Страницы← предыдущаяследующая →
Давид, кажется, вконец отчаялся. Его ухаживания поистине действуют Каролине на нервы. Он перестал торчать на улице под ее окнами. Видимо, понял, что это ни к чему не приведет. Но он принялся шпионить за ней, а это ничуть не лучше!
Когда он стоял там, на углу улицы, Каролина хотя бы знала, где он находится, и могла избежать встречи с ним. Из ее дома можно выйти на прилегающую улицу, если пересечь двор, пройти через домик во дворе и через задний двор.
К несчастью, Давид скоро это обнаружил и теперь появляется где угодно. И когда угодно. Она просто не может никуда пойти, не встретив его.
Как это ему удается, она не в силах понять. Можно подумать, что он вездесущ.
ОТВЕРГНУТЫЙ[3]
СЦЕНА ВТОРАЯ
Пустынная улица. На одной стороне – высокие ворота с чугунной калиткой. Калитка распахнута, за ней виднеется задний двор.
Спускаются сумерки. В окнах домов загораются огни. И на улицах тоже. Фонарщик, одетый в черное, идет зигзагом от фонаря к фонарю, зажигая их. Тихо падает легкий снежок.
На втором этаже в темном окне парадного мелькает бледное лицо. Это Давид.
В то же мгновение, когда его лицо проступает из темноты, через двор к воротам быстро пробегает девушка – Каролина. Под снегом – корка льда. Каролина беспокойно оглядывается и, поскользнувшись, едва не падает, но удерживается на ногах. У ворот она замедляет шаг и, крадучись, осторожно пробирается вперед. Очевидно, она не хочет быть замеченной.
По обе стороны ворот расположены двери жилого дома. Когда Каролина проходит мимо, одна из дверей открывается, и оттуда выходит Давид. Каролина вздрагивает, на минуту останавливается, затем пытается пройти мимо.
Но Давид преграждает ей путь. Разыгрывается немая сцена, в которой Каролина отступает то в одну, то в другую сторону, но Давид предугадывает каждое ее движение и не дает пройти. Терпению Каролины приходит конец.
К. (решительно). Пусти! Мне это начинает надоедать.
Д. (умоляюще). Ты можешь меня выслушать?
К. Нет, не могу.
Д. Только одну секунду?
К. Ты что, не понимаешь, что ведешь себя глупо? Дай пройти.
Д. Если я выгляжу глупо в твоих глазах, то в этом не моя вина.
К. (недовольно). Неужели? А чья? Не моя же!
Д. Ты ведь не знаешь, что я хочу тебе сказать.
К. И знать не хочу. Я уже все от тебя слышала! Понял? Давным-давно!
Каролина нетерпеливо переступает с ноги на ногу, оглядывается по сторонам в поисках возможности улизнуть. Но Давид не спускает с нее глаз.
Д. (печально, с укоризной). Как ты можешь говорить, что все слышала от кого-то? Ведь это невозможно?
К. Еще как возможно, особенно когда тебя преследуют, все время шпионят за тобой – в конце концов теряешь терпение.
Д. (глубоко уязвленный). Разве я когда-нибудь шпионил за тобой?
К. А что же ты тогда делал?
Д. Когда? Не понимаю, о чем ты.
К. О том, что мы постоянно будто бы невзначай с тобой встречаемся. Ведь это не случайно, правда? Я все время чувствую за собой слежку.
Д. В таком случае, мне очень жаль. Прошу прощения. Но я и не думал шпионить.
К. А что же ты тогда делал, позволь спросить?
Д. (глубокий вздох, короткая пауза, затем тихим, напряженным голосом). Знаю только, что я постоянно думаю о тебе, поэтому, наверное, нет ничего удивительного в том, что интуиция приводит меня к тебе.
К. (разражается хохотом). И ты хочешь, чтобы я в это поверила? Это звучит несерьезно.
Д. Хочешь верь, хочешь нет. Разве человек властен над своими чувствами?
К. (четко, с плохо скрываемым гневом). Если все обстоит именно так, как ты говоришь, и это не по твоей вине мы вечно сталкиваемся на улице, то мне бы хотелось, чтобы в следующий раз, когда это случится, ты сразу свернул бы в сторону и незаметно исчез. Короче говоря, стал бы по возможности невидимым. А самое главное, не преграждал бы мне путь, как ты это делаешь сейчас!
Д. (умоляюще). А если мне нужно сказать тебе что-то важное? И я подумал, что раз уж мы встретились, то я мог бы сказать тебе это прямо сейчас.
К. (вздыхает, затем подчеркнуто терпеливо). Ну, ладно! Говори! Я слушаю.
ПАУЗА.
Давид смотрит на нее умоляющим взглядом, тяжело дышит, улыбается вымученной улыбкой – весь его вид свидетельствует о сильных душевных переживаниях.
К. (по-прежнему терпеливо). Ну! Что ты хотел мне сказать? Я жду, как видишь! Или тебе сказать нечего?
Д. (с надеждой в голосе). Может, пройдемся немного по парку?
К. (вздыхает). Нет. Говори, что хотел.
Д. (беспокойно оглядываясь). Не здесь же, в проходе… Это… это…
К. Я очень спешу!
Д. (в полном отчаянии, хватается за голову). Ты что, совсем ничего не понимаешь?
К. (качает головой, устало вздыхает). Нет.
Д. Но здесь невозможно… Я же не могу… Сюда может в любой момент прийти кто угодно…
К. (обессилено). Это бесполезно, Давид. Что тебе надо? Выкладывай. У меня больше нет времени.
Д. (отчаявшись). Ты в самом деле считаешь, что это подходящее место?..
К. (безжалостно). Не я его выбирала. Так что пеняй на себя!
Д. У тебя нет сердца.
К. (жестко). Возможно! Ну! Будешь ты наконец говорить?
Д. (окончательно упав духом). Нет, не сейчас. Я не из тех, кто по одному твоему приказу…
К. (возмущенно). По моему приказу! Я тебе ничего не приказывала. Наоборот… Хотя, знаешь что? Это уже заходит слишком далеко. Пусти меня!
Разгневанной Каролине удается быстро проскользнуть мимо Давида. Она убегает. Давид, застигнутый врасплох, бежит следом.
Д. Стой, подожди!
Каролина без оглядки мчится вперед, но под ногами оказывается лед, она поскальзывается и падает. Это еще больше злит ее. Она пытается встать на ноги. Давид понимает, что это его шанс, спешит на помощь и страстно обхватывает ее.
Д. (с нежностью в голосе). Любимая… Ты не очень ушиблась?
К. (в бешенстве). Убирайся к черту! Пошел прочь!
Д. (жалобным голосом). Я же не виноват…
К. Прочь!
ЗАНАВЕС
Итак, Каролина так и не узнала, что наболело на сердце у Давида.
Но об этом, в общем-то, не так уж трудно догадаться.
Подобные сцены с различными вариациями разыгрываются между ними чуть ли не каждый день. Они никогда ни к чему не приводят, но невероятно раздражают Каролину, поскольку отнимают слишком много времени и сил. Она чувствует себя связанной по рукам и ногам. Как будто они с Давидом в свое время пережили сложный и долгий роман, а ведь ничего подобного не было.
Давид – одаренный юноша, во всяком случае, далеко не глупый. Почему же тогда он так по-идиотски ведет себя в ее обществе и становится намного глупее, чем он есть на самом деле?
В сущности, это очень грустно.
К тому же он пишет ей письма. После каждого подобного столкновения она получает длинные любовные послания – полные то отчаяния, то укоризны – с многочисленными заумными объяснениями того, что произошло между ними. Что она сказала… что, по его мнению, она имела в виду под тем или под этим… что он сам имел в виду. Что он хотел сказать и что на самом деле сказал, но был неправильно понят, и что он вместо этого должен был сказать. Что она никогда не говорила и что ей следовало бы сказать… что она подумала и что она в первую очередь должна была понять.
Читать такие письма утомительно, на это уходит много времени, они вызывают у нее только головную боль. Но, несмотря на все слова, высказанные или подразумеваемые, несмотря на все объяснения, ей так и не удалось понять, что он на самом деле хочет сказать. Кроме того, что он, разумеется, любит ее. Но в этом нет для нее ничего нового.
Обычно Каролина не отвечает на его письма. Это только бы больше подстегнуло Давида, поэтому она не рискует.
Но его письма наверняка не такие уж безумные, какими она их считает. Если бы они были написаны кому-то другому, если бы она не знала того, кто их писал, а прочла бы их, например, в какой-нибудь книге, то совершенно по-другому восприняла бы их и, возможно, больше прониклась бы их содержанием. Но сейчас она находит их совершенно неинтересными. И глупыми. У нее просто-напросто больше нет сил их читать.
Потому что ей не нужна любовь Давида.
Если бы он только мог это понять! Она не хочет испытывать вечные угрызения совести из-за того, что не может разделить его чувства. Она не хочет причинять ему боль. И прежде всего она не хочет видеть, как он мучает себя.
Потому она пишет ему коротенькую записку. Не в ответ на какое-либо из его посланий. Она задаст всего лишь один вопрос, а именно:
Почему он так странно ведет себя и пытается предстать перед ней намного глупее, чем он есть? Ведь на самом деле он – совсем другой человек и мог бы показать ей это. Она ведь хорошо понимает, что это так.
Ее записка очень искренняя. В ней чувствуется неподдельное изумление. Каролина действительно хочет понять, в чем дело. Потому что в глубине души желает Давиду добра.
Давид это наверняка заметил. Он отвечает сразу – и, как ни странно, на сей раз без всяких заумных объяснений и рассуждений. В отличие от других своих писем он пишет без разных ненужных завитушек, а прямо и по делу.
Всего несколько строк:
«Мадемуазель!
Вы ничего не понимаете. По крайней мере в том, что касается моей разнесчастной персоны!
А еще мечтаете стать актрисой!
Подумайте как следует! Ведь это может пагубно сказаться на Вас.
Но короткий вопрос требует короткого ответа. Поэтому перехожу к делу!
Знаете ли Вы, что творческая личность не должна оберегать себя от страданий? Напротив, они ей необходимы. Однако не всякие, а только те, которые не приводят к разрушению личности. Страдание должно быть красиво и поучительно. Как моя любовь к Вам.
То, что моя любовь безответна и навсегда останется таковой, причиняет мне, как Вы сами понимаете, безмерное страдание.
Теперь же о главном.
Даже если я знаю, что всегда могу добиться ответных чувств у других особ, я все равно предпочитаю безнадежную любовь к Вашей гордой персоне. Унижаясь и выставляя себя на посмешище перед Вами – светочем сердца моего – я, таким образом, усугубляю добровольно взятые на себя страдания. Поэтому, как Вы заметили, Вас я ни в чем не упрекаю.
Но зачем же я так себя мучаю?
Я ведь не мазохист.
Конечно, нет. Но, как бы парадоксально это ни казалось, мои мучения отчасти связаны с моим стремлением к свободе.
Один великий русский – возможно, это был Достоевский – где-то сказал, что он всегда предпочитает добровольно избранное страдание счастью по принуждению.
Мадемуазель, я придерживаюсь того же мнения.
Я выбираю страдание. Сладостное страдание из-за Вас.
Воспользуйтесь же случаем, красавица моя, – неизвестно, встретимся ли мы в следующей пьесе! Всем сердцем преданный Вам Давид Л.»
Р.S. Хочу только добавить: что бы ни случилось, я твердо убежден, что в Вас есть задатки великой актрисы – что, как Вы сами понимаете, придает моим страданиям еще больший смысл. Не отказывайте же мне в праве на страдание! Умоляю Вас, мадемуазель!
Д. Л.»
Письмо пришло не по почте. Давид передал его через посыльного – маленького ребенка. Каролина догадалась, что посыльный – мальчуган в тонкой, заношенной курточке – получил за услугу монетку, которую крепко сжимал сейчас в кулаке. Видимо, он бежал всю дорогу, потому что теперь стоял перед ней потный, с трудом переводя дыхание.
Каролина предложила ему стакан молока с сухарями. Мальчик не отказался, но проглотил еду быстро, не выпуская из руки монетку, и заторопился назад. Ему было велено «не досаждать ей», пояснил он, «дядя» настоятельно просил его об этом.
«Дядя» хотел, чтобы «фрекен» как можно скорее получила его письмо. Но как только письмо окажется в руках у «фрекен», мальчику необходимо тотчас уйти. И он это обещал.
Так что на самом деле ему даже нельзя было пить молоко с сухарями, виновато поясняет он.
– А вот и можно! И даже нужно! Здесь я хозяйка, а не тот дядя! – восклицает Каролина.
Она знает этого мальчугана – он живет в одном из домов неподалеку. А Давид на другом конце города.
Сначала Давид, видимо, сам собирался опустить письмо в ящик, но не решился зайти в ее дом. Она ведь в любую минуту могла бы застигнуть его, и письмо не оказало бы должного эффекта, если бы она заметила, как Давид с ним крадется. Поэтому, столкнувшись на улице с мальчиком, он попросил его передать письмо. Наверняка так оно и было.
– А я тебя знаю. Тебя зовут Оке. Да? – спрашивает Каролина.
Мальчик кивает в знак согласия.
– Дядя ждет тебя на улице?
Оке снова кивает. Вот поэтому ему и нужно срочно бежать. Он обещал рассказать дяде, обрадовалась ли «фрекен» его письму.
– Вот как? Но я же его еще не прочла?
– Тогда читайте! – говорит мальчуган. – А то я не буду знать, что сказать дяде.
Но Каролина не испытывает ни малейшего желания читать письмо. Она прочтет его после, когда останется одна, говорит она мальчику. И тот в нерешительности топчется на пороге.
– Вы прочтете письмо, когда я уйду? – верный своему долгу, спрашивает он.
Каролина обещает, что обязательно прочтет, когда сможет. И Оке уходит.
Тогда она начитает читать – читает один раз, другой, – давится от смеха, но письмо все более и более интересует ее. Потом, задумавшись, она долго сидит с письмом в руке. И наконец улыбается.
«Ах, вот оно как!»
«Вот, значит, как обстоят дела, мой дорогой Давид», – думает она.
В глубине души она и подозревала как раз что-то в этом роде.
Конечно, все это не лишено оригинальности и в то же время не так уж невероятно. Где-то она даже может это понять.
Каролина читает письмо в третий раз и одобрительно улыбается. Ну и плутишка! Вот это игра!
Однако у него хватило смелости признаться в этом.
Прекрасно! Теперь она хотя бы знает, какую роль ей уготовил Давид. К реальной действительности это, стало быть, не имеет никакого отношения. Нужно только играть свою роль.
«В таком случае можно еще немного потерпеть», – решает она.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.