Страницы← предыдущаяследующая →
Лондон 31 января 1710—1711.
[среда]
Я должен был отправить мое четырнадцатое только завтра, но поскольку у меня было не совсем хорошо с головой, этот порядок нарушился. Нынче рано утром я был у господина секретаря Сент-Джона, а посему не смог нацарапать малюткам МД свои обычные утренние строки. Дело в том, что правительство намерено обложить все мелкие печатные листки ценой в один пенни налогом[388] в полпенни за каждые пол-листа, такая мера вконец разорит Граб-стрит[389]. и я пытаюсь этому воспрепятствовать. Кроме того, я выдвинул обвинение против одного знатного лица[390] – вот какие два дела были у меня к секретарю. Ну, разве они недостаточно важные? Сегодня день рождения Форда, а посему я ответил отказом на приглашение секретаря и пообедал с Фордом. У нас сейчас стоят самые свирепые морозы, какие мне когда-либо здесь случалось видеть; что и говорить, бодрящая погода для прогулок, на канале и Роузмондском пруду[391] полным-полно людей, катающихся на санках и коньках[392], если вам известно, что это такое. Вода для коноплянки Патрика замерзает в горшочке, а мои руки в постели.
1 февраля. Утром навестил бедную леди Керри, которая еще больше страдает от головных болей, чем я. Она присылает мне пузырьки со своим горьким снадобьем, и мы обожаем друг друга, потому что у нас одна и та же болезнь. Разве вам это неведомо, мадам Стелла? И разве я не наблюдал, как вы доверительно шептались о своих недугах с женой Джо[393] и еще кое с кем, сударыня? Потом я отправился обедать в Сити, но пешком, ради моциона, потому что мы должны, как вам известно, заботиться о здоровье Престо ради бедных малюток МД. Однако я шел чертовски осторожно из опасения как бы не прокатиться ненароком; со всем тем я очень сейчас занят.
2. Утром за мной зашел мистер Форд, чтобы пройтись пешком в Сити, где у него были дела, а потом купить книг у Бэйтмена; я выложил фунт и пять шиллингов за Страбона[394] и Аристофана, так что у меня уже набралось книг для еще одной полки. Я, разумеется, на этом не остановлюсь, хотя бы это и грозило мне разорением. Возвратясь оттуда, мы распили в комнате у Бена Тука фьяску доброго французского вина, а когда я добрался домой, то обнаружил записку от миссис Ваномри с известием, что ее старшая дочь[395] неожиданно очень тяжело захворала и что она просит меня прийти проведать ее; я, конечно, пошел, и тут выяснилось, что это была нелепая шутка миссис Армстронг, сестры леди Люси; она явилась туда с визитом вместе с Молль Стэнхоп; при всем том, я, однако же, поболтал с дочерью миссис Ваномри.
3. Пошел нынче к леди Люси, у которой, как вам известно, очень давно не был, и остался там на обед. Они – ярые виги, особенно ее сестра – миссис Армстронг, самая несносная из женщин, без малейшего вкуса и при этом с претензией на остроумие. Она всячески поносила последний «Экзаминер», лучший из всех мною читанных, в коем дана характеристика нынешнего кабинета министров. – В пять я ушел от них и возвратился домой. Да, совсем забыл сказать вам, что нынче утром ко мне пожаловал мой кузен Драйден Лич, типограф, и стал всячески поносить Гаррисона – нового «Тэтлера», – который отказался от его услуг и нанял издателей прежнего «Тэтлера». Лич клялся, что непременно ему отомстит, в ответ на что я сделал ему серьезное внушение и, когда он убрался, велел Патрику впредь его ко мне не пускать, а вечером пришло письмо от Гаррисона с той же вестью и с извинениями за то, что он действовал без моего ведома, желая сам отвечать за последствия. В своем сегодняшнем «Тэтлере» Гаррисон извещает, что вновь возвратился к старым издателям, и тут же напечатано всепокорнейшее письмо от Морфью и Лилли[396], в котором те просят у него прощения. И, наконец, нынешним же утром Форд прислал мне из кофейни, где я теперь почти не бываю, два письма, одно от архиепископа Дублинского, а другое от —. От кого бы вы думали было второе письмо? – Так и быть, скажу вам, потому что вы мои друзья; поверите ли, оно было от моих дорогих малюток МД, № 10. Однако же мы вовсе не собираемся тотчас на него отвечать, неееееет, говорю вам; я буду хранить его между двумя листами бумаги, вот оно где, в этом месте. О! я только что приподнял лист и увидел его там. Лежи смирно, маленькое письмецо, я не буду пока еще отвечать на тебя, ведь мне пора в постельку лечь и головку поберечь.
4. Я пока не решаюсь ходить в церковь, потому что голова у меня еще не совсем в порядке, хотя последние пять-шесть дней, с тех пор, как я принимаю лекарство леди Керри, чувствую себя намного лучше. Мороз у нас держится цепко, как дракон. Сегодня я навестил мистера Аддисона и пообедал с ним у него на квартире; мы с ним не видались три недели и стали теперь обычными знакомыми, а между тем, чего я только не сделал для его друга Стиля! Мистер Гарли, когда я последний раз виделся с ним, напомнил мне с укоризной, что вот он готов был в угоду мне помириться со Стилем и даже назначил ему свидание, а Стиль и не подумал явиться. Гаррисона, которого Аддисон порекомендовал мне, я познакомил с государственным секретарем и тот пообещал мне оказать ему содействие; наконец, самого Аддисона я представил министрам в таком Выгодном свете, что они весьма благосклонно теперь о нем отзываются, хотя прежде его терпеть не могли. – Что ж, теперь он у меня в долгу – таков итог, тогда как не было еще случая, чтобы я хоть сколько-нибудь был ему обязан, – таков другой итог. Нынче вечером мистер Гарли прислал осведомиться, жив ли я и не соглашусь ли отобедать с ним завтра. Они обедают так поздно, что с того времени, как у меня случилось головокружение, я избегал бывать у них. – Патрик вот уже десять дней как впал в немилость; я говорю с ним сухо и резко и даже раза три или четыре окликнул его словом – «приятель». Однако, убирайтесь-ка отсюда, сударыни.
5. Утро. Нынче утром я собираюсь повидаться с Прайором, с которым мы будем обедать у мистера Гарли, так что я не могу дольше лодырничать и болтать с дорогими маленькими негодницами; да и к тому же у нас все еще стоит лютый мороз. – Я бы не прочь, чтобы моя озябшая рука отогрелась в каком-нибудь самом тепленьком местечке возле вас, юные дамы, и чтобы узнать, где оно находится, не пожалел бы и десяти гиней, право слово. Ох, от руки бедро у меня совсем закоченело! Итак, сейчас я встану и пожелаю вам, мои дамы, обеим доброго утра: доброе утро. Ну, отвернитесь-ка и дайте мне встать. Патрик, убери свечу. Хорошо ли топится камин? – Так – Ну, с богом! – Вечером. Мистер Гарли сел за стол только в шесть, и я пробыл у него до одиннадцати; отныне я предпочту посещать его по вечерам и по возможности буду избегать с ним обедать. Это нарушает все принимаемые мною меры предосторожности и вредит здоровью; голова моя не совсем в порядке, но не болит, и я надеюсь на улучшение.
6. По случаю дня рождения королевы все пребывали в такой ажитации, столько было роскошных нарядов, и при дворе была такая толчея, что я туда не пошел. Все наши морозы кончились. В воскресенье таяло и сейчас тает, но на канале лед еще держится (я имею в виду не в Ларакоре, а в Сент-Джеймском парке), и мальчишки катаются на нем во всю. Мистер Форд настоял, чтобы я пообедал с ним у него в комнате. – Говорил ли я вам. что Патрик купил птицу, коноплянку, чтобы привезти ее Дингли? Она была сначала на удивление смирной, а теперь превратилась в самую неугомонную, какую я когда-либо видел. Он держит ее в кладовой, где она прямо-таки переворачивает все вверх дном, но я уж помалкиваю: я покладист, как тряпка. Кстати, когда мы должны отвечать на письмо наших МД? На одну из этих жалких куцых писулек. Уже, кажется, неделя, как я его получил, но все же не больше. Мистер Гарли хотел, чтобы я сегодня опять с ним обедал, но я наотрез отказался, потому что поссорился с ним[397] вчера и не стану с ним встречаться до тех пор, пока он не извинится; а сейчас я ложусь спать.
7. Нынче рано утром я был у мистера Льюиса, служащего в канцелярии государственного секретаря, и он показал мне письмо от мистера Гарли, в котором тот выражает желание помириться со мной, но я остался глух ко всем их уговорам и попросил Льюиса уведомить его, что я ожидаю от него дальнейших шагов. Ведь стоит однажды позволить этим великим министрам чересчур о себе возомнить, и с ними никакого сладу не будет. Он обещает мне все разъяснить, если только я пожелаю прийти повидаться с ним, но я не пойду; пусть соизволит сделать это письменно, в противном случае я его отрину. О причине нашей ссоры я расскажу вам при встрече и предоставлю вам судить самим. Он полагал, что своим поступком выказывает мне свое расположение, однако я воспринял это совершенно иначе, мне отвратителен и сам поступок и способ, какой он для этого избрал. Я возмущен до глубины души. Все, что я сейчас рассказал вам, – чистейшая правда, хотя это и можно принять за шутку. Я решительно отказываюсь примириться с такого рода знаком расположения и ожидаю от него дальнейших шагов. Мистер Форд и я пообедали с мистером Льюисом. У нас был ужасный снегопад, и это стоило мне двух шиллингов за портшез и карету, и кроме того я еще гулял до тех пор, пока основательно не перепачкался. Я теперь оставил привычку читать или писать после того, как лягу в постель. Последнее, что я делаю перед тем, как лечь, это пишу что-нибудь моим МД, потом ложусь, гашу свечу и стараюсь как можно быстрее заснуть. Но по утрам, как вам известно, я непременно что-нибудь пишу в постели.
8. Утро. «Я просил Апронию беречь себя, особенно ноги». Скажите на милость, находите ли вы эту фразу такой уж необычайно остроумной? Я, например, откровенно вам признаться, не нахожу. Но партийные раздоры сказываются теперь решительно на всем, и вы не можете себе представить, сколько чепухи я выслушал по поводу остроумия этой фразы; за каких-нибудь полчаса она с восхищением была произнесена чуть не сотню раз. Прошу вас, прочитайте ее еще разок и хорошенько вдумайтесь в нее. По-моему, уместнее было бы слово «советовал», а не «просил». Я вряд ли запомнил бы ее, если бы ее не повторяли так часто. Чего ради? – ай, глупышки! – Да затем, что она, к вашему сведению, мне сейчас приснилась, и я проснулся с ней, что называется, на губах. Ну, как, попались на удочку, или нет, ну, признавайтесь, плутовки? Я встретил в суде справедливости мистера Гарли, и он спросил меня, давно ли я выучился такой шутке – писать самому себе? Он, оказывается, увидел в кофейне под стеклом ваше письмо и готов был поклясться, что это мой почерк; и мистер Форд, который взял это письмо и переслал мне, подумал то же самое. Помнится, что и другие принимали ваш почерк за мой; все же не зря я был когда-то учителем чистописания малышки МД. – Но, позвольте, чем я собственно сейчас занимаюсь? пишу с утра юным дамам? Да у меня есть дела поважнее; так что доброго вам утра, сударыни, доброго утра. Вечером я, возможно, отвечу на ваше письмо, а, возможно, и нет; это уж будет зависеть от настроения дерзкого маленького Престо. – Вечером. Погулял нынче в парке, невзирая на погоду, как я это делаю всегда, если только дождь не зарядит в полную силу. А знаете ли вы, что у нас здесь творилось? Три дня была оттепель и невылазная грязь, потом шел снег, а теперь подморозило, и снег покрылся ледяной коркой. Обедал у леди Бетти Джермейн впервые со времени моего приезда в Англию и просидел у нее словно последний олух до восьми, глазея, как она и еще одна дама играют в пикет, а ведь у меня по горло всяких дел. По-моему сегодняшний день был самый холодный за всю зиму.
9. Утро. Прошлой ночью, пролежав в постели около часа, я принужден был встать и позвать хозяйку и служанку с тем, чтобы они погасили огонь в камине нижнего этажа, потому что в моей спальне пахло дымом, хотя у меня не топилось. И это уже второй раз. Никогда в жизни я не чувствовал себя таким несчастным. Да и что может быть досаднее? – Всю ночь шел снег, а сейчас дождь льет как из ведра – Постойте, а где же письмо МД? Ну-ка, миссис Письмо, где вы там, покажитесь. – Вот оно я, говорит оно, извольте-ка отвечать, глядя мне прямо в лицо. – О, поверьте, я весьма сожалею, что вы гак быстро получили мое двенадцатое; боюсь, что следующих писем вам придется ожидать подольше. Я все беспокоюсь, как бы вы не получили мое четырнадцатое, в то время как я пишу это, поскольку хотел бы, чтобы всегда одно письмо от Престо вы читали, другое – находилось в пути, а чтобы третье – он писал. Что касается злополучной посылки, то я начинаю опасаться, что она пропала. Она была адресована мистеру Карри в его дом на Кейпл-стрит. Вчера я получил письмо от доктора Раймонда из Честера, он пишет, что посылал слугу повсюду справляться, но разыскать ее так и не удалось. Бог весть, окажутся ли более успешными усилия мистера Смита. Стерн ему все объяснил, да и я, посылая бутылку с лекарством для вас, сопроводил ее запиской. Надеюсь, что хотя бы эта бутылка не затеряется, и жажду услышать, что вы ее уже получили. Не правда ли, вы ведь слишком хорошего мнения о заботливости Престо, чтобы усомниться на его счет. Я бываю достаточно невнимателен к кому угодно, но только не к МД, хотя на Стерна мне, пожалуй, не следовало полагаться. – Но я на этом не успокоюсь и приму еще какие-нибудь меры. – Что касается того, что вы говорите по поводу добряка Пизли и Айзека[398], то я отвечу вам, как и прежде; фи, детка, зачем же верить всякого рода досужей болтовне. Вы, конечно, можете рассказать мне, насколько сочувственно эти вещицы были встречены публикой и нравятся ли они вам, дают ли они представление о нынешнем положении дел и были ли они напечатаны в Дублине или только присланы отсюда, но только лишь ради удовлетворения моего любопытства. – Сэр Эндрю Фаунтейн выздоровел, так что потрудитесь взять свои огорчения обратно, но не оставляйте их при себе, а выбросьте собакам. И малышки МД, конечно же, гуляют, не так ли? – Сердечно этому рад. – Да, мы здесь разделались с чумой: должен заметить, что с вашей стороны было довольно-таки дерзко претендовать на нее раньше людей более достойных. Ваши сведения о том, что история с офицерами, которых вынудили продать свои должности, будто бы вымышлена, достойны восхищения. Вы можете в любой день удостовериться, что все трое точно так же служат теперь в армии, как и вы. Двенадцать шиллингов за починку сейфа, то есть за то, чтобы навесить на петлю железку ценой в фартинг и позолотить ее; посулите шесть шиллингов, а я, так и быть, уплачу их, и никогда больше не нанимайте его или ее. – Да нет же, в самом деле, я стараюсь, насколько это от меня зависит, отложить их затею с проповедью. Я смотрю на дело иначе: ведь никто здесь не сомневается в том, способен ли я произнести проповедь, так что вы глупышки. – Ваше мнение по поводу этого еженедельного листка[399] вполне совпадает с нашим. Мистера Прайора попытались было оскорбить на улице, предположив, что он является его автором, но в одном из последних номеров это предположение отметается. Никто не знает автора, кроме немногих посвященных – я имею в виду министров и издателя. – Бедные глазки Стеллы, да хранит их господь и пошлет им исцеление. Прошу вас, берегите их и пишите не больше двух строк в день при ясном дневном свете. – Как Стелла выглядит, мадам Дингли? – Весьма недурно; все еще красивая молодая женщина. – Не хуже ли она других? Обратит ли она на себя внимание в деревенской церкви? – Погодите-ка минутку, прекрасные дамы. Я посылал нынче Патрика к Стерну, и он только что возвратился с ответом, что ваша посылка цела и невредима и находится в Честере у сестры некоего мистера Ирла и что вдова полковника Эджворта, которая в следующий понедельник уезжает отсюда в Ирландию, захватит ее с собой и вручит вам в полной сохранности, так что появилась какая-то надежда. – Ну вот, а теперь позвольте возвратиться к вашему письму. – Грамота о даровании первин уже составлена. Королева пока еще не отправила письмо, однако патент будет выписан[400] здесь, и на это уйдет еще какое-то время. С некоторых пор мистер Гарли что-то помалкивает насчет своего обещания представить меня королеве: так что я ввел вас в заблуждение, когда обмолвился об этом. И то сказать, он настолько обременен делами, что не может все упомнить, хотя раза три или четыре действительно говорил мне об этом еще задолго до того, как я вам проболтался. Как, разве миссис Уоллс все еще не разрешилась от бремени? А я полагал, что она уже давно на ногах и здорова, а ребенок умер. – Вы хорошо сделали, прислав мне, наконец, отчет о своих расходах, однако я не стал его дожидаться, премного вам благодарен. Надеюсь, вы уже получили вексель, который я отправил вам в последнем письме, и кроме того вы получите вскоре еще восемь фунтов в счет процентов, причитающихся от Хокшоу; пожалуйста, проверьте его долговое обязательство. Надеюсь, вы рачительные хозяйки и Стелла не усмотрит в этих моих словах намерения, чтобы она жалела себе вина. Однако проживание в таких дорогостоящих квартирах требует известных средств. По ряду причин я предпочел бы, чтобы до моего возвращения вы никуда не переезжали. Во-первых, эта француженка[401] в непродолжительном времени снова начнет ворчать, и, кроме того, если вас пригласят куда-либо в деревню, то будет досадно платить ей во время вашего отсутствия; а между тем пребывание в деревне чрезвычайно полезно для здоровья бедняжки Стеллы. Впрочем, поступайте, как вам заблагорассудится и не вините Престо. – О, но вы приводите еще и доводы. – Что ж, я их прочитал и повторяю – поступайте, как вам угодно. – Да, Раймонд говорит, что ему придется задержаться дольше, нежели он предполагал, он все никак не уладит свои дела. М…… находится сейчас в деревне у своих друзей, она возвратится в Лондон весной, а потом намерена обосноваться в Херефордшире. Ее муженек – бесчувственная злобная скотина, и его нимало не заботит, что ей необходимо хотя бы с кем-нибудь видаться. О господи, посмотрите, как я споткнулся и оставил две строчки недописанными, и все из-за безобразной складки на листе. – Вы, надо думать, малость приврали в этой истории с пожаром, чтобы выглядело позанятней. Берниджу все же придется отправиться в Испанию; я попробую порекомендовать его герцогу Аргайлу, его генералу, как только снова увижу герцога; однако офицеры говорят мне, что продай он сейчас свою должность, это было бы для него крайним бесчестьем, и ему никогда больше нельзя было бы рассчитывать на продвижение на военном поприще, так что он непременно должен ехать, если только не намерен оставить службу окончательно. Так ему и передайте и еще, что я написал бы ему, если бы знал, куда адресовать письмо, о чем твердил уже восемьдесят раз. Я готов пожертвовать чем угодно, лишь бы вам не приходилось затруднять себя отправкой писем, когда вам это почему-либо неудобно. Ведь мы уже условились, что я буду писать вам, когда смогу, и МД будут поступать точно так же; а при чрезвычайных обстоятельствах я черкну хотя бы строчку; если же писем долго нет, то мы будем считать, что все обстоит благополучно; таков будет теперь наш постоянный уговор и придержите-ка язычок. – Хорошо, вы получите свои булавки, а что касается огарков, то ничего обещать не могу, потому что сжигаю свечи до основания; кроме того, я отлично помню, как Стелла изволила проезжаться по этому поводу много лет тому назад – а ведь она может подумать то же самое и обо мне. – И Дингли получит свои очки с дужками. – Бедная дорогая Стелла, как вы смели писать эти две строчки при свече; вы заслуживаете изрядной трепки. Это письмо, юные дамы, будет, я полагаю, отправлено завтра и, следовательно, через десять дней после предыдущего. Конечно, говоря по совести, это слишком рано, но ответ на ваше очень уж быстро его заполнил, а я совсем не собираюсь исписывать вам целых три страницы in folio, нет, неееет. Все это я написал утром, лежа в постели. – А засим, доброго вам утла, маленькие куклы[402]; это просто для рифмы. Вы, наверно, хотите еще и политики, но, право, я не в силах сейчас размышлять на эту тему, а вот вечером, возможно, кое-что расскажу. Ну, а теперь вы отсядете подальше от кровати и позволите мне встать, не так ли? – Вечером. Обедал у моей соседки Ваномри; погода такая унылая, что не мог заставить себя двинуться куда-нибудь дальше. К тому же у меня были кое-какие тревожные симптомы, как обычно бывает перед приступом головокружений, но пока все обошлось. Я по-прежнему пью горькое лекарство доктора Рэдклифа и намерен принимать его и дальше.
10. Утром повидал государственного секретаря и попросил его передать герцогу Аргайлу мою записку относительно Берниджа. Герцог – человек, умеющий отличать людей достойных, и я сам тоже с ним поговорю; но поддержка секретаря в данном случае как нельзя более кстати, а уж я позабочусь о том, чтобы воспользоваться ею наилучшим образом. Передайте это, пожалуйста, Берниджу и скажите, что я считаю подобное стечение обстоятельств самым для него благоприятным и что я советую ему непременно поехать. Я договорюсь, чтобы герцог послал за ним, когда они прибудут в Испанию, или же, если это не получится, чтобы герцог любезно его принял, когда тот явится к нему с визитом. Могу ли я сделать больше? И разве этого не более чем достаточно? – Это письмо будет сейчас отправлено, чтобы вы не задерживались с ответом, дожидаясь его. – Обедал с Фордом, поскольку нынче оперный день, а теперь пришел домой и собираюсь заняться делом. Уж не надеетесь ли вы отгадать, чем именно, эй вы, бесстыжие, дерзкие дорогие плутовки? В конце письма у меня не хватило духу сказать, дерзкие плутовки, не присовокупив еще и слова «дорогие». И разве так не справедливее? Прощайте. Это письмо получилось бы длиннее, если бы я не отправлял его нынче вечером[403].
О безмозглый, безмозглый олух!
С этой же почтой я посылаю письмо к некоему мистеру Стонтону, но адресую его мистеру Эктону на Сент-Майкл-Лейн, поскольку Стонтон[404] раньше там проживал и не сообщил, куда ему адресовать письма теперь. Будьте добры, узнайте у этого Эктона, получил ли он письмо и переслал ли его Стонтону?
Если Бернидж все же намерен продать свой офицерский патент и остаться дома, то пусть непременно меня об этом уведомит, дабы я зря не хлопотал за него перед герцогом Аргайлом.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.