Страницы← предыдущаяследующая →
Мок проснулся от собственного полузадушенного крика. Перина давила грудь, словно стокилограммовая плита. Мокрая от пота ночная рубашка закрутилась вокруг ног. Он отбросил перину, встал, прошел к себе в кабинет, зажег лампу под зеленым абажуром, стоящую на письменном столе, и расставил шахматы. Однако тщетно пытался он приглушить угрызения совести. Перед глазами по-прежнему стоял сон, увиденный перед пробуждением. Хромоногая девочка смотрела ему прямо в лицо. Несмотря на разделяющую их реку, он явственно видел ее глаза, полные ярости и ненависти. И еще он видел идущую к нему жену управляющего имением. Она подошла, покачивая бедрами. Он с удивлением взглянул на ее лицо в сыпи. Она села рядом с ним, высоко задрала платье, раздвинула ноги. Бедра и живот у нее были покрыты сифилитическими «бутонами».
Советник широко распахнул окно и вернулся в безопасный круг зеленого света. Он знал, что не заснет до утра. У обеих героинь его сна были хорошо знакомые ему лица: у девочки – Мариетты фон дер Мальтен, у сифилитической Федры – Франсуазы Дебру.
«Шлезише тагесцайтунг» от 19 мая 1933 года:
Страница 1: «Советник Эберхард Мок из криминальной полиции Бреслау после продолжавшегося несколько дней расследования арестовал преступника, убившего баронессу Мариетту фон дер Мальтен, ее гувернантку Франсуазу Дебру и проводника салон-вагона Франца Репеля. Им оказался психически больной шестидесятилетний торговец Изидор Ф. Подробности на стр. 3».
Страница 3: «Изидор Ф. исключительно жестоким образом убил семнадцатилетнюю баронессу и ее гувернантку, сорокадвухлетнюю Франсуазу Дебру. Обеих женщин он изнасиловал, а затем расчленил. Перед этим он убил проводника вагона: оглушив, положил ему под рубашку двух скорпионов, которые смертельно ужалили несчастного. На стене вагона он написал на коптском языке: „И для бедного, и для богатого – смерть и могильные черви".
Эпилептик Изидор Ф. долгое время лечился у доктора Германа Вайнсберга из Еврейской больницы. Вот мнение врача: „После припадков эпилепсии больной долгое время оставался в бессознательном состоянии, хотя производил впечатление человека, находящегося в полном сознании. После эпилептических припадков к нему возвращалась терзавшая его с ранней молодости шизофрения. Он становился непредсказуем, выкрикивал что-то на многих неведомых языках, у него бывали апокалиптические видения. В подобном состоянии он мог совершить все, что угодно".
В настоящее время обвиняемый содержится в месте, известном только полиции. Судебный процесс начнется через несколько дней».
«Фёлькишер беобахтер» от 20 мая 1933 года:
Страница 1: «Мерзкий еврей осквернил и расчленил двух немецких женщин. А перед тем коварно убил немецкого железнодорожника. Их кровь вопиет к небесам и жаждет мести!»
«Берлинер моргенпост» от 21 мая 1933 года:
Страница 2: «Сегодня ночью у себя в камере совершил самоубийство бреславлъский вампир Изидор Фридлендер. Себя он убил способом не менее чудовищным, чем своих жертв: перегрыз себе вены…»
«Бреслауэр цайтунг» от 2 июля 1933 года:
«– Откуда Фридлендер знал коптский?
– Он изучал семитские языки в высшей талмудической школе в Люблине.
– Убийца написал коптский текст старосирийским алфавитом. Это трудная задача даже для выдающегося семитолога, а для заурядного выпускника высшей еврейской школы – практически невыполнимая…
– У обвиняемого после припадков падучей бывали апокалиптические видения, он говорил па разных языках, которых не знал, впадал в транс. Тогда проявлялась крайне опасная шизофрения, которой он страдал с детства. Он обнаруживал сверхъестественные способности, умение решать практически невыполнимые задачи.
– Последний вопрос. Могут ли жители Бреслау спокойно спать?
– Жители такого большого города, как Бреслау, сталкиваются с различными опасностями гораздо чаще, чем те, кто живет в провинции. Мы будем противостоять этим угрозам. Если – не дай бог – появятся новые преступники, я их, можете не сомневаться, арестую».
Герберт Анвальдт открыл глаза и тотчас же снова закрыл. У него была зыбкая надежда, что, когда он опять откроет их, окажется: все вокруг является лишь мрачной фата-морганой. Но нет, надежда была тщетной: грязный притон, в котором он находится, – это неопровержимая достоверность, чистейший реализм. В голове у Анвальдта маленький патефончик беспрерывно наигрывал припев услышанной вчера песенки Марлен Дитрих: «Ich bin vom Kopf bis Fuss auf Liebe eingestellt…»[10]
Он несколько раз шевельнул головой. Приглушенная боль медленно разлилась внутри черепной коробки, глазницы были полны остывшего табачного чада. Анвальдт прикрыл веки. Боль стала интенсивной и неумолимой. В горле торчал большущий колючий ком с привкусом блевотины и сладкого вина. Герберт сглотнул – через сухой пищевод продавился раскаленный снаряд. Пить не хотелось, хотелось умереть.
Он открыл глаза и сел на кровати. Хрупкие височные кости хрустнули, словно сжатые тисками. Анвальдт огляделся и удостоверился, что комнату эту видит впервые. Рядом с ним лежала пьяная женщина в грязной засаленной комбинации. За столом спал мужчина в майке. Огромная лапа с вытатуированным якорем прижимала упавшую бутылку к мокрой клеенке. На окне догорала керосиновая лампа. Сквозь стекла в комнату вливался рассвет.
Анвальдт глянул на запястье, где обычно были часы. Их не оказалось. Ну да, вчера в приступе умиления он подарил часы какому-то нищему. Сейчас им владела одна-единственная мысль: убраться отсюда. Но это было нелегко, поскольку он нигде не видел своей одежды. И хотя ему случалось совершать экстравагантные поступки, на улицу в одних кальсонах он ни разу не выходил. Он с облегчением убедился, что догадался по старой приютской привычке связать ботинки шнурками и повесить на шею.
Он встал с кровати и чуть не упал. Ноги разъехались на мокром полу, он взмахнул руками, но все-таки нашел для них опору – для левой то была пустая железная детская кроватка, а для правой табурет, на который кто-то высыпал содержимое пепельницы.
В голове по-прежнему грохотали молоты, легкие работали в ускоренном темпе, из горла вырывались хрипы. Анвальдт с минуту сражался с собой – ему хотелось вновь лечь рядом с пьяной нимфой, однако когда он посмотрел на нее и ощутил смрад гнилых зубов и воспаленных десен, то решительно отбросил эту мысль. В углу он увидел свой мятый костюм. С максимальной быстротой, на какую он был способен в нынешних обстоятельствах, Анвальдт оделся на темной лестничной площадке и поплелся на улицу; ему запомнилось ее название – Везерштрассе. Как он оказался тут, для него оставалось загадкой. Он свистнул проезжавшей мимо пролетке. Криминаль-ассистент Герберт Анвальдт пятый день находился в запое. С небольшими перерывами он пил уже полгода.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.