Книга Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет онлайн - страница 2

Глава 3

На следующий день мы пошли в магазин, и отец купил электрическую газонокосилку. Вечером, после нашего первого домашнего ужина в Нью-Джерси (сэндвичи с индейкой, купленные в ближайшей закусочной), отец вышел в сад стричь газон. Перед домом он подстриг нормально, но когда дело дошло до заднего двора, ему понадобилось проверить, сколько травы скопилось внутри косилки. Это очень просто. Продавец в магазине показывал, как это делается. Только надо отключить косилку прежде, чем лезть внутрь, а отец об этом забыл.

Я услышала его крик: «Барбара, я порезался!» Он побежал в дом. Там он схватил полотенце и обмотал его вокруг руки прежде, чем я успела что-нибудь разглядеть. Потом он сел на пол – лицо у него было очень бледное.

– О, Господи! – воскликнула мать, когда кровь просочилась сквозь полотенце. – Надеюсь, ты не отрезал?…

Услышав это, я выскочила из дома посмотреть, не видно ли где-нибудь отрезанной руки. Я не знала, идет ли речь о всей кисти или только… но когда-то читала, что в подобных случаях надо сохранять отрезанные конечности, потому что иногда врачам удается пришить их. Хорошо, что я рядом: сами родители до этого не додумались бы. Однако мне не удалось найти ни кисти, ни чего-то такого, а когда я вернулась в дом, там уже была полиция. Мама сидела рядом с отцом на полу – голова его лежала у нее на коленях.

Я поехала в полицейской машине вместе с ними, потому что дома меня не с кем было оставить. По дороге в больницу я разговаривала с Богом – про себя, конечно, так чтобы никто не заметил.

Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет. С моим отцом случилось ужасное несчастье. Пожалуйста, помоги ему. Бог. Он, правда, очень добрый и милый. Он не знает Тебя так, как знаю я, но он хороший отец. И рука ему необходима, Бог. Так что, пожалуйста, сделай так, чтобы все закончилось благополучно. Я сделаю все, что Ты скажешь, только помоги ему. Благодарю Тебя, Бог.

Оказалось, что отец ничего себе не отрезал, и все же палец ему зашивали, для чего понадобилось сделать восемь стежков. Зашивал доктор Поттер.

Закончив, он вышел поговорить. Увидев меня, он сказал:

– У меня есть дочка твоего возраста. Удивительно, как люди всегда находят среди своих знакомых кого-нибудь твоего возраста, причем еще прежде, чем ты скажешь им, сколько тебе лет на самом деле.

– Мне пошел двенадцатый, – сообщила я.

– Гретхен тоже почти двенадцать, – сказал доктор.

А, ну значит, правильно догадался.

– Она учится в школе Дилано: пойдет в шестой класс.

– Ты тоже, Маргарет, – напомнила мне мама. Как будто мне нужно было напоминать.

– Я скажу Гретхен о тебе.

– Хорошо, – согласилась я.

Как только мы приехали домой после больницы, отец сказал маме, чтобы она нашла в телефонной книге Муса Фрида и договорилась, чтобы он стриг наш газон раз в неделю.

В День Труда я поднялась рано. Я хотела привести в порядок письменный стол у себя в комнате до того, как начнутся занятия в школе. Я заранее купила пачку бумаги, карандаши, ластики, папки, разные скрепки… Я всегда проявляю необычайное усердие в начале, но его хватает приблизительно до октября. Я уже сделала половину дела, когда услышала этот звук – как будто кто-то постучал в дверь. Я подождала, не проснутся ли родители. Я подошла на цыпочках к их комнате, но дверь была закрыта и все было тихо, значит, они спали.

Когда стук послышался снова, я спустилась вниз – на разведку. Я не боялась: даже если это какие-нибудь злоумышленники, всегда можно закричать – и отец придет на помощь.

Стучали в переднюю дверь. Нэнси на выходные уехала, так что это не она.

А больше мы ни с кем здесь не знакомы.

– Кто там? – спросила я, прижав ухо к двери.

– Это бабушка, Маргарет. Открывай.

Я быстро справилась с цепочкой и обоими замками и распахнула дверь.

– Бабушка! Неужели это правда? Ты здесь!

– Сюрприз! – отозвалась она.

Я приложила палец к губам, давая понять, что родители еще спят.

Руки у бабушки были заняты пакетами, но, войдя, она поставила их на пол и крепко меня обняла и поцеловала.

– Моя Маргарет! – произнесла она, сияя своей особенной улыбкой. Когда она так улыбается, то становятся видны все ее верхние зубы. Это не настоящие зубы, а то, что она называет «мостом». Она может вынуть целую секцию из четырех зубов, когда ей вздумается. Когда я была маленькой, она часто меня этим развлекала. Конечно, я никогда не говорила родителям. Когда она улыбается без этих зубов, то бывает похожа на ведьму. А с зубами – очень симпатичная.

– Маргарет, давай отнесем пакеты на кухню.

Я подняла один.

– Бабушка, он такой тяжелый! Что там?

– Сосиски, салат оливье, капустный салат, солонина, ржаной хлеб…

Я рассмеялась.

– Значит, это еда?

– Конечно, еда.

– Ты думаешь, в Нью-Джерси нет еды, бабушка?

– Такой нет.

– Есть, – возразила я. – И закусочных полно.

– Таких закусочных, как в Нью-Йорке, нет нигде!

Я не стала спорить. У бабушки свои понятия о некоторых вещах.

Мы отнесли пакеты на кухню, бабушка помыла руки и переложила все в холодильник.

Когда с этим было покончено, я спросила:

– Как ты добралась до нас?

Бабушка снова улыбнулась, но ничего не сказала. Она отмеривала кофе в кофеварку. Пока она не закончит с каким-нибудь делом, с ней разговаривать бесполезно.

Наконец она села за кухонный стол, взбила волосы и сказала:

– Я приехала на такси.

– Прямо из Нью-Йорка?

– Нет, – ответила бабушка. – Из центра Фарбрука.

– А как ты доехала до центра Фарбрука?

– На поезде.

– Не может быть!

– Представь себе!

– Но ты же всегда говорила, что в поездах грязь!

– Подумаешь, немножко грязи! Я же моющаяся!

Мы обе рассмеялись. В одном пакете у бабушки оказались вязанье и тапочки. Она переобулась.

– Ну, – заявила она, – теперь давай показывай мне дом.

Я показала ей все, кроме второго этажа – туалеты, нижнюю ванную, мамину новую стиральную машину и сушилку, и где мы смотрим телевизор.

Когда я закончила экскурсию, бабушка покачала головой и сказала:

– Только я не понимаю, зачем им понадобилось переезжать в деревню.

– Вообще-то это не деревня, бабушка, – возразила я. – Тут даже коров не встретишь.

– Для меня это деревня! – сказала бабушка.

Я услышала, что наверху льется вода.

– Кажется, они встали. Можно, я пойду посмотрю?

– Ты хочешь сказать: можно, я пойду и скажу им!

– Ну да.

– Конечно, – разрешила бабушка.

Я помчалась по лестнице и вбежала в их спальню. Папа надевал носки. Мама чистила зубы в ванной.

– Угадай, кто у нас? – обратилась я к отцу.

Он ничего не сказал, а только зевнул.

– Ну, будешь отгадывать?

– Что отгадывать? – спросил он.

– Кто сейчас находится здесь, в этом доме, в эту самую минуту.

– Никто, кроме нас, надеюсь, – сказал отец.

– Не угадал! – я закружилась по комнате.

– Маргарет, – сказал отец едва ли не самым своим раздраженным голосом. – Что ты собственно хочешь сказать?

– Бабушка здесь!

– Это невозможно, – растерялся отец.

– Правда, папа. Она внизу на кухне и готовит вам кофе.

– Барбара… – Отец зашел в ванную и выключил воду. Я за ним. У мамы был полон рот пасты.

– Я ведь не закончила, Херб, – она снова включила воду.

Отец опять завернул кран.

– Угадай, кто здесь, – сказал он.

– Кто здесь? Что ты имеешь в виду? – спросила мама.

– Сильвия! Вот кто!

Отец отвернул кран, чтобы она могла дочистить зубы.

Но на этот раз мама выключила воду сама и последовала за ним в спальню.

Я пошла тоже. Все это было очень забавно. Наверно, мама проглотила свою пасту.

– Сильвия? Что ты хочешь сказать? – уставилась мама на него.

– Я хочу сказать – моя мать! – съязвил отец.

Мама засмеялась.

– Это невозможно, Херб. Как она доберется сюда?

Отец кивнул в мою сторону.

– Спроси у Маргарет. Вот кто, по-моему, все знает.

– На такси, – объяснила я.

Они молчали.

– И еще на поезде, – добавила я.

Снова молчание.

– Он оказался не таким уж грязным.

Через десять минут родители были уже на кухне с бабушкой. Их ждал накрытый стол и приготовленный завтрак. Бабушка сияла обезоруживающей улыбкой. Так что родители ничего не смогли ей сказать, кроме «какая приятная неожиданность». И еще – какая она молодец, что додумалась ехать поездом и потом на такси.

После завтрака я пошла наверх, чтобы переодеться. Бабушка – со мной: она захотела посмотреть мою комнату.

– Она намного больше прежней, – похвасталась я.

– Да, больше, – согласилась бабушка. – А покрывала и занавески можно было бы и новые завести. Я видела на днях очень симпатичные: розово-красные в клетку. И к ним в тон подобрали бы ковровое покрытие… – Бабушка вздохнула. – Но полагаю, твоя мать хочет устраивать все сама.

– Я тоже так полагаю, – поддакнула я.

Бабушка села на мою кровать.

– Маргарет, дорогая, – начала она, – я только хочу, чтобы ты не сомневалась: мы с тобой не можем отдалиться друг от друга.

– Конечно, – кивнула я.

– Несколько миль ничего не значат, – продолжала бабушка. – И то, что я не смогу забегать к тебе после школы, не помешает мне думать о тебе каждый день.

– Я знаю, бабушка.

– Знаешь, что? Я буду звонить тебе каждый вечер в половине восьмого.

Что ты на это скажешь?

– Каждый вечер необязательно.

– Но мне это будет приятно! И потом, я же буду звонить на свои деньги. – Бабушка засмеялась. – Ты будешь рассказывать мне о том, что происходит у тебя, а я буду держать тебя в курсе нью-йоркской жизни. Идет?

– Конечно, бабушка.

– И еще, Маргарет…

– Что?

– Подходи к телефону сама. Твоим родителям может не понравиться, что я звоню так часто. Но это между нами, ладно?

– Конечно, бабушка. Я обожаю, когда мне звонят.

Остаток дня мы провели в саду. Бабушка вязала мне новый свитер, мама сажала какие-то осенние цветочки, а отец читал книгу. Я загорала, думая о том, как хорошо будет прийти в школу загоревшей.

На ужин мы ели бабушкину еду, и, откусывая от маринованного огурчика, она всякий раз приговаривала: «Ммм… вот это вкуснятина так вкуснятина!»

Мы отвезли ее на вокзал в Фарбрук еще засветло. Бабушка считает, что ходить по нью-йоркским улицам вечером опасно для жизни. Она убеждена, что ее обязательно ограбят. Прежде чем вылезти из машины, она расцеловала меня и сказала, обращаясь к родителям:

– Не волнуйтесь. Обещаю приезжать не чаще, чем раз в месяц. Ну, может быть, два. И не затем, чтоб повидаться с тобой, Херб, или с тобой, Барбара. Я должна приглядывать за моей Маргарет – вот и все.

Она подмигнула мне одним глазом. Потом подхватила свой пакет с тапочками и вязаньем и пошла. Пару раз она оборачивалась, чтобы помахать мне рукой, потом скрылась из виду.