Книга Глиф онлайн - страница 8

(х)(Рх → ~Дх)-(х)[(Рх amp;Пх) →~Дх]

Стаций^[94] в восьмой книге «Фиваиды» описывает, как после смертельной раны, нанесенной ему Меналиппом в войне Семерых против Фив, Тидей^[95] все-таки сумел убить Меналиппа. Что интересно: когда Тидею принесли голову Меналиппа, он в припадке ярости сгрыз ее, словно большое яблоко. Не могу решить, почему Тидей так разгневался: потому, что противник лишил его жизни, или потому, что неуклюжий Меналипп продлил его агонию.

эксусай^[96]

Звуки в больнице меня не удивили: шепот, громыхание тележек, неритмичное жужжание тут и там, изредка болтовня медсестры или врача – вот что я слышал до того, как мое присутствие обнаружили. Слух распространился, словно переносимые по воздуху феромоны, и тут же этаж смолк, все наличные глаза обратились ко мне, а в дверных проемах появилось несколько ранее отсутствовавших пар. Штайммель вышла к нам из кабинета. В тот день под лабораторным халатом виднелась не юбка-хаки, а брюки из джинсовой ткани и свободный свитер, словно она приготовилась к драке или по меньшей мере борьбе на полу.

– Профессор и миссис Таунсенд, – так она приветствовала моих родителей, а мне сказала тем же скучным сюсюкающим тоном, что и в конце прошлой встречи: – Ну, как у Лальфика дела?

Ma, уловив моенастроение, попросила:

– Давайте сразу начнем.

И перехватила меня поудобнее.

– Разумеется. Посидите оба вон там, в коридоре, а мы с Ральфом приступим к первому тесту.

Инфлято дернулся возразить.

– Ну что вы, профессор Таунсенд. Ничего с ним не случится.

Заметив взгляд матери, я украдкой подмигнул. Тогда она передала меня в жесткие и неловкие руки врача.

Штайммель отнесла меня в комнату с миниатюрной мебелью, явно рассчитанной на ребенка несколькими годами постарше, и усадила за миниатюрный стол.

– Что ж, молодой человек, – сказала она, пройдясь до большого зеркала и обратно. – Посмотрим, на что вы способны. – Она достала из шкафа поднос и поставила передо мной. – Дебильная просьба, конечно, но засунь-ка ты эти фигуры в нужные дырки.

Я взглянул на нее и нахмурился, затем пожал плечами. Она повернулась к зеркалу и сказала:

– Приобретенный жест, несомненно. Простой тик. Давай.

Восемь отверстий были заполнены кружками, квадратиками, прямоугольниками и треугольниками прежде, чем губы Штайммель сомкнулись после «й» в «давай». Увидев над собой ее вытаращенные карие глаза, я вытряхнул фигуры на стол и повторил упражнение так же быстро.

– Ну хорошо. – Она остановилась, словно собираясь с духом, и сказала зеркалу: – Как я и говорила, этот ребенок демонстрирует необычайные моторные навыки. – И мне: – Повторяй за мной.

Я помотал головой. Жестом попросил бумагу и инструмент для письма. Она снова подошла к шкафу и вернулась с блокнотом и маркером, положила их передо мной.

– Щ, – сказала она. Я не стал писать. Я догадывался, что она хочет дать мне цепочку, и ждал. Тогда, словно принимая вызов, она выпалила: – Щ, семь, Т, Щ, В, Б, H, Щ тринадцать.

Я записал буквы и – прописью – цифры.

Штайммель разинула рот. И, с удвоенной скорострельностью:

– Т, К, Ю, шесть, И, И, И, А, Я, Э, И, И, И, И, X, Д, Ж, К, Ж, Л, два, два, И, И, И, И, Я.

Я записал все, что она сказала.

– Ладно, – произнесла Штайммель, теперь уже расхаживая между зеркалом и мной, – похоже, у субъекта отличная память. Попробуем что-нибудь бредовое. – Она показала на меня пальцем. – Два плюс два.

4

– Трижды семь.

21

– Двести семьдесят шесть разделить на тридцать три.

8,36363636363636…

– Корень уравнения три икс равно тридцать девять.

х = 13

Штайммель подошла к шкафу и достала книгу.

– Ну ладно, гаденыш, – сказала она. И зачитала: – «Если плоская поверхность вращается вокруг оси, лежащей в ее плоскости, но не пересекающей поверхность, то полученный объем измеряется суммой площади поверхности и расстояния, пройденного ее центром тяжести». Что ты на это скажешь? – Штайммель потела, бросала отчаянные взгляды на зеркало. Кажется, на ногах она стояла нетвердо.

Первая теорема Паппа.^[97] И разрешите заметить: не сумма, а произведение площади поверхности и расстояния, пройденного центром тяжести.^[98]

Штайммель выхватила блокнот из моих клохотных лучек и со всей силы швырнула через комнату. Я наблюдал за ней и, хотя не показал виду, не на шутку испугался ее истерики. Она подошла к зеркалу и завизжала на свое отражение. Потом – к двери и позвала родителей.

производное

 
Потен то какон
бенеха-элохим
мал'ак Яхве
ономата
ангелой
Нергал^[99]
 

надрез

Родители, Штайммель и люди, прятавшиеся за зеркалом, столпились, как заговорщики, в противоположном углу и по очереди поднимали голову, проверяя мое местонахождение. Все были крайне напуганы, хотя страх матери имел ощутимо иное качество. Мне хотелось, чтобы она отделилась от группы, взяла меня на руки и унесла домой.

– Так не бывает, – громко, не шепотом, сказала Штайммель.

Лысеющий коротышка в толстых очках забарабанил по калькулятору, потом схватился за голову и помотал ею.

– Четыреста семьдесят пять, – произнес он.

Плотная женщина в коричневом костюме ответила:

– У меня то же самое.

– Не бывает, – сказала Штайммель.

Ma и Инфлято повернулись ко мне, открыв рот.

– Четыреста семьдесят пять? – переспросил Инфлято. – Боже праведный.

Штайммель пришла в себя и сказала:

– Если позволите, я хотела бы поговорить с Ральфом наедине. Выйдите, пожалуйста, все.

Она выпроводила их, закрыла дверь и встала передо мной; в ее глазах был ужас, но движения показывали, что она помнит о своем превосходстве по размерам и силе.

– Хорошо, молодой человек, тогда приступим к делу, – Она подошла к шкафу и вернулась с толстой папкой. Села на стульчик рядом со мной. – Давай посмотрим кое-какие картинки. Вот, скажи, что ты видишь на этой.

Я написал:

Это напоминает мне Мазеруэлла,^[100]

«Элегию в память Испанской республики №70».^[101]

Увидев, что ответ огорчил ее, я добавил:

По-моему, это медведь. Там мисутка.

Ай, мисутка укусает.

Штайммель отняла у меня лист с кляксой:

– Тоже мне умник. – Она сидела и просто смотрела на меня. – Я не знаю, что делать, – сказала она себе. – Ничего не понимаю.

Ma ворвалась в комнату и шагнула ко мне:

– Все, Ральф, мы едем домой.