Книга Особая реальность онлайн - страница 7

4

4 сентября 1968 года я приехал к дону Хуану в Сонору. Выполняя его просьбу, я заехал по пути в Эрмосильо, чтобы купить там баканору – самогонку из агавы. Просьба показалась мне странной: дон Хуан не жаловал выпивку. Тем не менее я купил четыре бутылки и положил в коробку, где лежали остальные подарки старику.

– Ого! Целых четыре! – засмеялся дон Хуан, открывая коробку.

– Я просил всего одну. Наверное, решил, что мне, а это – моему внуку Лусио. Сделай так, будто подарок от тебя.

С Лусио мы познакомились два года назад, тогда ему было двадцать восемь. Высокого роста, под метр восемьдесят, всегда изысканно одетый, пожалуй, даже экстравагантно, если учесть его заработки и сравнить с тем, как одевались его приятели. Большинство индейцев-яки носят армейские рубашки, джинсы, соломенные шляпы и самодельные сандалии гарачи; на Лусио была черная кожаная куртка с бахромой, ковбойская шляпа и сапожки ручной выделки с монограммой.

Лусио обрадовался подарку и тут же унес бутылки в дом. Дон Хуан как бы невзначай заметил, что не дело прятать водку и напиваться в одиночку. Лусио возразил, что у него такого и в мыслях не было – он отложил бутылки до вечера, чтобы распить их с друзьями.

Около семи вечера я зашел к Лусио. Стемнело. Под низким деревцем я разглядел два силуэта: это были Лусио и его приятель. Они поджидали меня и, освещая путь фонариком, повели в дом.

Жилище Лусио представляло собой шаткое сооружение из двух комнат с земляным полом и стенами из прутьев, обмазанных глиной. Дом был метров шесть в длину, опорой ему служили две тонкие мескитовые балки. Крыша, как и у всех домов, – плоская, крытая соломой; впереди – трехметровая рамада, нечто вроде веранды. Рамаду кроют не соломой, а ветками: они дают хорошую тень и обеспечивают циркуляцию воздуха.

Входя в дом, я включил спрятанный в портфеле магнитофон. Лусио стал знакомить меня с друзьями. Вместе с доном Хуаном в доме было восемь человек. Все расположились в комнате, которую освещала керосиновая лампа, висевшая на балке. Дон Хуан сидел на ящике. Я сел напротив, на краю двухметровой скамьи – толстой доски, прибитой к двум врытым в землю столбам.

Дон Хуан снял шляпу и положил ее на пол, у ног. В свете лампы его короткие седые волосы переливались серебром, морщины на лице углубились, он выглядел старше, чем обычно. Я посмотрел на других. В желтоватом свете все казались уставшими и постаревшими.

Лусио объявил по-испански, что сейчас мы разопьем бутылку баканоры, которую я привез ему из Эрмосильо. Он сходил в другую комнату, принес бутылку, откупорил и вручил мне вместе с жестяным стаканчиком. Я плеснул в него малость и выпил. Баканора была ароматней и крепче обычной текилы, я даже закашлялся. Бутылка пошла по кругу. Все выпили понемногу, кроме дона Хуана, который подержал бутылку и вернул ее Лусио.

Заговорили о вкусе и аромате баканоры, изготовленной не иначе как в горах Чихуахуа.

Бутылка пошла по второму кругу. Гости щелкали языком, выражая свое восхищение. Разгорелся спор о том, чем отличается текила из Гвадалахары от текилы с гор Чихуахуа.

Дон Хуан опять не стал пить, а лишь капнул в стаканчик, зато остальные наполняли до краев. Бутылка еще раз пошла по кругу и опустела.

– Лусио, принеси остальные, – сказал дон Хуан. Лусио заколебался, но старик как ни в чем не бывало объявил, что я привез его внуку целых четыре бутылки. Бениньо, с виду ровесник Лусио, покосившись на портфель, который я незаметно поставил позади себя, спросил, не торгую ли я текилой. Дон Хуан ответил: нет – и добавил, что я приехал в Сонору к нему в гости.

– Карлос постигает мудрость Мескалито, я обучаю его, – сказал он.

Все поглядели на меня и вежливо заулыбались. Бахея, дровосек, худощавый юноша с резкими чертами лица, вперился в меня взглядом и сказал, что лавочник божился, будто я – шпион американской компании, которая хочет добывать на земле яки полезные ископаемые. Присутствующие с возмущением отреагировали на это подозрение, тем более что все недолюбливали лавочника, который был «йори», то есть мексиканец.

Лусио сходил за второй бутылкой, открыл ее, налил себе до краев и пустил бутылку по кругу. Разговор, пошел о возможном появлении в Соноре американской компании и о том, что это принесет индейцам-яки. Бутылка вернулась к Лусио. Он поднял ее и посмотрел, много ли осталось.

– Успокой его, – шепнул мне дон Хуан. – Скажи, что привезешь еще.

Я наклонился к Лусио и пообещал привезти в следующий раз не меньше полудюжины бутылок. Постепенно разговор затих. Дон Хуан обернулся ко мне:

– Послушай, почему бы тебе не рассказать, как ты встречался с Мескалито? Это куда интереснее болтовни об американской компании.

– Дед, а Мескалито – это пейотль? – спросил Лусио.

– Так его называют многие, – ответил дон Хуан. – Но я предпочитаю называть Мескалито.

– От этой штуки сходят с ума, – сказал Хенаро, сухощавый мужчина в летах.

– Если бы это было так, – возразил дон Хуан, – на Карлоса давно бы напялили смирительную рубашку и он не разговаривал бы сейчас с вами. Он встречался с Мескалито, и, как видите, в полном порядке.

– Как знать, – протянул Бахея. Все рассмеялись.

– Посмотрите тогда на меня, – сказал дон Хуан. – Я почти всю жизнь встречаюсь с Мескалито, и он не причинил мне зла.

Никто не засмеялся, но было видно, что и эти слова не приняли всерьез.

– Конечно, – продолжал дон Хуан, – Мескалито может лишить людей рассудка. Но только тех, которые не знают, чего от них хотят.

Эскуере, старик одних лет с доном Хуаном, хихикнул:

– О каком знании ты все толкуешь, Хуан? В прошлый раз, когда мы виделись, ты тоже говорил о нем.

– Люди обалдевают, наевшись пейотля, – опять вступил дон Хенаро. – Я видел, как его ели индейцы-уичолы. Они просто взбесились: у одного пена на губах, другого рвет, третий мочится где попало. От этой гадости запросто падучую подхватить, а она, сами знаете, на всю жизнь.

– Был человек, стал скотина, – подал голос Бахея.

– Хенаро, ты видел только то, что хотел увидеть, – сказал дон Хуан. – И не потрудился узнать у индейцев, что значит встреча с Мескалито. Насколько мне известно, падучей от этого не бывает. По-твоему, все люди, познавшие Мескалито, – сумасшедшие?

– Если они выделывают такие штуки, значит, повернутые, – ответил Хенаро. – Или близки к этому.

– Ну хорошо, допустим. Тогда кто же за них работает? И как они не умирают с голоду? – спросил дон Хуан.

– Макарио, что приезжает к нам с «той стороны», из Штатов, – сообщил Эскуере, – говорил: кто испробовал пейотль, тот на всю жизнь получает отметину.

– Твой Макарио – врун, – возразил дон Хуан. – Болтает сам не знает что.

– Он и впрямь частенько привирает, – согласился Бениньо.

– Кто это Макарио? – спросил я.

– Индеец-яки, из местных, – ответил Лусио. – Уверяет всех, что родился в Аризоне, а во время войны побывал в Европе. Мастер на небылицы.

– Говорит, служил полковником, – вставил Бениньо.

Все рассмеялись и стали вспоминать всякие басни, которые рассказывал про себя Макарио. Но дон Хуан снова вернул разговор к Мескалито.

– Всем известно, что Макарио – врун, – сказал он, – однако его болтовне про Мескалито вы верите.

– Дед, это ты о пейотле? – спросил Лусио.

– О чем же еще, черт побери!

Дон Хуан ответил так резко и сердито, что Лусио даже отшатнулся. Всем стало как-то не по себе. Но дон Хуан тут же улыбнулся и продолжал спокойным голосом:

– Как вы не поймете, что Макарио не знает, о чем говорит? Можно ли вообще толковать о Мескалито, не познав его?

– Опять ты за свое, – протянул Эскуере. – На черта нам его знать? Ты хуже Макарио. Тот хоть говорит, что думает, а знает он, о чем говорит, или нет – это другой вопрос. Сколько уже лет от тебя слышу: знание, знание... Какое знание?

– Дон Хуан говорит, что в пейотле обитает какой-то дух, – сказал Бениньо.

– Пейотль-то я видел, а вот духов что-то не встречал, – сказал Бахея.

– Можете считать Мескалито духом, – стал объяснять дон Хуан. – Но чтобы понять, кто он на самом деле, надо с ним встретиться. Эскуере говорит, что я толкую об этом не первый год. Верно. Но разве я виноват, что вы не понимаете? Бахея считает: познавший Мескалито становится скотиной. А я так не считаю. По-моему, те, кто думает, что они лучше животных, живут хуже их. Возьмите моего внука. Он трудится не покладая рук. Можно сказать, живет только для того, чтобы работать. Как мул. Единственная разница – мул не пьет текилы!

Все покатились со смеху. Громче всех хохотал Виктор, совсем мальчишка. Один Элихио, молодой крестьянин, не проронил до сих пор ни слова. Он сидел на полу справа от меня, прислонившись к мешкам с минеральными удобрениями, которые спрятали в дом от дождя. Элихио дружил с Лусио с детства. Это был крепко сбитый парень, ростом пониже Лусио, но кряжистый. Судя по виду, Элихио всерьез обдумывал то, что говорил дон Хуан. Когда Бахея опять попробовал высказаться, Элихио прервал его.

– Каким образом пейотль может все это изменить? – спросил он. – Разве человек не затем и рожден, чтобы всю жизнь тянуть лямку, как мул?

– Мескалито изменяет все, – сказал дон Хуан, – даже если мы будем тянуть ту же лямку. Заключенный в Мескалито дух изменяет людей порой даже вопреки их желанию. Его можно увидеть, можно к нему прикоснуться.

– Пейотль сводит с ума, – сказал дон Хенаро, – потому и кажется, будто что-то в тебе изменилось. Так ведь?

– Как он может изменить нас? – продолжал допытываться Элихио.

– Он учит нас, как правильно жить, – сказал дон Хуан. – Он помогает и защищает тех, кто его знает. А жизнь, которую ведете вы, вообще трудно назвать жизнью. Вы не знаете, какое это счастье – делать что-либо с пониманием. У вас нет покровителя.

– Что ты несешь? – возмутился дон Хенаро. – Как это нет? А Господь наш Иисус Христос, а пресвятая Дева Мария, а святая Дева Гваделупская – разве не покровители?

– Целая охапка, – усмехнулся дон Хуан. – Ну и как, научили они вас правильно жить?

– Так это потому, что люди слушают не их, – возразил дон Хенаро, – а дьявола.

– Были бы они настоящими покровителями, вы бы их услышали, – возразил дон Хуан. – Когда покровителем становится Мескалито, его приходится слушать, хочешь этого или нет, потому что видишь его и поневоле ему внимаешь. Он умеет себя поставить. Не то, что ваши.