Книга Благостный четверг онлайн - страница 2

2. Трудная жизнь Джозефа-Марии

Мак принес еще одну бутылку «Старой тенисовки», налил Доку, себе…

– Слушай, – сказал Док, – что он за малый? Ну этот… мексиканец… новый хозяин лавки…

– Хороший малый, – сказал Мак. – Звать его Ривас, Джозеф-Мария. Одеться любит – как на картинке. А уж хитер!.. Хитер, да только все сам впросак попадает. И смех и грех с этим Джозефом…

– Да что такое, расскажи.

– Понимаешь, давно я к нему приглядываюсь. Кое-что он сам рассказал, а на остальное у нас своя голова имеется. Хитрец он, каких не сыщешь. Но хитрость ведь какая штука: заведется в человеке, глядишь, он и самого себя перехитрит. Вот и с ним то же…

– Ну-ка, расскажи толком…

– Вы с ним самые что ни на есть противоположные люди. Ты у нас хороший, ученый, всем взял. Одного у тебя нет – хитрости; душа нараспашку. За то мы тебя и бережем: простую душу обидеть грех. А Джозеф-Мария? Финтит, хитрит, где только можно, повадка у него такая. Так за одну эту повадку – не говоря уж за дело – ему всю жизнь и достается. А ведь вообще-то он неплохой человек!

– Да откуда он здесь взялся?

– Долгая история. Ладно, слушай…

Мак сказал верно. Док с Джозефом-Марией были полная противоположность; но противоположность зыбкая – так колеблются чашки весов. Док – человек на редкость добропорядочный. Предоставь его себе, будет неукоснительно следовать букве закона, даже самого пустяшного дорожного знака не нарушит. Не по своей воле ввязывался он порой в сомнительные дела: друзья впутывали. Могучая Ида, для которой закона о продаже спиртных напитков как бы и не было; обитательницы «Медвежьего стяга» – их занятие хоть и пользовалось благосклонностью населения, у Закона восторга не вызывало; и, конечно, Мак с ребятами, которые с незапамятных времен мирно жили под сенью закона о бродяжничестве, сумев обернуть его себе на пользу. Все они притча во языцех Монтерея, воришки, мелкие жулики, тунеядцы – вечно что-нибудь умышляют против добрых граждан; ничем их не исправишь, остается ими гордиться! Однако Мак и его товарищи по сравнению с Джозефом-Марией невинные ягнята.

Чем бы Джозеф-Мария в жизни ни занимался, он всегда был не в ладах с Законом. Так повелось с детства. С младых ногтей он был решительным противником частной собственности на отчуждаемое имущество. Мальчишкой он был главарем банды в родном Лос-Анджелесе. В возрасте восьми лет шастал по бильярдным: завидев его, завсегдатаи, морские офицеры, хватались за карманы и скорей гнали его вон. Когда в мексиканском районе Лос-Анджелеса начались драки между местными бандами, Джозеф-Мария стал видной фигурой. Он открыл передвижную оружейную лавку, где всегда имелись пугачи, ножики с выкидным лезвием, кастеты, а для самых бедных покупателей – носки, туго набитые песком, – дешевое, но безотказное оружие. В двенадцать лет он попал в школу для трудновоспитуемых, а через два года окончил ее с отличием, приобретя заодно кучу воровских профессий. Милый четырнадцатилетний мальчик с чистыми голубыми глазами и ангельским голосом… Никакой сейф не смог бы устоять перед ним; даже такой невинный инструмент, как стетоскоп, в его руках превращался в отмычку. А как он лазил! Ему ничего не стоило по стене забраться на второй этаж, как будто на руках и ногах были присоски. Много чего он умел, вором, однако ж, не стал – больно велик риск. Малый он был с головой. Уж если чистить, думал он, так собственного партнера. Еще хорошо, наверное, шантажировать, создавать дутые акционерные общества, тайком от властей поднимать со дна затонувшие испанские сокровища. Впрочем, и здесь у него до дела не доходило – полиции так никогда и не удалось завести на него досье. Он не желал биться в открытую с Законом: мечтал о совершенно особенном поприще, где бы его преступные наклонности удовлетворялись безопасным образом. Но только он задумался о настоящем призвании, как забродили в нем юные мужские соки, и на несколько лет его мысли и поступки приобрели иное направление; в эти годы он не подымался выше мелких афер. Когда же глаза его опять начали ясно видеть – тут бы и приняться за дело! – его взяли и зацапали в армию. Там берегли от дурных поступков как могли. Уволили, правда, без наград, без почестей, но это был тот редкий случай, когда надо радоваться, что тебя не оценили по заслугам.

Снова оказавшись хозяином самому себе, Джозеф-Мария совсем было вышел на свою дорогу, но снова сбился с пути. Попал под влияние отца Мэрфи, хитрого молодого священника, который заманил его в лоно матери-церкви (ведь он был ей законный сын). Джозеф-Мария полюбил исповедь, отпущение грехов и скромно надеялся, подобно Франсуа Вийону, что под прикрытием сутаны его таланты не пропадут. Отец Мэрфи учил, что нужно трудиться честно в поте лица своего. Джозефа-Марию это откровение потрясло; оправившись от потрясения, он решил, что, пожалуй, стоит попробовать. (Вообще не такой уж он был пропащий тип; по крайней мере, в отличие от Вийона сумел удержаться от кражи церковного имущества.) С помощью пастыря, который имел влияние в муниципалитете, Джозеф-Мария получил почтенное место. Теперь состоял он у города на службе, зарплату получал по чеку в городском банке – и не боялся оставлять там отпечатки пальцев.

Есть в Лос-Анджелесе замечательная площадь, называется она на мексиканский лад – Пласа. На ней садики, пальмы в кадках и множество цветов. Пласа – местная достопримечательность, гордость города; тут всегда толкутся туристы: еще бы, такой мексиканской экзотики не найдешь и в самой Мексике… И вот Джозефа-Марию приставили ухаживать за растениями на площади. Работа приятная, необременительная; разгуливая по Пласе, он к тому же потихоньку поторговывал порнографическими открытками. Конечно, на этом не разбогатеешь, зато живешь честно (или почти честно) – честности Джозеф-Мария предавался так, как иные предаются пороку…

Примерно в ту пору Главное полицейское управление Лос-Анджелеса было не на шутку встревожено. Город внезапно наводнился марихуаной: ее предлагали в каждой подворотне по невиданно низкой цене. Сотрудники отдела по борьбе с наркотиками совершали рейд за рейдом, но никак не могли выйти на источник. Обнюхали все городские пустыри – от Сан-Педро до Игл-Рока, – ни листика марихуаны; тогда нанесли на миллиметровку ближние и дальние окрестности. Круг поисков неуклонно расширялся, скоро ими была охвачена огромная территория между Санта-Барбарой на севере, рекой Колорадо на востоке и мексиканской границе на юге. Границу перекрыли, оставалась западная сторона, но там был океан, а марихуана не морская капуста, чтобы расти в океане. В помощь привлекли полицию штата, местные власти, однако все напрасно. Приток марихуаны не уменьшался, обнаружилось, что мелкие толкачи сами не знают, откуда товар.

Продолжалось так полгода, и неизвестно, сколько бы еще, если бы не тринадцатилетняя школьница Милдред Бьюгл – лучший ботаник у себя в классе. Гуляя как-то в воскресенье по площади, она сорвала несколько интересных остроконечных листиков и уверенно определила Саnаbis Americana.

Да, в трудное положение попал Джозеф-Мария. Но полицейскому управлению было не легче. К суду садовника привлекать нельзя, иначе журналисты прознают, что наркотик выращивался на Пласе, у полиции под носом, что выращивал его служитель муниципалитета, что поливался он самой чистой водой, а удобрялся самым лучшим навозом, – и все за счет города!

Единогласно решили изгнать преступника, что и было незамедлительно сделано. Полицейские купили Джозефу-Марии автобусный билет до самого Сен-Луис-Обиспо и напутствовали в таких свирепых выражениях, что по спине у того побежали мурашки.

Док хмыкнул:

– Слушай, Мак, по-твоему выходит, он честный мошенник?..

– По-моему, все люди честные – каждый на свой лад, – отвечал Мак. Ты вот лучше послушай, что он у нас здесь выдумал!

– Ну?

– Знаешь, небось, сколько у нас ошивается «мокрых спин»^*3. Вот он и решил прибрать их к рукам: золотая жила! Расчет у него был верный. Сам посуди, во-первых… – Мак приготовился загибать пальцы, а потому как следует хлебнул из стаканчика, – во-первых, сам он хорошо знает их язык, ведь у него родители мексиканцы. Во-вторых, «мокрые спины» бедствуют, за гроши согласны надрываться. В-третьих, они по-нашему не говорят, порядков здешних не ведают, фараона от мусорной корзинки не отличат. Значит, им позарез нужен человек вроде Джозефа-Марии: рядить их на работу, получать за них деньги. А вздумает какой брыкаться, Джозеф шепнет на ушко чиновнику: у того, мол, мексиканца нет паспорта. Его, голубчика, цап-царап – и отправят обратно в Мексику… В общем, радовался Джозеф: наконец-то стоящее дело нашел. Всего заботы: набрал бригады две-три, они трудятся, а ты отдыхай. А лавку, думаешь, зачем купил? Пристроил сзади закуток для бедолаг: живите, работайте на меня и мои товары покупайте… И нигде, между прочим, не сказано, что это дело противозаконное… Но и тут все пошло не в ту сторону…

– Что же на этот раз помешало? – спросил Док.

– Музыка. Музыка помешала…

В самом деле, Джозеф-Мария рассчитал все до тонкости, вычислил средний расход и средний доход. План был беспроигрышный. И все же случай распорядился по-иному. На то он и случай: когда все шансы против – принесет удачу, а когда шансы за – возьмет да испортит игру…

В обширном районе, прилегавшем к мексиканской границе, бродили буквально миллионы «мокрых спин» – темных, безответных, трудолюбивых парней, готовых всю жизнь безропотно вкалывать на полях. И надо же было такому случиться, что именно среди джозефовых работяг попалось два музыкальных дарования – певец-тенор и гитарист! Вскоре, к ужасу Джозефа-Марии, на глазах у него вырос целый оркестр: две гитары, контрабас, барабан, маракасы; были и певцы: тенор и два баритона. Джозеф-Мария совсем было собрался отправить артистов на долгие гастроли в Мексику, но тут как на грех к ним прибился его племянник Какахуэте со своей сладостной трубой.

Поля с морковью и цветной капустой были заброшены: теперь «мокрые спины» трудились на танцплощадках калифорнийских городков. Оркестр так и назывался – «Эспалдас мохадос», «Мокрые спины». Они выступали в облегающих костюмах наездников, в гигантских сомбреро, исполняли популярные песни: «Приди ко мне, печальное сердечко…», «Любовь моя из Сен-Луиса», «Раз заплакало белое облако…». Играли на танцах в клубе пожарных в Спрекеле, в масонской ложе Соледада, в Лосином парке, что в Кинг-сити, в гринфилдском гараже, в муниципальном зале Сан-Ардо. И хозяин перестал им препятствовать, даже доставал им ангажемент. Дело процветало, Джозеф-Мария набирал все новых и новых «мокрых спин», теперь уже с музыкальными способностями. Вступив в шоу-бизнес, Джозеф-Мария быстро постиг его продувную сущность и обрадовался: как всегда, на верном пути!

– Так что видишь, – сказал Мак, – какая она нынче, музыка. Да что там музыка, все нынче какое-то чудное. Возьми хоть Фауну с «Медвежьим стягом». Это же стал не бордель, а бог знает что! Девчонок она учит политесу, сама гадает по звездам. Где такое видано?.. Все, все у нас переменилось!..

Док оглядел свою заплесневелую лабораторию, поежился:

– Я, наверное, тоже переменился…

– Но-но, это ты брось! На тебя вся надежда. Если ты станешь другим, всех своих друзей подведешь. Мы тебя так ждали! Думали, вернешься – все у нас наладится, пойдет по-старому…

– Знаешь, что-то у меня на душе смутно…

– Не беда! – сказал Мак. – Попробуй, как в старые времена. Пригласи к себе красивую девушку, заведи на проигрывателе церковную музыку. А потом я к тебе в гости зайду, поклянчу пару долларов… Ну попробуй! Друзья просят!

– Я, конечно, попробую, – сказал Док, – но что-то мало я в это верю. Боюсь, я все-таки изменился…