыбкой произнесла Лиз.
– Помните, какая у Лоу была рожа? – Джефф расхохотался. – Черт, будет что рассказать внукам.
– Это была целиком и полностью его вина, – безжалостно заявила Фрэнки.
Алекс с сомнением почесала нос.
– Вовсе нет. Бедняга виноват лишь в том, что живет рядом с фермой. А еще в том, что разозлил Мартина.
– Этого более чем достаточно, – возразил Майк. – Другим и не за такое доставалось.
– Это точно, – кивнула Лиз.
Мы лежим, накинув простыни. Стену заливает вечернее солнце, деревья за окном приобретают цвет раскаленного металла.
– Как жаль, – говорю я.
– Чего тебе жаль?
Я улыбаюсь.
– Много чего.
– А прямо сейчас – о чем ты жалеешь?
– О... о том, что лето не может длиться вечно. Это лето – как обрывок сна.
– Правда?
Я сжимаю его плечо.
– Перестань. Конечно, правда.
– Как скажешь.
– Я же писательница. Раз я говорю, что лето похоже на сон, значит, так оно и есть, черт возьми.
Он смеется.
– Знаешь что?
– Что?
– Ты романтик.
– Ничего подобного!
– Да-да, ты романтик. Притворяешься, что это не так, но на самом деле так оно и есть.
– Ну ладно. Теперь ты. Чего бы тебе хотелось?
– Мое желание – секрет.
– Не может быть, – говорю я. – Скажи.
Он на минуту задумывается.
– Это настоящее желание.
– Как это?
– Обещаю тебе рассказать, когда закончишь писать. Договорились?
– Хорошо. Но почему?
– Потому что я хочу открыть тебе эту тайну после того, как все закончится.
Я его почти не слушаю.
– Мило.
– Да...
Мы еще долго лежим и мечтаем, пока часы не бьют семь.
– Лиз?
– Да?
– Мы не можем лежать здесь весь вечер.
– Почему?
– Так нельзя.
– А мне хочется, – улыбаюсь я.
– Мне тоже. Но от этого суть не меняется.
– Тогда давай хотя бы еще чуть-чуть, – прошу я.
Жить одному по-своему неплохо, но жить с кем-то – это нечто совершенно новое и особенное. Даже если жить вместе совсем недолго. Сегодня, несмотря на нашу близость – а может, и благодаря наглей близости, – Яма кажется чем-то очень далеким, похожим на полузабытый сон. Эти несколько часов становятся для меня средоточием всего мира, а то, что было до и после, словно утрачивает резкость, выцветает. Если бы мы могли жить только в настоящем, не размышляя о том, что было или будет, жизнь стала бы намного легче. Но мы слишком часто не обращаем внимания на сегодняшний момент, зато мысли о прошлом и предвкушение будущего заполняют наше сознание бесплодными сожалениями и иллюзиями. Думаю, отчасти это и делает нас такими, какие мы есть; но сейчас так приятно хотя бы ненадолго забыть об остальном мире и просто быть вместе.
Наконец мы одеваемся. Каждого из нас ждет свой, отдельный мир, где от нас требуются разные вещи.
– А когда он вернулся, то пропустил два учебных года и выпускные экзамены. Вся жизнь коту под хвост. – Фрэнки помолчала. – Несладко ему пришлось, но все равно он никому не нравился.
– Я даже не знал этого парня, – пожал плечами Майк.
Если верить времени, которое показывали часы, день клонился к вечеру. Лиз готовилась к ужину, вынимая из рюкзака и раскладывая вокруг пакетики с рисом и картонные коробки.
– Знаете, я вовсе не этого ожидал, – неожиданно выпалил Джефф.
– Ты о чем?
– Об этом. О Яме. Понимаете, от Мартина всегда ожидаешь чего-то большего... Не знаю...
– Чего-то более сногсшибательного? – подсказала Фрэнки.
– Ну да. Более необычного. Вы же знаете, какие крутые хохмочки у него в багаже.
– Крутые хохмочки – это еще мягко сказано, – заметил Майк. – Вспомните Гиббона. И инцидент с Лоу.
– Он же говорил, что это эксперимент с реальностью, – напомнила Алекс. – Может, на этот раз все по-другому.
– Хочешь сказать, Мартин на старости лет остепенился? – вмешался Джефф. – Что-то сомнительно.
Майк задумался. Ему никогда не приходило в голову, что предыдущие эскапады Мартина были незрелыми; более того, иногда он сомневался, что школьники смогли прочувствовать их скрытый смысл. Большинству задумки Мартина казались изощренными шутками и не более того. Но стал бы Гиббон так неожиданно увольняться из-за простого дурачества? Майк покачал головой. Нет, Мартин был вполне серьезен. И наблюдать за ним было забавно именно из-за того, насколько изобретательно он заметал следы.
Было и еще кое-что. Возможно, учителя странные люди, но не все же они идиоты; если одному человеку удается всегда выходить сухим из воды и сохранять статус в глазах преподавателей, он не может быть просто шутником.
– Что это вообще означает? – спросила Фрэнки. – Эксперимент с реальностью. По-моему, слишком претенциозно.
– Как и большинство вещей в твоем представлении, – вставил Джефф.
– Заткнись, – она натянуто улыбнулась. – Так что же это значит?
– Думаю, Мартин имел в виду, что это более серьезно, чем другие розыгрыши, – проговорила Алекс.
– По-твоему, другие розыгрыши были недостаточно серьезны? – удивился Джефф. – Поэтому все так и смеялись. Одно дело втихую предположить, что замдиректора время от времени любит побаловаться с овечками...
– Спорим, так он и делает, – встряла Фрэнки.
– Но сделать то, что сделал Мартин, – совсем другой разговор, – закончил Джефф, улыбаясь во весь рот. – Кому такое могло прийти в голову?
– Такому, как Мартин, – ответила Фрэнки. – Чудаку. Конечно, он не такой чудак, как мой дядя, но двигается в том же направлении.
– Кто проголодался, поднимите руки, – решительно переменил тему Майк. – Я есть хочу.
– Безобразие: ты так много ешь и не толстеешь, – пожаловалась Фрэнки. – Меня от тебя тошнит.
– А знаешь, от чего меня тошнит? – спросил Джефф.
– От чего?
– Если два пальца в рот засунуть, – самодовольно заявил он.
Помню, я сидела в открытом кафе на заднем дворе «Всадника»; было еще рано, лишь изредка мимо проходили туристы, а за другими столиками сидело несколько молодых семей. Лиза вышла из бара с двумя стаканами пива в руках и направилась ко мне. Не то чтобы мы были друзьями – скорее, знакомыми. В основном виделись у Мартина в кабинете; она была в его команде, как и все мы. Но за пределами его комнаты я почти ее не встречала, и сейчас, на фоне темно-зеленой живой изгороди, она казалась совсем другой. Совсем не такой, как я думала.
Во-первых, она была красива. Трудно поверить, что в душной атмосфере подавленной сексуальности, питавшей Нашу Любимую Школу, это можно было не заметить, не сострить на эту тему. Но оглядываясь назад, я понимаю, что мои одноклассники никогда не говорили о Лизе. Отчасти, возможно, потому, что она не значилась в их мужском каталоге доступных особей противоположного пола: ведь она была девушкой Мартина, и его популярность словно окружала ее защитной оболочкой. Но я знала: главная причина в том, что раньше ее красота не была столь яркой и очевидной.
– Это подойдет? – неуверенно спросила она.
– Да. Спасибо. – Пиво было освежающе холодным. Я провела пальцем по запотевшему стакану и перечеркнула влажную линию.
– Ты не против? – спросила она. – Не хочу навязываться и отнимать у тебя время.
– Конечно, я не против. Хочешь, останемся здесь, или можно пойти ко мне? Там, правда, беспорядок, но на улице сегодня прохладно.
– Ничего. Да. Пойдем куда-нибудь.
– Ладно. Я только допью.
Я внимательно посмотрела на нее. Она действительно стала красивее. Настолько, что я словно отошла в тень. Но было что-то – в ее поведении или в том, как она неловко застыла на краешке стула, – что подсказывало мне: она в панике.
Она поднялась, и в то мгновение, когда свет упал на ее лицо, я заметила мелькнувшую тень глубокого отчаяния. И сразу все поняла.
– Да, – сказала я. – Пойдем. Дома будет удобнее.
Она кивнула. Мы завернули за угол паба, подальше от чужих любопытных глаз, и она произнесла:
– Я хочу поговорить о Мартине.
Я смотрела прямо перед собой.
– Я знаю. – На самом деле я уже давно думала, надолго ли ее хватит.
После ужина, когда солнце за пределами Ямы катилось к закату, они устроились на полу, чтобы поболтать и выпить.
– Мне нравится, как ты это делаешь – та-да, – напевала Алекс, держа на колене прозрачный полупустой пластиковый стаканчик с кьянти. – У кого-нибудь есть чипсы?
– У меня в сумке были кукурузные палочки, – ответил Майк. – Только они раскрошились да и давно открыты.
– А. Ладно, тогда не надо.
– Я их съем, – вызвался Джефф.
– Фу, – поморщилась Фрэнки. Майк нашел палочки, Джефф помахал одной в воздухе, обмакнул в вино и прожевал.
– Они отсырели, – заметил он. – Может, оставить их на потом, когда всем уже будет все равно?
– В любом случае они лучше, чем кьянти, – бросила Алекс.
– На вкус как моча, – согласилась Фрэнки, осушив стакан. – Майки, добавь, пожалуйста.
Майк подлил ей вина.
– Откуда ты знаешь, какой у мочи вкус? – с любопытством спросил Джефф.
– Наверное, и в свежем и в переваренном вреде вкус у этого пойла одинаковый, – посмеиваясь, признал Майк. – Зато оно дешевое. Ради вас я не собирался разоряться.
– Твое здоровье, амиго.
– У меня тут есть... – пробормотала Лиз, расстегнув клапан рюкзака и доставая несколько коричневых бутылок.
– Лиз, это что, пиво? – удивился Майк.
– Ну да.
Майк почесал за ухом.
– Круто. Ты полна тайн и неожиданностей.
Ее лицо осветила мимолетная улыбка.
– Я люблю пиво.
– Знаешь поговорку, – предупредил Джефф. – Вино после пива – и жизнь красива. Пиво после вина...
– Будешь как свинья пьяна, – хором подхватили Фрэнки и Майк.
– Как это верно! – с чувством вздохнула Фрэнки.
– Так будет кто-нибудь? – Лиз сковырнула пивную пробку.
– Я с тобой выпью, – ответил Майк.
У остальных уже были стаканы с вином; они отказались.
Поставив чашку с пивом рядом на пол, Майк расстегнул молнию на спальнике, превратив его в подобие стеганого пончо, и нацепил на плечи.
– Я-то думал, в пещерах тепло, – поежился он.
Джефф задумался.
– Здесь тепло по сравнению с морозильником, – наконец изрек он. – К тому же это не пещера. Это подвал. А пещеры бывают теплыми, потому что там есть шкуры животных и прочая ерунда.
Фрэнки достала перочинный нож.
– Займусь наскальной живописью, – объявила она.
– Не утруждайся. Лучше напиши наши имена, – подсказал Джефф. – Класс Ямы.
– Оригинально, – одобрила Алекс.
– Вдруг кто-нибудь когда-нибудь сюда забредет.
– Сюда никто не заходит, – махнула рукой Фрэнки. – Здесь полно таких ветхих бесполезных углов.
– Если есть что-то ветхое и совершенно бесполезное, готова поспорить, это находится в Нашей Любимой Школе, – скривилась Алекс.
– Джулиан, забыл его фамилию, как-то пошел в душ за четвертым корпусом и вернулся только через три года.
– Он не пострадал? – В притворном ужасе Джефф выпучил глаза.
– Зато отмылся как следует, – засмеялся Майк. – Но правда, большинство наших учителей – ветхие и бесполезные развалины. Мне иногда кажется, что некоторые из них уже умерли.
– Как, и никто этого не заметил?
– Нет.
– Тогда понятно, почему мне поставили хорошую оценку по истории, – просияла Фрэнки.
– Живая история, – проговорил Майк.
– Что?
– Наша Любимая Школа. Это живая история. Нечто, оставшееся с позапрошлого века. И учителя тоже живые ископаемые. И мы, потому что мы – часть всего этого.
– О боже, я – часть истории, – восхитилась Фрэнки. – Мне это нравится. Пожалуй, напишу об этом в следующем сочинении.
– Скоро сможешь забыть о своих сочинениях и прочей ерунде, – сказал Джефф.
– Разве вы не собираетесь повторять уроки, как послушные дети? – строго спросила Фрэнки и сама же ответила: – Я уж точно не собираюсь!
– Чтобы повторять, нужно сначала что-то выучить, – начал рассуждать Майк. – Значит, мне повторять нечего. Я же ничего не знаю.
– Ага, это называется «лихорадочное обучение», – сказала Алекс.
– Бред, Майки, – отмахнулся Джефф. – За три недели до экзамена начинаешь зубрить и выучиваешь все, что нужно.
Майк пожал плечами.
– Налей мне еще, – Фрэнки протянула свой стакан. Бутылка кьянти в соломенной оплетке пошла по кругу. После некоторых колебаний Лиз откупорила вторую бутылку пива для себя и еще одну передала Майку. Пиво было крепкое, с металлическим привкусом.
– Почему ты пьешь пиво? – спросил Джефф.
– Мне кажется, нельзя говорить, будто мы живем в позапрошлом веке, только потому, что ходим в эту школу, – заметила Алекс. – Ведь мы согласны, что здесь все нужно модернизировать. Только учителя против.
– Хочешь сказать, что я все же не живое ископаемое? – разочарованно протянула Фрэнки.
Лиз вертела в руках коричневую пивную бутылку.
– Я уже вам говорила: мне это нравится, – сказала она. – Заставляет задуматься о... разных вещах, вспомнить прошлое. Понимаете?
– Далекие воспоминания о давно прошедшей юности, что ли? – сострил Джефф.
– Что-то вроде этого.
– Мне кьянти навевает только одно воспоминание: как я спотыкалась о машины на парковке в Италии, – заявила Фрэнки.
– Фрэнки, когда это ты была в Италии? – поинтересовалась Алекс.
– На Рождество. Там очень мило, между прочим. И очень дешевое спиртное.
– Жаль, что мы так редко ездим за границу, – сказал Майк. – Мы вообще никуда не ездим. Я бы хотел побывать в Италии.
– А наша семья уже давно перестала собираться на каникулы, – вздохнула Алекс. – Нет такого времени, чтобы мы все могли освободиться одновременно.
– Большинство людей пьют не чтобы вспомнить, – заметил Джефф. – А чтобы забыть.
– Большинство людей пьют, чтобы напиться, – отрезала Фрэнки.
– Сомневаюсь, что это правда, – сказал Майк.
– Правда.
– Может, некоторые пьют, потому что им нравится вкус спиртного, – предположила Алекс.
– Если бы это было так, все бы пили только черносмородиновый сок, – ответил Джефф.
– И в твоей руке не было бы стакана кислющего кьянти, – торжествующе добавила Фрэнки.
Алекс скорчила гримасу.
– Туше. Но от расслабленности до опьянения долгая дорожка.
– И где ты сейчас?
Она улыбнулась.
– Сейчас я расслаблена, Джефф. Всего-то.
– Расслабленность – это хорошо. Было бы пиво похолоднее, – сказал Майк.
– Ты же только что жаловался, что тебе холодно, – заметила Алекс.
– Это другое.
Скажу сразу: когда мы отправлялись в Яму, мы не подозревали, что за человек Мартин – так же, как не знали, что за люди мы сами. Но наше ошибочное представление о Мартине повлияло на нас не больше, чем все остальные ошибочные представления в нашей жизни.
В век психиатрии каждому известно, что гений и безумие – почти взаимозаменяемые понятия. Но мне кажется, что это утверждение подразумевает, будто одно обязательно тянет за собой другое. И об этом позже мы тоже старались не думать.
Вероятно, наука так и не придумала слово, которым можно было бы охарактеризовать Мартина; это еще одна из причин, почему эти слова, этот рассказ о нем и о нас, должны быть написаны. Где бы Мартин ни был сейчас, эта история продолжается. И хотя в глубине души мне любопытно, хотя мне хочется последовать за нитью истории к ее развязке, рациональная часть моего сознания понимает одно: Мартина больше нет, и нет причин бояться.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.