Страницы← предыдущаяследующая →
Si monumentum requiris, circums pice.[23]
Гражданин Бацилла, пора подводить счета.
Теперь, когда счет ваш идет уже на миллиарды,
Теперь, когда хлещете вы из вен вскрытых
В ванны – по трубам —
К Тихому океану.
Чем тебя вспомнят?
Гражданин Бацилла, хотите взглянуть на надгробье?
«Здесь покоится с Богом
Супруг возлюбленной Мэри,
Отец Джима и Джейн»?
Нет – кладбище
На углу Пятой и Оук
Закрыто,
На месте его – многоквартирный дом.
Гражданин Бацилла, хотите вспомнить идеи?
Вас растили в грамоте, в образованье,
Вас обучали быть инициативным,
Но общество высших технологий
Хочет сделать из вас
Статистическую единицу.
А как с плодами трудов, гражданин Бацилла?
Ведь у вас есть и навыки, и таланты —
И ничего необычного в этом нету.
Только вот лента в машине
Химической фрезеровки
До последней молекулы
В диаметре
Будет точной.
Хочешь сына иметь, гражданин Бацилла?
Изволь подать прошение в Департамент
Евгенической обработки,
В приложенье к нему – образец своего генотипа.
Правда, всего скорее тебе откажут —
Но не жалуйся громко,
Могут услышать соседи.
Нет, нет и нет —
Эй, ты, гражданин Бацилла!
Вот, памятник твой стоит —
И стоит гордо.
Машины, что ты загоняешь, шмотки, что рвешь ты,
Пустые консервные банки,
Старая мебель,
Дерьмо, что спускаешь ты
Ежедневно в трубы…[24]
До недавнего времени Эрик Эллерман думал, что самое худшее время суток – это промежуток от пробуждения до приезда на работу, когда собираешься с духом перед неизбежным испытанием встречи с коллегами. Но, похоже, больше «худшего времени» уже не было.
Вся жизнь превратилась в сущий ад.
Притулившись за кухонным столом со второй утренней чашкой синтетического кофе – из-за налога на третьего ребенка пришлось распрощаться с надеждой покупать настоящий, – он глядел, как солнце сверкает на крышах теплиц, карабкающихся на дальний склон, выплескивающихся за холм и исчезающих в следующей долине. Над крышами громоздилась гигантская оранжевая вывеска «МНЕ ПОДАВАЙ ТОЛЬКО КАЛИФОРНИЙСКУЮ «ХАПКАСПЕЛОСТЬ», ГОВОРИТ «ЧУВАК, ЧУХАВШИЙ ЧУЙКУ»!
«И сколько еще я смогу жить, круглые сутки видя перед собой работу? »
Из-за хлипкой стены, отделяющей кухню от детской, доносился капризный визг близнецов, предоставленных самим себе, пока Ариадна собирала Пенелопу в школу. Пенелопа тоже плакала. Ну и сколько еще, пока соседи не начнут бить кулаком в стену? Бросив нервный взгляд на часы, он обнаружил, что у него еще есть время допить кофе.
– Арри! Разве ты не можешь их утихомирить? – крикнул он.
– Делаю что могу! – послышался бодрый ответ. – Если бы ты помог мне с Пенни, было бы гораздо быстрее!
И – словно эти слова послужили сигналом – в стену застучали кулаком.
Появилась Ариадна: волосы растрепаны, халат на обвисшем животе распахнут. Перед собой она толкала Пенелопу, так как девочка терла заплаканные глаза и отказывалась смотреть, куда идет.
– Успокаивай, как сумеешь! – бросила Ариадна. – Желаю удачи!
Внезапно Пенни метнулась вперед, выбросив перед собой руки. Одна ручонка задела чашку, которую держал Эрик, и остатки содержимого пролились на подоконник и закапали с него на пол.
– Ах ты маленькая дрянь! – взорвался Эрик и дал ей затрещину.
– Эрик, прекрати! – крикнула Ариадна.
– Только посмотри, что она наделала! Просто чудо, что на одежду мне ничего не попало! – Вскочив на ноги, Эрик увернулся от темно-коричневой жидкости, стекавшей с края складного стола. – А ты заткнись! – добавил он, обращаясь к старшей дочери.
– Ты не имеешь права на нее орать! – не унималась Ариадна.
– Ладно, извини, пожалуйста. Это тебя устраивает? – Эрик схватил пакет с ленчем. – Но, бога ради, пойди и заткни близнецов. Пока никто не постучал в дверь с жалобой и не увидел тебя в таком виде! И сколько раз тебе говорить, не показывайся вне квартиры без нового корсета. Может, это положит конец слухам, какие о тебе ходят.
– Я не могу делать больше, чем уже делаю. Противозачаточные я покупаю в универмаге на углу, чтобы все знали, что я беру, а когда выхожу из дому, то всегда ношу под мышкой «Бюллетень НасеЛимита»…
– Знаю, знаю! Но какой смысл говорить это мне. Попытайся рассказать это нашим гребаным соседям. А теперь, ПОЖАЛУЙСТА, пойди заткни близнецов!
В дурном настроении Ариадна пошла попытаться, Эрик же схватил за руку старшую дочь.
– Пошли, – пробормотал он, направляясь к входной двери.
«Они практически в лицо мне говорят, что пора развестись. И возможно, они правы. Черт, я уверен, что мне полагалась прибавка за то, сколько я труда убил на разработку «Полного улета», – Господь знает (нет, только бы не оговориться, не произнести этих слов вслух, иначе они убедятся, что я действительно таков, как обо мне судачат), как она мне нужна, и, может, я ее получил бы, если бы не их подозрения насчет Арри… »
Потянув на себя дверь, он вытолкнул Пенелопу в коридор и только тогда увидел, что было под табличкой с номером его квартиры. К обивке двери была приклеена скотчем крест-накрест топорная мексиканская пластмассовая фигурка, статуэтка Девы Марии, какую за доллар можно купить в местном магазине игрушек. В приоткрытый рот куклы была заткнула таблетка противозачаточного.
Ниже кто-то поспешно вывел: «Что подошло ей, должно подойти и вам! »
– Куколка! – воскликнула Пенелопа, забыв о своем решении плакать до изнеможения. – Можно оставить ее себе?
– Нельзя! – взревел Эрик. Сорвав куклу, он топтал ее ногами, пока она не превратилась в кучку цветных осколков, потом тыльной стороной ладони растер нацарапанные мелом буквы, чтобы они стали неразборчивыми. Пенелопа заскулила снова.
В дальнем конце коридора раздался громкий визгливый смешок – судя по голосу, мальчишка лет десяти – двенадцати. Эрик круто повернулся, но успел углядеть только исчезающую ногу в кроссовке.
«Опять мальчишка Гасденов. Маленький паршивец!»
Но какой смысл кого-то обвинять? Пыжащемуся от сознания того, что у него никогда не будет больше одного ребенка, набившему руку в мелких интригах так, что его трижды выбирали старостой квартала, Деннису Гасдену даже не понадобится отрицать вину своего сына.
«Но что я мог поделать, если наш второй отпрыск оказался близнецами? Разве я запланировал, чтобы все трое кровососов родились девочками? Определение пола стоит кучу денег! И вообще в этом нет ничего противозаконного: у нас обоих чистый генотип, никакого диабета, никакой гемофилии, ничего!»
Ну да, законом не возбраняется. Но кому, черт побери, есть до этого дело? Не было бы – да и не могло бы быть – вообще никакого евгенического законодательства, если бы общественное мнение само не решило, что иметь трех и более детей нечестно по отношению к другим людям. Для страны с четырехмиллионным населением, где каждого воспитали на мечте об открытых просторах, где человек волен делать что вздумается, это было вполне логично.
«Мы больше не можем тут жить».
Но… куда податься? Они на грани разорения – спасибо государственному налогу на семьи с более чем двумя детьми. Стоимость проезда до работы из любого другого города в Калифорнии была бы непомерно высока, а ведь даже если они отдадут одну из близняшек на усыновление, им придется переехать очень далеко, чтобы сбежать от своей репутации. Впрочем, они могли бы улизнуть от налога, перебравшись через границу в Неваду, но именно потому, что этот диссидентский штат отказался устанавливать налог на детей и ввел минимум евгенического законодательства, цены на жилье там вдвое, а то и втрое выше, чем в Калифорнии.
«Хотя… так ли уж стоит цепляться за эту работу?»
Просто чудо, что в лифте на первый этаж они с Пенелопой ехали одни. Во время короткого спуска он поиграл с мыслью бросить работу и пришел к тому же выводу, что и всегда: если он не переедет очень далеко, не разведется с Арри (чрезмерная плодовитость могла служить поводом для развода в суде Невады, хотя Калифорния и остальные штаты пока на такое не решались) и оборвет все связи с семьей, у него не будет ни малейшего шанса получить должность, сравнимую с нынешней.
И опять же лучше всего он разбирается в генетической селекции и выведении новых штаммов марихуаны; это самый большой его капитал. А «Калифорнийская ХапкаСелость» без труда может в судебном порядке, по Акту об экономической тайне, запретить ему работать, чтобы он не переметнулся к конкурентам.
«Замкнутый круг».
Двери лифта открылись, и он повел, как всегда, протестующую Пенелопу по длинному коридору к школе квартала. Подавив угрызения совести – нехорошо бросать девочку на милость сверстников – обычным правдоподобным рассуждением, мол, ей нужно научиться плавать, иначе она утонет, он быстрым шагом направился к остановке скоропоезда.
Хотя бы четверка чудо-мальчиков, которая в последнее время его преследовала, позавчера и вчера не показывалась. Может, им наскучило. Может, их интересовал не он лично.
Пропустив свой билет через автоматический турникет на входе, он прошел на платформу ждать гудящего монорельсового вагона.
Вот тут-то они и были – все четверо стояли, прислонясь к колонне.
В это утро платформа была переполнена еще больше обычного. А значит, поезда идут не по расписанию – наверное, снова саботаж на линии. Система скоропроезда была главной мишенью пропекинских «партизан»: даже самое бдительное патрулирование бессильно против такой тактики, как бросание на рельсы бутылок, содержащих невинный с виду слабоалкогольный коктейль, на самом деле приправленный колонией саботажных бактерий, способных превратить сталь и бетон в хрупкий коралловый риф. Обычно Эрика, как и всех остальных, это приводило в ярость, но сегодня толпа раздраженных пассажиров позволяла надеяться, что удастся скрыться от глаз чудо-мальчиков.
Он стал бочком пробираться к дальнему концу платформы, стараясь держаться так, чтобы между ним и четверкой парней в блестящих крокодиловках было как можно больше тел. Поначалу ему показалось, что трюк удался. А потом, когда наконец подъехал вагон, он почувствовал, как его толкнули в спину, и, оглянувшись, увидел, что обидчики до него добрались и теперь зажали по двое с обеих сторон.
С неискренней улыбкой вожак кивнул ему проходить первым, и он, содрогнувшись, подчинился.
Разумеется, вагон был переполнен. Пришлось стоять. Только те счастливцы, кто входил на первой станции, могли наслаждаться поездкой сидя. Но из-за шума можно было вести приватную беседу – если, конечно, говорящий придвигался к уху слушающего, и именно за это и взялись чудо-парни.
– Ты Эрик Эллерман, – сказал один из них, и со словами на щеку Эрика упали несколько брызг слюны.
– Ты работаешь в «ХапкаСпелости».
– Ты живешь в квартире 2704, вон в том блоке.
– Ты женат на телке по имени Ариадна.
– И боевиков у тебя слишком много, верно? «Боевики»? Охваченный ужасом ум Эрика отказывался переваривать это выражение, но наконец Эрик все же сообразил: это исковерканное шумом «бэбиков». Иными словами, «детей».
– Я Жер Лукас.
– Много кто может рассказать тебе о Жере. Люди, которые научились делать, как он просит, и горя не знали, – сказали с другой стороны.
– А это мой запаска Цинк. Он крутой чувак. Он зло.
– Поэтому слушай внимательно, милый Эрик. Ты нам кое-что достанешь.
– А если нет, уж мы позаботимся, чтобы все твою подноготную узнали.
– Например, что у тебя есть и другие щенки. В твоем родном городе, в Пасифик-Палисадес. От другой терки.
– И что на самом деле у тебя их не трое, а пятеро… или шестеро.
– Ох как тебя будут за это любить. Просто обожать!
– А еще всем будет приятно узнать, что ты тайком ходишь на мессу к правым католикам, правда?
– И что у тебя особая индульгенция от папы Энглантина в Мадриде на покупку «Бюллетеня НасеЛимита»…
– И вообще у тебя не такой чистый генотип, как ты всем раструбил, но один законспирированный правый католик в комитете по евгенике за взятку изменил твои данные…
– И когда вырастут, твои щенки скорее всего будут шизофрениками…
– Или их щенки ими станут…
– Чего вам надо! – выдавил Эрик. – Оставьте меня в покое… Оставьте меня в покое!
– Ну конечно, конечно, – умиротворяюще сказал Жер. – Будешь следовать нашей программе, и мы оставим тебя в покое, честно-пречестно. Но… э… ты работаешь в «ХапкаСпелости», а у «ХапкаСпелости» есть кое-что, что нам нужно.
– Штамм «Полный улет», – сказал из-за другого его плеча Цинк.
– Один крохотный пакетик с семенами, – сказал Жер. – Всего на корабль. И все.
– Но… но это же нелепо!
– Ну же… – примирительно. – Чего тут нелепого?
– Но она не растет напрямую из семян! И на всех стадиях роста ей нужны особые химикаты… и, Господи помилуй, ее нельзя посадить в ящик за окном!
– А ведь Бог твой дружок, правда? Ты то и дело снабжаешь его новыми рекрутами для небесного хора. Ты плодишься, как он вам заповедал, а, правый католик?
– Придержи язык, Цинк. Из чего же ее выращивают? Из черенков?
– Д-да.
– Черенки подойдут. Платить три с половиной бакса за пачку из десяти косяков – это уж слишком. Но надо при знать, славная трава. Так вот, милый, программа такова: один кисет плодоносящих черенков… и не забудь дать нам инструкции, как ее выращивать. А мы расщедримся и сохраним твою тайну. Насчет твоих щенков в Пасифик-Палисадес.
Монорельсовый замедлялся перед следующей остановкой.
– Но это невозможно! – в отчаянии сказал Эрик. – Служба безопасности… охранники глаз с нее не спускают!
– Кого еще к ней подпустят, как не генетиков, которые ее вывели? – ответил Жер, и четверка чудо-мальчиков двинулась к двери, остальные пассажиры, боязливо рассматривавшие жутковатые «крокодиловки» банды, расступились.
– Подождите! Не могу же я…
Но двери открылись, и четверка растворилась в мельтешении тел на платформе.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.