Страницы← предыдущаяследующая →
Однажды Ольф заявился ко мне весь какой-то взвинченный и, сунув руки в карманы, прошелся по комнате. Я молча ждал, что он скажет.
– Ты бы хоть спросил, какие новости, – с раздражением сказал Ольф.
– А у тебя есть новости?
– Да брось ты свои бумажки! – взорвался вдруг Ольф. – Зарылся, как крот, и ничего не хочешь больше видеть!
Меня почему-то даже не удивила беспричинная ярость Ольфа. Я спросил:
– А что я должен видеть?
Ольф глубоко вздохнул и сел.
– Ольга пропала. Пять дней уже – ни на факс, ни дома. Пойдем поищем, а?
– Пошли, – тут же согласился я. Мне было все равно, куда идти.
Ольга жила рядом с Новодевичьим монастырем и не любила ходить далеко, чтобы всегда можно было улизнуть из компании и добраться до дома пешком, и мы были уверены, что сумеем быстро найти ее. И действительно, уже через час мы увидели ее в кафе «Орион» – необыкновенно красивую, в компании каких-то долгогривых типов и густо размалеванной девицы. Ольф даже зубами скрипнул, глядя на них.
– Иди найди такси и жди на улице, – сказал он мне и решительно направился к их столику.
Минут через пять Ольф вывел ее. Ольга смеялась:
– Куда это ты хочешь увезти меня? Домой? Не-ет, домой я не поеду. Я хочу к тебе, Ольф…
– Ладно, ладно, поехали ко мне, – торопливо согласился Ольф.
Увидев меня, Ольга улыбнулась и поцеловала.
– Ди-и-мка… И ты здесь… Соскучилась я по вас, ребятишки… Ах, мальчики, вы даже не представляете, как хорошо с вами и какие вы настоящие по сравнению с этими вылощенными пижонами, которые даже рюмку коньяку не могут выпить, не подражая монпарнасской богеме, о которой они ничего не знают. Какие они все лжецы, трусы, ничтожества. Как они разговаривают об искусстве, если бы вы только слышали! Можно подумать, что в их багаже по меньшей мере десяток шедевров, достойных украсить Люксембургский дворец. А в действительности они не способны и двух часов подряд просидеть за работой, у них сразу начинает болеть зад, и неодолимая жажда заставляет их хвататься за бутылку.
Мы приехали на такси домой, и Ольф провел Ольгу в свою комнату, а я прошел к себе и приготовил для него постель. Но Ольф так и не пришел. Я слышал, как щелкнул ключ в его двери, потом погас свет, и подумал, что когда-нибудь это должно было случиться.
Первые дни Ольф ходил сияющий. Я часто слышал за стеной их смех и веселую возню, изредка заходил к ним, но оставался недолго – я видел, что мешаю им. Да они и не удерживали меня. Ольга была такая красивая, какой я прежде никогда не видел ее. Они часто уходили куда-нибудь вдвоем, и каждую ночь Ольга оставалась у Ольфа.
Так продолжалось дней десять, а потом Ольга стала приходить реже, и настроение Ольфа сразу потускнело. Когда Ольга появлялась, он оживлялся, но стоило ей уйти, как в его комнате наступала мрачная тишина. Он все время сидел у себя и делал вид, что работает, но у него явно ничего не получалось, уж в этом-то я хорошо разбирался. Если ему надо было ненадолго уйти, он всегда говорил мне, где его найти, на тот случай, если придет Ольга, и просил отвечать на все телефонные звонки.
Однажды Ольга исчезла на два дня, и Ольф стал таким, что на него жалко было смотреть, и я понял, что у них далеко не все так просто, как мне казалось.
Наконец она появилась вечером, часов в одиннадцать, веселая, вероятно, чуть выпившая. Я уже лег спать, и свет у меня не горел. Ольф осторожно приоткрыл дверь в мою комнату и недолго постоял на пороге, но я не пошевелился – мне не хотелось идти к ним. Ольф закрыл дверь, и я слышал, как он сказал Ольге:
– Он уже спит.
Она что-то ответила, но я не расслышал. Они еще долго сидели, и я уснул под их говор за стеной.
Утром я встал в шесть, умылся, приготовил кофе и сел работать, но тут же пришел Ольф. Лицо у него было такое, что я подумал: наверно, он вообще не спал этой ночью.
– Кофе хочешь? – спросил я.
Он кивнул, я налил ему кофе, но он не стал пить. Он сидел на диване, согнувшись и упираясь локтями в колени, курил и смотрел прямо перед собой в пол. Я спросил:
– Ольга спит?
Он кивнул. Я не знал, надо ли мне с ним говорить, и наконец спросил:
– Где она пропадала?
Ольф пожал плечами:
– Не знаю. Я не спрашивал, а она ничего не говорила.
Он немного помолчал и с горечью сказал:
– Я вообще ничего не знаю. Где она бывает, когда вернется и вернется ли вообще когда-нибудь. Чудная жизнь, ничего не скажешь…
Несколько минут мы сидели молча, и я не знал, что делать. Наконец Ольф сказал:
– Ты работай, не обращай на меня внимания. Я пока здесь посижу, покурю.
И он еще с полчаса сидел у меня, потом за стеной заскрипели пружины дивана, и Ольф тут же встал:
– Пойду.
И потом за стеной я услышал его голос – спокойный и уверенный.
Началась сессия, и прошла она спокойно и буднично. Уже семнадцатого июня мы с Ольфом сдали последний экзамен, Ольга закончила еще раньше, и в тот же день устроили небольшую пирушку. Ольф был очень неспокоен – то пытался веселиться, пел, хохмил, то надолго замолкал.
За несколько дней до этого он спросил у меня:
– Ты ничего у Ольги не замечаешь?.
– Чего именно?
– Она говорит, что у нее опять начинается обострение. Но ведь на лице еще ничего нет, правда?
– По-моему, нет. Я, во всяком случае, ничего не заметил.
Но в тот вечер уже стало ясно, что Ольга права. Она по-прежнему была очень красива, но под глазами залегла легкая синева. Так у нее всегда начиналось.
Веселье в тот вечер никак не получалось. И уже в десять часов Ольга собралась уходить. Она говорила, что сегодня ей обязательно надо быть дома. Ольф пошел провожать ее, а я остался один за пустым столом и решил подождать его. Но он долго не возвращался, и в двенадцать я лег спать. А утром, когда я встал, его уже не было. Я знал, что он собирался поехать в Дубну и пробыть там весь день. Знала об этом и Ольга, и я удивился, когда она пришла, но не стал выходить. Она недолго побыла в комнате Ольфа и постучалась ко мне. Она была одета так, словно собиралась куда-то уезжать, и я заметил, что в коридоре стоит небольшой чемодан.
– Ты что, уезжаешь? – удивился я. Вчера Ольга ни словом не обмолвилась об этом.
– Да.
– Куда?
– К бабушке в деревню.
Я не слышал, чтобы Ольга когда-нибудь говорила об этой бабушке.
– А где эта деревня?
– А, да не все ли равно, – поморщилась Ольга.
– И надолго? – продолжал допытываться я.
Она как будто не расслышала меня и не ответила.
– А Ольф знает об этом?
– Я оставила ему записку.
– А все-таки – когда ты вернешься?
– А, какое это имеет значение, – с досадой сказала Ольга, не глядя на меня.
– Как это какое значение? Ты что, не собираешься больше приходить к нам?
– Ну почему же… Загляну как-нибудь.
Я молча смотрел на нее. Я уже и сам догадывался, что между нею и Ольфом произошло что-то такое, что непременно должно изменить наши ясные дружеские отношения. Но Ольга, похоже, вообще решила поставить крест на всяких отношениях.
– Да не смотри ты на меня так. – Ольга повысила голос. – Мне и без того тошно.
Я осторожно тронул ее за плечо:
– Оля, не уходи от нас. Нам будет плохо без тебя. Да и тебе без нас.
Ольга вымученно улыбнулась:
– Что мне без вас будет плохо – это уж точно. Я не знаю, Дима, как дальше будет. Вряд ли я смогу… – Она покачала головой и глубоко вздохнула. – Ну, прощай. Пожалуйста, ничего не говори Ольфу о нашем разговоре.
Она поцеловала меня и легонько оттолкнула.
– Провожать меня не нужно.
И она ушла.
Ольф вернулся в первом часу ночи, и минут пятнадцать в его комнате было очень тихо. Потом он вошел ко мне в наполовину расстегнутой рубашке, зажав в зубах потухшую сигарету.
– Когда она была здесь?
– Утром, часов в десять.
– К тебе заходила?
– Да.
– И что говорила?
– Сказала, что уезжает. Что все написала тебе. Попрощалась и ушла.
Он задумался и машинально затянулся погасшей сигаретой. Он был в каком-то странном оцепенении, необычном для него, мне очень не нравилось, какое у него лицо – застывшее, неподвижное. Я зажег спичку и поднес ему, он машинально прикурил и встал.
– Пойду спать.
Утром он куда-то ушел и пропадал до вечера, и я боялся, что он сорвется и выкинет что-нибудь. Но он вернулся спокойный, только весь грязный и усталый.
– Есть неплохой калым, Кайданов.
Мы давно уже решили, что после сессии где-нибудь основательно поработаем – у обоих были долги, да и хотелось съездить куда-нибудь хотя бы недели на две и как следует отдохнуть.
– Симпатичный подвальчик в одном горящем доме в Новых Черемушках, – рассказывает Ольф. – Если до пятого июля мы забетонируем его, получим неплохую валюту. Но поработать придется здорово.
– Когда начнем?
– Завтра. Подъем в шесть.
Нам и раньше приходилось заниматься бетонированием, но я уже забыл, как это тяжело. Вечером, после первого дня работы, когда мы пришли в столовую, я низко нагнулся над тарелкой – у меня так дрожали руки, что суп выплескивался из ложки. Ольф был покрепче меня, но и он выглядел совершенно измотанным.
– Ничего, – бодро заявил он, когда мы поднимались к себе. – Две недельки – и потом до самой осени никаких забот.
Мы закончили работу к пятому июля. Но эти две недели потом вспоминались как один сплошной день с короткими перерывами для сна и еды. Мы вставали рано утром, торопливо завтракали и с первым автобусом отправлялись на стройку. Дожидаясь, когда придет машина с бетоном, выкуривали по сигарете и ныряли в черную сырую пасть подвала. Дни стояли жаркие, но по утрам там всегда бывало холодно. Мы снимали с себя все, оставались в плавках и дрожали от озноба, но уже через несколько минут становилось жарко. И так шел день за днем.
В один из таких дней я получил письмо от брата. Писали мы друг другу редко – раз в два-три месяца. Особых событий у Леонида не было, а у меня ни разу не возникало желания рассказать ему о своих бедах.
И это письмо было обычным: на работе все нормально, дети здоровы, жена недавно болела, но сейчас уже поправилась, и приветы от знакомых, которых я уже почти не помнил.
Я быстренько проглядел письмо, сунул его в ящик стола и тут же забыл о нем.
Я наткнулся на это письмо через два дня после того, как мы закончили с подвалом, отоспались, и я собирался сесть за работу. Я почему-то еще раз прочел его и задумался.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.