Книга Игрушки судьбы онлайн - страница 2

ДЖОРДЖ ДЖЕРМЕНЬ ОПИСЫВАЕТ ИСТОРИЮ СВОЕЙ ЛЮБВИ

Глава I
ОЗЕРО ЗЕЛЕНЫХ ВОД

Оглянись назад, моя память, сквозь туманный лабиринт прошедшего, сквозь череду радостей и горя двадцати лет. Восстаньте вновь, дни моего детства на извилистых, зеленых берегах маленького озера. Вернись ко мне опять, моя ребяческая любовь в невинную красоту твоих первых десяти лет жизни. Будем снова жить, мой ангел, как жили в нашем первом раю, прежде чем грех и горе подняли свои пламенеющие мечи и выгнали нас в свет.

На дворе стоял март. Последние дикие утки, зимовавшие здесь в это время года, плавали на озере, называемом на нашем суффолкском наречии озером Зеленых Вод.

Куда бы ни загибалось оно, зеленые берега и нависшие над нами деревья отражались в его водах нежным зеленым цветом, от которого оно и получило свое название. Лодки стояли в бухточке на южной оконечности – моя собственная хорошенькая парусная лодочка имела отдельную крошечную гавань. В бухте на северном конце была устроена большая западня (называемая Приманкой) для ловли диких птиц, которые каждую зиму прилетали тысячами на озеро Зеленых Вод.

Моя маленькая Мери и я вышли вместе, рука в руку, посмотреть, как последние зимние птицы попадаются в Приманку.

Наружная часть странной западни для птиц поднималась из воды в виде ряда круглых арок из согнутых гибких ветвей, накрытых тонкими сетями, которые образовали крышу. Мало-помалу уменьшаясь в объеме, арки с их сетями опускались за тайными изгибами бухты вглубь воды до самого ее дна. Вокруг арок со стороны берега тянулся частокол, достаточно высокий, чтобы скрывать от птиц на озере человека, припавшего за ним на колени. Местами в частоколе было отверстие, достаточно большое, чтобы в него прошла такса или собака испанской породы. Тут начинался и кончался простой, однако весьма сносный механизм Приманки.

В это время мне было тринадцать, Мери десять лет. На нашем пути к озеру нас сопровождал, как спутник и проводник, отец Мери. Добрый человек служил управляющим в имении моего отца. Кроме того, он был мастер заманивать уток. Собака, его помощница (мы в Суффолке не использовали ручных уток для приманки), была маленькая черная такса – также мастерица в своем роде, существо, наделенное в одинаковой мере завидными преимуществами безупречного доброго нрава и безупречного здравого смысла.

Собака следовала за управляющим, мы следовали за собакой.

Дойдя до частокола, которым окружалась Приманка, собака села ждать, пока ее потребуют. Управляющий и мы, дети, припали за частокол, посмотреть в самое крайнее снаружи отверстие, откуда вид открывался на все озеро. День был совершенно тихий, ни малейшей ряби не пробегало по воде, мягкие серые облака заволокли все небо и скрывали солнце.

Мы выглянули в отверстие частокола. Вот стая диких уток, собравшихся на небольшом расстоянии от Приманки, спокойно чистила свои перья на тихой поверхности озера.

Управляющий посмотрел на собаку и сделал знак. Собака посмотрела на управляющего, тихо подошла, пролезла в отверстие частокола встала неподвижно на узкой полосе земли, которая от частокола шла покато к озеру.

Сперва одна утка, потом другая, а там с полдюжины в одно время увидели собаку.

Новый предмет, показавшийся на пустынной местности, внезапно превратился в цель жадного любопытства уток. Крайние медленно поплыли к странной четвероногой твари, неподвижной на берегу. Главный корпус любопытных птиц последовал по двое и по трое за авангардом. Подплывая все ближе и ближе к собаке, осторожные утки, однако, вдруг остановились и, держась устойчиво на воде, созерцали на безопасной дистанции феномен на берегу.

Управляющий наклонился за частоколом и шепнул:

– Трим!

Услышав свое имя, такса повернула назад, пролезла сквозь отверстие и утки потеряли ее из вида. Неподвижные на воде, птицы дивились и ждали. Через минуту собака обежала вокруг и показалась в следующем отверстии частокола, пробитом дальше внутрь, там, где озеро входило в очередные изгибы бухты.

Второе появление таксы мгновенно вызвало новый прилив любопытства между утками. Они дружно поплыли опять вперед, чтобы вторично и ближе посмотреть на собаку, но опять рассудив, какое расстояние для них безопасно, они остановились на этот раз под наружной аркой Приманки. Собака исчезла вновь, и озадаченные утки ждали. Миновал промежуток времени – и третье появление Трима произошло через третье отверстие в частоколе, пробитое еще глубже внутрь бухты. В третий раз неудержимое любопытство побудило птиц продвигаться вперед все дальше и дальше внутрь роковых сводов Приманки. Четвертый и пятый раз повторилась та же проделка, пока собака завлекла птиц от места к месту в самую глубину западни. Тут Трим появился в последний раз. В последний раз также подвинулись вперед утки и остановились осторожно на расстоянии. Управляющий дернул веревку. Сети с гирями упали вертикально в воду и закрыли западню. И вот несколько десятков птиц оказались пойманными в ней из-за собственного любопытства с помощью одной только маленькой собаки для приманки. Через несколько часов все утки находились на пути в Лондон на рынок.

Когда последнее действие любопытной комедии в Приманке подошло к концу, маленькая Мери положила руку на мое плечо и, приподнявшись на цыпочки, шепнула мне на ухо:

– Джордж! Пойдем со мной домой. Что я покажу тебе! Лучше, чем смотреть на уток.

– Что это?

– Сюрприз. Не скажу.

– А поцелуешь меня?

Прелестное маленькое создание обвило тоненькими загорелыми ручками мою шею и ответило:

– Сколько хочешь, Джордж.

Это было сказано совершенна невинно с ее стороны.

Невинно также поступал и я. Добрый, снисходительный управляющий, отвернувшись в эту минуту от своих уток, захватил нас врасплох среди изъявления нашей детской любви в объятиях друг друга. Он погрозил нам своим толстым указательным пальцем и с грустною, отчасти и недоумевающей улыбкой.

– О, мистер Джордж, мистер Джордж! – сказал он. – Разве одобрит батюшка, когда вернется, чтобы его сын и наследник целовал дочь управляющего?

– Когда приедет домой отец, – ответил я с большим достоинством, – я скажу ему правду. Я скажу ему, что женюсь на вашей дочери.

Управляющий захохотал и снова перевел взор на уток.

– Ладно, ладно! – услышали мы, как он говорил сам с собой. – Они просто дети. Нет еще надобности разлучать их, бедняжек, на время.

Мы с Мери очень не любили, чтобы нас называли детьми. Собственно говоря, Мери была девица десяти лет, а я – молодой человек тринадцати. Мы ушли от доброго управляющего в негодовании и вдвоем направились рука в руку к коттеджу.