Книга Пригоршня скорпионов, или Смерть в Бреслау онлайн - страница 6

II

Бреслау, воскресенье 14 мая 1933 года, десять утра

Барон фон Кёпперлинг занимал два верхних этажа в красивом доме стиля модерн на углу Уферцайле, неподалеку от Политехнического института. В дверях стоял молодой камердинер с грустными, кроткими глазами и профессионально заученными жестами.

– Господин барон ждет вас в гостиной. Соблаговолите следовать за мной.

Мок представился и представил своего ассистента. Барон был высокий, стройный мужчина лет сорока, с длинными тонкими пальцами пианиста. От него только что вышли парикмахер и маникюрша. И теперь барон старался обратить внимание советника на результат их трудов, производя множество самых разных движений руками, однако безрезультатно. Мок смотрел вовсе не на руки барона, он с любопытством оглядывал гостиную. Его внимание привлекли разнообразные детали интерьера, но он не мог уловить никакого смысла, никакой ключевой идеи, объединяющей их, никакой доминанты, не говоря уже про стиль. Почти каждый находящийся тут предмет противоречил своему назначению: наклонный золотой стул, кресло, из сиденья которого вырастал громадный стальной кулак, стол с резным арабским орнаментом, отчего на него нельзя было поставить даже стакан. Советник не был большим специалистом в живописи, однако не сомневался, что огромные полотна, изображающие одновременно Страсти Господни, danse macabre^[7] и оргиастические пляски, принадлежат кисти художника, психически не вполне здорового.

Внимание же Форстнера привлекли три террариума, наполненные пауками и многоножками. Они стояли на метровой высоты подставках возле балконной двери. Еще один террариум возле голубой изразцовой печи был пуст. Обыкновенно в нем спал небольшой питон.

Барону в конце концов удалось привлечь внимание полицейских к своим ухоженным рукам. Оказалось, что правой он ласково гладит этого самого питона, обвившегося вокруг его левой руки. Грустноокий слуга принес чайные приборы и песочные пирожные на блюде стиля модерн, с подставкой в форме козьих копыт. Фон Кёпперлинг указал полицейским на разбросанные по полу мавританские подушки. Все по-турецки уселись на них. Форстнер и слуга обменялись стремительными взглядами, что не ускользнуло от внимания ни Мока, ни барона.

– Дорогой барон, у вас чрезвычайно любопытная коллекция. – Мок поднялся и разглядывал обитателей террариумов. – Никогда не думал, что многоножки могут быть такими огромными.

– Это Scolopendra Gigantea, – с улыбкой пояснил барон. – Моя Сара тридцати сантиметров в длину, ее родина – Ямайка.

– В первый раз вижу сколопендру. – Мок с наслаждением затянулся египетской сигаретой, пачку с которыми подал ему слуга. – Где вы раздобыли такой экземпляр?

– В Бреслау есть посредник, который по заказу поставляет всевозможных…

– Членистоногих, – пришел ему на помощь Мок. – И кто же это?

Фон Кёпперлинг написал на украшенном гербом листке, который он вырвал из блокнота, фамилию и адрес: Изидор Фридлендер, Валштрассе, 27.

– А скорпионов вы случайно не держите? – Мок не сводил глаз со сколопендры, которая ритмично двигала сегментами своего туловища.

– Когда-то несколько штук у меня было.

– Кто вам их поставил?

– Все тот же Фридлендер.

– А почему их нет здесь?

– Они все подохли, тоскуя по пустыне Негев.

Внезапно Мок удивленно вытаращил глаза, только сейчас заметив закрепленный на стене фаянсовый писсуар, в котором лежал блестящий нож для колки льда в форме узкой заостренной пирамиды.

– О господин советник, не беспокойтесь. Это санитарно-гигиеническое устройство всего лишь украшение в стиле Дюшана,^[8] и никто его не использует по прямому назначению. Нож для колки льда тоже. – Барон погладил бархатный лацкан бонжурки.

Мок тяжело опустился на подушки и, не глядя на хозяина, осведомился:

– Что склонило вас к занятиям ориенталистикой?

– Наверное, меланхолия…

– А что, господин барон, вы делали позавчера, то есть в пятницу двенадцатого мая, между одиннадцатью и часом ночи? – тем же самым тоном задал Мок второй вопрос.

– Вы меня в чем-то подозреваете? – Барон фон Кёпперлинг прищурил глаза и поднялся с подушек.

– Прошу отвечать на вопрос!

– Господин советник, а я прошу вас связаться с моим адвокатом доктором Лахманом. – Барон положил питона в террариум и протянул Моку два длинных пальца, между которыми была зажата визитная карточка. – На любые вопросы я буду отвечать только в его присутствии.

– Позволю себе заверить господина барона, что этот вопрос я задам вам вне зависимости от того, в чьем обществе вы будете пребывать – доктора Лахмана или президента Гинденбурга.^[9] Если у вас есть алиби, мы всего лишь сэкономим время доктора Лахмана.

Некоторое время барон пребывал в раздумье.

– У меня есть алиби. Это подтвердит мой слуга Ганс.

– Прошу меня извинить, но это никакое не алиби. Я не верю вашему слуге, как, впрочем, и любому другому.

– А своему ассистенту вы верите?

Мок не сразу сообразил и чуть было не ответил: «Тоже нет». Он взглянул на горящие щеки Форстнера и помотал головой:

– Что общего с вами у моего ассистента?

– О, мы с ним давно знакомы…

– Любопытно… Однако сегодня по странной случайности вы оба скрыли свое знакомство. Я даже представил вас друг другу. Почему вы хотели утаить свою дружбу?

– Это не дружба. Мы просто знакомы…

Мок обернулся к Форстнеру и выжидающе посмотрел на него. Форстнер в свою очередь внимательно изучал рисунок ковра.

– Барон, в чем вы хотите меня убедить? – Мок ликовал, видя смущение обоих. – Что это давнее знакомство позволяет Форстнеру находиться в вашем доме с одиннадцати до часу ночи? Ах, наверное, сейчас вы мне скажете: «Мы играли в карты» или: «Мы рассматривали альбомы»…

– Нет, господин Форстнер был у меня на приеме…

– И то был, наверное, какой-нибудь особенный прием, да, Форстнер? Поскольку оба вы словно бы стыдитесь своего знакомства… А может, на этом приеме произошло нечто постыдное?

Мок прекратил издеваться над Форстнером. Подозрения его обрели уверенность. Он мысленно поздравил себя с тем, что спросил у барона, есть ли у него алиби. Он мог бы спокойно этого не делать. Мариетта фон дер Мальтен и Франсуаза Дебру были изнасилованы, а про барона фон Кёпперлинга все знали, что он непреклонный гомосексуалист.

Грустноокий Ганс уже закрывал за ними двери, как вдруг Мок кое-что вспомнил. Камердинеру пришлось вторично доложить о нем, и он вновь предстал перед изрядно нервничающим бароном.

– Вы сами покупаете экземпляры для своей коллекции или это делает прислуга?

– В этом отношении я целиком полагаюсь на вкус моего шофера.

– Как он выглядит?

– Крепко сложенный бородач с забавно срезанным подбородком.

Мок был явно доволен этим ответом.