Книга Любавины онлайн - страница 9

– 12 -

У Игната шел пир горой. Дым, гвалт, обрывки песен, крученый мат… Где-то в углу, невидимая, из последних сил, отчаянно хлопая мехами, взвизгивала гармонь.

Какой– то детина с покатыми плечами в косую сажень во что бы то ни стало хотел пройтись вприсядку. Но его каждый раз вело с ног; он падал, с трудом молча поднимался и, распрямившись во весь свой огромный рост, жеманно подбоченивался, точно по-бабьи вскрикивал: «Ух ты-и!…» -приседал с маху и… заваливался на спину.

За столом, в центре, сидел Закревский. Улыбался, трепал кого-то по плечу, кому-то наливал водку, пил сам… Он первый увидел незнакомых. Остановил на них мутный, подозрительный взор:

– Кто такие?

Макар, не отвечая, презрительно сощурился. Егор искал глазами Игната. Его почему-то не было среди этих людей.

Закревский легко поднялся с места, пошел к Макару. На ходу резко и трезво бросил кому-то:

– Вася, выйди на улицу, посмотри.

Макар сунул руку за пазуху.

– Кто такие? – еще раз спросил Закревский, заглядывая Макару в самую душу.

– Я не могу с тобой разговаривать: у тебя чижелый дух изо рта идет. Отойди маленько, – Макар легонько уперся стволом обреза в грудь ошеломленного Закревского, отодвинул его назад. Тот метнул испуганный взгляд на Егора, опять на Макара, на дверь…

– Где дядя Игнат? – спросил Егор.

Закревский обмяк, улыбнулся, отвел от груди обрез.

– Черти драные… перепугали насмерть! Проходи! – он потянул Макара к столу – Вы Любавины? Отец послал? Золотой старик… Садись. Садись, другом будешь!

Макар спрятал обрез, оберегая избитые бока, втиснулся между пьяными. Никто больше не обращал на них внимания. Егор с трудом пробрался в горницу

Кондрат лежал на кровати с перевязанной головой.

– Ты зачем здесь?

– Так… В гости.

Кондрат приподнялся на локте:

– Дома что-нибудь?…

– Ничего дома… Лежи. Што это за народ здесь?

– Знакомые Игната. Извели меня вконец, паразиты… Вторые сутки пьют.

– А где дядя Игнат?

– В город уехал.

В горницу с бутылкой и стаканом в руках вошел Закревский.

– Вот они, голуби! Так… – он, ласково глядя на Егора, зазвякал горлышком бутылки об стакан, наполнил его с краями вровень, сунул под нос Егору. – Пей! За свободную жизнь… Мне нравится ваша порода.

Егор отвел в сторону стакан:

– Не хочу. Нездоровится.

– Не-ет, выпьешь… – Закревский силой стал совать в лицо Егору стакан. Водка плескалась на руки и на грудь им обоим.

Егор наотмашь вышиб из рук Закревского стакан.

– Пристал как банный лист…

– Вот вы какие! – с восхищением воскликнул Закревский. – Эх! – он трахнул бутылку об пол, качнулся, поворачиваясь. – Но вы не можете быть сильнее меня. Понимаешь?! Вася! – он пинком распахнул дверь горницы, из прихожей тугой волной ударил гул затяжной попойки. – Вася!

В дверях вырос Вася, невысокий человек с окладистой русой бородой. Молодо и трезво поблескивал собачьими глазами на хозяина.

– Пригласи человека к столу, – Закревский показал на Егора.

– А он рази не хочет? – искренне изумился Вася.

– Он ждет особого приглашения.

Вася медленно подошел к Егору. Не успел тот сообразить, в чем дело, Вася сгреб его в охапку и так сдавил, что у Егора от боли глаза полезли на лоб. Вася отнес его к столу, бросил на лавку.

– Сядь тут.

Макар, увидев брата, потянулся к нему:

– Егор! Брательник мой хороший…

Но его кто-то перехватил, увлек в сторону. А Егору услужливо подставили стакан водки. Он выпил. Кто-то подставил еще стакан. Он выпил еще. Поднял глаза – подставлял стаканы все тот же Вася.

Закревский со стороны наблюдал за ними. После второго стакана он подсел к Егору, обнял тонкой рукой за шею.

– Правильно сделали, что пришли. Хочешь денег? Баб?… А? – глаза Закревского блестели неподдельной радостью. – Чего хочешь – говори…

– Я?

– Ты.

– А ты?

– Я хочу дать свободу русскому характеру… Натворить побольше! Мы раскиснем к черту с такими властями. Согласен?

– Не знаю, – Егор снял жиденькую горячую руку со своей шеи. – Не лапай, я не баба.

– Пей еще! – потребовал Закревский.

– Давай.

Рядом громко орал Макар:

– Согласный! Все!… – он заехал ковшом в гущу бутылок и стаканов. – Я такой жизни давно искал, гады милые!… Душить будем!

Егор выпил третий стакан, кинул его куда-то в людей, нашел грудь Закревского, забрал в кулак тонкую белую рубашку, подтащил к себе:

– А я несогласный. Больше не говори мне разные слова… а то ударю.

Хлопала, хрипела и взвизгивала гармонь. Грохотали по полу сапоги, качались стены. Качались и плавали в глазах чужие люди…

На третьи сутки, в глухую полночь, Макар явился домой. Один. На тройке. И вел сзади еще пару своих лошадей, тех, которых они захватили с Егором, когда уходили из дома.

Бросил лошадей посреди ограды, вошел в избу – в новеньком полушубке, в папахе, красивый и смелый. Слегка покачивался.

– Здрасте!

В избе слабо мерцала керосиновая лампа. Не спали. Емельян Спиридоныч лежал на печке, весь обмотанный тряпками, злой и слабый (в той драке ему попало больше всех). Увидев сына, он поманил рукой жену.

– Сходи за Ефимом. Скорей, – шепнул Емельян Спиридоныч.

Макар услышал эти слова, прошел к столу, выложил на белую скатерть два нагана.

– Бесполезно, папаша: пришью на месте, – сел, закинул ногу на ногу. – Я подобру зашел. Сказать, что коней, которых взяли, отдаем обратно. Нас с Егором больше не ждите. На этом до свидания, – он собрал наганы, встал.

Емельян с яростью, беспомощно глядел на него с печки.

– Нашли себе дружков?

– Ага. Верные люди.

– Поддорожники, ворюги… Проклинаю вас обоих!

– Это неважно. Поправляйся, папашенька. Не сердись на нас. А здорово мы вас ухайдакали!…

Мать не выдержала, топнула ногой:

– Варнак ты окаянный! Отец он тебе или кто? Уходи с глаз моих долой!

Макар оглянулся на нее, ничего не сказал. Вышел.