Книга Дети стеклодува онлайн - страница 2

2

Неподалёку от города высилась красивая зелёная горка. Она была видна отовсюду, куда ни пойдешь; город словно покоился под её защитной сенью. На горке росла вековая яблоня. Она притягивала к себе все взоры – будь то весной, летом, осенью или зимой – яблоня резко обрисовывалась на глади неба, она зеленела, она цвела, она плодоносила, сгибаясь под тяжестью плодов, или же топорщила голые чёрные ветви. Казалось, там, на вершине горы, царят мир и покой.

И всё-таки недаром об этом месте шла ужасная молва. Некогда горка называлась Холм Висельников. Когда-то там карали преступников. И считалось, что на Холме Висельников нашли свою судьбу столько же преступников, сколько яблок приносит это дерево. Каждую осень красовалось оно, усеянное сверкающими красными плодами, но никогда никому так и не удалось их пересчитать.

Яблоки были на диво вкусны, да и, по правде говоря, много-много лет минуло с тех пор, как горка называлась Холм Висельников.

Теперь на вершине виднелась небольшая лачуга, и никто не мог взять в толк, как можно селиться в таком ужасном месте. Яблоня скрывала её в тени, и по ночам там горел свет.

А жила там удивительно старая женщина. Звали её Флакса Мильдведер, что значит – Крылатая Ясная Погодка. А может, ей дали прозвище, потому что, как нарекли её при крещении, никто, пожалуй, не знал.

Крылатой её называли оттого, что она всегда расхаживала по округе в длинном синем плаще с пелериной, которая взлетала у неё на плечах точно крылья большой птицы. А на голове носила она очень большую странного вида шляпу. Поля шляпы, усеянные цветочками, обвивали венчиком высокую фиолетовую тулью, украшенную бабочками.

А Ясной Погодкой её прозвали потому, что её появление, как думали люди, сулит ясную, мягкую погоду.

Зимой она никогда не выходила на люди, неделями нигде не показывалась. Но вдруг внезапно появлялась и, трепеща пелериной, спускалась с холма в своём необычном плаще и шляпе с цветочным венчиком, и тогда все уже знали: жди теперь оттепели. Если даже стоял тридцатиградусный мороз и толстый слой снега покрывал землю, стоило появиться Флаксе Мильдведер, как всё равно на следующий день начинало таять. И надежнее её, вестницы весны, во всей округе не было.

Да, много странного было в ней – вестнице тепла вещунье Крылатой.

Она и гадать умела. Карты презирала, но охотно гадала по руке и на кофейной гуще. И немало находилось таких, кто, презрев ужас, внушаемый Холмом Висельников, торопливо пробирались наверх в ночной мрак, чтобы узнать свою судьбу. Но призвана была гадалка Флакса Мильдведер в этот мир не для того, чтобы гадать, а для того, чтобы ткать. Она ткала ковры. Узоры для них придумывала она сама, и об этом тоже есть своя особая история. Сидя за ткацким станком изо дня в день, раздумывала она понемножку о людях и о жизни в этом городе.

И вот однажды Крылатая обнаружила, что знает, какова дальнейшая судьба этих людей. Она узнавала её в узоре ковра, возникавшего под её руками. И, сидя за ткацким станком, она заглядывала в будущее. Это было всё равно, что читать книгу, так ясно и отчетливо видела она будущие события.

«Так оно и должно быть», – думала она. Это не удивляло Крылатую. Не было для неё неожиданностью и то, что гадая – следуя за линиями человеческой руки или глядя неотрывно на кофейную гущу – она и там видела узоры своих ковров. И тотчас узнавала, каким будет ковер, который ткала. Так одно помогало другому. Ткачество и гаданье говорили об одном и том же.

Но из какого таинственного источника черпала она своё знание человеческих судеб, откуда брала узоры своих ковров, она никогда никому не раскрывала. Может, и сама этого не знала! Как бы то ни было, в городе её почитали.

И надо сказать, что гаданьем и ткачеством она занималась не только денег ради! Она получала на прожитье, а остальное её не интересовало.

Хотя она вечно сидела за ткацким станком, лишь немногие из её ковров были действительно вытканы до конца. Но эти – готовые – всегда бывали неповторимо красивы. А на ярмарках она всегда, сидя в своей палатке, гадала, ковры же были выставлены напоказ снаружи.

Многое могли бы поведать глаза Крылатой. Они непрерывно менялись, и была в них сила, перед которой не мог устоять никто из людей.

Но удивительнее всего было то, что этот полный силы взгляд оставался кротким, как первые весенние цветы. И всё же кротость его была обманчива. Ведь именно этот синий взгляд, нежный, как крокусы в июньских травах, покорял вокруг неё мир. Вот каковы были её глаза.

Да, человек она была необычный…

Люди, живущие неподалеку от города, обычно держат домашних животных – кошек. Или собак. У Крылатой был ворон. Звали его Разумник. Откуда он ей достался, никто не знал, то ли она поймала его сама, то ли попал к ней как-то иначе, но жил он у неё давным-давно, можно сказать всегда, и птица эта была тоже удивительная.

Ворон умел говорить. И болтал он не какую-то там чепуху. Он отвечал, когда к нему обращались, всегда очень разумно – если ему этого хотелось; случалось ведь, такого желания у него не было, потому что порой он капризничал. А иной раз говорил загадками и простые люди ничего из его речей не понимали. Но Крылатая другое дело – она понимала всё.

С некоторых пор Разумник окривел. Ходили поразительные слухи о том, что вроде бы он потерял глаз в Кладезе Премудрости. Крылатая была этим опечалена, и не потому, что Разумнику трудно было обходиться одним глазом. С этим он, пожалуй, справлялся. Но изменился его нрав. И ничего удивительного – у ворона должно быть два глаза, в особенности у такого, как Разумник.

А все дело в том, что его глаза обладали разными свойствами.

Один глаз был дневной. Им видел он солнце и всё то, что окрашивается солнечными лучами. Разумник видел им краски – светлые и теплые. Он видел радость жизни, улыбки и смех, радостные мысли, доброту. Взгляд этот забирался также далеко в будущее, он видел то, чему должно случиться.

А другой глаз был ночной и видел он все, что окрашено светом месяца. Краски – тёмные и холодные. Тени и горе видел он, мрачные мысли, уродство и злобу. И этот глаз смотрел в прошлое, даже в самую глубокую древность проникал он.

Глаз, утраченный Разумником, был ночной глаз, лунный глаз, глаз древности. Тот, что называют также – дурной глаз. И, пожалуй, от этого нрав его переменился. Видел он теперь жизнь только в розовом свете. Воспринимал – только радость и доброту. И не видел больше ни одной тени. Даже собственной своей тени и то не видел. Интересно, видел ли он хоть раз самого себя, такого чернущего?! Всё это сделало его чуточку легкомысленным. Это не очень ему пристало, но что он мог поделать!

И Крылатая это понимала.

А ещё она думала так: «Не было бы счастья, да несчастье помогло. Хорошо, что он не утратил свой добрый глаз. Тогда бы вся жизнь рисовалась ему в черном цвете». Но с другой стороны, было неясно: оправдывает ли теперь Разумник своё прозвище.

Прекрасно видеть светлые стороны жизни, но по-настоящему видит только тот, кому доступны и теневые её стороны.

Вот почему ей казалось, что Разумник стал чуточку легкомысленным.