Книга Подручный смерти онлайн - страница 10

Кошмар на улице Уолтон

– Вот за что я люблю болезни, – заявил Мор. – Никогда не знаешь, что происходит, пока не станет поздно. Болезнь подкрадывается к тебе незаметно, хватает и уже не отпускает. Без лишних церемоний. Она говорит: вот она я, и делай что хочешь. Это честный и вместе с тем подлый способ умерщвления.

Мы стояли на тротуаре перед Агентством. Утро было теплое, ясное, на небе – пара легких дымчатых облачков. «Пир» я надежно припрятал во внутренний карман пиджака. Мор накладывал на мое лицо толстые слои косметики и время от времени хмурился. Он никак не мог добиться удовлетворительного результата.

– А конец все равно один, – ответил Смерть.

– Зато подход другой. В нем ощущается стиль, напряжение. Живцы пьют лекарства, лечатся приборами, делают прививки. Но болезнь всегда побеждает, потому что умеет адаптироваться.

Смерть потер подбородок большим и указательным пальцами.

– Ты когда-нибудь задумывался над смыслом того, что делаешь?

– Нет, конечно. Я слишком занят для этого, – сказал Мор и нанес на мои щеки последний мазок румян.

Из парадного показался Глад с корзинкой, полной еды, и спустился по лестнице. В корзине находились фрукты, сырые цыплята, овощи, пара свиных отбивных и две бутылки воды. Мой желудок свело от голода.

– А для меня что-нибудь есть?

Глад с ужасом посмотрел в корзину, его водянистые рыбьи глаза вылезли из чешуйчатых лунок.

– Нет, – ответил он быстро. – Нет. Это модифицированная еда. Сильнейшее рвотное. Чем больше ешь, тем больше хочется, чем больше хочется, тем больше рвет. В итоге из тела выходит больше, чем заходит.

Я примолк. Мы неловко посмотрели друг на друга, затем Глад, пошатываясь, двинулся к своему черному «форду-фиесте». Поставил корзинку на задний бампер и покачал головой.

Смерть поинтересовался, у меня ли пакет, я ответил, что да. Мор повторил вопрос, я повторил ответ, после чего мы втроем забрались в «метро». Я сел на заднее сиденье. Машина сорвалась с места, взвизгнули шины, и раздалась мелкая галечная дробь. Смерть не глядя вылетел на боковую дорогу, с ревом понесся в гору и на 60 милях в час при положенных тридцати обогнал три машины. Мы помчались к городу на 80-ти, проскочили мимо трех сонных полисменов, затем Смерть резко затормозил и искусно припарковался у кафе, где стоянка была запрещена. От Агентства мы проехали не больше полумили.

Когда он вышел из машины, я спросил, почему он так неосторожно водит.

– Я бессмертен, – ответил Смерть.

* * *

С кафе «Иерихон» у меня связано много воспоминаний. Именно здесь после трех коротких лет закончилась моя первая любовь, и именно здесь происходили ключевые события всех отношений, которые я завязывал после своего срыва.

Они для меня всегда начинались из безопасного положения внутри панциря легкого юмора и светской беседы. Сидя за чашкой кофе, мы болтали о всяких пустяках – о чем угодно, только не о наших чувствах. Без эмоций нам ничто не угрожало. У нас было будущее.

Но эмоции нельзя долго сдерживать, и в наши разговоры просачивались капельки чувств, они превращались в струйки, а затем и в потоки. Так началась вторая стадия отношений – период риска. Мы начинали соревноваться, кто лучше выразит свою любовь и восхищение, использовали при этом все мыслимые и немыслимые слова, идеи, формулы, теории и понятия. Эти чувства были столь сильны, что любая мелочь в поведении партнера превозносилась до уровня смысла жизни – и смерти. Самые невообразимые фантазии становились проверкой нашей любви.

Но вскоре я чувствовал, что вне панциря уязвим. Понимал, что чем полнее раскрою свои чувства, тем больнее будет разрыв. Поэтому я быстро переходил в третью фазу – искал пути к отступлению. Пустяки начинали меня раздражать, фантазии мои становились чересчур требовательными, из речи исчезали добрые слова. Атмосфера наших отношений постепенно становилась затхлой, и я снова прятался в своей оболочке.

Так моя жизнь превратилась в повторяющийся кошмар.

Изнутри кафе оказалось, в основном, таким, каким я его запомнил. В узком пространстве вокруг барной стойки расположилось чуть больше десятка полированных деревянных столиков. Полумрак оттеняли встроенные в потолок маленькие яркие лампочки. На стенах висели картины местных живописцев. За столиком у окна я сидел, наверное, тысячу раз или больше. Два года перед смертью я заходил сюда каждый вечер после работы. Но сейчас меня, конечно, никто не узнал. Живые мертвых почти не замечают, а зомби привлекают внимание не больше, чем их собратья под землей. Мы ничего не делаем, ни к чему не стремимся, ни на что не влияем – поэтому нас благополучно игнорируют.

Смерть заказал кофе у стойки, и я представил, что на ней до сих пор остались отпечатки моих локтей.

– Кто-нибудь прихватил Жизненное Досье? – спросил он.

– Без него обойдемся, – заверил Мор. – Я его просмотрел на ночь. Подробности – вот тут, – он постучал пальцем по виску.

– Кто у нас сегодня?

– Пара. Он: двадцать лет, среднего роста, темные волосы, в очках. В общем, ботаник-псевдоинтеллектуал. Она: на год старше, ниже ростом, крашеная блондинка, по неведомой причине ловит каждое его слово. О вкусах данных нет… Болезнь вручается ему, он заражает ее, и они распространяют ее дальше. – Он улыбнулся. – Да, спасибо, я буду эспрессо.

Оба, как по сигналу дистанционного пульта, посмотрели на меня.

– Капуччино, – сказал я.

Я сам выбрал свой любимый столик. Напротив, храня полное молчание, сел Мор. Видимо, он о чем-то серьезно размышлял, пока Смерть дожидался кофе. На улице толпились люди, море мягких тел, хаотически движущихся, снующих, точно муравьи. Я смотрел на них, и меня охватила ностальгия. Страстно захотелось быть таким же здоровым и румяным, как они. Вспыхнуло воспоминание о новизне и свежести человеческого существования. Я завидовал их жизни, их целостности и даже смертности… Правда, ненадолго. Мои размышления прервал Мор.

– А знаешь, – начал он в своей обычной вкрадчивой манере, – тебе стоит работать в Отделе Болезней. Здесь всегда полно работы. Эпидемии, случайные заболевания, легкие недомогания. И приятно, что рабочую нагрузку можно планировать самому.

Он самодовольно улыбнулся.

– У нас самая высокая производительность. Конечно, некоторые имеют дело с индивидуальными случаями, – он небрежно махнул в сторону Смерти, – но при работе с болезнями карьерный рост гарантирован. Цифры говорят сами за себя.

В окно заглянул толстый бородатый мужчина и улыбнулся какой-то женщине. Зашел, сел и положил ей на плечо руку. Мор размахивал руками, все больше воодушевляясь:

– В нашем деле главное – это план. При минимальных затратах нужно добиться максимальной отдачи. Вот «черная смерть», к примеру. Вирус Pasturel'la pestis был сконструирован специально под блох, которые переносили его с континента на континент на спинках крыс. Хорошо придумано. Мы запустили его в Китае, сели поудобнее и принялись наблюдать за распространением. До Европы он дошел за год, – он поднял указательный палец, – и выкосил половину Англии. Через три столетия население Лондона не превышало трех четвертей прежней численности. Коэффициент смертности тогда составил 99,99%. Сейчас такое – редкая удача.

Женщина поцеловала бородатого и достала из сумки фотографию. На снимке двое детей купались в бассейне.

– Мы надеемся, что нынешняя серия будет так же эффективна. Болезнь нового типа. – Он резко засмеялся. – Шеф хочет бомбу замедленного действия под грядущее тысячелетие. Такие совпадения убеждают живцов в том, что в жизни есть нечто большее, чем сама жизнь.

Он накрыл мою руку ладонью. Она была мокрой и холодной.

– Но высокотоксичные, смертельные болезни широкого радиуса действия – вот наши передовые рубежи. Мы разрабатываем новые методы стимуляции мутаций и воссоздания благоприятной среды для развития уже имеющихся болезней. Много лет весьма успешной была малярия, однако мы работаем и с оспой, дифтерией, холерой, туберкулезом и другими заболеваниями. Важно разнообразие. Помимо смертельных, мы постоянно экспериментируем и с незаразными, или заразными, но не смертельными. Гингивит, острицы, простуда, невротические расстройства тоже требуют четкого плана и высокой квалификации…

– Зачем вы мне все это рассказываете. – перебил я.

Он убрал ладонь и оглянулся через плечо. Смерть пытался пристроить три чашки в две руки.

– Потому что ты не первый стажер, кому примеряют непомерно большие сапоги Гадеса, и не последний. Я посоветовал бы тебе подумать насчет перевода, пока не поздно.

Он наклонился ко мне и прошептал:

– И держись подальше от Глада.

Я хотел спросить, кто такой Гадес и почему надо держаться подальше от Глада, но к нам подошел Смерть с чашками. Несколько мгновений эти вопросы повертелись внутри моего черепа, но мозг еще не умел создавать связь между желаниями и их реализацией, и не успел я оглянуться, как удобный момент был упущен и беседа перепорхнула на другое.

Незаметно прошел час – примерно так же, как при моей жизни. Я ни на что не отвлекался и съел почти весь сэндвич с сыром эмменталь, кетчупом и майонезом. Мор заказал порцию лежалого чеддера, который оказался «слишком свежим», о чем он периодически упоминал. Смерть в шутку заказал полфунта задавленной на дороге убоины, но потом остановился на сочном стейке, который истекал кровью между двух половинок французского батона. Жуя, он отпускал комментарий по поводу каждого посетителя кафе, точно определяя, кому сколько осталось жить и какой смертью суждено умереть, а также какое подразделение Агентства будет за это ответственно.

– Этот вот, к примеру, – наш клиент на четверг после обеда, – указал он на бородатого мужчину, который выходил из кафе, держа под руку свою подругу. Оба весело смеялись.

Я отодвинул недоеденный сэндвич на край тарелки.

До конца ланча говорил, в основном, Мор. Весь следующий час он разглагольствовал на тему «иллюзия выбора», используя в качестве примера пакет «Пира» (который попросил у меня). Особо он подчеркнул тот факт, что при всем разнообразии формы и содержания все шоколадные конфеты заражены одним и тем же смертельно опасным вирусом. Его параболически метафорический экскурс прервался лишь после окрика Смерти, который заметил наших сегодняшних клиентов. Я проследил за его взглядом и сквозь поток машин и пешеходов мельком увидел двух людей, стоящих в очереди у кинотеатра. Они в точности подходили под описание Мора.