Книга Куда ушла любовь онлайн - страница 10

6

Вернувшись на судно, я сбросил мундир и влез в старые джинсы. Бак был полон – я позаботился об этом еще днем, когда собирался отправиться за марлинами, – но мне не нравилось, как работают свечи, и я принялся чистить их. Затем взялся за карбюратор, потом за клапаны и когда спохватился, было уже почти десять вечера. Внезапно я почувствовал, что проголодался.

Проверив запасы, убедился, что ничего меня не привлекает. Да и, кроме того, мне следовало обзавестись припасами, если я собирался на весь день в море. Обнаружив небольшой бакалейный магазинчик, который еще был открыт, я отоварился всем, что мне было нужно, и, зайдя в «Сальную Ложку», взял очень плохой бифштекс с неизменной подливой из чили. Без острого соуса с ним было бы не справиться.

Но даже его острота не могла отбить отвратный вкус. Я с отвращением уставился в тарелку. Не будь я таким идиотом, мне бы достался изысканный обед.

Но только не для меня. Я должен был сохранять свою независимость. Старый Люк не должен ощущать никаких пут. Он бродит в одиночку. Отрезав еще кусок бифштекса, я машинально принялся жевать его. Какое мне, в конце концов, дело?

Беда была в том, что я слишком «копался» в каждой ситуации. Я не мог воспринимать вещи такими, какими они были на самом деле. Я должен был докапываться до самой сути и воспринимать все целиком. Что в ней было? Ее деньги? Тот факт, что ее мать практически разъяснила мне все по слогам? Нет, этого не могло быть. Я припомнил школу, в которой любили говорить: в богатую девушку влюбиться столь же просто, как и в бедную. Но куда лучше.

Теперь я понимал, в чем дело. Я не был готов к данной ситуации, потому что боялся. Боялся того, что, если позволю себе влюбиться, со мной все будет кончено. Она воплощала в себе все, что мне было нужно. И класс, и стиль, и очарование, блеск, и сияние, отшлифовать которых можно было только за много лет. Все это плюс талант и яростная похотливость, темперамент, который чувствовался в ней, составляли ее сущность. Жизнь с такой женщиной очень непроста. Да и, кроме того, разве я мог быть уверен, что она чувствует то же самое, что и я? Что я мог ей дать?

Я отрезал еще кусок бифштекса, но он уже остыл, и я отодвинул тарелку. Расплатившись у стойки, я подхватил два своих пакета с припасами.

Морозильника у меня не было, так что я рассовал припасы в кокпите и посмотрел на небо. Луна так ярко светила на чистом небе, что было светло, почти как днем. Морская гладь была неподвижна, словно пруд, а не океан. Я посмотрел на часы. Половина двенадцатого. Я должен двинуться к Коронадо не позже начала второго. Включив двигатель, я поднялся на палубу, чтобы отдать швартовы.

Путь длился не дольше, чем я предполагал. Когда я выключил двигатель и стал возиться с якорем, меня окатило волной из-за борта. Ее свежесть приободрила меня. Бросив на палубу одежду, я опустил якорь за борт.

Когда плаваешь на волнах, это чем-то напоминает качание в люльке. Запахи океана опьяняют. Ты вздымаешься и опадаешь вместе с его телом, словно ты рядом с женщиной; движения эти успокаивают, расслабляют, снимают любое напряжение.

Я вскарабкался на палубу и, шлепая босыми ногами, направился в кубрик. Сдвинув дверь, я вошел внутрь. Потянувшись за полотенцем, я нащупал лишь пустой крючок. Не успел я повернуться к выключателю, как услышал голос.

– Ищешь полотенце, Люк?

Оно вылетело из темноты, попало мне в лицо и свалилось на пол. Я нагнулся поднять его.

Я ее не видел. Она была где-то в темноте, но я слышал ее смех.

– Господи, ну и костляв же ты. Я наблюдала за тобой в иллюминатор. Можно сосчитать все косточки.

Я торопливо обернул полотенце вокруг талии. Я услышал шорох, а затем очертания ее головы обрисовались на фоне полной луны, что смотрела в кубрик. Ее руки легли мне на плечи, и когда она повернулась, лунный свет осветил ее лицо. Я потянулся к ней, и, прежде, чем мои пальцы коснулись ее, я уже знал, что она такая же голая, как и я.

Не знаю, сколько мы стояли вот так в тесном кубрике, касаясь друг друга губами, и наши тела перетекали друг в друга, так что я не мог сказать, где кончаюсь я и начинается она.

– Я люблю тебя, Нора.

Я почувствовал, как она напряглась в моих руках.

– И я люблю тебя, Люк. – Она прижалась щекой к моей груди. – Я же говорила тебе, что это не прощание.

Я приподнял ее и уложил на койку.

– Ты и я никогда больше не должны прощаться, – шепнул я. Ее взметнувшиеся руки потянули меня вниз, в волшебный мир, которого я никогда доселе не знал.

Как прекрасна плоть любви.

Когда ночью я проснулся, она спала на своей половинке, спиной к стене и подтянув колени, насколько позволяло ей пространство. Глаза ее были закрыты и даже в лунном свете я видел, какие длинные и темные у нее ресницы и как она во сне напоминает маленькую девочку. Она медленно открыла глаза.

На секунду прикрыв их, она затем снова приоткрыла их. На лице ее появилась озорная улыбка. Она притянула мою голову к своей груди.

– Иди сюда, малыш.

Ее груди были как маленькие спелые плоды, нежные, твердые и теплые, как июльские персики. Целуя их, я слышал, как она стонет от удовольствия. Позже, много позже, она легла, уткнувшись лицом мне в плечо.

– Люк, – шепнула она. – У меня никогда не было так раньше. Никогда.

Я нежно погладил ее по голове. Мне не хотелось отвечать. Она подняла голову, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Ты веришь мне? Веришь?

Я молча кивнул.

– Ты должен верить мне. Ты должен! – яростно прошептала она. – Что бы там люди не говорили.

– Я верю тебе.

К моему удивлению, ее стала бить дрожь и она была готова разрыдаться.

– Есть люди, которые ненавидят меня! Которые завидуют всему, что у меня есть, и всему, что я делаю. Они вечно распускают обо мне разные слухи. Рассказывают всякую чушь.

Припоминаю, что в этот момент я почувствовал себя куда более мудрым и старым, чем она.

– Забудь о них. Такие людишки всегда существуют. Но я знаю тебя. И каждый, кто знает тебя, уже ничего не будет слушать.

Я снова прижал ее голову к плечу, и несколько погодя она перестала дрожать.

– Люк, о чем ты думаешь? – Подняв голову, она вглядывалась мне в лицо. – Люк, я должна сделать тебе одно страшное признание.

Внезапно где-то под сердцем я ощутил страх. Если она собирается соврать мне о чем-то, я ничего не хочу знать. Я не хочу знать ничего, что может нарушить наше единство. Я не мог вымолвить ни слова.

Думаю, она догадалась, что со мной делается, потому что поддразнивающе улыбнулась.

– Я не умею готовить.

Я ощутил такое облегчение, что ситуация стала едва ли не комичной. Я рассмеялся. Затем сполз с койки и отправился готовить кофе.

Вернувшись, я увидел, что она нашла кусок проволоки. Пока я ставил на стол крепкий кофе, она сидела, играя с ним. Я не мог скрыть восхищения, видя, как кусок металла оживал у нее в руках, обретая очертания прыгуна в воду. Она увидела, что я смотрю на нее, и бросила проволоку.

– Не бросай, – остановил я ее. – Хотел бы я уметь делать такие штуки.

Она улыбнулась.

– А мне порой не хотелось бы уметь. Я хотела бы остановиться, но не могу. В любом предмете я вижу его внутреннюю сущность, и она словно требует от меня, чтобы я освободила ее. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Думаю, что да. Ты баловень судьбы. Многие видят суть вещей, но не могут высвободить ее.

Несколько секунд она смотрела на проволочную фигурку, а затем небрежно отшвырнула ее.

– Да, я одна из тех, кому повезло, – едва ли не с горечью сказала она. – А ты? Что ты собой представляешь?

Я пожал плечами.

– Не знаю. Никогда не задумывался над этим. Пока я просто обыкновенный парень, который ждет окончания войны.

– И чем ты тогда будешь заниматься?

– Искать работу. Может быть, если мне повезет, я успею поставить несколько домов, прежде, чем состарюсь и меня выкинут. Хотя я даже не знаю, по силам ли мне это будет. У меня не было возможности проверить себя в деле. Сразу же после колледжа я ушел в авиацию.

– Профессор Белл говорит, что ты был очень способным.

– Да, ему так кажется, – улыбнулся я. – Я был его любимчиком.

– Может быть, я смогу помочь тебе. У меня есть двоюродный брат, который очень известный архитектор.

– Знаю. Джордж Хайден. «Хайден и Каррузерс».

– Откуда ты знаешь?

– Сказала твоя мать.

Она задумчиво посмотрела на меня, а потом потянулась за сигаретой.

– Мать не теряет времени даром, – она глубоко затянулась.

Я не ответил.

Она откинулась на спину.

– Здесь так тихо. И так далеко от всего мира. Никакого шума, который ты постоянно слышишь, нет людей, которые пристают к тебе. Потрясающее спокойствие. Словно ты совершенно один в другом мире.

Я по-прежнему молчал.

– Люк, – она не смотрела на меня. – Ты хочешь жениться на мне?

– Да.

Теперь она снова была со мной, и ее глаза, не теряя своей темной глубины, зажглись.

– Тогда почему ты не сделаешь мне предложения?

– Что я могу дать такой девушке, как ты? – спросил я. – У меня ничего нет. Ни денег, ни работы, ни будущего. Я даже не знаю, смогу ли я содержать свою жену.

– Неужели это так важно? У меня хватает…

– Но я такой, и не могу быть иным, – прервал я ее. – Считай, что я настолько старомоден.

Она встала рядом на колени и взяла меня за руку.

– Это неважно, Люк. Верь мне, это в самом деле неважно. Попроси меня, чтобы вышла за тебя замуж.

Я молча изучал ее. Она отвела глаза.

– То есть… если ты действительно этого хочешь. Но из-за того, что между нами было, ты ничем мне не обязан. И я хочу, чтобы ты это знал.

Я повернул ее лицо к себе, чтобы видеть его.

– Я люблю тебя. Ты выйдешь за меня замуж?

Она ничего не ответила, а только посмотрела на меня и кивнула. На глазах ее блестели слезы. Склонившись к ней, я нежно поцеловал ее в губы.

– Я должна сказать Сэму об этом.

– Сэму? – переспросил я. – Зачем?

– Это необходимо. Это часть его обязанностей. Он должен будет составить сообщение для прессы. Так будет куда лучше, чем если первым все узнает сплетник-колумнист и сочинит какую-нибудь статейку.

Я не ответил.

Она взяла меня за руку.

– Сэм – хороший друг.

– В ту ночь, когда мы познакомились, ты с ним встречалась.

– А, вот в чем дело. Ты его ревнуешь. Я промолчал.

– Не стоит. Сэм много лет был мне хорошим другом. С тех пор, когда еще ходила в школу.

– Знаю. Он мне подробно все рассказывал. Несколько секунд она не сводила с меня глаз.

– И все это время он был мне всего лишь хорошим другом. Что бы там люди не говорили, между нами никогда ничего не было.

– Это одна из тех вещей, относительно которых ты хочешь меня предупредить? – спросил я.

– Да. Это одна из их грязных сплетен!

Вот именно тогда я и сделал первую ошибку в нашем браке. Пусть это была ложь, но это была ее ложь. Не знаю, как я догадался, но все понял. Может быть, чересчур честный прямой взгляд, которым она смотрела на меня, и убедительный тон ее голоса. Что-то тут было не так. Раньше я такой ее никогда не видел, что-то тут было не то.

Но я сам сделал ошибку, и теперь уж ее не поправить. Одна ложь влечет за собой другую, втягивая в свои сети не только лжеца, но и того, кто пытается верить ей – пока правда не становится настолько ужасной, что ее уже невозможно воспринимать. Но тогда я еще ничего не знал.

Вместо этого я решил, что события, которые она хочет скрыть от меня, были давным-давно. Они происходили, когда я еще не знал ее, и сейчас они не имеют никакого значения. Я любил ее, она любила меня, а все остальное осталось во вчерашнем дне. Поэтому, наклонившись к ней, я легко поцеловал ее в щеку.

– Я верю тебе, – сказал я.