Книга Куда ушла любовь онлайн - страница 6

2

К сентябрю 1943 года война в Италии почти закончилась. Макартур начал серию своих бесконечных операций по взятию Филиппин, а я в Сан-Франциско мотался с выступлениями по предприятиям и заводам, работающим на оборону. Провернулось какое-то колесико в бюрократическом механизме, и было решено, что таким образом я идеально приду в себя после ранения перед возвращением в строй.

Нора устраивала первую выставку своих работ, которые она создала за двадцать один месяц. Маленькая студия, которая некогда была теплицей на задах дома ее матери, была переполнена народом. Нора оценивающе осматривала толпу. Ее радовало такое сборище.

Даже газеты послали своих критиков и было видно, что выставка произвела на них впечатление. Она не могла скрыть своей радости. Все те утомительные ночи, которые она проводила в студии после дня работы на авиационном заводе, стоили этого дня.

Война. Из-за нее наделана масса глупостей. Но и она была захвачена их потоком, как и все остальные. И она поддалась этой патриотической истерике. Газеты наперебой давали на своих страницах – Нора Хайден, многообещающий молодой талант, представительница одной из самых известных семей в Сан-Франциско и одна из самых талантливых молодых художниц Америки, на время войны отложила в сторону свою карьеру.

Она почувствовала себя полной идиоткой, когда прочитала эти строчки. Но в начале 1942 года ей и в голову не могло прийти, что война продлится так долго. И теперь она оказалась лицом к лицу с действительностью. Ей опротивело вставать в половине шестого и ехать пятнадцать миль, чтобы работать шесть дней в неделю, день за днем делая одну и ту же идиотскую операцию.

Остановка конвейера. Припаять провод номер один к проводу номер два. Снова пустить конвейер, чтобы девушка рядом могла припаять провод номер два к проводу номер три. Остановить конвейер… Нора устала играть эту роль.

Для нее все окружающее было слишком механизировано, слишком спланировано. Даже ленч проходил по расписанию. Это не было бы так страшно, но каждый раз, вместе с бутербродом и мутным кофе без сахара, ей приходилось проглатывать и упреки по поводу своей производительности.

В этот полдень была организована встреча героя войны. Она даже не заглянула туда. Вместо этого она поднялась наверх и улеглась на скамейке около окна. Закурив сигарету, она потянулась. Закрыла глаза. С блаженным облегчением она воспринимала временную тишину, наступившую в цехах завода. Ей удастся немного отдохнуть. Раньше четырех утра до постели ей не добраться, пока не убедится, что все готово для выставки, которая должна открыться днем.

Из толпы, собравшейся под окном, до нее донеслись крики. Привстав, она выглянула наверх. К подмосткам, над которыми развевался большой сине-белый флаг предприятия «И», подъехал зеленоватый армейский «Шевроле».

Толпа снова взревела, когда с заднего сиденья поднялся и взбежал на платформу какой-то человек. Этим человеком, конечно, был я.

Я еще ничего не сделал, и взрыв оваций меня смутил. Не зная, с чего начать, я огляделся, потому что еще не привык чувствовать себя полным идиотом в такой ситуации. Я поднял голову.

В проеме окна как раз над входом в здание, стояла девушка. Сначала мой взгляд скользнул мимо нее, но затем, повинуясь рефлексу или предчувствию, или кисмету, или как там это называется, я снова посмотрел на нее. И на какое-то мгновение наши глаза встретились.

Нора сердито отвернулась от окна. Это уже чересчур. Она не принадлежала к этому миру и ей не следовало искать тут работы. Помедлив несколько секунд, она спустилась вниз в помещение для работников. Поскольку она и так решила увольняться, почему бы не сделать это сегодня, когда открывается ее первая выставка?

Но теперь все было по-другому, она снова воспрянула к жизни, и мир вокруг представал сплошным театральным действом. Она ухватила обрывок разговора. Сэм Корвин, художественный критик из «Экземинера», беседовал с каким-то мужчиной, которого она не знала.

– Монтаж – это искусство будущего, – говорил Сэм. – И с каждым днем, пока длится эта война, нам все отчетливее видно, что единственное подлинное искусство является результатом случайности. Война разрушает цели, к которым должен стремиться человек, и единственное, что останется, когда все это кончится, будет результатом случайностей. Таким образом, монтаж, сборка будут единственной формой искусства, которая отразит стремление Природы воплотиться в нечто, имеющее значение.

Очертя голову, она ворвалась в беседу. Каждый раз, когда у нее были аргументы для возражений ему, она пускала их в ход. Она помнила, как в свое время была поражена его эрудицией. Ей еще не было семнадцати, и после какой-то сумасшедшей богемной вечеринки, она заглянула к нему домой, чтобы припасть к источнику его мудрости.

Они завершили обмен мнениями в постели, которая должна была окончательно решить их спор. Она не могла забыть испуганное выражение его лица, когда после того, как все было кончено, она сказала ему, что не достигла еще совершеннолетия.

Повернувшись, она взглянула Сэму в лицо.

– А я не согласна, Сэм. Искусство, которое не имеет цели – это ничто. Оно всего лишь выражает внутреннюю пустоту художника. Особенно скульптора. Завершенная работа должна о чем-то говорить, пусть даже ее голос слышит лишь создатель.

Улыбнувшись незнакомому мужчине, она извинилась, протянув ему руку.

– Я Нора Хайден, и порой Сэм просто выводит меня из себя. Невысокий мужчина средних лет с приятной улыбкой на губах пожал ей руку.

– Подозреваю, что порой Сэм делает это специально, чтобы вызвать ярость окружающих. Очень рад познакомиться с вами, мисс Хайден. Я Уоррен Белл.

Она с удивлением вскинула брови. Уоррен Белл был одним из ведущих преподавателей искусства в стране.

– Профессор Белл, это честь для меня. – С обвинительным выражением на лице она повернулась к Сэму. – Ты должен был дать нам знать, что приезжает доктор Белл!

– Не ругайте его, мисс Хайден. На самом деле я не предполагал оказаться здесь. Мы с Сэмом договорились о ленче, и он предложил мне зайти сюда. И так как я довольно много слышал о ваших работах, то не мог устоять.

– Профессор Белл собирается организовать выставку современной американской скульптуры в Конгрессе США, – пояснил Сэм. – Я убедил его, что ни одна выставка не будет считаться полной без твоих работ. Так что, как видишь, я отнюдь не настроен против тебя, как ты могла бы подумать.

С насмешливым отчаянием она вскинула руки.

– Сэм, ты абсолютно прав! Монтаж и сборка – это искусство будущего!

Они расхохотались.

– Я притащу Арлин Гетли, чтобы она тут вас поводила, – обратилась она к д-ру Беллу. Арлин Гетли, которой принадлежала небольшая галерея в нижней части города, выступала как ее агент и устроитель.

– В этом нет необходимости. Я лучше предпочитаю бродить одному.

– Как вам угодно. – Она улыбнулась. – И если вам захочется что-то уточнить, прошу вас, обращайтесь ко мне.

Профессор вежливо кивнул и удалился. Нора повернулась к Сэму.

– Ах ты, хорек! – прошептала она. – Ты должен был предупредить меня.

– Я хотел это сделать. Но каждый раз, как я тыкался к тебе, вокруг толпился народ. – Он вытащил трубку из кармана куртки и сунул ее в рот. – Кстати, это правда, что ты собираешься в следующем месяце организовать свою выставку в нью-йоркском «Клей-клубе»?

Она с любопытством взглянула на него.

– Откуда ты это знаешь?

– От Арлин. От кого же еще?

– Арлин иногда слишком много болтает. С выставкой еще ничего не определилось. – Она поискала глазами профессора Белла. – Ты в самом деле считаешь, что он может что-то отобрать?

– Кто знает? Будем держать кулаки. Давно пора, чтобы в Сан-Франциско появился еще один настоящий скульптор кроме Буффано.

– А ты считаешь, что я настоящая, Сэм? – спросила она, и глаза ее внезапно посерьезнели.

– Ты самая настоящая из тех, кто тут есть, – ответил он, тоже становясь серьезным. – И у меня такое ощущение, что Белл согласится со мной.

Она глубоко вдохнула.

– Тогда я буду держать кулаки на обеих руках и на ногах. Оглядывая собравшихся, он улыбнулся.

– Если это сработает, то не имеет смысла прислушиваться к художнику, который утверждает, что подлинное вдохновение можно найти только в марксизме.

Она засмеялась.

– Бедный Сэм, и у тебя есть проблемы, не так ли?

– С чего ты взяла? – насупился он. – После тебя их у меня не бывало.

Она прикоснулась к нему рукой.

– Не потому, что я меньше люблю тебя, Сэм. Просто я выбрала свою судьбу. Кроме завода и студии у меня ни на что больше не остается времени.

– Ты все время в напряжении. Тебе нужно прибегнуть к одному из моих знаменитых способов расслабления.

Она задумчиво посмотрела на него. Никто из них не мог считаться глупцом. А польза была. Она ничего не означала, и она означала все. Таков был мир, в котором им приходилось жить.

– Это было так давно, Сэм, верно?

– Очень давно, – согласился он.

– Ты считаешь, что целитель может найти для меня время сегодня вечером?

– Считаю, что это мы сможем организовать. Около восьми, у меня?

– Я буду.

Она наблюдала за ним, когда Сэм подошел к профессору Беллу. Она попыталась услышать, о чем они разговаривают, но прикосновение чьей-то руки заставило ее обернуться.

– Как дела, моя дорогая?

– Прекрасно, мама.

– Я рада. – Сесилия Хайден улыбнулась. Она не часто позволяла себе улыбаться, и ее на этот раз блестящие голубые глаза сияли под тщательно уложенными седыми волосами. – Я подумала, не найдется ли у тебя времени, чтобы сделать мне небольшое одолжение?

– Какое, мама?

– Здесь один молодой человек, сын друга твоего отца. Я совсем забыла о выставке, когда сегодня днем пригласила его на коктейль. И он, скорее всего, останется к обеду.

– Ох, мама! – вскинулась Нора. – Вот уж не ко времени. У меня так много дел!

– Прошу тебя, дорогая.

Нора посмотрела на мать. Эти два слова обезоружили ее. Несмотря на свою хрупкую внешность, Сесилия Хайден была несгибаема, как скала.

– Он выглядит таким симпатичным молодым человеком, – продолжала она. – Герой войны. И через три дня он возвращается в армию. Уверена, он тебе понравится. Я велела Чарльзу привести его сюда, когда он появится.

Нора кивнула и успела повернуться к Сэму, который подошел к ней.

– Он хочет взять «Умирающего человека», – восхищенно выпалил Сэм.

– Только не это! – Голос ее был полон разочарования.

– Он ему понравился.

– Попроси его изменить свое мнение, – взмолилась она. – Я даже не хотела выставлять его. И не выставила бы, если бы мне не надо было чем-то крупным занять тот угол. Больше я в этом стиле не работаю.

– Неважно. Он хочет именно его.

Повернувшись, она сквозь толпу вгляделась в большую фигуру из железа. Она изображала человека, наполовину увязнувшего в земле, который, опираясь на локоть, другую руку прижал к сердцу, лицо его было искажено агонией. Она припомнила подъем, с которым работала над этой скульптурой, но сейчас она казалась ей безобразной.

– Пожалуйста, Сэм, уговори его на что-то еще!

– Только не я. Во всяком случае, не после того, как он сказал мне, что в первый раз увидел схваченный в скульптуре подлинный момент смерти.

– Он в самом деле так сказал? – уставилась она на него.

– Да, – кивнул Сэм.

Она снова посмотрела на статую, пытаясь увидеть в ней то, о чем говорил мастер.

– Ладно, – согласилась она.

– Отлично. Скажу ему, что он может забирать ее.

Наконец, ей выпала удача, в успокоение себе подумала она. Лучше участвовать в большой общей выставке, чем в маленькой. Увидев работу, люди ее уже не забудут.

Так она и стояла с задумчивым выражением на лице, когда ее мать подвела меня к ней. Миссис Хайден коснулась ее руки, и она повернулась к нам. Нора подняла голову, я увидел, что это та девушка, на которую я сегодня обратил внимание в заводском окне.

Я увидел, как глаза ее расширились от удивления, и понял, что она тоже узнала меня.

– Нора, это майор Люк Кэри. Майор Кэри – моя дочь Нора.