Страницы← предыдущаяследующая →
В тот вечер, который по-прежнему был влажным, как воздух в парилке, я закутал свое изувеченное тело в японский халат, расшитый подсолнухами и купленный на деньги, которые мне стоило бы потратить на краски. Или на еду. Или на билет до Континента, где можно скрыться от разъяренных отцов.
Мы с Чудоу распрощались сразу, как вышли из бань, и я быстро связался с Домработниками. Далила, которая всегда была душой этого подразделения, убедила меня, что, хотя подобные дела не входят в компетенцию департамента Джошуа Рейнолдса, она «все ыстрыйт», и Майор Страннопут будет «выныжден» от своих планов отказаться. Какой смысл обладать властью, если нет возможности ею злоупотребить?
Потом я завернул портрет достоп. Эверарда Льстива (подарок его скорбящему семейству) и начал обдумывать предложение Криса Чудоу, касающееся уроков изобразительного искусства. Он помогал этим одиноким старым чудикам, которым в жизни не хватало острых ощущений, скоротать время после обеда и попутно избавлял их от наличности. Почему бы мне не сделать то же самое? На самом деле, почему бы мне не сделать больше? Престижный адрес. Привлекательный молодой художник! Горы соверенов, которые я могу выжать из этих легковерных дурачков! Я мог бы позволить себе замену Тополу, не дожидаясь милости от Рейнолдса. Конечно, придется тут немного убраться, но дело того стоит!
В итоге я разместил маленькое объявление в «Таймс», «Пэлл-Мэлл Газетт», «Баджетс» и нескольких других листках, сделав так, что предложение выглядело вполне прилично, – допустил лишь небольшой намек на la vie bohème [13], чтобы вызвать интерес тех, кто жаждет треволнений.
Потом я вызвал служанку, чтобы привела дом в божеский вид. Я намеревался сам надзирать за процессом, однако не смог вынести ее осуждающих взглядов и бесконечного цыканья, когда она выгребала из руин моей студии старые воротнички и немытые тарелки, а потому решил пойти и инвестировать деньги, которых у меня не было, в новые шторы. Я подобрал весьма забавные безделушки, которые моим ученикам, возможно, будет интересно рисовать, и добавил в эту кучу стеклянный глаз Эверарда Льстива – эдакий налет готики.
После этого, с весьма впечатляющим старанием я замаскировался под сурового газетчика (здесь потребны всего лишь ужасный костюм, котелок и фальшивые усы) и позвонил в дом покойного профессора Эли Вердигри в Холланд-Парке.
Дом являл собой обитель скорби: во всех нишах цвел, а со всех перил свисал черный креп, венок из каких-то вонючих фиолетовых цветов обрамлял весьма посредственный портрет великого ученого кисти моего друга Чудоу. Изображен был и впрямь очень дородный мужчина с любопытными, широко расставленными глазами и подбородком с ямочкой, выдающимся вперед настолько, что он походил на Габсбурга.[14]
Под предлогом того, что я собираюсь писать панегирик для «Пэлл-Мэлл Газетт», я был допущен для аудиенции в заставленный мебелью кабинет.
– Боюсь, вам придется общаться со мной, – сказал высокий молодой человек, такой же толстый, как и его отец, и жестом пригласил меня сесть. – Моя бедная мама совсем не в себе.
– Так это было очень неожиданно? – прошептал я, густым слоем размазывая по голосу сочувствие, как краски по холсту.
– Совершенно. – Он рассеянно потеребил черную повязку на рукаве. – Мой отец ни дня не болел за всю жизнь.
Я кивнул и записал это в блокнот.
– А что говорят врачи?
Вердигри-младший пожал плечами:
– По-моему, они в растерянности. Какой-то приступ, за которым последовала кома и… ну… смерть.
– Боже мой. «Газетт» приносит вам свои искренние соболезнования.
Молодой человек горестно шмыгнул носом и посмотрел на меня.
– Все были очень удивлены, не только врачи. Семья. Его друзья и коллеги.
– А похороны?…
– Были позавчера. Это было… ну… Все уже кончилось.
Я одарил его печальной улыбкой.
– А вы не могли бы рассказать мне, над чем работал ваш отец?
Уголки губ Вердигри опустились.
– Честно говоря, вряд ли. Я непроходимый тупица во всем, что касается папиных работ. Если подождете, я принесу вам книгу.
– Я был бы вам очень обязан, сэр.
Пока его не было, я быстро обследовал стол и камин. Судя по всему, в камине ничего не жгли, но на столе я заметил большой ежедневник. Я пролистал его. Что я искал? Ну, что-нибудь необычное, скорее всего. Но не удалось обнаружить ничего, кроме записей о скучных делах Вердигри, да и дальнейший осмотр кабинета не дал никаких результатов. Стены были сокрыты под книжными полками и какими-то невыразительными пейзажами, с которых явно пора было стереть пыль. Я аккуратно закрыл ежедневник, стряхнул лиловую пыль, которая налипла на рукав, и метнулся к креслу.
Вернулся молодой Вердигри и вручил мне толстый пыльный том.
– Вот. Труд всей папиной жизни. Я все мозги сломал, пытаясь вникнуть, но…
Я повертел книгу и посмотрел на корешок. На нем золотым оттиском сияло название:
Магнетическая вязкость. С примечаниями по вулканической конвекции.
Похоже, меня ожидала еще пара часов увлекательного чтива.
Уже sans [15] усов я пообедал в зале домино кафе «Рояль», изучая отчеты коронера о смерти обоих мужчин. Следов токсинов не было. Ничего, свидетельствующего о том, что смерть наступила не в результате какого-то странного приступа. Но на какую связь указывала телеграмма Дурэ? И почему исчез сам Дурэ?
Я возобновил маскировку а ля лучшие из лучших с Флит-стрит[16] и сел в подземку, чтобы отправиться на встречу с супругой профессора Фредерика Саша, второго из покойных ученых. Я попытался понять хоть что-то в книге Вердигри, но безуспешно. То была либо чудовищная бессмыслица, либо что-то чудовищно умное.
Миссис Саш, весьма симпатичная особа с лебяжьей шеей, приняла меня достаточно благосклонно, хотя у нее была невыносимая привычка прерывать человека на полуслове. Попивая чай, я оглядывал затемненную гостиную.
– Вижу, у вас есть экземпляр этой основополагающей «Магнетической вязкости» Вердигри, – небрежно заметил я. – Ваш муж был знаком с…
– О да. Еще со времени их учебы в Кембридже. Кажется, Эли умер на следующий день после Фредерика. Ради всего святого, что это может значить?
Я сочувственно кивнул и почесал фальшивые усы.
– Разумеется, не было никаких… враждебных чувств между…
Миссис Саш покачала хорошенькой головкой:
– Нет, какое-то соперничество, разумеется, было, они все же работали в одной области. Но не более того. Они всегда были в очень хороших отношениях, даже несмотря на то, что редко виделись после завершения их приключений на Континенте.
– На Континенте?…
– Когда-то они вместе работали в Европе. Очень недолго.
Я сделал пометку в блокноте.
– Не болел ли он?…
– Ничего необычного.
Я надеялся убедить эту даму ненадолго покинуть комнату, подобно тому, как убедил сына профессора Вердигри, и быстро осмотреться, но в ответ на мою просьбу принести чего-нибудь освежающего, она лишь слегка дернула шнурок звонка, и в комнате появился лакей с непроницаемым лицом.
Я ненадолго перестал писать.
– Это вашего?…
– Кабинет мужа? Нет-нет. У него комната на втором этаже. Он говорил, что тут, внизу, слишком шумно. – Она провела рукой по лицу. – Он все дни проводил дома, работал над теоремой. Последняя почта пришла, как раз когда… – Она вытерла одинокую слезинку. – А теперь вы должны меня простить, сэр. Мы тут все несколько не в себе. Столько нужно сделать.
– Последний вопрос, миссис Саш. Я пропустил похороны?
Оказалось, что пропустил. Они состоялись только вчера в Саутворке.
Миссис Саш взглянула на свои аккуратные маленькие руки.
– И даже с этим возникли проблемы. Мы не смогли воспользоваться услугами фирмы, на которую всегда рассчитывала семья моего мужа.
– Фирмы?
– Похоронное бюро, сэр. Братья Тюльпен. Удалились от дел, кажется, и даже уведомления не прислали! Похоронами занимались другие люди. Думаю, все прошло неплохо…
– Но?
– Но было в них что-то… странное.
– Почему вы так считаете?
Она вздохнула.
– Вероятно, у них были самые лучшие намерения, но это мало чему помогло. Все было сделано очень неумело.
– И как же называется эта любопытная фирма?
Миссис Саш подошла к маленькому бюро и достала оттуда визитную карточку с черной каймой.
– Я не утверждаю, что обязательно проводить журналистское расследование, – сказала она, протягивая мне карточку. – Но их подход к делу показался мне весьма специфичным. Мне было бы значительно легче, если бы кто-нибудь… раскопал что-нибудь про них… – Она улыбнулась – впервые за все время.
Я взял карточку.
Днем, когда я, переодевшись, натягивал холст в студии, попутно размышляя о том, как проникнуть к этим могильщикам, не предъявляя им труп, неожиданно раздался стук в дверь.
Все еще ожидая, что дверь откроет старый Топол, я игнорировал этот стук примерно минуту и лишь потом, пробормотав некое проклятье, пошел в коридор.
На моем крыльце стояла исключительно привлекательная особа, и рука ее в кружевной перчатке сжимала сложенную газету.
– Мистер Бокс.
– Он самый.
Она сделала шаг вперед, и лучи солнца осветили ее рыжевато-коричневое платье, которое очаровательно подчеркивало ее фигуру. Высокая, с эльфийскими чертами лица и роскошными локонами, как на картинах Мухи,[17] незнакомка протянула мне газету и мило улыбнулась.
– Я пришла по вашему объявлению. – У нее был легкий акцент – датский? – а голос звенел, как музыкальная шкатулка.
– Объявление? А! Нуда, конечно же! Пожалуйста, входите, мисс…
– Пок.
– Пок?
– Белла Пок.
Небесное создание переступило порог моего дома и с любопытством осмотрело прихожую.
– Может быть, хотите чаю? – спросил я.
Она посмотрела мне прямо в глаза:
– А у вас есть что-нибудь покрепче?
– Бог мой, верю ли я своим ушам? Пожалуйста, проходите.
– Дом 9 по Даунинг-стрит, – сказала она, входя в гостиную. – У вас не бывает проблем с соседями?
– Раз в четыре года, не чаще.
Она улыбнулась и села у окна; я между тем судорожно кинулся искать напитки.
– Необычное место жительства для художника…
– Херес? – предложил я.
– В это время дня я предпочитаю вермут.
Я кивнул, будучи весьма приятно удивлен.
– Да, географически я нахожусь в самом сердце Империи, мисс Пок. Во всем же остальном я – такой же изгой, как и величайшие люди моей профессии. – Я обвел рукой комнату. – Вы должны простить мне нынешнюю ситуацию. Мой слуга… слуги… временно отсутствуют.
– Я научилась никогда не судить джентльмена по чистоте салфеток.
– В таком случае я чувствую, мы сможем найти общий язык.
Я выскользнул на кухню и начал искать, куда приходящая служанка поставила чистые бокалы.
– А скажите мне, – крикнул я, – что привлекло вас в моем объявлении? Вы уже брали уроки рисования?
– Отнюдь, – откликнулась она. – Просто меня всегда влекло к изобразительному искусству, мистер Бокс, а в данный момент у меня есть время и средства, чтобы осуществить свои мечты.
– Капитально! – сказал я, возвращаясь с двумя более-менее приличными сосудами граненого стекла, бутылкой вермута и весьма прискорбным на вид пирогом с тмином.
– Кстати, о капиталах, – сказала она, протянув руку за сумочкой. – В объявлении сказано «гинея за урок».
Я поднял руку:
– Давайте пока что не станем утруждать себя этими скучными подробностями. Лучше расскажите еще что-нибудь о себе.
– Что интересного может рассказать о себе такая заурядная девушка, как я? – рассмеялась она. Я с ходу смог придумать несколько вариантов и решил пригласить Криса Чудоу на обед – отблагодарить его за великолепную идею.
Как оказалось, у нас с мисс Беллой Пок много общего. Мы оба ненавидели безобразного Эль Греко и благоговели перед святым Веласкесом, оба с подозрением относились к Тициану и излишне высоко почитали Караваджо. Пока мы пили вермут, я думал о том, как прекрасна и очаровательна моя будущая ученица. Солнечный свет, льющийся из окна, освещал ее миловидное личико и огнем плясал на ее ресницах, когда она прикрывала глаза.
Я провел ее в студию. Она сразу же пошла в центр комнаты и начала изучать цинкового улана времен Наполеона – я купил эту статуэтку в лавке старьевщика на Эджвер-роуд. Вещица была дешевая, просто мужчина в чикчирах на спине лошади, но чем-то мою ученицу эта скульптура привлекла. Может быть, тем, как он вздымал свою пику. Я прислонился плечом к стене, задумчиво подперев рукой подбородок.
– Когда я смогу начать? – с надеждой спросила она.
Я пожал плечами:
– Да хоть сейчас. Как насчет этого всадника?
Сказав это, я подвинул к ней стул и прикрепил к деревянной доске лист хорошей бумаги. Мисс Пок сняла шляпку и села. Я вручил ей доску и угольные карандаши, а потом встал позади, молча слушая ее дыхание и сладостное легчайшее чмоканье, с которым приоткрывались ее губы.
Я счастливо улыбнулся себе, получая странное удовлетворение от ее тихой методичной манеры рисовать.
– И многие откликнулись на ваше объявление, мистер Бокс?
Уголь летал и царапал девственную бумагу.
– Вы первая.
Голова лошади была изображена быстро и уверенно. А девушка рисовала очень недурно.
– Тогда, возможно, мы сможем сделать эти встречи… приватными.
Ничего себе! Я почувствовал, как у меня дрогнуло сердце и еще кое-что, ниже пояса. Я подумал об отце Авриль Мопсер и немного успокоился. Немного.
– Возможно.
Мисс Белла запечатлела тяжелую полноту бедра цинкового всадника одним уверенным движением карандаша. Я не менее уверенно подошел и взял ее за ту руку, которой она рисовала. Направил ее по бумаге, придвинувшись ближе и почти прижимаясь к спине мисс Пок. Она не возражала, когда я начал штриховать ноги и таз всадника, как мне казалось, с откровенной чувственностью.
– У вас неплохо получается, – проворковал я. – Исключительное понимание военной анатомии.
Я продолжал рисовать, не отрывая глаз от скульптуры.
– Задница – она и есть задница, мистер Бокс, – сказала она. – Не важно чья – солдата или горничной.
Я сдержал улыбку.
– Пожалуй, вы правы. Скажите, вы родились в деревне или в городе?
Я плотнее прижался к ней. У меня в штанах словно выросла ручка от метлы. Слегка наклонив великолепную голову, мисс Пок немного отодвинулась и освободила руку.
– Я фермерская дочка, мистер Бокс, – пробормотала она.
Я умоляюще воздел руки и отошел. И узнаешь лису, если ее увидишь, подумал я.
Она повернулась на стуле и вдруг удивленно ахнула. Проследив за ее взглядом, я понял, что она смотрит на стеклянный глаз, который я положил рядом с уланом.
– Ужас какой! – вскричала она и залилась мелодичным смехом.
– Да? – спросил я. – Мне следует это убрать?
– Нет-нет. Я не так впечатлительна, как вам может показаться. Но он, похоже, следит за тобой повсюду, – то же говорят о Моне Лизе! – Она с улыбкой повернулась ко мне и отдала доску. – Ну вот. Каков вердикт? – спросила она.
– Виновна! – заявил я.
Она собрала свои вещи.
– Но у меня есть надежда?
Я сложил руки на груди и улыбнулся.
– Приговариваю вас к посещению моих уроков в следующий понедельник. И пусть господь смилостивится над вашей…
Я резко замолчал. Мое внимание привлекла газета, которую мисс Белла принесла в студию. Я выхватил газету у нее из рук.
– Мистер Бокс? – встревоженно сказала она. – С вами все в порядке?
В колонке рядом с моим объявлением была помещена маленькая заметка:
Тело, найденное в гавани Неаполя в прошлый понедельник, опознано. Оно принадлежит Джослину АттерсонуДурэ из Дипломатической службы Его Величества. Мистер Дурэ, тридцати одного года, прожил четыре из них в этом итальянском городе. Полиция Неаполя заявила, что несчастный стал жертвой жестокого нападения, ему раскроили череп – дубиной или другим тяжелым предметом…
– Мистер Бокс? Мистер Бокс? – Прекрасная мисс Пок положила руку мне на плечо.
– Мне очень жаль, дорогая моя, – тихо ответил я. – Но сегодняшний урок закончен.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.