Книга Коллекционеры смерти онлайн - страница 4

Глава 3

Взяв фотографии жертвы, мы с Гарри обошли соседние кварталы, проверяя так называемых «девушек на вечер». Хотя «на вечер» сказано неточно: большинство этих женщин, продающих себя для короткого совокупления, обычно находятся в зависимости от какой-нибудь химической дряни, и эта пагубная привязанность вынуждает их «трудиться» круглые сутки семь дней в неделю. Нам пришлось переговорить с массой таких девиц – и еще с одним трансвеститом. Большинство из них, взглянув на снимки, отрицательно качали головой. Несколько человек на мгновение задумывались, но затем неизменно отвечали: «Нет, это не та, о которой я подумала» или – что было наиболее популярным ответом – «Никогда раньше ее не видела. Ребята, почему бы вам не уйти отсюда, чтобы я могла спокойно работать?»

Мы протоптались битых два часа, но ровным счетом так ничего и не достигли. Когда мы вернулись в участок, в дверях на выходе нас встретил Том Мейсон.

– Парни, вас искал шеф. Он сейчас в комнате детективов.

Зачем он нас ищет, Том не уточнил. Гарри бросил на меня выразительный взгляд, и мы все вместе поковыляли на встречу с неизбежным. Шеф Плакетт стоял к нам спиной и смотрел в окно на Гавермент-стрит, раскачиваясь с пятки на носок. Его розовая рука пригладила назад идеально ухоженные черные волосы, на запястье блеснули золотые часы, и, когда он повернулся к нам, на лице его уже появилась заготовленная улыбка.

– Ну вот и они, – сказал шеф, делая шаг навстречу и протягивая мне руку. Он дважды пожал ее, как это делают политические деятели, и протянул руку Гарри. – Вот они, мои специалисты.

Гарри издал тихий стон, который услышал только я.

– Специалисты? – переспросил я.

– Специалисты психологической и… уфф, – социологической команды. Мне тут сказали, что вы, ребята, столкнулись с необычным случаем – проститутка, свечи, ритуальные атрибуты. Ну как, вы уже включили вашу ПСИ на полную мощность? Готовы пресечь всю эту чертовщину на корню?

Я с трудом подавил кислую гримасу. ПСИ, состоявшая исключительно из нас с Гарри, за весь прошлый год по существу имела одно дело. И хотя практически все было против нас, мы справились с ним успешно. Но запустить это подразделение в действие – «включить ПСИ на полную мощность» – на деле оказалось гораздо сложнее, чем на словах; сразу же возникали проблемы по части политики и логистики, куда мы с Гарри без крайней необходимости влезать не хотели.

– Я не думаю, что на данном этапе это нужно, шеф, – сказал я.

Он удивленно поднял бровь.

– Объясните, детектив.

– В данном случае есть указания на проблемы с рассудком. Тут, конечно, можно возразить, что любое преднамеренное убийство является следствием проблем с рассудком, поскольку ни один здравомыслящий человек не станет рисковать свободой или своей жизнью, к потере которых может привести расследование. А здесь, я бы сказал, картина преступления включает некоторые элементы, выходящие за пределы обычно предполагаемого…

Как у нас частенько бывает, когда я начинаю слишком много болтать, на помощь приходит Гарри.

– Карсон хочет сказать, шеф, что в данном деле есть определенная неясность, много пока никак не связанной информации, все на грани, так что сейчас, мы считаем, здесь справятся ребята из этого района.

Плакетт снова отвернулся к окну.

– Мне, джентльмены, звонят репортеры.

Мы ждали продолжения, и наше невысказанное «Ну, и?» зависло в воздухе.

– Я думаю, что этим делом должны заняться вы, ребята. Если здесь замешан псих, будет правильнее, если мы скажем, что вы были задействованы с самого начала. Я не хочу, чтобы нас застали с наполовину спущенными штанами.

То дело с моргом создало нам определенную рекламу среди начальства, и кое-кто посчитал – и не без оснований, – что и теперь команду ПСИ следует подключить пораньше.

– Шеф, проблема в том, – пояснил я, – что так мы привлечем еще большее внимание прессы, а это в принципе нежелательно. Они и так следят за каждым нашим шагом.

Плакетт явно колебался. Том, который двадцать лет только и делал, что умиротворял руководство, хлопнул в ладоши.

– А что, шеф, если мы представим дело так, будто нам пока требуется больше оснований для привлечения ПСИ, чтобы дать Карсону и Гарри немного времени для изменения структуры команды. У меня здесь все готово. А сейчас как насчет того, чтобы я перераспределил их текущие дела и они смогли бы сосредоточиться на этом?

Брошенный на нас с Гарри взгляд Тома говорил: это все, что я могу тут сделать. Плакетт без особого удовлетворения кивнул и вышел из комнаты, унося за собой тяжелый запах своего одеколона…

Мы с Гарри направились к своим рабочим столам.

– Черт, – проворчал он. – Сегодня люди едва признают существование ПСИ, а назавтра уже не могут удержаться, чтобы не нагрузить нас. Что вообще творится, черт побери?

На моем столе лежала фотография с церемонии награждения у мэра, и я постучал по ней пальцем.

– Теперь нас признали, брат.

Хотя воздух был жарким и удушливым, я ехал домой с открытыми окнами, стараясь таким образом проветрить мозги после столь непростого денька. Пересекая в сумерках пролив Миссисипи, я видел, как под мостом блестела темная вода и несколько прогулочных катеров возвращались к своим причалам.

Я живу на острове Дофин – узкой полоске песка в тридцати милях к югу от Мобила. Мой дом на высоких сваях с видом на залив представляет собой болтающуюся над землей коробку – идеальное убежище в моем представлении. Место это в принципе мне не по карману, но когда несколько лет тому назад умерла моя мама, она оставила мне достаточно, чтобы платить по счетам. Сначала я планировал купить холостяцкие хоромы где-нибудь на недорогом участке, а оставшиеся средства пустить в оборот, обеспечивая себе пусть и небогатое существование, но все-таки позволяющее не работать. Но однажды, рыбача у берегов Дофина, я увидел мой будущий дом – его металлическую крышу, напоминавшую полированную броню, широкую террасу, выходящую на море, и табличку «Продается» у подъездной дорожки. Мой короткий сон в ту ночь был расцвечен новыми яркими впечатлениями: дом представлялся мне лодкой, и я безмятежно плыл на ней по удивительно спокойному морю. А две недели спустя я вложил две сотни баксов, вырученные от продажи своей подержанной мебели, в дом на сваях стоимостью четыреста тысячу.

Я свернул на усыпанную песком и ракушками двадцатиметровую подъездную дорожку к моему дому – среднему из трех на нашей улице – и. увидел незнакомый «хаммер» карикатурного вида: красный, как пожарная машина, с огромными колесами, прожекторами на крыше и номерами штата Невада. На участке между нашими домами я заметил две фигуры. Это была уже моя территория, но табличек здесь никто не ставил, да и какая, собственно, разница? Женщина, подняв руки, что-то ловила в воздухе. Я помахал рукой и поехал по дорожке дальше; из динамиков моей системы яростно ревел Джон Ли Хукер.^[5]

Некоторые обитатели острова в противоположность тем, кто бежит от зимы на юг, меняют удушливую летнюю жару на более прохладный климат, зарабатывая к тому же на том, что сдают свое жилье отдыхающим. С мая по сентябрь жильцы постоянно меняются, приезжая кто на неделю, кто на месяц и даже более. Эмберли, например, уезжают на лето куда-то на север, сдавая свой элегантный двухэтажный дом минимум помесячно. Он раза в три больше моего и обходится желающим в две тысячи в неделю. В основном это люди приличные, поскольку арендная плата слишком^- высока для студентов на каникулах и всяких умников, жарящих мясо на гриле в гостиной, потому что здесь лучше всего работает кондиционер.

Выбираясь из машины, я услышал за спиной:

– Эй, козел, надо смотреть, куда едешь.

Обернувшись, я увидел женщину лет тридцати пяти – привлекательную и очень ухоженную: модно покрашенные прядями волосы, спадающие на плечи, гладкая, смазанная кремом кожа, оливковый загар такой ровный, будто нанесенный из краскопульта. Желтое платье без рукавов явно не из магазина, а сшитое специально, чтобы подчеркнуть огромную грудь, судя по всему – высококачественный силикон. Единственными видимыми недостатками были кривоватые ноги и перекошенные от злости плотно сжатые губы. Ее слегка покачивало, словно она только что чем-то укололась.

– Простите? – переспросил я.

– Вы переехали нашу летающую тарелку. Я орала вам «осторожно!». Но вы продолжали ехать. Я сама видела, как вы специально наехали на нее, задница.

Я посмотрел на раздавленный кусок синей пластмассы на дороге позади машины.

– Нет, мэм. Уверяю вас, что наехал на нее не специально. Я давно собирался заказать себе стикер на бампер: «Я торможу перед летающими тарелками», но все как-то времени не хватало.

– Нечего тут умничать перед моей женой, приятель, – встрял мужской голос. – Я этого не люблю.

Так на сцене неожиданно возник еще один персонаж, судя по свадебным лентам, новоиспеченный муженек. Ростом он был где-то метр восемьдесят пять, килограммов под сто двадцать, при этом старался втянуть живот, что давалось ему явно с трудом. Прическа здоровяка с короткой серебристой челкой походила на те, какие в Голливуде делают римским императорам. Его загар цвета старого дуба также был идеальным, но в морщинистых уголках его маленьких глаз, вероятно, поработали еще и пульверизатором. На нем были короткие черные обтягивающие плавки – неважный выбор.

Женщина подняла свою раненую тарелку и бросила ее мне под ноги.

– Вы должны мне шесть баксов, – скомандовала она, протягивая ладонь и выразительно жестикулируя пальцами с красным маникюром.

Я встречал такую публику и раньше, по крайней мере, ее местный эквивалент. Как правило, они живут на пересечении Больших Денег и Дурного Воспитания – видимо, весьма распространенного соседства. Они лезут целоваться со всеми, у кого есть больше, чем у них, унижают всех, у кого меньше, и всем своим существованием доказывают, что в выражении «бедные белые отбросы»^[6] первое слово следует опускать. Их хобби – обладание вещами, что исподволь прорезалось и в нашей маленькой драме. Хотя имущества у них, вероятно, было на многие миллионы, я должен был выложить свои шесть баксов за их пластмассовую игрушку, позволив им главенствовать над собой – этакая психологическая форма той же собственности. К деньгам это не имело уже ни малейшего отношения – все сводилось к желанию заставить меня уступить.

– Лучше вытаскивай эти денежки из своего кошелька, приятель, – сказал муженек.

– А если это не входит в мои планы?

Он криво ухмыльнулся и, опустив руки, принялся энергично сжимать и разжимать кулаки.

У меня не было ни желания, ни необходимости ссориться с этой парочкой: жизнь коротка, а день сегодня выдался слишком длинным. Секунду подумав, я наклонился и поднял раздавленный диск. Я осмотрел летающую тарелку, затем поднес ее к уху и задрал голову.

– Что вы делаете, черт возьми? – нервничал муженек.

Я приложил палец к губам.

– Ш-ш-ш. Я слушаю.

– Ну? – хмыкнул мужчина, и его маленькие глазки смущенно прижмурились.

– Она все еще жива, – сообщил я им с печальным лицом. – Но ей больно. Разве вы не слышите?

– Кой хрен вы тут нам рассказываете? – каркнула женщина.

Я осторожно положил тарелку на землю. Затем быстрым движением вытащил из-под куртки свой «глок» и передернул затвор.

– Господи, – вырвалось у женщины; глаза ее округлились. Муженек стал осторожно давать задний ход. Я присел рядом с тарелкой и нежно погладил ее.

– Не могу, я намерен положить конец ее мучениям, – с грустью сказал я, целясь в изувеченную пластмассу. – Закройте уши.

Когда я вновь поднял глаза, они были уже в десяти метрах от меня и продолжали быстро удаляться.

Лампочка на моем автоответчике призывно мигала, меня ожидало два сообщения. Я снял куртку и кобуру, повесил их на стул и влез в свои любимые шорты и футболку. Я уже собрался прослушать сообщения, когда в дверь постучали. На пороге стоял Джимми Джентри из полиции острова Дофин. Джимми был на пару лет меня старше, где-то в пределах тридцати двух, стройный и рыжеволосый. Он был хорошим деревенским мальчиком, примерным баптистом и служил в участке острова уже пять лет. Но почему-то при знакомстве с ним заблудшие люди с деньгами не стремились проводить больше времени в молитвах, благодаря Господа, что вынес их на ту сторону жизни, где всегда разливается шампанское. Я махнул ему, чтобы он заходил.

– Присаживайся, Джимми. Содовой?

– С удовольствием приторможу, чтобы выпить глоточек. Мне тут позвонили, говорят, ты вытащил пистолет на Бловайнов.

– На кого?

– На соседей твоих, арендаторов. Язык у этой женщины еще тот, заметил?

Я объяснил ситуацию. Он так хохотал, что в итоге ему пришлось вытирать рукавом слезы.

– Пойду посоветую им оставить тебя в покое. Когда возвращаются Джон и Мардж?

– Еще не скоро. Думаю, в середине октября.

– Мартинсы тоже уехали? – Мартинсы были моими соседями с западной стороны.

– Поехали к своим внукам то ли в Северную, то ли в Южную Дакоту.

Джимми улыбнулся.

– Скорее всего, в Западную. Кто-нибудь арендовал их дом?

Я пожал плечами и подошел к окну. У Мартинсов был скромный одноэтажный дом с такой же металлической крышей, как у меня, только у них она была кораллового цвета с серой окантовкой по краю, а в моем доме – белая с зеленой. В окнах было темно, шторы задернуты. Машины перед домом тоже не было.

– Там никто не живет, – доложил я.

– Значит, у тебя только один комплект соседей, радуйся, – сказал Джимми и направился к двери. – Очень тебя прошу, Карсон, постарайся не перестрелять этих Бловайнов. А то мне потом будет столько писанины.

Джимми остановился поговорить с моими соседями. Они, похоже, расстроились, что меня не выволокли из дома в наручниках. Выезжая от них на улицу, он дважды просигналил мне, давая понять, что повеселился от души. Я хихикнул, после чего подошел к автоответчику и нажал кнопку воспроизведения.

Добрый вечер, детектив Райдер. Это ДиДи Денбери, новости «Канала 14». Послушайте, я насчет этой сегодняшней жертвы в мотеле. Вы ведь с Наутилусом оказались там случайно, верно? Но если это дело для ПСИ, мне бы хотелось быть в курсе, может быть, даже взять у вас интервью. Кстати, видела ваш снимок в газете; какое интересное выражение лица…

Я хлопнул по кнопке «стереть», и ДиДи Денбери исчезла. Теперь второе сообщение.

Щелчок механизма, и комната наполнилась голосом моей покойной матери.

Кар-сон? Это твоя мама, сынок, взывает к тебе с небес. Помнишь мой сотовый телефон, такую ма-а-ленькую вещицу, которую я купила не так давно? В нем садится батарейка. Я-а-а только что выяснила, что на небесах нет зарядных устройств. А теперь сам подумай, Карсон, что делать женщине, если она не может время от времени поговорить со своим любимым сыночком? Ну да, конечно, у меня-а-а есть еще один сын, но он просто МАЛЕНЬКИЙ ЧОПОРНЫЙ ГРЯЗНУЛЯ, И ПУСТЬ ОН ПРОПАДЕТ В АДУ…

Я рухнул на стул рядом с телефоном. Это про моего брата Джереми. Одного из многих других Джереми. Голос матери тем временем продолжал:

…я-а-а вспоминаю дни, когда я изо всех сил старалась шить красивые платья, а ЭТОТ МАЛЕНЬКИЙ ЗАСРАНЕЦ ДЖЕРЕМИ ВСЕ ОРАЛ «ПОМОГИ МНЕ, МАМА, – ПАПА ПЫТАЕТСЯ МЕНЯ УБИТЬ – ПОМОГИ МНЕ, МАМА». Я-а-а спрашиваю тебя, Kap-сон, как женщина может что-нибудь сделать, ест РЯДОМ НАХОДИТСЯ ТАКОЙ ЭГОЦЕНТРИЧНЫЙ МАЛЕНЬКИЙ МОНСТР? Мне пришлось пройти через столько бед. А здесь на небесах очень здорово, Kap-сон. У них тут швейные машинки на каждом, даже маленьком облачке. И ты можешь сделать свою мамочку на небесах еще более счастливой, если позвонишь по этому не-е-ебесному сотовому, после того как получишь это мое сообщение, и расскажешь ей, как ей достать тут свое собственное зарядное устройство. Ей это действительно нужно срочно. Спасибо тебе, и храни Господь нас всех вместе и каждого в отдельности. Кроме того, конечно, можешь ПЕРЕДАТЬ, ЧТОБЫ ЭТОТ ПРИДУРОК ДЖЕРЕМИ ГОРЕЛ В ВЕЧНОМ АДСКОМ ОГНЕ. Позвони мне, пожалуйста, сегодня вечером, мой дорогой Kap-сон, Передавай привет этой своей подружке, мисс Эйве, А теперь пока.

Связь оборвалась.

Звонок от брата был иносказанием, у него вообще не должно было быть телефона. Как, впрочем, и ни у кого из заключенных. Но руки у него были такие же шустрые, как и его лживые слова, так что он стянул телефон из кармана у охранника. Я никогда не информировал начальство о том, что у брата есть телефон, сам точно не знаю почему.

Я стер с автоответчика и это сообщение. Есть больше не хотелось, и я пошел прилечь на террасе и отвлечься от ненужных мыслей под доносившийся с залива шум прибоя.