Книга Лунные пряхи онлайн - страница 3

Глава 3

When tne sun sets, shadows, that showed at noon

But small, appear most long and terrible.

Nathaniel Lee: Oedipus

Я пойду первым", – сказал Лэмбис. Он бесцеремонно оттолкнул меня и пошел по цветам к ручью. Смотрел по сторонам, ступал осторожно, словно ночное животное, вынужденное двигаться днем. Неприятное впечатление. Мы добрались до пруда наяды, до орхидей, которые я уронила. Еще несколько шагов, и избушка исчезла из вида.

«Лэмбис, – сказала я, – минуточку. – Он неохотно обернулся. – Хочу поговорить. – Я почти шептала, хотя нас наверняка не было слышно из избушки. – А также, – сказала я поспешно, так как он нетерпеливо двинулся, – я голодна, и если не съем хоть что-нибудь, прежде чем отправиться в Агиос Георгиос, умру по дороге. Может, и вы справитесь с бутербродом, между прочим?»

«У меня все в порядке».

«Ну, а у меня нет! – заявила я решительно. – Дайте сумку. Здесь масса всякой еды. Марк съел очень мало. Я оставила кофе, возьмите еще апельсины, шоколад и мясо. Вот. Поможете съесть остальное? – Мне показалось, что он колеблется. Я добавила: – Так или иначе, я собираюсь. Знаете, действительно нет надобности провожать меня дальше. Прекрасно доберусь сама».

Он резко покачал головой. «Мы не можем оставаться здесь, очень открыто. Выше есть место, где мы сами можем видеть избушку и дорогу к ней, а нас не видно. Туда». Он взвалил мою сумку на плечи, повернул в сторону от озерца и начал карабкаться вверх между скалами туда, где я впервые увидела его. Один раз он остановился, осматриваясь напряженно и устало, и его свободная рука потянулась (этот жест я уже начала узнавать) к рукоятке ножа. На нем не было куртки и деревянная рукоятка, отполированная ладонью, по-пиратски торчала из кожаного футляра на брючном ремне. «Пошли».

Я решительно отвела взгляд от ножа и последовала за ним вверх по головокружительной тропинке для коз мимо ручья.

Место, которое он выбрал, представляло собой широкий выступ над лугом и избушкой. Лучшего соединения убежища и сторожевой башни невозможно придумать. Выступ примерно в десять футов ширины с краю немного поднимается вверх, так что снизу ничего не видно. Сверху нависла скала как крыша. Сзади вертикальная расселина предоставляет еще более глубокое убежище. Вход в нее укрывает можжевельник, а сам выступ и весь склон заросли благоухающим кустарником. Дорогу на выступ скрывают спутанная жимолость и раскидистые серебристые ветви дикой смоковницы.

Я села в углублении. Лэмбис вытянулся во весь рост у края, наблюдая за скалистым пространством внизу. С этой высоты яркие воды моря слепили глаза. Казалось, что оно очень далеко.

Мы поделили запасы еды. Лэмбис оставил притворство и ел с жадностью. Не смотрел на меня, лежал, облокотившись на локоть, и не отводил взгляда от склонов. Я молчала, наблюдая за ним, и когда наконец он вздохнул и потянулся к карману за сигаретой, вкрадчиво заговорила. «Лэмбис. Кто стрелял в Марка? – Он вскочил и резко повернул голову. Хмурый взгляд. – Не то чтобы меня это интересовало, но вы ясно дали понять, что ждете их, кто бы это ни был, что они будут снова покушаться на него, поэтому вы прячетесь. Все это очень хорошо, но вы не можете оставаться тут бесконечно… Я имею в виду, всегда. И следует понять это».

«Думаете, я не понимаю?»

«Ну, когда вы планируете пойти… если не за помощью, так хотя бы за припасами?»

«Разве не ясно, что я не могу его оставить?..»

«Ясно, что его нельзя срывать с места и оставлять одного, но дела сейчас обстоят так, что, если очень скоро не получить помощь, ему станет хуже. Давайте посмотрим правде в глаза, он даже может умереть. Если не от раны, то от прочих воздействий. Вы говорили, что он провел ночь под открытым небом. Люди от этого умирают – шок, воспаление легких, Бог знает от чего, разве не знаете? – Ответа не последовало. Он прикуривал и не смотрел на меня, но хоть не пытался убежать или заставить меня уйти. Я резко спросила: – Вы прибыли на лодке? На вашей?»

При этих словах он резко повернул голову, а спичка полетела вниз на сухие иголки можжевельника. Отсутствующе он опустил ребро руки на дымящийся пепел и погасил. Если и обжегся, то не подал виду. Его глаза, не моргая, смотрели на меня. «На… лодке?»

«Да, на лодке. Я слышала, как вы что-то сказали Марку про „каяк“. – Я улыбнулась. – Боже мой, до такой степени греческий знают все. И затем, Марк соврал, как вы сюда добрались. С востока сюда дороги нет. Фактически, сквозь этот участок Крита есть только одна дорога, и если бы вы пришли по ней, не спрашивали бы о пути вниз в деревню. Если бы Марк не был в лихорадке, он бы понял, что нельзя так глупо лгать. Ну? Не может быть, чтобы вы приплыли на лодке с припасами из Хании, потому что попали бы в Агиос Георгиос и знали бы дорогу. Так это что, ваша собственная лодка?»

Пауза. «Да, моя».

«А где она теперь?»

Еще большая пауза. Затем неохотный жест к части побережья, которой не видно, немного на восток. 'Там внизу".

«А. Тогда я предполагаю, что у вас на лодке есть запасы – пища, одеяла, медицинские принадлежности».

«Ну и если есть?»

«Тогда все это придется принести», – сказала я мягко.

«Как? – спросил он злобно. Ну что же, по крайней мере слушает. Первоначальное недоверие прошло. Начал даже воспринимать меня, как возможную союзницу. – Лодку вы можете не найти. Дорога нелегкая. Кроме того, это опасно».

Итак, он признал меня. Я подождала немного, затем медленно сказала: «Знаете, Лэмбис, думаю, лучше рассказать мне об этом… деле. Нет, послушайте. Я знаю, что вы на самом деле мне не доверяете, с какой стати доверять? Но вам пришлось мне поверить, и придется снова, когда я наконец пойду в деревню. Поэтому почему не доверить немного больше? Почему не воспользоваться тем, что я встретилась вам. Возможно, я не могу много сделать, но что-то могу, и обещаю быть очень осторожной. Не буду вмешиваться куда не надо, но явно не наделаю ошибок, если буду знать, что в этом кроется. – Темные глаза приковались к моему лицу. Понять их выражение было невозможно, но с губ исчезло напряжение. Казалось, он колеблется. Я сказала: – Думаю, я поняла одну вещь. Именно мужчина из Агиос Георгиос стрелял в Марка?»

«Мы не знаем. Мы не знаем, кто стрелял».

Я резко заявила: «Если вы не намерены рассказать правду даже сейчас…»

"Это правда. Разве не видите? Если бы мы знали, откуда идет опасность или почему, тогда бы ясно было, что делать. Но мы не знаем. Вот почему я боюсь идти в деревню или просить помощь… даже у начальства. Не знаю, связано ли это с его семьей, и кто имеет к этому отношение. Вы из Англии. Возможно, вы проживали в Афинах или даже на Пелопоннесе… – Я кивнула. – И все равно не знаете, как живут в горных деревнях Крита. Это все еще дикая страна, и сюда не всегда доходит закон. Понимаете, здесь иногда убивают за дела семьи. У них все еще есть – я не знаю слова… Когда убивают членов семьи и мстят… "

«Вендетта. Кровная вражда».

«Да, вендетта. Убийство за кровь. Всегда кровь за кровь».

Он произнес эту ненамеренно шекспировскую фразу так равнодушно, что меня в холод бросило. Я уставилась на него. «Вы хотите сказать, что Марк ранил кого-то, ошибочно, надо полагать? И в него стрелял, вроде как в отместку, неизвестно кто? Ну, это чушь! Думаю, это случается в странах, подобных Криту, но, несомненно, к этому времени они поняли…»

«Он никому не причинил вреда. Не в этом его ошибка. Его ошибка в том, что он видел, как совершилось убийство».

Я вдруг услышала, как дышу. «Понимаю… А ошибка убийцы в том, что Марк все еще жив и может рассказать об этом?»

«Именно так. И мы даже не знаем, кто эти люди… убийцы и убитый. И поэтому неизвестно, куда идти за помощью. Мы только знаем, что Марка все еще ищут, чтобы убить. – Он кивнул в ответ на взгляд. – Да, это дикие края, трагические, мисс. Если мужчина ранен, вся его семья, возможно, вся деревня, поддержит его даже в случае убийства и смерти. Конечно, не всегда, но иногда, в некоторых местах. Часто здесь, в этих горах».

«Да, я читала, но при этом обычно… – Я помолчала и вздохнула. – Вы критянин, Лэмбис?»

«Да, родился на Крите. Но мать из Эгины, и когда отца убили на войне, она вернулась домой. Я жил в Агиа Марина, на Эгине».

«Знаю это место. Тогда вы не принадлежите к этой части земли? К вам не может иметь отношение это событие?»

«Нет, меня даже здесь не было. Нашел его на следующее утро. Я говорил».

«О, да, говорили. Но я все еще не думаю, что опасно спускаться вниз за провиантом и даже пойти к начальству в Агиос Георгиос. Тогда бы…»

«Нет! – Он произнес это резко, словно неожиданно испугался. – Вы всего не знаете. Это не так просто».

Я спокойно предложила: «Тогда расскажите».

«Я сделаю это». Но он какое-то время подождал, медленно осматривая пустынные горы внизу. Удостоверился, что нигде нет движения, устроился удобнее на локтях и глубоко затянулся сигаретой. «Я говорил, что у меня есть каяк. Сейчас я живу в Пирее. Марк нанял меня, чтобы совершить морское путешествие на некоторые острова. Мы были в разных местах две недели, но это не важно. Два дня назад мы подошли к Криту с юга. Собирались к вечеру заглянуть в Агиос Георгиос. Я веду речь о субботе. Ну, Марк знает старую церковь во впадине гор, недалеко от берега, к востоку от Агиос Георгиос. Эта церковь очень древняя, кто знает, возможно, классическая, и, думаю, ее описывали в старых книгах».

«Слышала про нее. Там была классическая гробница. Думаю, позднее построили церковь. Она византийская».

«Так? Ну, в древние времена поблизости была гавань. В спокойную погоду и сейчас можно увидеть под водой старую стену, а маленький каяк может добраться прямо до старой пристани. Марк велел там пристать. Мы плыли два дня, и они захотели ступить на берег, размяться…»

«Они?»

«Марк и его брат».

«Ой!» Я уставилась на него. И у меня начала зарождаться пугающая догадка. Я припоминала выражение мучительной беспомощности на лице Марка и что-то, сказанное Лэмбисом, чтобы успокоить его: «Я пойду и сам поищу его как только смогу». «Начинаю понимать, – сказала я хрипло. – Продолжайте».

«Ну, Марк и Колин пошли в горы. Это было в субботу, я сказал? Они собирались бродить целый день, взяли еду и вино. А я остался в каяке. Что-то случилось с мотором, поэтому я должен был зайти в Агиос Георгиос за деталями, вернуться вечером и встретить Марка и Колина. Но я починил мотор и так, поэтому не пошел. Рыбачил, спал и плавал. А вечером они не появились. Я ждал, ждал… Потом решил поискать… Знаете, как бывает…»

«Знаю».

«Наступила ночь, они не возвращались, и я сильно заволновался. Это дикие горы. Я не думал, что они заблудились, но думал о несчастных случаях. Наконец, когда я не мог больше ждать, я запер каюту, положил ключ в известном для них месте, взял фонарь и пошел искать маленькую церковь. Но вы понимаете, что ночью даже с фонарем невозможно найти дорогу».

«Вполне этому верю».

«Конечно, я кричал и ходил далеко, но не нашел даже церковь. Не хотел заблудиться, поэтому вернулся туда, где слышно море, и ждал восхода луны».

«Она поздно появляется, да?»

Он кивнул. Сейчас он говорил легко. «Пришлось долго ждать. Когда она взошла, это была небольшая луна, но все равно я хорошо вижу дорогу. Иду медленно, очень медленно. Нахожу церковь, но их там нет. Не знаю, куда мне оттуда идти, но затем появились облака, пошел сильный дождь и снова стало очень темно. Пришлось укрыться до первой зари. Я кричу, но ничего не слышу в ответ. Я не думал, что они прошли мимо меня к лодке, поэтому, когда рассвело, продолжил поиск. Мне повезло. Я нашел тропу, не просто козью, а широкую, вымощенную камнем, который истерся так, словно по нему ходили люди. Возможно, в древние времена это была дорога из Агиос Георгиос в церковь и древнюю гавань, не знаю. Но дорога. Иду по ней. И вижу кровь».

Неприкрашенная простота стиля Лэмбиса, перепутанные времена и спокойный повествовательный тон оказывали нелепое, но поразительное воздействие. Когда он сделал эффектную паузу, не нарочно, а чтобы загасить сигарету о камень, оказалось, что я наблюдаю за ним с томительным напряжением. Когда между нами скользнула по выступу тень, я вздрогнула, словно это был летящий нож. А это всего лишь пустельга летела покормить свой выводок в гнезде на скале над нами. Воздух задрожал от исступленного шипения, которым они встречали пищу.

Лэмбис даже не взглянул вверх, его нервы были намного крепче моих. «Теперь я уверен, что произошел несчастный случай перед дождем, потому что смыло большую часть крови, но я вижу ее между камнями. Испугался. Зову, но ответа нет. – Он поколебался и взглянул на меня. – Затем… Не могу объяснить почему… но я перестал звать».

«Не нужно объяснять. Я понимаю».

Я очень хорошо поняла. Могла вообразить все очень живо: мужчина один в горах, кровь на камнях, ошеломляющая тишина и эхо скал. И подкрадывающийся страх.

Я была на Эгине, идиллическом островке в Заливе Сароника, где вырос Лэмбис. Там одинокую гору, окруженную морем, венчает храм среди залитых солнцем сосен. В любую сторону меж колонн видны леса и поля, окаймленные спокойным голубым морем. Дорога извивается среди спокойных долин, мимо склонов, где расположены маленькие христианские кладбища, кажется, каждые пятьдесят ярдов, среди папоротника и диких голубых ирисов… Но здесь, на Крите, другой мир. Говорят, что эти окутанные облаками скалы, с их орлами, каменными козлами и кружащимися грифами с незапамятных времен были убежищем отверженных и преступных людей.

Итак, Лэмбис искал молча. И наконец нашел Марка.

Марк лежал примерно через триста ярдов прямо на тропинке. «Он полз оттуда, где была пролита кровь. Как, не знаю. Сначала я думал, что он мертв. Потом увидел, что он потерял сознание и ранен. Я быстро сделал все, что мог, и стал искать парнишку».

«Парнишку? Вы имеете в виду, что брат… Колин… моложе?»

«Ему пятнадцать».

«О, Боже. Продолжайте».

«Не нашел. Стало светло и я боялся, что они… кто бы это ни сделал… вернутся искать Марка. Не могу взять его обратно в лодку, слишком далеко. Несу с тропинки сквозь скалы вдоль ущелья и нахожу это место. Ясно видно, что здесь никого не было много недель. Я позаботился о Марке, согрел его, затем присыпал пылью следы, чтобы подумали, что он оправился и ушел. Про это потом. А сейчас хочу рассказать, что мне поведал Марк, когда смог говорить».

«Минуточку. Вы еще не нашли Колина?»

«Нет. Никаких признаков».

«Тогда… возможно, он жив?»

«Неизвестно».

Птенцы на скале умолкли. Пустельга вылетела снова, описала красивую дугу ниже нашего укрытия, рванулась направо и исчезла. «Что рассказал Марк?»

Лэмбис достал другую сигарету. Он лег на живот и пристально осматривал склоны гор, когда говорил. Так же кратко и спокойно он передал рассказ Марка.

Марк и Колин пошли к церквушке и там поели. После того, как они исследовали ее, они продолжили прогулку в горы с намерением провести там целый день, прежде чем вернуться к лодке. Хотя день был хороший, в конце дня начали собираться тучи, поэтому сумерки опустились рано. Возможно, братья забрались немного дальше, чем намеревались, и когда наконец снова попали на каменную тропу, ведущую к церкви, почти совсем стемнело. Они шли быстро, не разговаривая, их ботинки на веревочной подошве почти не производили шума. Вдруг впереди за поворотом раздались голоса. Говорили по-гречески и на таких тонах, словно ссорились. Не придавая этому значения, братья продолжали путь. Только они завернули за утес, который скрывал от них говорящих, раздались крики, женский вопль, а затем выстрел. Братья замерли прямо на углу. Как раз перед ними в конце заросшего лесом ущелья возникла выразительная маленькая сцена.

Там стояли трое мужчин и женщина. Четвертый мужчина лежал лицом вниз на краю ущелья, и можно было не сомневаться, что он мертв. Из трех живых мужчин один неподвижно стоял в стороне и курил, ничуть не взволнованный. Спокойные жесты и поза, казалось, подчеркивали его наигранную обособленность от происходящего. У остальных двоих были ружья. Было ясно, кто выстрелил в последний раз. Этот смуглый мужчина в критском костюме все еще держал ружье наперевес. Женщина висела на его руке и что-то вопила. Он грубо ее отпихнул, обзывая дурой, и стукнул кулаком. Тогда второй мужчина закричал на него и двинулся вперед, угрожая ружьем, как дубинкой. Кроме женщины, чье горе было очевидным, казалось, никого не трогала судьба покойника.

Первой заботой Марка был Колин. Что бы ни случилось, это был не подходящий момент для вмешательства. Он схватил мальчика за плечи, чтобы утянуть из виду и пробормотал: «Давай отсюда выберемся».

Но в этот несчастливый миг третий мужчина, который равнодушно курил сигарету, повернулся и увидел их. Он что-то сказал, и лица всей группы повернулись к ним, бледные в сумерках. Через секунду испуганного молчания, прежде чем кто-либо двинулся, Марк оттолкнул Колина назад. Он открыл рот, чтобы крикнуть – потом он так и не знал, что собирался сказать, – когда мужчина в критском костюме вскинул к плечу ружье и снова выстрелил.

Когда мужчина двинулся, Марк отпрянул назад, полуобернувшись, чтобы скрыться из вида. Именно это его спасло. Он был у края ущелья и, когда падал, движение продолжилось, а рюкзак на плече потянул его вниз.

В следующие несколько минут смешалась боль и помутневшее сознание. Смутно он знал, что падает, бьется и раскинув руки летит вниз среди скал и кустов. А затем застрял в кустарнике (как он потом обнаружил), немного ниже тропинки.

Словно издалека, он слышал, как снова пронзительно закричала женщина, мужчина грубо ругал ее. Затем раздался голос Колина, безрассудный от ужаса: «Ты его убил, глупая свинья! Марк! Дайте мне спуститься к нему! Марк! Пустите, будьте вы прокляты! Марк!»

Звук короткой, отчаянной драки, резко оборвавшийся крик Колина и больше никаких звуков от него. Только всхлипывала женщина и взывала хриплым голосом по-гречески к своим богам. Критяне яростно спорили. А затем, неуместно, так неуместно, что Марк, плавающий в море черной боли, не мог быть даже уверен, что это не сон, голос мужчины сказал на чистом и равнодушном английском: «По крайней мере, найди время, чтобы все обдумать, хорошо? От трех трупов трудно избавиться, даже здесь…»

Больше Марк, по словам Лэмбиса, ничего не помнил. Когда он пришел в себя, был почти день. Мысль о Колине заставила его как-то выбраться на тропинку. Он полежал там, измученный и истекающий кровью, пока не смог собраться с силами и осмотреться. Убитого убрали и не было следов Колина. Марк смутно помнил, что убийцы отправились в глубь острова, поэтому пополз за ними. За триста ярдов он несколько раз терял сознание. Дважды его приводил в чувство дождь. В последний раз Лэмбис нашел его лежащим там.

Лэмбис умолк. Я сидела несколько минут, которые показались вечностью, молча прижав руки к щекам, пристально глядя на яркое, далекое море и не видя его. Я не представляла ничего подобного. Не удивительно, что Лэмбис боится, а Марк пытается заставить меня не вмешиваться… Я сказала хрипло: «Так они что же, оставили Марка, считая его мертвым?»

«Да. Видите ли, темно и, возможно, они не хотят спускаться за ним в ущелье. Там обрыв. Если он тогда не умер, он может умереть к утру».

«Значит… когда англичанин сказал им „обдумать это“, должно быть, он имел в виду Колина? Два другие „трупа“ – это Марк и убитый мужчина?»

«Кажется, так».

«Итак, должно быть, Колин жив?»

«Последнее, что Марк слышит об этом, да», – сказал Лэмбис.

Пауза. Я прошептала, неуверенно. «Они должны были вернуться днем за Марком».

«Да. – Взгляд этих темных глаз. – Это я понимаю, даже прежде чем слышу историю Марка. Когда я возвращаюсь, уничтожаю следы, наметая на них пыль, и спускаюсь за рюкзаком, потом прячусь наверху, среди скал, и жду. Один приходит».

Потрясающе воздействовал на меня его редкий стиль. «Вы видели его?»

«Да. Мужчина лет сорока в критских одеждах. Видели такие?»

«О, да».

«На нем голубой жакет, темно-синие бриджи свободного покроя. На жакете… как называют маленькие цветные шарики по краям?»

«Что? О… я полагаю, я бы назвала их подвески, если вы имеете в виду эту причудливую отделку вроде золотых кисточек, как у викторианских, отделанных бахромой скатертей».

«Подвески. – Явно Лэмбис отложил в памяти мой бездумный ответ для будущего использования. У меня не было смелости отговаривать его. – У него красные подвески и мягкий черный колпак, обвязанный красным шарфом, который свисает так, как это носят критяне. У него очень темное лицо и усы, как у большинства критян. Но я бы его узнал».

«Думаете, это убийца?»

«Да. Было почти совсем темно, когда стреляли, и Марк не видел лиц, но определенно мужчина, который стрелял, был в критской одежде. Не другие».

«Что он делал, когда вы увидели его?»

«Осматривается и спускается в ущелье в поисках Марка. Долго не может поверить, что Марк исчез. Когда он не находит тело, у него озадаченный вид, а затем тревожный. Он продолжает поиски. Хочет убедиться, что Марк отполз и умер. Понимаете, он ищет внизу в ущелье все время. Не думает, что Марк мог выбраться на тропинку. Но потом возвращается, очень обеспокоенный. Осматривает тропинку, но, думаю, ничего не обнаруживает. Потом уходит, но не к Агиос Георгиос. Вверх туда… – неопределенный жест на север. – Высоко в горах есть еще деревня. Поэтому мы все еще не знаем, откуда пришли убийцы».

«Нет. Полагаю, вы не могли?.. – Я колебалась, подбирая слова. – Полагаю, если он был один…»

В первый раз Лэмбис улыбнулся, впрочем довольно угрюмо «Думаете, следовало напасть на него? Конечно. Не стоит говорить, я жду возможности заставить его сказать правду, и что они сделали с Колином. Но такой возможности нет. Он слишком далеко от меня и между нами – открытый склон горы. И у него винтовка, он ее несет так… – Жест, указывающий, как несут винтовку наперевес. – Он очень быстро стреляет, этот человек. Я должен отпустить его. Если я рискую, Марк тоже умирает».

«Конечно».

«И из-за Марка, который умирает, я не могу последовать за этим критянином, чтобы увидеть, куда он идет… – Вдруг он сел, быстро повернувшись ко мне. – Теперь понимаете? Видите, почему я говорю об опасности и не смею оставить Марка даже для того, чтобы выяснить, где Колин? Марк хочет, чтобы я пошел, но он очень болен, и когда у него лихорадка, пытается выйти из хижины искать брата».

«О да, хорошо понимаю. Спасибо, что все рассказали. А теперь, конечно, вы позволите мне помочь?»

«Что вы можете сделать? Не можете сейчас спуститься в деревню и купить пищу и одеяла и затем вернуться. Через час об этом узнают все, и сюда к Марку появится прямая дорога. И не можете пойти к лодке. Скоро стемнеет, и я говорил, вам не найти дорогу».

«Нет, но вы можете. – Он пристально посмотрел на меня. – Это же очевидно, не так ли? Вы идите, а я останусь».

Реакция была такая, словно я предложила, что прыгну прямо с Белых гор. «Вы?»

«А что еще делать? Кто-то должен остаться. А кто-то должен достать продовольствие. Я не могу достать его, поэтому останусь с Марком. Это очень просто».

«Но… я буду отсутствовать очень долго, возможно, много часов».

Я улыбнулась. «Тут нам повезло. В отеле меня не ждут до завтра. Никто не знает, что я уже прибыла, и не будет задавать вопросов».

Он зачерпнул горсть сухих иголок можжевельника и мягко просыпал между пальцев. Наблюдал за ними, не глядя на меня, когда говорил. «Если убийцы вернутся искать Марка, вы будете одна».

Я произнесла, как мне казалось, с решительным спокойствием: «Ну, прежде чем отправиться, вы подождете, пока наступят сумерки, так? Если не найдут избушку до сумерек, они наверняка и потом не смогут».

«Правда».

«Знаете, это не глупый героизм или что-то в этом роде. Я не хочу оставаться здесь, поверьте. Но я просто не вижу, что еще можно сделать».

«Можно сделать то, что говорит Марк. Спуститься в отель и забыть. У вас будет удобная постель и к тому же безопасная».

«И как спокойно, вы думаете, я буду спать?»

Он пожал плечами и слегка скривил губы. Быстро взглянул на небо на западе. «Хорошо. Как только стемнеет, я пойду. – Взгляд на меня. – Не будем говорить Марку, пока я не уйду».

«Лучше не будем. Он только начнет беспокоиться, да?»

Он улыбнулся. «Этот парень не любит быть беспомощным. Он относится к тем, кто пытается держать на себе мир».

«Он, наверно, сходит с ума по Колину. Если бы он только мог спать, вы бы даже смогли уйти и вернуться, и он бы не знал».

«Это было бы лучше всего. – Он встал. – Останетесь здесь, пока не подам условный знак? Я присмотрю за ним, прежде чем оставить. Вам останется только следить, чтобы он не вставал, когда его лихорадит, и не полз из хижины искать брата».

«Я справлюсь».

Он стоял и смотрел на меня со скучным, почти угрюмым выражением. «Думаю, – медленно сказал он, – что вы со всем справитесь. – Затем вдруг он улыбнулся весело и дружелюбно. – Даже с Марком», – добавил он.