Книга Случай в Мисчиф-Крик онлайн

Zdarzenie w Mischief Creek © Andrzej Sapkowski, 2000. ©

Перевод. Вайсброт Е.П., 2002.

OCR Алексей Владимиров avld@mailru.com

На труп они наткнулись случайно. Он неожиданно глянул на них черными провалами глазниц из-под веток усохшего можжевельника, с которым, казалось, составлял единое целое. На первый взгляд именно так оно и было – словно человек и дерево умерли вмести. Одновременно. Будто срослись в момент смерти.

Джесон Ривет вздрогнул.

«Конечно, – мысленно поправился он, – вместе умереть они никак не могли. Дерево почти совсем без веток, белое, уродливое, полуистлевшее, искореженное, расщепленное чуть ли не пополам. Ясно – оно умерло давно, очень давно. Человек, останки которого прибиты к нему, наверняка умер позже. Тоже давно, но позже дерева».

– А чтоб тебя… – начал было Адам Стаутон, но тут же умолк.

Дядюшка Уильям сплюнул, наклонившись с седла. Преподобный Мэддокс не пошевелился и не произнес ни слова.

Абирам Торп слез с седла, осторожно подошел, раздвинул можжевельники стволом мушкета. Остановился рядом с Измаилом Сассамоном. Спросил что-то. Индеец ответил. Коротко и гортанно.

Череп, отделенный от скелета, был насажен на сук в добрых шести футах от земли. Под черепом, примерно футом ниже, была прибита грудная клетка; между обросшими мхом ребрами торчали трухлявые деревянные клинья. Одна рука, кошмарно растопырившая пальцы, висела около ключицы. Вторая вместе с тазовыми и берцовыми костями, голенями и массой мелких косточек валялась у корня высохшего дерева.

– Краснокожие, – убежденно сказал констебль Генри Корвин.

– Работа дикарей.

– Измаил говорит, что нет, – возразил Абирам Торп.

– Верно, Измаил?

– Не могавки, – гортанно проговорил индеец. – Не сенеки. Не могикане. Не ленни-ленапы.

– Он сам-то краснокожий, – фыркнул констебль, – вот и болтает. Ни один христианин так с покойником не обойдется. Я не удивлюсь, если окажется, что несчастного прибили к стволу живьем. Как думаете, мистер Торп? Ведь вы читаете следы не хуже дикаря, извините за сравнение…

– Какие там следы, – буркнул охотник. – Это ж древность. Он тут уже не один год висит…

– Во времена войны «Короля Филиппа», – заметил Адам Стаутон, – в лесах хватало трупов, не диво набрести в кустах на скелет. Как по-твоему, Абирам, этот тоже висит где-нибудь с семьдесят пятого?

– Возможно. Мне сдается…

– Надо похоронить останки, – перебил преподобный Мэддокс, явно не интересуясь тем, что сдается трапперу. – Ну, господа, с коней.

– А времени не жаль? – поморщился дядюшка Уильям. – Это ж всего несколько мослов какого-то дикаря, убитого другими дикарями. Пусть…

– Мы – христиане, – хрипло оборвал Джон Мэддокс свойственным ему неприятным и не терпящим возражений тоном. Худой, в высокой шляпе, завернувшийся в епанчу пастор напоминал большую черную птицу. «Большую черную ворону, – в которой уже раз подумал Джесон Ривет, – тощую черную ворону на сивом мерине».

Преподобный повернулся в седле и просверлил юношу взглядом, словно исхитрился прочитать его мысли.

– Возьми лошадей, парень. Отведи к ручью и напои. Побыстрее! Ну, шевелись же! Слезайте, господа. Предадим останки земле.

– Не взопреем, – фыркнул плотник Стаутон. – Делов-то всего ничего. Каблуком землю разгрести…

Генри Корвин что-то недовольно пробурчал, Джесон Ривет не расслышал. Он вел коней в котловинку.

От ручья веяло прохладой, пахло шалфеем и прелой корой. Вода была коричневой от торфа, а в местах поглубже, где течение вымыло ямы, казалась черной в тени склонившихся над котловинкой деревьев. У самого берега росли буки, их ветви наверху сплетались, образуя навес. Под буками, за спутавшимся покрывалом терна, расположились сассафрасы, лиственницы и сосны.

На излучине, на глубине под подмытым берегом, выскочила форель, плеснув не хуже бобра. Джесон Ривет вздрогнул, лошади подняли морды.

– Если кони напились, – долетел сверху голос преподобного Мэддокса, – то веди их сюда, парень. И побыстрее! Двигайся!

«Да перестань ты мною командовать! – подумал Джесон. – Перестань смотреть на меня как на слугу, как на негра, перестань мной распоряжаться, да еще таким тоном, словно ругаешь за лень и неверное выполнение приказов. С меня хватит. И хватит с меня, что дядюшка Уильям допускает это, смотрит равнодушно, а то и вовсе прикидывается, будто не видит и не слышит. Эх, был бы жив отец, уж он бы не позволил, никому б не позволил ничего такого. Даже самому преподобному Джону Мэддоксу».

«Хватит с меня», – мысленно повторял Джесон Ривет, захватывая в кулак вожжи всех шести лошадей сразу. Они послушно пошли, скользя, топая и звеня подковами по камням, – сивый мерин преподобного, гнедая плотника Стаутона, гнедая кобыла Абирама Торпа, серая в яблоках кобылка констебля Корвина, буланый жеребец дядюшки Уильяма и его собственный буланый.

– Ну, парень, – поторопил пастор. – Не тяни! «Ну, я сыт по горлышко, – подумал Джесон, – сыт и им, и всей этой погоней. Похоже, осточертело не только мне».

– Надо взглянуть правде в глаза, – угрюмо проговорил Адам Стаутон. – Мы больше чем в шестидесяти милях от дома. Корм для лошадей кончается, а достать его будет негде, потому что если здесь в лесах и есть какое-то жилье или ферма, то наверняка нищенские, и ничего мы там не получим. К черту, господа, и долго вы еще собираетесь тянуть? До зимы? Докуда собираетесь дойти, до реки Коннектикут? До Аппалачей? Абирам Торп, черт побери, раскрой рот, повтори, что недавно мне сказал. Кто-нибудь, дьявольщина, должен же наконец сказать!

Опиравшийся на мушкет Абирам Торп переступил с ноги на ногу, помял в руках украшенную енотовым хвостом шапку. Все знали, что он не любитель трепать языком. Если спрашивали – отвечал кратко, ворчливо, и то не всегда. А если не спрашивали, подавал голос очень редко.

– Мне думается, – пробурчал наконец охотник, кашлянув в кулак, – надо возвращаться. Мы отошли, пожалуй, далековато.

– Далековато! – фыркнул Адам Стаутон. – Ничего себе далековато. Да мы больше чем в шестидесяти милях западнее Уотертауна. Ушли даже дальше, чем капитан Зли-зар Холиок в тысяча шестьсот тридцать третьем.

– Вы, господа, оба, – преподобный Мэддок вперился в плотника и траппера пронизывающим взглядом, глаза сверкали, словно черные озера, между полями шляпы и немного подпорченной белизной отложного воротничка, – оба вы добровольно взялись участвовать в погоне, никто вас не принуждал. Поэтому меня удивляют ваши слова и ваше неожиданное уныние, мистер Стаутон. Похоже, вы забыли о стоящей перед нами задаче. Закон и правосудие…

– Закон! – снова фыркнул плотник Стаутон. Во всей группе – Джесон Ривет заметил это уже давно – плотник был единственным человеком, которому хватало смелости запросто прерывать преподобного.

– Законом лошадей не накормишь, черт побери!

– Берегись! – сказал Генри Корвин. – Поостерегись призывать черта, Адам Стаутон. Он готов явиться в любую минуту.

Плотник опасливо оглянулся, покосился на холмик свежей земли, укрывающей снятый с дерева скелет. Но тут же гордо поднял голову.

– Что до вашей справедливости, – проговорил он, глядя на пастора, – так я и сам уверен, и вас уверяю, что с ней управятся и без нас. Ее лошадь пала тут же за Пенакуком, не иначе – загнала, вы же видели труп. А продираться пехом по безлюдью она долго не сможет, потому как хромая она. Так что правосудие ей свершат холод и голод, и за палача будут медведь, волк иль краснокожие. Останется от нее не более чем вон от этого… Белые косточки, догола обглоданные. Так что можно возворачиваться домой и с чистой совестью сообщить всему графству…

– Нет! – оборвал его констебль Корвин резко и убедительно. – Я не поверну, пока не схвачу ее. Или не увижу труп. Впрочем, касательно трупа – сомневаюсь. Не забывайте, с кем мы имеем дело. Будь это обыкновенная девка, мы бы ее уже давно поймали. Но она не обыкновенная. Таким, как она, ни голод, ни зверь дикий нипочем. Нипочем, потому как сила в ней бесовская! Забыли, на что был способен Джордж Берроуз из Салема? Хоть внешность у него была никудышная, однако ж в раскинутых руках он мог держать тяжелый мушкет и бочонок патоки неведомо сколько, потому что…

– Какое это имеет отношение к делу? – резко перебил плотник.

– А?

– А такое, – фыркнул Генри Корвин, – что не в пример некоторым слабакам я не трус какой-нито. Я при виде всякого мертвяка в штаны не напускаю и не пою, мол, домой хочу.

– Ты ж сам только что чертом пугал, Корвин.

– Я ничего не боюсь!

– И я!

– Успокойтесь, господа, – остановил пререкания хриплый голос Джона Мэддокса. – Примиритесь. А бояться Бога одного следует. Я так понимаю, констебль Корвин, что вы за продолжение погони?

– Да и впрямь. Хочу видеть девку на виселице, и не намерен передоверять казнь ни волкам, ни краснокожим. И я не плотник, скелетов не пугаюсь.

– Мистер Гопвуд?

Дядюшка Уильям передвинул языком жвачку табака за другую щеку, сплюнул на папоротники. Несколько секунд помолчал. Но Джесон Ривет не сомневался в его ответе. И не ошибся.

– А мне – все едино. Как скажете, преподобный. Велите идти – пойду. Велите возвращаться – тоже хорошо. Я – как вы.

– А я, – пастор пронзил плотника взглядом, – я за то, чтобы погоню продолжать. Ибо так велит закон и так велит Писание. И этого было бы довольно даже в том случае, если б я оказался в меньшинстве. Но в меньшинстве-то вы, мистер Стаутон.

– Интересная у вас арифметика, преподобный. И похоже, маленько рановато вы подсчитывать начали.

– Арифметика у меня верная, – холодно ответил пастор. – Господа Корвин и Гопвуд согласны со мной. Стало быть, у нас три голоса против двух. И на том конец голосованию. Не спрашивать же мнение мальчишки. И уж тем более – индейца. Стало быть, идем дальше по следу.

– Нету следов, – проговорил гортанным голосом Измаил Сассамон, словно дух появляясь из чащи.

– Что значит нету? – поморщился Абирам Торп. – И куда же они подевались? Ты как следует смотрел, Измаил?

– Нету следов.

– Следов нету, – после долгого молчания повторил Адам Стаутон. – Так куда же идти? Куда прикажете, преподобный? Куда, констебль? И ты, Измаил? Твоего индейского мнения тут не спрашивают и с ним не считаются. Но я, черт побери, как раз охотно б его узнал.

Индеец смотрел на него, и лицо у него было словно у вырезанной из дерева куклы.

– Куда, – повторил плотник, даже не пытаясь скрывать насмешки, – прикажешь идти?

– Туда, где тропы. – Лицо Измаила Сассамона по-прежнему ничего не выражало. – Топоры слышно. Тут недалеко лесосека.

Отряд молча, даже не дожидаясь команды, оказался в седлах. Измаил мчался первым, остальные – за ним с такой скоростью, с какой только можно было ехать в лесу. Вели Абирам Торп, уже готовящий мушкет, и констебль Корвин. Джесон Ривет замыкал группу. Его уже приучили знать свое место.

– Интересно, – ворчал ехавший перед ним Адам Стаутон, – кто тут шурует посередь пущи? Чтой-то не слыхал я о поселениях к западу от Уорчестера и плантаций Пенакук.

Уильям Гопвуд не ответил, занятый рассматриванием полок пистолета и аркебузы. Джесон Ривет знал, что дядюшка умеет обращаться с оружием. Впрочем, это знали все. Кстати, только из-за этого дядюшку взяли в отряд. Уильям Гопвуд пользовался, если так можно выразиться, славой убийцы. Все знали, что он смолоду охотился в лесах на пенобскотов, пекуотов и нашуев, ходил на сенеков и могавков, что у него хранится коллекция скальпов. В основном, как утверждали злословы, женских.

Преподобный Мэддокс, встревоженный скрежетом колесцового замка, обернулся в седле. Он тоже знал расхожее мнение о дядюшке. И тоже заметил, как из сонного и безразличного ко всему ленивца Уильям Гопвуд неожиданно превратился в огненноглазого хищника.

– Стрелять, – прошипел он, – только по команде, мистер Гопвуд. По команде, не раньше. Вы поняли?

Они ехали вверх по течению, лавируя меж зарослей сассафрасов и сумахов. Вскоре и нетренированный слух Джесона уловил сопровождаемый эхом стук нескольких топоров. А немного погодя резкий треск и совсем близкий шум, и хруст ломающихся веток известили о результатах усилий лесорубов. Через минуту уотертаунский отряд выехал на лесосеку. Заблестели срубленные деревья и щепки. Пахнуло смолой.

Лесорубов было шестеро. Трое обрубали ветви с поваленной сосны. Двое оттаскивали к краю поляны большие пни, ловко управляя двуконной упряжкой низкорослых лохматых лошадок. Третий, тот, что был ближе всех, собирал и складывал ветви в кучи.

Увидев отряд, лесорубы замерли. Джесон заметил, что у них у всех одинаковые светлые волосы и какие-то странные лица.

– Не бойтесь, люди! – возгласил Мэддокс, немного распахнув епанчу, чтобы стала видна серебряная бахрома, оторачивающая отложной воротник. – Мы добрые христиане, сторонники короля, порядка и закона.

Не походило на то, чтобы лесорубы испугались. Их застали врасплох, это верно, но не испугали. Они, несомненно, видели и мушкет, и аркебузу, и пистолеты, однако на их широких – прямо-таки полная луна – лицах не появилось и тени страха. Эти широкие лица – Джесон Ривет уже понял, что странными они казались из-за отсутствия бород и неестественно светлых бровей и ресниц, – не выражали ничего, кроме полного и тупого безразличия.

– Мы христиане и стражи закона, – повторил преподобный, выпрямляясь в седле и осматривая лесосеку.

– Мы прибыли из Уотертауна, что в графстве Миддлсекс. Мы преследуем сбежавшего из тюрьмы преступника, осужденного судом Массачусетской Колонии на Заливе.

– Этот преступник, – добавил констебль Корвин, – женщина. Молодая светловолосая женщина. Вы видели такую?

Лесорубы глядели на него так, словно он был прозрачным.

Словно вообще не понимали слов. Словно вообще их не слышали. Тот, что стоял ближе, отвернулся и спокойно, как ни в чем не бывало стал подбирать ветки.

– Вы что, не понимаете? – заорал Корвин. – Или прикидываетесь ?

Один из лесорубов, самый высокий, переложил топор из руки в руку, раскрыл рот, несколько раз пошевелил губами, ну совсем как рыба. Потом выдал что-то невнятное. И совершенно невразумительное.

– Голландцы, – убежденно отметил дядюшка Уильям. – Это голландцы. Или немцы.

– Голландцы, – заметил Мэддокс, – обычно говорят по-французски. Вы же знаете французский, мистер Стаутон.

– Какое там знаю, – буркнул плотник. – Едва-едва. Да и сдается, вы голландцев с бельгийцами путаете, преподобный. Однако чего уж там, спробую… Мусье! Бонжур. Ну сом… Ну шерше юн… Девку одну… Фам, значицца. Юн фам, которая из призьон сбегла. ( Господин! Здравствуйте. Мы есть… Мы ищем… Девку одну… Бабу, значицца. Бабу, которая из тюрьмы сбежала (искаж. фр.). – Здесь и далее примеч. пер.)