Книга Дети теней онлайн - страница 3

ГЛАВА ВТОРАЯ

Каролина просыпается, спускает ноги с кровати на пол, но тут же подтягивает назад. Брр!

Отчего в квартире такой холод? Как в погребе! Она залезает с головой под одеяло. Но тут же вскакивает.

Сегодня она будет отмечать свой день рождения!

Хотя это не настоящий день ее рождения – до него еще несколько месяцев, – но если человеку не дано самому решать, когда ему родиться, в свое время или, если уж на то пошло, желает ли он вообще появиться на свет, то пусть хотя бы решает, в какой день он хочет или не хочет отмечать свой день рождения.

Вообще-то нужно не только отмечать свое появление на свет – в этом процессе ведь не принимаешь большого участия.

Нужно еще и совершить что-то, достойное того, чтобы это отмечать. Что-то, направленное в будущее! И она уже кое-что сделала. Не так много, но все же.

В последнее время в театре у нее не ладилось. Она нередко чувствовала себя бесталанной, сомневалась в своих способностях, сама не знала, чего хочет. Хуже всего было тогда, когда она вдруг возненавидела свой собственный голос. Он изменил ей, стал срываться и звучать глухо, натужно, скрипуче. А иногда просто фальшиво. Она – всегда обладавшая чистым, звонким голосом – стала вдруг бояться, что совсем потеряет его.

Особенно голос ослаб после того, как уехала мама, и Каролине не с кем стало разговаривать. С каждым днем он как будто все больше и больше терял свою силу. И постепенно пропал.

А рядом не было ни души, и не к кому было обратиться за советом.

Поэтому однажды она набралась смелости и обратилась к двум старым актерам, сначала к мужчине, а потом к женщине. И выложила им все начистоту, сказав, что чувствует себя потерянной. Они терпеливо выслушали ее; одному она затем прочла стихотворение Виктора Рюдберга, которое никогда прежде со сцены не читала, а другой – небольшой монолог о верности из какой-то старой, позабытой театральной пьесы. Все, конечно, было, как она и ожидала. Ее голос звучал неестественно, каждое слово казалось фальшивым.

В обоих случаях после ее выступления воцарялось неловкое молчание. Старые актеры лишь молча смотрели на нее. Он – снисходительно, она – с грустью. А потом пускались в долгие и доброжелательные рассуждения о том, на какие жертвы приходится идти, чтобы стать настоящей актрисой, о том, что на свете много людей, которые чувствуют в себе призвание, но далеко не все оказываются среди избранных. Необходимо верить в себя, ибо без этого нет смысла и продолжать. Нужно бороться, учиться переносить трудности и так далее и тому подобное. Другими словами, все то, что ей уже тысячу раз приходилось слышать.

«А что у меня с голосом?» – наконец выдавливала она из себя.

Ведь именно ради этого она и пришла. Чтобы узнать, стоит ли с таким голосом продолжать учиться на актрису.

Ах нет, с голосом у нее все в порядке. Он у нее звучный, единодушно считали оба, но она им не верила. Полагая, что старички просто жалеют ее.

И вот теперь все изменилось!

Театральная школа, где училась Каролина, давала небольшое представление для работников театра. Каролина должна была играть роль Шарлотты из пьесы Эжена Бриё «Майские жуки». Шарлотта – молодая девушка из нищих кварталов Парижа, внешне – очаровательнейшее существо, на самом деле – настоящий вампир.

Каролина сразу же почувствовала, что эта роль для нее. Во время репетиций она дрожала как осиновый лист, не говоря уже о том, что пережила перед самим началом спектакля; но что удивительно: как только она вышла на сцену, все ее сомнения и страхи тут же исчезли. Будто Каролина растворилась, и верх взяла Шарлотта.

Критика отнеслась к спектаклю, мягко сказать, благосклонно. Говорили о «тщательно проработанной роли Шарлотты», о ее «ярком темпераменте», о «горько-юмористической и глубоко психологической трактовке характера» и даже о «мощном звучании голоса». Так и было написано в газете.

Каролина не верила своим глазам.

Но тогда она еще не поняла, насколько хорошо сыграла. Все вокруг поздравляли ее, но ей почему-то казалось, что поздравления относились не к ней, а к кому-то другому. Все представлялось ей настолько нереальным, что она не могла в это поверить.

И только теперь, спустя несколько дней, она вдруг по-настоящему осознала, что на самом деле произошло. Она добилась признания! Миновала важную веху. Она на правильном пути! И это нужно отметить!

Но как же холодно! И как только она могла раньше выносить этакую холодину?

Видимо, она настолько увлеклась работой над ролью, что ничего вокруг себя не замечала. Все, что не имело прямого отношения к пьесе, ее не касалось. Она даже не обращала внимания на то, тепло ли в комнате. Работа над ролью Шарлотты согревала ее. В ее душе все время пылал огонь, хотя в доме царил собачий холод.

Но сейчас она совершенно замерзла. Холод пробрал ее до костей.

Так бывает всегда, когда возвращаешься к действительности.

Поэтому нужно срочно превратить будни в праздник! Пригласить к себе парочку других одиноких душ! И немного встряхнуться!

Но сначала нужно принести дров и развести огонь в печке, чтобы в комнате стало тепло и гости не окоченели от холода.

Но кого же пригласить? И как все устроить?

В нескольких кварталах отсюда, в квартире ее мамы, есть телефон. У нее самой телефона нет. Но у нее есть ключ от маминой квартиры, хотя Каролина и не любит туда ходить. Уезжая, мама предлагала ей поселиться в ее квартире, но Каролина не могла себе этого даже представить.

Мамина квартира находится на улице Сведенборга – из всех-то улиц в городе!

Каролина не раз задумывалась над тем, почему мама выбрала квартиру именно там. Вряд ли это было простой случайностью. Они никогда не обсуждали это, но папа всю жизнь занимался Сведенборгом. Поэтому, когда мама сняла эту квартиру, Каролина увидела в этом знамение судьбы. Ей это ужасно понравилось. В голове у нее тут же мелькнула наивная мысль о том, что какая-то часть папиной души живет здесь с ними рядом. Таким образом они становились ближе друг другу. Втайне она представляла себе, что они живут единой семьей. Что папа всего лишь ненадолго в отъезде. И скоро вернется. Да, ей нравилось жить на улице Сведенборга.

Поэтому жить там одной было для нее совершенно немыслимо.

Каролина до сих нор помнит, как они были счастливы, когда обставляли квартиру маминой мебелью из ее старых покоев в Замке Роз. Они вместе отобрали все вещи, и она помнит, как было весело, когда к их дому на улице Сведенборга подкатил мебельный фургон.

Все это было прошлой зимой.

Тогда Ида все еще была убеждена в том, что это с ней – со своей младшей дочерью Каролиной – она останется жить. И вовсе не считала, что таким образом пренебрегает Арильдом и Розильдой. Они будут приезжать к ней. В любое время, когда захотят. Квартира просторная – пять больших комнат и огромная кухня – места всем хватит.

Вроде бы все устроилось как нельзя лучше.

Ида и Каролина вместе ходили в театр. Ида всячески поощряла ее и помогала в работе. И Каролина чувствовала себя цельной и гармоничной личностью, как никогда прежде. Она и Сага вновь обрели друг друга и слились воедино.

И вдруг их счастью пришел конец.

Ида покинула ее.

Совершенно неожиданно. Оказалось, она с самого начала намеревалась только помочь Каролине обустроиться в квартире и на первых порах наладить быт. Но все время думала о предстоящем отъезде. Она считала, что Каролина это хорошо понимает.

Но на самом деле Ида и словом не обмолвилась, что ее переезд был только временным и что она собирается снова вернуться в Замок Роз. Для Каролины это было настоящим потрясением.

Никаких объяснений своему поступку мама также не дала, но то, что Арильд и Розильда не были тому причиной, это Каролина знала наверняка. Они не имели ничего против того, чтобы мама жила в Стокгольме. Даже старая Амалия не возражала. Они понимали, что Лидия не была счастлива в Замке Роз. Она никогда не пыталась этого скрывать. Нет, никто не мог понять, зачем ей снова понадобилось возвращаться туда. Но тем не менее это произошло. Ида уехала и оставила Каролину в квартире одну.

И Каролина не захотела жить на улице Сведенборга.

Она сразу же принялась подыскивать себе новое жилье: обошла все старые, ветхие дома в городе, пока наконец не нашла то, что искала. Две комнатушки и кухню в чердачной мансарде. На углу улицы, где стоял фонарь. Рядом с кладбищем. Так что можно было слышать звон церковных колоколов. Каролина всегда мечтала о том, чтобы можно было бродить по старому кладбищу, когда она нуждалась в утешении. Многим, вероятно, это покажется странным – искать утешения на кладбище, но ей, с ее склонностью к драматизму, это как раз то, что надо.

В субботу первого августа Каролина переехала в собственную квартиру. В тот же день Германия объявила войну России, а вскоре в конфликт втянулись и другие державы. Началась мировая война.

Жизнь в Стокгольме изменилась. Люди словно с ума посходили. С утра до вечера они толпились в продовольственных магазинах, отстаивая длинные очереди за продуктами, а по ночам без цели и смысла слонялись по улицам.

И только на кладбище было тихо и спокойно. Ни души. Лишь изредка во время прогулок Каролина встречала одинокого молодого человека, видимо, также ищущего уединения. Всякий раз при встрече с ней он бросал на нее быстрый взгляд, но, казалось, не узнавал, хотя встречались они ежедневно. Она обратила внимание на его необыкновенно выразительные глаза – больше она ничего не успела рассмотреть. Но такие глаза трудно было не заметить.

Чаще всего она часами бродила одна. Откуда-то с улицы издалека доносился суетный шум, но здесь, на кладбище, царили тишина и спокойствие.

Несмотря на слухи, Каролина никогда не верила, что начнется война. У нее было полно собственных забот: мама, которая бросила ее, новая квартира. Конечно, Каролина читала газеты, но жирные черные заголовки, как ни странно, совершенно не трогали ее. Даже выстрел в Сараево. Все это, конечно, ужасно, но при чем здесь Швеция?

И вдруг война подошла совсем близко. В любую минуту Швеция могла оказаться втянутой в конфликт. Здесь уже более ста лет не было войны, а сейчас она вдруг стала казаться неотвратимой. Все привычные представления перевернулись с ног на голову. Как же можно предаваться игре в театре, когда война уже на пороге?! Так считали все в театральной школе.

Какое-то время Каролина чувствовала себя по-настоящему потерянной. Гуляя в одиночестве по кладбищу, она начала уже было завидовать тем, кто мирно покоился в сырой земле. Они уже прожили свою жизнь. Счастливчики!

Каролина даже чуточку всплакнула – из жалости к самой себе и из-за войны, которая началась как раз теперь, когда в ее жизни все начало понемногу устраиваться – квартира, занятия в театральной школе.

А теперь она даже не знает, сколько лет ей вообще осталось.

Как все-таки жестока жизнь!

И в то же время она никак не нарадуется новым туфлям, которые выглядывают из-под юбки. И из-за этого ей становится стыдно еще больше. Разве можно сейчас думать о таких вещах! Что за ветреность! Когда весь мир охвачен пожаром войны!

Эти туфли незадолго до своего отъезда ей подарила Ида. На них невозможно налюбоваться. Лакированные с золотыми пряжками. Очень красивые!

Когда Каролина проходит мимо свечки на какой-нибудь могиле, огонек отражается на носках ее туфель.

Нет, хватит грустить!

Слезы на глазах высыхают сами собой.

К тому же совсем не ее нужно жалеть. У нее-то все хорошо. Как прекрасно, когда у тебя впереди целая жизнь, какой бы короткой она ни была.

Впрочем, короткой или длинной – кому это ведомо? Никому.

Ни в мирное, ни в военное время человек не знает, как долго он проживет.

Но именно сейчас, в данный момент, она знает, что проживает свою единственную жизнь на земле. Это сильное, ни с чем не сравнимое чувство, которое никто не может у нее отнять. И она будет бороться за свою жизнь. Она не сдастся.

Не заботься о дне грядущем. Но день нынешний принадлежит ей.

Вот снова блеснул огонек на носках ее туфель!

Ее ждет новая квартира, которую нужно обставить.

И вообще больше нет времени здесь гулять. Нужно идти домой и повесить занавески.

В тот раз по улице навстречу ей шел Давид. Он не знал, что Каролина переехала, и встретился с ней случайно. Впервые вне стен театральной школы. Давид учится на последнем курсе и считается одним из самых одаренных студентов. Каролина спрашивает, не хочет ли он подняться к ней и помочь повесить занавески. Он соглашается – именно с этого все и началось.

Он не на шутку влюбился.

В те дни и в первые последовавшие за ними недели ей были приятны его ухаживания. Не то чтобы она питала к нему нежные чувства, вовсе нет, но это помогало ей не так остро ощущать свое одиночество и не так сильно скучать по Иде.

Но Давид, к сожалению, не унимался. Вскоре он надоел ей донельзя, и пришлось от него бегать. Так все и тянется до сих пор.

Поэтому на празднование своего дня рождения она не станет приглашать Давида. Но есть риск, что он все равно явится, когда услышит о том, что намечается.

Больше всего ей хотелось бы пригласить кого-то, кого она совсем не знает. Или знает мало. Всегда интересно знакомиться с новыми людьми. Пройти все стадии знакомства, прежде чем узнаешь все друг о друге. Поиграть немного в самом начале, когда еще понятия не имеешь, что за птица твой новый знакомый. Это медленное, осторожное узнавание другого Каролина считала самым увлекательным в жизни, настоящим приключением. Конечно, при условии, что твой новый знакомый – интересная личность.

В таком случае и одного гостя было бы вполне достаточно. Но кто бы это мог быть?

Ингеборг наверняка достойна того, чтобы ее пригласили. Она миловидна и молчалива. Блондинка с голубыми глазами. Не кичится перед другими, но все равно одаренная личность. Почему бы не познакомиться с ней поближе?

Каролина выпрыгивает из постели, чтобы написать записку Ингеборг. Если отправить письмо с утренней почтой, то Ингеборг может получить его уже днем и прийти сюда к двум часам. Прекрасно. К тому времени она успеет натопить в комнате и, возможно, даже испечь бисквит. Если, конечно, ей удастся купить яйца. К полудню все магазины обычно уже бывают пусты.

Как же все-таки холодно!

Каролина натягивает на себя халат и садится за письменный стол. Достает бумагу и ручку. Но пока она обдумывает текст своего приглашения Ингеборг, перо в ее руке начинает само скользить по бумаге и с невероятной скоростью что-то царапать. Ошеломленная, Каролина читает:

«Дорогая Каролина!

Прежде чем ты начнешь писать письмо Ингеборг, о которой ты ровно ничего не знаешь, мне хотелось бы тебя кое о чем спросить.

Знаешь ли ты, что такое тайник теней?

Это зеркало.

В прежние времена, много сотен лет тому назад, когда люди во многих отношениях были мудрее теперешних и больше нашего знали о тайной сути вещей и человеческой души, они называли зеркала тайниками теней.

Знаешь, почему?

Потому что в них мы собираем свои тени.

Ведь что, собственно говоря, мы видим в зеркалах? Ты когда-нибудь об этом задумывалась?

Может статься, свое подлинное «я»?

Вовсе нет. Нам никогда не узнать, как мы выглядим. Мы только думаем, что видим в зеркале свое лицо, но это лишь отблеск нас самих, искаженное, кажущееся изображение наших лиц – лиц, которые мы иногда украшаем, а иногда кривим. Любим их или ненавидим.

Но мы не хотим признаться, что никогда не видели самих себя, своего настоящего лица. Мысль об этом глубоко неприятна нам. Поэтому мы предпочитаем верить отражению в зеркалах.

Не правда ли? В зеркале ты встречаешь свой собственный взгляд и убеждаешь свои глаза видеть то, что тебе хочется видеть. И зеркало послушно отражает все изменчивые чувства, каждое мельчайшее движение твоего лица, выражение глаз. Ты внимательно изучаешь все, что происходит там внутри, переходишь от зеркала к зеркалу, в беспокойной погоне за своей собственной бессмертной душой, в поисках новых выразительных средств, более тонких нюансов.

Кем бы ты была без своих зеркал?

Подумай о том, что это не свое лицо ты видишь в них. Это не твоя бессмертная душа светится из темной глубины твоих глаз. Это тени, всего лишь тени.

Твои отражения в зеркалах – это тайники теней.

Я подумала, что если ты этого не знаешь, то я обязана тебе об этом сообщить.

Твоя Сага».

Каролина так и остается сидеть с письмом в руке. Она не знает, что испытывает – радость или огорчение. Не такого письма она ожидала от Саги – теперь, когда она наконец дала о себе знать. Но, может, это означает, что лед между ними тронулся?

Хотя что ей на это ответить?

Да, конечно, она знает о том, что древние викинги называли зеркала тайниками теней. Но нельзя же воспринимать это так буквально и наделять зеркала такими глубокими свойствами.

Каролина вдруг рассердилась.

Она достала чистый лист бумаги и несколько минут сидела, уставившись на него.

Затем схватила ручку, обмакнула перо в чернильницу и крупными буквами сердито вывела посреди листа:

«Ваше Самодовольствие!

Если бы мне в настоящий момент пришлось отвечать на Ваше достопочтенное письмо, то мой ответ совсем невозможно было бы прочесть, ибо в этом случае я была бы вынуждена заставить себя писать наимельчайшим почерком, на который только способна, – отчасти потому, что понимаю: нельзя задирать нос только для того, чтобы подчеркнуть всю бессмысленность нашей переписки.

Тебе, Сага, совершенно безразлично все, о чем я тебе пишу. Ты не желаешь слушать меня. Вместо этого ты пытаешься напустить туману и заставить меня сомневаться в самой себе. Но знай же, на меня это не действует. Это так же бесполезно, как и все мои попытки докричаться до тебя. Поэтому я не собираюсь тебе отвечать!

Другими словами, я страшно разочарована в тебе. И рассержена.

Ты слишком все усложняешь, Сага!!!

Но, во всяком случае, благодарю за напоминание! Это, конечно, я создаю все тени – от тебя же исходит только свет. Но нет тени без света.

Так же как и наоборот – нет света без тени. Подумай об этом!

Твоя К.

Р.S. Ты, как я понимаю, из тех, кто собирает книжные закладки с ангелами? Посылаю тебе одну из них. Какую ты хочешь – розовую или голубую?

К.»

Как же глупо!

На самом деле она собиралась написать совсем другое, но Сага сама виновата. Напросилась своими предсказаниями.

К тому же она собиралась писать не ей, а Ингеборг. Но, видимо, придется отказаться от этой затеи. И от празднования дня рождения тоже. Пропало всякое желание. Каролина мрачно оглядывает комнату. Всю радость как ветром сдуло.

Здесь нужно убраться, вдруг замечает она.

Давно она не испытывала потребности в уборке. С тех самых пор, как переехала. Тогда она, конечно, навела порядок, но это было совсем другое дело. Сейчас уборка кажется ей нелепым занятием.

И это, конечно, дерзкое влияние Саги.

Каролина вдруг чувствует, что не может не прибрать в доме, мысли навязчиво закружились у нее в голове:

«Если я не уберусь, то не смогу писать. Я люблю, чтобы вокруг меня было чисто, когда я пишу. Но если я буду убираться, то тогда тоже не смогу писать, так как сильно устану. Но если я не могу убираться, значит, не могу и писать, поэтому если я не уберусь, то ничего и не напишу, а если я ничего не напишу…» – и так далее и тому подобное… до бесконечности.

Не это ли называется замкнутым кругом?

В таком случае как раз туда она и попала.

Или просто она не хочет писать?

Как бы то ни было, ничем полезным она еще долго не сможет заняться. А сможет только сидеть и с отвращением глядеть на все вокруг.

Брр! Здесь действительно жутко холодно. Кухонная плита совсем остыла, кафельная печь в комнате, как ледяная статуя.

Каролина разглядывает свои босые ноги. Пальцы на них посинели от холода. Не станет же она запихивать их в жесткие, холодные туфли только ради того, чтобы выйти на улицу и опустить в ящик письмо – письмо, которое она к тому же еще не написала. Нет, такое невозможно себе даже представить.

И прибирать она не может. И писать. И разводить огонь в печи. И думать.

Между прочим, все, что утверждает Сага, это неправда: будто она бегает от зеркала к зеркалу, заглядывает себе в глаза и заставляет их видеть в отражении только лестное для себя.

Зеркала ей нужны для работы – только и всего.

Но она понимает, что у Саги есть особое мнение на этот счет. Не только по поводу зеркал, но также и, может, даже прежде всего, по поводу игры Каролины в театре. Сага представляет в ней глас совести – той, к которой люди в наше время чаще всего взывают понапрасну.

С самого младенчества эта Сага могла по поводу и без повода ворваться к Каролине, укоризненно размахивая у нее перед носом указательным пальцем.

Это, однако, было не так заметно, пока рядом была мама, и они были единым целым – Сагой и Каролиной. Хотя Сага, пожалуй, всегда имела склонность губить всякую радость. И умела напомнить о себе…

Как, например, в детстве, когда Каролина в самом разгаре увлекательной игры вдруг хватала веник и принималась подметать полы – и все потому, что в ней проявлялась Сага и напоминала ей о том, что за собой нужно убирать.

Каролина подчинялась, и мама всегда хвалила ее. И Каролина подметала и подметала – в комнатах и на улице, – пока руки не начинали ныть. У нее были маленькие ручонки – ей тогда было всего пять лет. В то время силенок еще не хватало. Но Сагу это, видимо, мало волновало.

А теперь вот ей удалось испортить Каролине праздник.

Каролина скоро с ума сойдет от всех этих вечных копаний в себе, которым она постоянно себя подвергает.

Саге нечего вмешиваться в ее дела.

Каролина ведь не вмешивается в ее.

Ни одна душа не подозревает о том, какая между ними может завязаться борьба. Кроме Берты. Берта – та знает. Но от всех других Каролина тщательно скрывает существование Саги. Иначе люди могут подумать, что она не в своем уме. На языке психологов это называется «раздвоением личности». Но у Каролины другое. Она читала книгу о внутренней жизни человека – там не было ничего похожего на ее переживания.

Положим, она и без книг это знала, но всегда нужно проверить, если хочешь докопаться до сути. Она все время присматривается к людям, которые встречаются на ее пути, слушает и читает, что пишут другие – как классики, так и современные писатели, – в надежде найти хотя бы одного живого человека, который хоть в чем-то был похож на нее.

Ей бы очень хотелось уяснить одну вещь, а именно: почему одна половина в ней постоянно воюет с другой? Вот как сейчас, например. Ей даже кажется, будто она завидует своему же собственному ничтожному успеху в театре.

Поэтому Каролина снова пишет Саге:

«Дорогая Извечная Зануда!

Чего ты, собственно говоря, добиваешься?

Разве ты мне враг? Иногда мне и впрямь так кажется. Стоило Иде исчезнуть, как тебя словно подменили. Когда она жила с нами, ты была сама кротость.

Тогда мы во всем помогали друг другу.

Теперь же, когда я действительно нуждаюсь в тебе, ты меня покинула. То ты полностью отсутствуешь, то выступаешь в роли оракула. Мне это совсем не нравится. Я не позволю тебе тайком бороться со мной. Как ты можешь завидовать моему успеху?

Или ты ненавидишь театр?

Считаешь его мирской забавой?

В таком случае знай, что мне безразлично, что ты об этом думаешь. Я приняла твердое решение.

Я стану актрисой.

И никто не может помешать мне в этом.

Я знаю, у меня есть свои пороки и недостатки. Моя эгоцентричность, например.

Но это, если хочешь знать, не имеет никакого отношения к театру.

Скорее наоборот. Из-за того, что актер все время стремится проникнуть в мысли и чувства других людей, вжиться в свои роли, он забывает о себе. Во всяком случае, если он серьезно относится к своей профессии. А я к ней отношусь серьезно.

Ты могла бы оказать мне неоценимую помощь, если бы, вместо того чтобы понапрасну пинать меня, появлялась тогда, когда я действительно в тебе нуждаюсь. Как недавно в случае с мамой. Тогда тебе нужно было вмешаться.

Я во всем обвиняю маму. Ты это заметила? Я, к своему собственному прискорбию, не могу простить ее за то, что она бросила меня одну. Я вижу в ней только недостатки. И никаких достоинств. Я полна ненависти и ужасно несправедлива к ней.

Если уж быть до конца честной, то последние месяцы вся наша жизнь только и вертелась вокруг меня да моих проблем. Вокруг театра и актерского мастерства. Ни о чем другом мы не говорили. Я никогда не интересовалась ее проблемами. Не спрашивала, о чем она думает и чего хочет. А только и талдычила, что о своем театре.

И слишком надоела маме. Теперь я это понимаю. В том, что мама оставила нас, виновата только я. Она просто-напросто больше не смогла выносить меня.

Мама желала мне добра. И делала все для того, чтобы помочь мне. Я же принимала это за подлинный интерес к моему делу.

Но теперь я понимаю, что ошибалась. Мама никогда не интересовалась театром. Она только делала вид, что интересуется.

Другими словами, жертвовала собой ради меня. Может, для того, чтобы искупить свою вину передо мной. Но я не унималась, и она не выдержала. По-видимому, так оно и было. Иначе я никак не могу объяснить ее бегство.

А это и было настоящее бегство! По-другому и не назовешь ее поспешный отъезд.

Сейчас она наверняка раскаивается, мучается угрызениями совести и считает это своим очередным падением. Мне жаль ее.

Поэтому мой успех в театре так важен. Не только для меня. Мамино самопожертвование не должно оказаться напрасным.

Может, послать ей газетную рецензию? Думаешь, она обрадуется? Или сочтет это хвастовством? Желанием доказать свою правоту?

Ведь она сейчас – «Лидия Стеншерна». Мне не следует этого забывать.

Как бы то ни было, мы решили продолжать наши занятия в театральной школе. Несмотря на войну. Все студенты в этом единодушны. Нам нечего стыдиться. Мы тоже необходимы. Наша профессия вовсе не так маловажна. Поэтому ничто не сможет помешать мне!

Особенно ты, Сага! И особенно я сама.

Твоя К.»

Нет, так не пойдет. В доме нужно срочно натопить. Дрова в подвале. Надо только подняться с ними по лестнице.

Каролина подходит к окну. Может, Давид… Но его уже нет. Как это на него похоже – именно тогда, когда он наконец-то понадобился…

Придется спуститься самой. Не так уж это и трудно.

Ну вот, теперь лучше. Стоит только взяться за дело…

Но никаких гостей сегодня не будет. День рождения она отметит в одиночестве.

На раскаленной печи зашумел чайник.

Как здесь стало тепло и уютно!

В комнате в кафельной печи жарко горит огонь.

Каролина бросает на пол подушку и, сев перед огнем, протягивает к нему ноги, шевелит пальцами, которые тут же розовеют от тепла.

Просто замечательно!

В кои-то веки внутри нее тишина и свобода.

Ни слов. Ни мыслей.

Только тишина…