Групповой портрет с дамой

"Групповой портрет с дамой" считается одним из лучших романов у писателя. Возможно, это связано с присуждением за него Нобелевской премии в 1972 году. Но роман действительно колоссален и масштабен, это не просто портрет дамы, не просто групповой, это грандиозная панорама эпохи - военной и послевоенной Германии. Интересна и сама композиция, что-то вроде литеранутного досье от автора. Но автор - не Бёлль, а некий вымышленный персонаж, который питает какой-то священный интерес к героине из названия - Лени Пфейфер (Елена Мария Пфейфер, урождённая Груйтен, время рождения 17 августа 1922 г.) и именно поэтому затевает свой сбор информации, донимая не столько саму даму, сколько толпу людей, связанных с нею родственными, дружескими, недружескими и прочими связями. Сама же дама - молчалива и загадочна, а ещё очень красива.

Автор (и сам Бёлль, и его книжный персонаж) дотошен до крайней степени. Описания людей и подробности их жизни детализированы настолько, что всё кажется гротеском. "Читатель уже успел заметить, видимо, что приверженность автора к фактам иногда даже раздражает",- очень точная самокритика. Но к концу романа уже забывается первоначальное удивление от, например, знания о консистенции экскрементов главной героини. Знание, вроде бы не совсем необходимое, очень хорошо вписывается в картину, делает её целостной и даже начинает казаться, что без подобной детали было бы что-то упущено. Физиологичность в принципе важна в отношении Лени, так как автором она позиционируется как "непризнанный гений чувственности" и не раз происходит соприкосновение со сферой эротики, но эротики какой-то особой, целомудренной. Очень странным образом Эрос становится не просто чем-то физическим, но перетекает в сферу духовную и возвышенную.

Что только не сказано о Лени самим автором и толпой прилагающихся персонажей, она и невероятно восприимчива, и по-особому умна, неспособна к раскаянию, великодушна, обладает прекрасным голосом, хорошо играет Шуберта и ради рояля готова "пойти на панель", её называли и "красной шлюхой", и "русской полюбовницей", она обладала типичной психологией пролетария... Но в итоге автор считает её не просто совершенством, он практически возводит её в ранг Девы Марии, поэтому весь этот групповой портрет, озарённый нимбом святой Лени, становится иконой, пускай и абсурдной. Лени же просто не совсем вписывалась в социум, что не является уж очень большой редкостью в фашистской Германии, тогда вообще мало кто понимал, что происходит, и отчуждённость бы одной из норм мироощущения. "Лени больше не понимает этот мир и сомневается, понимала ли его раньше; Лени не понимает причины враждебности окружающих..." Безусловно это похвально, особенно с высоты послевоенного времени, не вписываться в рамки Третьего Рейха, но невероятно сложно и героично. Только вот Лени не вписывалась в этот социум не по осознанному решению, а совершенно на своей волне, будучи наивно недогоняющей и не от мира сего, странненькой. "Сущность Лени, к которой автор относится с нежностью, нельзя понять, не поняв, что такое невинность".

По незнанию и из-за тотального отказа понимать она не раз подвергала себя и близких опасностям, порой смертельным. Например, посещая свою подругу-монахиню, которую были вынуждены скрывать другие, Лени так и не разобралась в понятиях "еврей" и "еврейка", расовые предрассудки вообще были за пределами её понимания. Отсюда и любовь к русскому офицеру Борису и уже более поздняя связь с турком Мехмедом, не просто чудные для того времени, но совершенно неприемлемые. Конечно же, это ведёт к мысли о том, что было бы побольше (в идеале, что вообще все) таких наивных и странненьких, не видящих разницу между расами, реки крови возможно бы если и не иссякли, но изрядно поуменьшились.

Автор сам хочет стереть эту расовую и национальную неприязнь и из этого вытекает тема русско-немецких отношений. Бёлль - большой поклонник русской литературы и лично помогал Солженицину. Эта любовь к другой культуре видна на поверхности в "Групповом портрете": это и возлюбленный Лени - Борис, и очень занимательный "мотив мёртвых душ" с русскими фамилиями, и даже томики романов Толстого у Лени - "Воскресения" и "Анны Карениной". Писателю действительно хочется увидеть и даже создать эту искреннюю дружбу двух народов с великолепным культурным наследием. Возможно поэтому он и наделяет своих героев проблемами самоидентификации, ведь по сути практически никто не понимал своей истинной принадлежности, а ощущение потерянности было массовым. Это и сама Лени, которая когда-то получила звание "самой немецкой девушки", не ощущая с этим званием никаких внутренних связей, и которая упорно и искренне не понимает, почему же в свободном доступе нет книг Кафки. И русский офицер Борис с его отличным знанием немецкого и любовью к немецкой литературе, с его явной стереотипной "немецкостью" в целом вроде любви к порядку, организованности, манеры говорить и образования.

Панорама времени изломанных судеб и множества психологических травм в разных исполнениях наполнена неизбывной тоской и одиночеством, и вместе с тем призрачной надеждой. То, что не только немецкий народ, но и все вовлечённые в войну, смогли пережить весь ужас, осознать его и невозвратимость того, что потеряно, невозможность отменить бесчисленные жертвы, то, что мир не остановился и не прекратил своего существования стало для автора религиозным чудом.

Удивительно то, насколько в романе заретуширована эмоциональность. Со страниц льются факты, множество интервью и некоторые документы, в которых описываются действительно трагичные судьбы и катастрофы века, но они как будто закрыты защитным слоем. Это похоже на то, как человек, переживший что-то страшное, отстраняется от этого, защитные психологические механизмы подавляют эмоции и воспоминания. Не случайно автор прибегает к кажущемуся забавным, но на самом деле горькому приёму: он обозначает смех и страдания сокращениями С1 и С2, а блаженство и боль - Б1 и Б2. Таким образом, закодированные эмоции, смешиваясь и становясь менее выразительными, вдруг начинают будить совсем другие чувства. Это осознание того, какой громадный пласт болезненных и страшных чувств может вдруг прорваться через защитные механизмы и начать биться катастрофическим фонтаном.

Лени же напоследок говорит: "Хорошо бы нам и впредь ехать в земной карете, запряжённой небесными конями".

- Неужели эта Лени, черт возьми, само совершенство?
- Ответ: почти.

Генрих Бёлль находится, пожалуй, всего в полушаге от звания классика немецкой литературы. Впрочем, некоторые из его поклонников со мной не согласятся и станут доказывать, что эти полшага он сделать успел. Просто «кое-кто» (намекая на таких как я) этого не заметил. На самом деле не имеет значения такая «мелочь»: нобелевская премия в 1972 году вполне достаточный мотив, чтобы считать данного автора весомой фигурой. Кстати, получил денюжку от Нобеля герр Бёлль именно за эту книгу. И вот это меня и сбивает с толку.
Исходя из этого объемного романа я вижу литературных «родителей» писателя: это, во-первых, соотечественник и действительно классик Эрих Мария Ремарк, а во-вторых, француз и тоже классик - Виктор Гюго. От первого Генриху Беллю «досталось» глубокое понимание человеческой натуры, особенно людей, переживших тяжелые потери, не нашедших своего места в жизни, не принимаемых окружающим обществом, осознание индивидуальности каждого из нас. От второго – неуемная тяга к описаниям и дотошность к деталям.
Если Вы думаете, что слово «портрет» в названии книги взято для красного словца, я Вам отвечу – дулечки! Эта книга действительно самый настоящий портрет Лени Пфейфер (в девичестве – Груйтен), ее родителей, ее двух мужей, брата, погибшего в Дании на войне, сына, сидящего в тюрьме, ее подруг и друзей, ее учителей, ее соседей и недоброжелателей. И вот так расширяя круги на воде вокруг тетушки Лени книга охватывает всю до- и послевоенную Германию. Причем, автор – не обыкновенный портретист, наподобие сидящих на одесской Соборке, киевском Андреевском спуске или московском Арбате. Если бы так, он ограничился бы только начальным описанием каждого героя: рост, вес, цвет глаз и волос, телосложение, семейное положение и различного рода пристрастия. Но автор мало того что профи, так еще и человек дотошный. Читатель о каждом герое получит столько же информации, сколько и профессиональный историк по интересующему его историческому лицу.
Правда, лично мне действительно интересными персонажами показались исключительно фрау Лени и монахиня Рахель.
Но вот какая штука. Я понимаю, что это еще одна книга из серии «жизнь государства через призму отдельно взятого персонажа». Также допускаю – и верю! – что главная героиня с детства неординарна и восхитительна. Настолько, что ее «спустя столько лет моментально вспомнили монахини и иезуиты с пергаментной кожей». Но тем не менее этот роман напомнил мне одесскую поговорку: «Я вас уважаю, правда, уже не помню за что». А все потому что у меня остались два вопроса:
1. «Ну и?» В переводе: я узнал о замечательной даме, ее семье и целой Германии. Спасибо. А оно мне было нужно?
2. «И чего теперь?». В переводе: и как эти знания я должен применять, использовать и т.д.?
И эти вопросы появились не от ханжества или тупоумия. А потому что, хоть книга написана мастерски, персонажи глубокие и более чем раскрыты, читалось забавно и легко, но в душе не осталось ни-че-го! Вот просто ничего! Эмоции и чувства - как будто читал учебник. И возвращаясь к нобелевке и тому что меня сбивает с толку. У Генриха Бёлля есть «Глазами клоуна» и «Бильярд в половине десятого», которые тоже изобилуют воспоминаниями и описаниями, но трогают струны того самого человеческого органа. А «Портрет», несмотря на то что это портрет красивой и незаурядной женщины, - нет.

#флешмоб_Г