Книга Демоны Боддеккера онлайн - страница 3

Глава 3
Сырая краска

По первоначальному плану снимать «Быть чистым нелегко» надлежало прямо на улицах Нью-Йорка. К несчастью, город находился в тисках Дьяволомании, и стоило только киногруппе – не обязательно даже одной из наших – приступить к съемкам, как площадку затопляло море зевак, надеющихся хоть краешком глаза увидеть самых знаменитых в мире продавцов мыла.

План Б предполагал съемки в том же бывшем здании масонской ложи, где снимался «Их было десять» с последующей оцифровкой действия на фон Нью-Йорка. Передвижная съемочная группа запросто могла бы все снять за пару часов, причем вполне законно заявить, что Дьяволы тут ни при чем – тогда и шумная толпа никакой помехи не представляла бы.

Но и так ничего не вышло. Сведения, что первый ролик снимался в масонском логове, просочились в народ, и это место превратилось в настоящее святилище. Велорикша, который вез нас с Чарли Анджелесом, не смог и близко подобраться. Толпы юнцов, вырядившихся в подражание Дьяволам, наводняли улицы и жгли костры в старых бочках. Само здание было сплошь изрисовано фанатскими изображениями эмблемы Дьяволов и портретами их самих. Я так и не смог решить, грустное это зрелище или, скорее, пугающее.

План В заключался в том, чтобы снимать в Торонто, но тут сразу же возникли проблемы. Отцы городя успели насмотреться, что происходит в Нью-Йорке Филадельфии и Чикаго в результате Дьяволомании и недвусмысленно дали понять: здесь нам не рады. Они заявили, что при первой же попытке провезти Дьяволов, торонтское отделение Пембрук-Холла будет немедленно прикрыто. Кроме того, возник вопрос с транспортировкой – ни одна из крупных цеппелиновых линий не согласилась предоставить нам хотя бы чартер. Мы напрочь застряли в городе.

И тогда Хонникер из Расчетного отдела предложила план Г. Арендовать старый театр Салливана-Леттермана в качестве репетиционного зала для готовящегося тура «Ненавистных», а Дьяволов выдать за подручных, таскающих ящики с камерами и прочим съемочным оборудованием.

Следующая закавыка возникла, когда выяснилось: чтобы перетащить хотя бы один контейнер, Дьяволам необходимо вступить в профсоюз грузчиков. Сами они были решительно против – за исключением Джета, который считал, что неплохо будет, когда вся эта шумиха закончится, остаться при полезной профессии. К тому же мы не могли пойти на риск новой утечки информации о том, что будет происходить у Салливана-Леттермана.

В конце концов решение проблемы пришло от Бэйнбридж; а почему бы не упрятать самих Дьяволов в ящики? – И коли на то пошло, – присоединилась Дансигер, – почему бы не надписать на ящиках «в Австралию» и не надеяться на лучшее? Если Ферман фанат старых комиксов, его это должно позабавить.

Сколь ни заманчива была эта идея, мы вынуждены были противостоять искушению. И вот в начале третьей недели сентября Дьяволы были перевезены законными членами профсоюза грузчиков в театр Салливана-Леттермана и раскупорены уже на месте съемок «Быть чистым нелегко».

Настроение на съемочной площадке царило отнюдь не такое безоблачно-расслабленное, как во время первого ролика. Все втайне опасались, что дьяволоманы таки обнаружат нас. Все – кроме Фермана, который вылез из своего ящика, клокоча от возмущения.

– Нет, ты видел, Боддеккер? – заявил он, вклиниваясь в разговор между мной и Чарли Анджелесом.

– Ферман, – строго произнес Анджелес, – мы с мистером Боддеккером разговариваем.

– А мне плевать. – Он ухватил меня за плечо и оттянул в сторону. – Он без нас ничто.

– Одну минуточку, сейчас я все улажу, – пообещал я Анджелесу и, когда мы с Ферманом отошли в тихий уголок, набросился на него: – Полегче, приятели. В чем еще дело – тебе не понравилось в ящике?

– О чем ты там трепался с этим старым Гомером?

– Он не старый и не Гомер, – отрезал я. – И хватит об этом.

– А по-моему, он охотится за Джетовой кпопкой, – сказал Ферман. – И, выходит, ты ему пособничаешь.

– Ферман, да в чем дело? Ревнуешь? Хочешь приберечь его для себя?

– Не будь гребаным идиотом. Я не из таковских…

– Тогда в чем проблема?

Он покосился на Чарли Анджелеса и поиграл челюстью, подыскивая слова.

– Не нравится мне, как он подлизывается к Джету.

– По-моему, ты все путаешь, – возразил я. – Это Джет подлизывается к Чарли Анджелесу.

– А чего ради? Мы ведь как братья. Дьяволы дают ему все, что надо.

– Ферман, у него нет отца. Будь ты хоть самым лучшим братом в мире, все равно мальчику нужен отец, и с этим ты ничего не поделаешь.

– Мальчику? Он…

– Он все еще мальчик, – прервал его я. – И Чарли Анджелес, судя по всему, отнюдь не против в чем-то заменить ему отца. По-моему, это просто здорово. Он и сам вышел из примерно таких же слоев общества, что и Джет, но сумел кое-чего добиться в жизни. Сейчас он среди главных шишек в нашей индустрии.

Ферман обжег режиссера взглядом. Мои доводы пришлись ему не слишком-то по вкусу.

– Послушай, чтобы выжить, мальчику нужна семья, – продолжил увещевать я. – А вы с ребятами так и останетесь его братьями, и этого уже ничто никогда не изменит. Даже когда у него появится отец.

Ферман уставился на носки ботинок.

– Ему по-прежнему будем нужны мы со Шнобелем и Ровером?

Я внимательно поглядел на него. Кто кому нужен? Он Джету – или Джет ему? Является ли Джет символом устрашения для других уличных банд – или дубинкой, которая не дает Роверу зарваться? Я уже чуть было не сказал «Я обещаю», но в последний момент изменил слова:

– Наверняка.

– Ну ладно.

– А теперь, с твоего позволения…

Ферман схватил меня за руку. Лицо его снова горело гневом.

– Еще кое-что.

– А ты – уверен, что нельзя чуточку…

– Нет! Нельзя! – рявкнул он. – Ты видел?

Я вздохнул.

– Что видел?

– Новый выпуск «Прыгги-Скока»?

– За мной не водится привычки скачивать такие журналы.

– Брось, Боддеккер, ты прекрасно знаешь, о чем я. Они прислали мне предварительный вариант выпуска на следующий месяц. Того, где мы с ребятами.

– Этот выпуск я видел.

– Я не давал разрешения ни на что подобное.

– Однако у нас оно было, – сообщил я. – Через твоего агента.

– Да не в том суть, Боддеккер…

– А тогда в чем? Тебе не нравится, когда девочки балдеют от твоего изображения и считают тебя красавчиком? Задний ход уже не дать, поезд ушел. Ты сам ответил на их вопросы.

Ферман поглядел на меня.

– А что там говорится?

Взгляд у него так и рыскал взад-вперед, точно у камышового кота, выискивающего добычу.

– Всякая мура, какую девочки-подростки хотят знать о смазливых парнях. Какого они роста, их любимое блюдо, любимая песня…

– И любимый Дьявол? – перебил Ферман.

– Ну, и это тоже. – Я старался смотреть на него столь же твердо и пристально, как и он на меня. – А кто это тебе прочитал, Ферман?

– Я завел себе ро… – Он осекся на полуслове, но через секунду продолжил: – Кое-кого, кто может мне прочитать.

– И теперь ты расстроен, потому что все считают самым хорошеньким Джимми Джаза…

– Боддеккер, да он ведь даже не Дьявол, туды его!

Я поглядел Ферману прямо в лицо – и меня удивило то, что я там увидел. Не злобную браваду, его привычное фирменное выражение. В обведенных красными кругами глазах застыли обида и неуверенность в себе – точь-в-точь как у мальчишки, которому никак не удается добиться, чтобы с ним гуляли девчонки.

– Это только первая статья, Ферман, – утешил его я. – Будут и другие. В других журналах.

– Клянусь, Боддеккер, я убью его! Я с ним поквитаюсь!

– Да брось, – посоветовал я. – Вот только выйдет эта реклама, и все позабудут про Джимми Джаза.

– Ой ли? – вызывающе спросил он.

– Погоди, пока не проведут опрос, кто самый умный Дьявол. Или самый сильный. Или самый крутой. Есть вещи и поважнее, чем внешность. И если хорошенько подумать, что чего стоит, Ферман, то красота – штука относительная и преходящая. Вот хоть тот же Ранч Ле Рой тому первый пример.

– Ранч Ле Рой? Малыш Нарко? Эй, да ведь я его, бывало, смотрел.

Я кивнул.

– Десять лет назад его лицо было на обложках всех девчачьих журналов. Он лидировал абсолютно по всем опросам: самый красивый, самый милый, с самой чистой кожей, все такое. И где он теперь?

Ферман пожал плечами.

– Сегодня ты это узнаешь. Он играет Пакостника в вашем ролике.

– Ого! Вот здорово… – Ферман снова осекся. – А тебе не кажется, что он красивше нас всех, а?

– Он будет сильно загримирован. Девочкам придется напрячь память, чтобы узнать его.

– Ну ладно, – сказал Ферман. – Ладно. Эй, погоди только пока я остальным расскажу…

Съемки начались примерно через час с группкой статистов, которые должны были изображать толпу на улице. Сперва мы хотели снимать этот эпизод последним, чтобы предотвратить утечку информации, но потом решили задержать статистов здесь до тех пор, пока все не закончится и Дьяволы не уедут. Кроме того, Дьяволам в этой сцене полагалось выглядеть безупречно, а после того, как Ранч Ле Рой над ними поработает, свернутые носы и фингалы под глазами будут не очень-то фотогеничны.

Однако на деле первые кадры были записаны только через полчаса, потому что стоило статистам узнать, с кем им предстоит работать, как они дружно потребовали автографов. Каким образом они умудрялись отличить крестик Фермана от крестиков Ровера или Джета, было превыше моего разумения, но сами статисты от счастья себя не помнили.

Чарли Анджелес собрал Дьяволов в кучку и пару минут им что-то втолковывал. Потом отослал всех на точку, где им полагалось красоваться с коробками «Наноклина», чуть попозже подозвал Джета обратно и поболтал с ним еще немного. Джет улыбнулся и радостно кивнул, явно счастливый тем, что привлек внимание столь знаменитого режиссера.

Потом они все сгрудились вокруг коробки. Чарли чуть подправил, кому где стоять – Джета отвел назад Шнобеля – в сторону, и группа в один дубль записала всю сцену. Последний кадр ролика, где все блестит и сияет.

Все дружно захлопали: статисты, киношники, члены моей творческой группы.

Сбоку от меня появилась Дансигер.

– Когда начнут драться?

– Ле Роя ожидают только после ленча, – ответил я.

– Прямо как рождественским утром, когда только проснешься, – мечтательно проговорила она. – Лежишь в постели и надеешься получить то, что загадал, но твердо не уверен. А встать и посмотреть никак не решаешься.

Следующими на очереди стояли Дьяволы, попирающие ногами поверженного Пакостника. Поскольку Ранч Ле Рой должен был подъехать только после часа, вместо него на полу, отвернувшись от камеры, распростерся дублер. Дьяволы немало развлеклись, стоя над безжизненным телом, и обогатили сценарий, от души попинав Пакостника под ребра – дублер будет помнить эти удары даже после того, как сойдут синяки. Сцена была сложнее предыдущей, и Чарли Анджелес запечатлел целых четыре дубля прежде, чем добился того, что хотел, а потом снял еще пятый – на всякий случай.

Когда начались приготовления к сцене в толпе, у меня чуть закололо в запястье, поэтому я отошел в зрительный зал и сел в заднем ряду, а уж потом нажал нужную кнопку. Меня приветствовала Хонникер из Расчетного отдела.

– Боддеккер! – радостно сказала она. – Как возвращаемся домой – я с тобой или ты со мной?

– Мне все равно, – ответил я. – Можно опять ко мне.

– Моллен на митинге Фронта борцов за права животных, – сообщила она, – так что добро пожаловать в мой сад земных наслаждений.

– Можно и так, – согласился я.

– Эй… ты слышал что-нибудь о семье, которая живет в твоем доме?

А, там, в Принстоне. В моем личном Святом Граале, единственной причине, по которой я с самого начала позволил втянуть себя в авантюру с Ферманом.

– Папаша купился на идею. Детки тоже – для них там все еще слишком новое. Но мамаша упрямится. Так что, надо полагать, пока продолжается стадия переговоров.

– А твоя финансовая ситуация?

– «Старики» еще сидят на тех премиальных, что наобещали. Думаю, хотят торжественно вручить на рождественской вечеринке, чтобы все видели, какие они щедрые.

– Я тоже так думала. – Она произнесла это тоном, ясно дающим понять «спроси меня, что я думаю об этом теперь».

Я и спросил.

– У тебя ведь еще остались наличные, верно? ~ поинтересовалась она.

– Да еще и приумножились благодаря сберегательному вкладу, где приносят жалких пятнадцать с половиной процентов.

– А что, если я скажу тебе, что узнала способ увеличить эту сумму раз так… ну скажем, в десять – за ближайшие четыре-шесть недель?

– В десять? – Это позволило бы мне выплатить за дом полную стоимость, да еще и осталось бы кое-что на обстановку. – Что ты придумала?

– Нашла выход на кое-что, где это можно провернуть, – туманно ответила Хонникер. – И не волнуйся. Все абсолютно законно.

– А как насчет риска?

– Нулевой. Это акции на очень агрессивном рынке. Вот и все, что я могу пока сказать. Хочешь взглянуть на проспекты?

– Не мешало бы посмотреть. Как ты на это вышла?

– Знаю кое-кого, кто знает кое-кого другого. Я скину файлы тебе в директорию и скажу твоему феррету, что они там. Идет?

– Буду ждать.

– А я буду ждать тебя.

– Тогда до встречи.

– Чудесно. – Пауза. – Я люблю тебя, Боддеккер.

Я уже открыл было рот, чтобы ответить, но у меня перехватило горло. Она сказала совсем не то, что я думал услышать.

– Что? – уже начал спрашивать я, но голос Хонникер зазвучал снова.

– Ой-ой-ой! Меня вызывает Левин. Потом поговорим. Пока.

На часах загорелся огонек «линия свободна».

Щеки у меня пылали, я так взмок, будто все поры на теле разом вдруг открылись, чтобы окатить меня холодным душем. Я не мог отвести глаз от часов, как если бы это было лицо Хонникер из Расчетного отдела, а я ждал, чтобы она повторила слова, которые мне послышались.

Не знаю, долго ли я просидел там, ошарашенный и в полном раздрае. Знаю только, что из мечтательного оцепенения меня вывел запах лосьона Сильвестра, плюхнувшегося на скамейку рядом со мной. И зачем только он (она) вечно поливал(а) себя таким количеством духов, словно феромоны могли просочиться сквозь кожу и что-то изменить?…

– Боддеккер, – сказал он, протягивая мне небольшую белую коробку. – Мы не сумели отыскать тебя, когда ходили перекусить, так что я принес тебе ленч из фургона профсоюза статистов.

Я живо открыл коробку. Кисловатый хлеб, паста «вегемит», яблоко и пакетик мятной жевательной резинки.

– Как в полете, – пробормотал я.

– С тобой все в порядке? – спросил Сильвестр. – Может, хочешь пойти домой? Но мне казалось, ты хотел посмотреть, как снимают драку.

Драку. Я заморгал. Одно короткое слово быстро вернуло меня к реальности.

Сильвестр поднялся и показал вперед.

– Как раз собираются начать.

Я выпрямился и прищурился, глядя на сцену. Дьяволы стояли полукругом вокруг Чарли Анджелеса, слушая его указания. В нескольких футах позади, укомплектованный в костюм Пакостника, стоял Ранч Ле Рой.

– Идем, – бросил я Сильвестру.

Пробираясь по залу, я разглядывал бывшего «звездного мальчика». Костюм Пакостника должен был придать ему громоздкий и неуклюжий вид, но при этом изображал гипертрофированные налитые мускулы. Сам же Ле Рой не принадлежал к числу мускулистых качков, которые наводнили приключенческие фильмы – судя по всему, он просто находился в хорошей форме и был неплохо обучен. Даже в костюме из неопены он двигался легко и с изяществом. Я вскарабкался на сцену и окликнул его.

– Мистер Ле Рой!

Он повернулся и поглядел на меня. Примерно того же типа, что и Ферман – белокурый и голубоглазый, – но полная его противоположность. Ферман был бледен и держался как типичный злодей-ариец, а загорелый Рой олицетворял собой привлекательную калифорнийскую открытость.

– Привет! – поздоровался он, сверкнув полным ртом белоснежных зубов. Я все еще различал в нем Малыша Нарко: вот с таким же блеском в глазах он и играл некогда двенадцатилетнего мальчишку, попавшего в президентский отряд по борьбе с наркотиками.

– Моя фамилия Боддеккер. – Я протянул ему руку. Ле Рой пожал ее сквозь перчатку Пакостника. Хватка у него осталась довольно-таки твердой и крепкой. – Это я Написал небольшую пародию, в которой вы здесь играете.

– Звучит забавно. Сто лет ничего не играл.

– И уж конечно, не в таком вопиющем костюме.

– Тем более негодяя. Никогда не играл злодеев.

– Не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь играть против таких негодяев, как вот эти, – сказал я, обводя жестом Дьяволов.

Рой пожал плечами, огромный дутый костюм заходил ходуном.

– Да они же просто дети.

– Эти дети могут быть очень опасны. Вы же видели, что они сделали с Гарольдом Боллом.

– А кто не видел? – Он наклонился за пожарным шлангом, из которого предстояло лить грязь.

– Хочу убедиться, что вы знаете, во что ввязались.

– Мы обговорили всю последовательность действий, мистер Боддеккер.

– Но Дьяволы любят импровизировать, – произнес я. – Имейте в виду. Я не хочу, чтобы вас слишком потрепали. Даже если вам и придется самому потрепать их.

Рой прекратил возиться со шлангом.

– Вы на что-то намекаете?

– Я?

– Дело в том, что я не собираюсь использовать свои таланты и умения для мести или чего-нибудь в этом роде. Боевые искусства не для того предназначены.

– Разумеется, – пробормотал я, давая задний ход. А потом умудрился выдавить из себя виноватый смешок. – Честно говоря, мистер Рой, когда-то я очень любил смотреть «Малыша Нарко», ну и вот… я просто счастлив познакомиться с вами. Стараюсь держать себя в узде, вы, сдается мне, и так по горло сыты восторженными поклонниками.

Он засмеялся и кивнул.

– Все в порядке.

– Только поосторожнее с этими парнями. У них вполне определенная репутация.

– Так и у меня тоже.

Ле Рой подмигнул мне, пухлыми маскарадными руками натянул на себя искусственное лицо Пакостника и, подняв большие пальцы вверх, уверенной, сильной походкой зашагал к Чарли Анджелесу.

– Теперь все в руках божьих, – прошептал я.

– Что-что? – переспросил Сильвестр. – Послушай, ты себя нормально чувствуешь? Ведешь ты себя как-то чудно.

– Хотелось бы мне, чтобы драка уже закончилась. Я спустился со сцены, так и держа в руках коробку с ленчем, и сел рядом с Дансигер и остальными.

Ожидание тянулось невыносимо. Перед началом самой драки надо было еще заснять предшествующие события – как Дьявол ы получают порцию грязи в лицо и кадр, когда обнаруживается, что Пакостник поливает их из шланга. Для этой цели Чарли Анджелес выставил сразу три камеры: одна, наведенная на Дьяволов, вторая – на Пакостника с его гигантской пожарной кишкой и третья – захватывающая всю сцену в целом. Недешевый процесс, зато так экономилось время, которое потребовалось бы на то, чтобы Дьяволы успели переодеться в чистое. А при нашей степени секретности время было на вес золота.

Они дважды прорепетировали сцену, причем Чарли Анджелес детально объяснял каждому Дьяволу в отдельности его действия, а потом обкатали часть Ранча Ле Роя. Наконец все были готовы к съемкам. Позади Дьяволов натянули здоровенный кусок брезента, чтобы защитить окружающих от грязевой струи. И вот раздалась команда: «Поехали!».

Дьяволы двинулись вперед, стараясь шагать медленно и непринужденно, делая вид, будто и не подозревают о том, что их сейчас ждет. Несмотря на все репетиции, сейчас, когда из насоса, сбивая с шага, опрокидывая и валя на землю, хлынула настоящая грязь, все стало совершенно иначе. Казалось, грязевая буря неистовствовала несколько часов – на самом же деле, не дольше трех секунд. Дьяволы кое-как поднялись и сбились в кучку, старательно изображая на лицах выражения, которым учил их Анджелес.

Едва только Ферман открыл рот, чтобы выразить свой ужас, Рой снова включил насос и засадил ему прямо в лицо заряд мерзкой густой жижи. Из горла Фермана выполз здоровенный коричневый пузырь, а когда он лопнул, над сценой прозвучал яростный крик:

– Бей его, парни!

Операторы с балетной плавностью и слаженностью перешли на новые позиции для съемок. Черт! Чарли Анджелес с самого начала все так и задумывал!

– Нет! – закричал я, вскакивая с места. Дансигер и Депп удержали меня и посадили обратно.

– Не волнуйся за него, – сказала Дансигер.

– Уж он-то их разделает!

– Он с ними управится, – хихикнул Депп.

– И с одеждой тоже, – добавила Бэйнбридж.

В итоге все прошло примерно так, как я написал в сценарии. Дьяволы ринулись на Ранча Ле Роя так яростно, что это наводило на воспоминания об атаке Пикетта.^[5] Рой спрыгнул со своего бака, перевернулся воздухе – невзирая на неуклюжий костюм – и приземлился прямо перед Ровером. Тот бешено размахивал кулаками. Рой элегантно уклонился в сторону, пропуская противника, а потом, развернувшись на пятке одной ноги, второй заехал Дьяволу прямо между лопаток. Ровер ткнулся носом в пол и заскользил в своем грязном костюме – что и было прилежно запечатлено на камере.

Следующими оказались Ферман со Шнобелем, набросившиеся на Роя сразу с двух сторон. Рой сделал ложный выпад в сторону Шнобеля, тот отпрянул, и в эту же секунду Ранч одним прыжком оказался около Фермана, схватил его и швырнул в Шнобеля. Оба Дьявола с грохотом врезались в мусорный бак.

– Хиииийя! – завопил Джет таким срывающимся фальцетом, что я не удержался от нервного смешка. Джет с Ле Роем некоторое время кружили вокруг друг друга, обмениваясь выпадами и быстрыми ударами, часть из которых время от времени достигала цели – со смачным шлепком, когда бывал задет Джет, или с приглушенным уханьем, когда удар, напротив, приходился в дутый костюм Пакостника. Наконец Джет изловчился двинуть Роя локтем в висок. Ле Рой отшатнулся, Джет ловко заплясал вокруг, обрушив на маску недруга град ударов то с левой, то с правой руки. Рой отчаянно замахал руками, чтобы удержать равновесие, и Джет повернулся, занося правую ногу для последнего, решающего удара.

Но удар этот так и не был нанесен.

Заметив, что Джет разворачивается, Ле Рой выпрямился – весь этот маневр оказался лишь уловкой. Инерция уже несла Джета вперед, остановиться он не мог. Рой обеими руками схватил его поднятую ногу и резко крутанул, вынуждая Джета согнуться в три погибели. А Рой ударил его ногой. Еще. И еще. Первый из этих могучих ударов пришелся Джету прямо в солнечное сплетение, остальные – в живот. И наконец, Ле Рой вскинул руки вверх, позволяя Джету упасть на пол.

– Мне нравится, как он действует, – улыбнулась Дансигер.

– Снято! – крикнул Чарли Анджелес.

Раздались аплодисменты. Плечи Ранча Ле Роя чуть поникли под костюмом Пакостника, сообщая нам, что он вышел из роли.

Однако операторы оставались на местах.

– Погодите… – выпалил я.

Слишком поздно. Ферман и Шнобель уже снова поднялись и ринулись на Роя. Ферман приземлился ему на спину, впиваясь пальцами в маску на лице, а Шнобель кружил вокруг, готовый нанести удар. Ле Рой выпрямился – снова входя в образ – и, вскинув руку вверх, ухватил Фермана за шиворот. Кулак второй руки самонаводящейся торпедой ударил Шнобеля в нос.

Даже со зрительских мест мы услышали хруст. Сильвестр отвернулся, а Бэйнбридж прикрыла ладошкой рот и опрометью бросилась прочь.

Шнобель завалился на спину. Рой схватил Фермана второй рукой и аккуратненько швырнул его через голову. Болтающиеся ноги Дьявола так и мелькнули в воздухе, а через миг он приземлился, покатился по полу в своем пропитанном грязью костюме и так и ехал пока не снес одну из камер.

Рой выпрямился, высокий и сильный, все еще в образе. Голова его торчала под совершенно немыслимым острым углом, но это была лишь маска. Он поднял руки, чтобы поправить ее.

Ровер стоял позади него, спрятав руки за спину и что-то нашаривая за поясом джинсов.

– Берегись! – выкрикнул кто-то. Возможно, это был я.

Рой начал поворачиваться, но тут зал прорезал первый выстрел, и актер начал падать как подкошенный Еще два быстрых выстрела один за другим. Рой рухнул наземь, толстый костюм спружинил, подбрасывая его вверх.

Еще один выстрел, и вот Ровер опустил руку и заткнул револьвер обратно за пояс.

Ферман поднялся, тыльной стороной руки отирая со рта кровь и грязь.

– Выпендрежник гребаный, – хрипло проговорил он и плюнул на лежащего Роя. А потом кивнул Роверу: – Хороший мальчик. Хороший песик.

Ровер почесался.

А в следующий миг застывшая сцена словно взорвалась беспорядочной суматохой, увидеть которую можно разве что разворошив муравейник. Чарли Анджелес кружил вокруг неподвижного Ле Роя, подавая какие-то знаки операторам. Те отступили и начали торопливо убирать оборудование. Режиссер повернулся и что-то прожестикулировал оцифровщикам, которые тоже куда-то двинулись.

– Куда они? – спросил Депп.

Я не ответил – уже мчался к Рою вместе с двумя-тремя другими зрителями, на бегу работая челюстями, потому что от выстрелов мне заложило уши. Взбираясь на сцену, я обратил внимание на то, что около каждого Дьявола собралось по группке из членов союза грузчиков, готовых оттащить их, если понадобится. Но Дьяволы стояли неподвижно.

– Где статисты? – спросил кто-то.

– В гримерках, – пробормотал кто-то еще. – Мы загрузили им всякие игры…

– Все равно свидетелей до фига. – Это уже голос Чарльза Анджелеса.

Я первым оказался возле Роя. Упал на колени рядом с ним, пытаясь разглядеть, куда же он ранен – но пена, из которой был сделан костюм Пакостника, плотно затягивала все отверстия.

– Не трогайте его! – крикнул кто-то. Обернувшись, я увидел бегущего к сцене мужчину.

Я подполз к голове Роя. Маска сидела все еще неровно, в прорези для глаз торчали пряди светлых волос. Я подсунул пальцы под края маски и стянул ее, надеясь, что так ему будет легче дышать. Из носа и рта Ле Роя текла кровь.