Книга Несчастный случай онлайн - страница 7

6

Сосайети-Хилл, Филадельфия

Бетти нервничала. Наверное, не следовало этого делать. Ей нравился одинокий образ жизни, она привыкла проводить вечера одна и не испытывала из-за этого каких-то неудобств. И о чем только она думает? Идут ли сережки к платью? Не слишком ли они хороши? И не слишком ли нарядно само платье? О Боже, ну не начинать же все сначала – она и без того опаздывает на пять минут.

Бетти сменила маленькое черное платье на черную ниже колен юбку и атласную блузку цвета «электрик». Получилось более закрыто, и это ей нравилось. Но туфли остались те же, на высоком каблуке, с ремешком. Бетти гордилась своими икрами и считала, что щегольнуть ими совсем не вредно. Видит Бог, несколько лишних фунтов все же прятались в других местах, не говоря уже о том, что сила тяжести сделала с ягодицами.

Для своего возраста Бетти выглядела очень даже неплохо, но, собираясь на первое за последние два года свидание, не могла не испытывать горечи. Как жестоко время! И почему так получается, что мужчины с возрастом раздаются, а женщины оседают?

«Сережки. Какую пару надеть? Перестань, Бетти, это всего лишь свидание». Она нацепила первую попавшую под руку пару, твердо сказала себе, что серьги самые лучшие, и направилась к двери.

Вообще-то Бетти не думала, что дело дойдет до обеда. Все началось с того, что накануне мистер Шендлинг пригласил ее выпить кофе. Он так огорчился из-за того, что расстроил ее, а Бетти, смешавшись, не смогла отказать. Шендлинг отвел ее в одно из уютных кафе на Саут-стрит, угостил капуччино и рассказывал всякие истории до тех пор, пока слезы на щеках Бетти не высохли и она не начала смеяться.

Она перестала посматривать на Шендлинга и стала внимательнее прислушиваться к тому, что он говорит. К рассказам о путешествиях по Ирландии, Англии и Австрии. О плавании с аквалангом у коралловых рифов Австралии, о покупке драгоценных камней в Гонконге. У него был прекрасный голос, глубокий баритон, наилучшим образом подходящий для таких вот чудесных повествований, и в конце концов Бетти поймала себя на том, что если и не уверена в полной правдивости описанных им событий, то это вовсе не причина не слушать его. Ей просто нравилось, как он говорит. Нравилось наблюдать за тем, как появляется морщинка у края глаза каждый раз, когда он улыбается. Нравилось, как Шендлинг смотрит на нее: словно главная цель всей его жизни состоит в том, чтобы сделать ее счастливой.

И тогда он пригласил Бетти пообедать. Она смутилась и не смогла ответить ничего вразумительного. Все шло так быстро, что у нее просто не было времени…

Оказалось, что он приехал в их город всего на неделю. Конечно, один обед еще ничего не значит. Был вторник, самый обычный, самый заурядный день в отличие, например, от пятницы с ее долгим, порой невыносимо одиноким вечером. В общем, Бетти уступила и согласилась. Он выбрал «Занзибар блюз», известный в городе джаз-клуб и один из любимых ресторанов Бетти. Она пообещала, что придет.

Нельзя сказать, что Бетти совсем ничего не знала о том, как вести себя на первом свидании, и была полным новичком в этом вопросе. Конечно, нет, ведь она читала «Космо». В первый раз всегда приходи одна, с тем чтобы уйти в любое удобное тебе время. Не выдавай слишком много информации о себе, не называй, например, свой домашний адрес. Постарайся сначала получше узнать своего нового знакомого. Тот факт, что мужчина хорошо одет и умеет произвести впечатление, еще не означает, что он не опасен. Ее бывший супруг, Пирс, мог бы многое порассказать на этот счет.

Бетти поймала такси и быстро доехала до «Занзибара».

Тристан Шендлинг уже ждал ее возле клуба. На сей раз он был в черных слаксах, рубашке сливового цвета и совершенно ошеломительном серебристо-бирюзовом галстуке. Отсутствие пиджака выглядело единственной уступкой жаркой влажной погоде. Шендлинг стоял в небрежной позе – руки в карманах, нога за ногу – и выглядел абсолютно неопасным. Бетти бросила на него всего один взгляд и тут же пожалела, что отказалась от маленького черного платья. Ожидавший ее мужчина не может встречаться с какой-то немолодой мамашей. Ему больше подошла бы упругая кукольная блондинка.

Она вышла из машины, неосознанно поправив неуклюжую юбку. Тристан повернулся, заметил ее и тут же просиял:

– Элизабет! Как я рад, что вы пришли!

Бетти растерялась и даже не нашлась что сказать. Она стояла, как идиотка, прижимая к груди маленькую черную сумочку, глядя в улыбающиеся глаза с разбегающимися от уголков лучиками морщинок и словно не замечая протянутой руки. У нее даже перехватило дыхание.

Шендлинг улыбался, и в его ясных голубых глазах светились терпение и доброта. Знает, поняла вдруг Бетти. Знает, что она нервничает, а потому и улыбается, стараясь помочь избавиться от напряжения.

– Извините за опоздание, – пробормотала Бетти.

Он отмахнулся от извинений, предложил ей руку и погладил по холодным как лед пальцам.

– Джаз – моя любимая музыка, – доверчиво сообщил Тристан, открывая двери в зал, из которого доносились жалобно-пронзительные звуки духовых. – Надеюсь, вы не против.

– Я тоже люблю джаз, – призналась Бетти. – Так что это и моя любимая музыка.

– Неужели? Дэвис или Колтрейн?

– Дэвис.

– «Около полуночи» или «Немного блюза»?

– Конечно, «Около полуночи».

– А я сразу, едва увидев вас, понял, что вы – женщина безупречного вкуса. Правда, потом вы согласились пообедать со мной и тем самым поставили мою теорию под сомнение.

Шендлинг лукаво подмигнул.

Бетти наконец-то улыбнулась.

– Насколько мне известно, не существует правила, которое запрещало бы получать удовольствие от вина, наслаждаясь и водой, – почти в тон ему ответила она.

– Боже, похоже, меня оскорбили?

– Не знаю. Все зависит от того, кем вы себя считаете; водой или вином. Надеюсь, у меня еще будет время выяснить это.

– Элизабет, – сказал Шендлинг, глядя ей в глаза, – у нас впереди потрясающий вечер.

– Честно говоря, очень бы хотелось, – ответила Бетти, впервые за последние месяцы вкладывая в эти слова искреннее чувство.

Позднее, когда на столе стояли тарелки с горячими мидиями и вегетарианскими спагетти и бутылка отличного бордо, Бетти задала вопрос, который все время вертелся у нее в голове:

– Больно?

Ее взгляд скользнул к правому боку Шендлинга, и других пояснений не понадобилось. Он медленно кивнул:

– Да, хотя сейчас уже не так сильно, как вначале. По крайней мере не дергает.

– Но вы чувствуете себя лучше? Он улыбнулся:

– Я родился с двумя больными почками. Первая отказала, когда мне было восемнадцать. Вторая начала капризничать в прошлом году. Долгих шестнадцать месяцев на диализе. Вот тогда мне действительно было плохо.

– Существует ли вероятность отторжения?

– Отторжение возможно везде и случается не только с пересаженными органами. Но я, как послушный мальчик, принимаю пригоршнями лекарства и молюсь перед сном. Уж и не знаю, почему Господь дает второй шанс таким старым мошенникам, но сейчас жаловаться не приходится.

– Какое, должно быть, облегчение для семьи. Шендлинг снова улыбнулся, но на сей раз немного грустно:

– Семья у меня не такая уж большая. Только старший брат. Он уехал давным-давно, и с тех пор я его не видел. Была в моей жизни женщина. Однажды она сказала, что ждет от меня ребенка. Наверное, я был слишком молод и, боюсь, воспринял известие не слишком хорошо. Когда сказали, что мне нужна почка… Впрочем, об этом лучше не вспоминать. Ненадежный отец еще хуже ненадежного друга.

– Извините, – сочувственно проговорила Бетти. – Мне очень жаль, что заставила вас вспомнить не самые приятные времена.

– Не волнуйтесь. Мы все совершаем ошибки, но что было, то прошло, а я по-прежнему считаю, что достоинства спокойной жизни сильно преувеличены. Надеюсь, смерть настигнет меня не в постели. – Он состроил гримасу. – Разве что придется снова проходить диализ.

– Не говорите так. Вы проделали такой долгий путь. Кроме того, у вас впереди еще много дел. Например, поиски вашего ребенка.

– Вы полагаете, я собираюсь его искать?

– Да.

– Почему?

– Вы упомянули о нем в разговоре с едва знакомой женщиной, а это означает, что вы думаете о том, как найти его.

Шендлинг замолчал, постукивая пальцами по бокалу с вином, потом серьезно произнес:

– Вы на редкость проницательная женщина, Элизабет Куинси.

– Нет, я всего лишь мать.

– Не знаю… – Шендлинг поднял бокал и, поднеся к губам, сделал глоток, как бы подводя черту под не совсем приятной для него темой. – Я даже не знаю, мальчик это или девочка, не говоря о том, мой ли ребенок вообще. Кроме того, возраст совсем не мешает мне путешествовать по миру, так что большую часть времени я провожу вне дома. Вряд ли подходяще для образцового отца.

– Чем вы занимаетесь?

– Специализируюсь на всяких мелочах.

– Как это? Он усмехнулся:

– А вот так. Езжу по миру, отыскивая разные хитрые, занимательные, интересные, а самое главное, дешевые вещицы. Деревянные шкатулки из Таиланда. Лакированные штучки из Сингапура. Бумажные змеи из Китая. Вы приходите в магазин подарков и влюбляетесь в какую-нибудь резную безделушку топорной работы и по беззастенчиво завышенной цене. Так вот, Бетти, это я. Я нашел ее специально для вас. Разумеется, со стопроцентной накруткой.

Она недоверчиво покачала головой:

– Только не говорите, что так можно зарабатывать на жизнь.

– Я зарабатываю на очень хорошую жизнь. В таком деле самое главное – объемы. Я закупаю безделушки контейнерами.

– У вас, должно быть, наметанный глаз.

– Нет, я всего лишь импульсивный покупатель с огромным опытом. – Шендлинг усмехнулся. – А вы? Чем занимаетесь вы?

Совсем невинный вопрос. Вполне естественный после всего, что он рассказал о себе. Тем не менее Бетти вздрогнула, и в тот же миг улыбка слетела с его лица.

– Извините. Мне так жаль, Бетти. Дурацкая привычка сначала говорить, а уж потом думать. Поверьте, я лишь хотел уйти от этой темы и…

– Нет-нет, все в порядке. Вы задали вполне уместный вопрос и столько рассказали о себе…

– Но вы ведь совсем в ином положении. Вам-то куда труднее, и мне следовало принять это во внимание.

– Нет, – пробормотала она, – дело в другом. Шендлинг кивнул, как бы приглашая ее продолжать, показывая, что готов слушать, и его сияющие голубые глаза наполнились искренним сочувствием.

– Меня воспитывали для роли жены, – начала Бетти. – Жены человека из высшего общества. Предполагалось, что я должна буду заниматься обустройством дома, принимать гостей и всегда улыбаться, когда рядом муж. И конечно, буду хорошей матерью. Чтобы воспитывать следующее поколение таких же жен.

Тристан понимающе кивнул.

– А потом… потом я решила развестись. Смешно, но я даже не заметила, как это случилось. Приходилось заботиться об Аманде и Кимберли. Им было нелегко. Девочкам требовалось внимание. А от меня требовалось дать им это внимание. Если раньше я была дополнением к мужу, то затем превратилась в дополнение к дочерям. Тогда это казалось совершенно естественным.

– Вот только маленькие девочки рано или поздно вырастают, – вставил Тристан.

– Три года назад Кимберли поступила в колледж, – тихо сказала Бетти. – И с тех пор изменилось все.

Она опустила взгляд. Не смогла справиться с нахлынувшими чувствами. Музыканты играли блюз, и какая-то немолодая уже певица с болезненным надрывом повторяла:

«Вот и пришла любовь… так поздно…»

Бетти чувствовала, как ее заполняет меланхолия.

Ее прекрасный и пустой городской дом из темно-красного кирпича. Молчаливые комнаты. Четыре отдельных и так редко звонящих телефона. Фотографии на стенах – все, что осталось от людей, которых она когда-то любила.

Бетти вспомнила, как всего месяц назад стояла на холме перед свежевырытой черной могилой.

Прах к праху, пыль к пыли…

Ей было сорок семь, и Бетти больше не знала, для чего живет. Она перестала быть женой, перестала быть матерью Мэнди и уже не понимала, где ее место.

Тристан протянул руку, дотронулся до ее плеча. Бетти подняла голову и увидела, что он больше не улыбается. Теперь на его лице было несколько мрачное выражение, сходное в чем-то с ее собственным. В какой-то момент ей представилось, как он приходит в себя после операции по трансплантации и обнаруживает, что рядом никого нет. Ни жены, ни детей. Никого, кто протянул бы руку. Он знает, что такое одиночество. Да, знает.

Бетти сжала пальцы мужчины. Певица продолжала выводить «Вот и пришла любовь…», и время словно остановилось.

– Бетти, – мягко сказал Шендлинг, – давайте прогуляемся.

На выходе из ресторана их встретил тяжелый жаркий воздух, но солнце уже садилось, а Бетти всегда нравилось это время дня. Мир стал приглушенным и бархатистым, утратив резкую пронзительность цвета, но вместе с тем и жесткость линий. В таком мире она чувствовала себя уютнее.

Они шли молча, не определив для себя никакой конкретной цели, но направляясь по взаимному молчаливому согласию к Риттенхаус-сквер.

– Моя очередь спрашивать, – сказал вдруг Тристан. Уступая жаре и влажности, он ослабил узел галстука и закатал рукава, но при этом почти не проиграл в элегантности, и Бетти видела, что прохожие поглядывают на них.

– Спрашивайте, – согласилась она и, заметив, что Тристан смотрит на нее с некоторой нерешительностью, ободряюще кивнула.

– Обещаете, что не обидитесь?

– Вам придется сильно постараться, чтобы обидеть женщину, выпившую два бокала вина.

Тристан остановился перед Бетти и повернулся так, что они оказались лицом к лицу.

– Дело ведь не только в почке, верно?

– Что?

– Я хочу сказать, дело ведь не только в том, что мне пересадили почку вашей дочери, верно? Понимаю, что вопрос звучит грубо, и не хочу вас обижать, но вечер получился еще лучше, чем я себе представлял, и мне надо знать. Некоторые считают, что, получая чей-то орган, получаешь как бы и частичку чужой души. Вы ведь согласились встретиться со мной именно поэтому? Я для вас в какой-то степени заменитель дочери, так? – Наверное, он заметил ее удивленный взгляд, потому что поспешно добавил: – Я это к тому, что мне хочется поцеловать вас, Элизабет Куинси, но вряд ли стоит идти на такой шаг, если вы воспринимаете меня как некий заменитель вашей дочери…

Такое признание ошеломило ее. Пальцы вспорхнули к вороту блузки и замерли там.

– Не знаю… Нет, конечно, нет! Это… это ерунда. Бабушкины сказки. Глупый предрассудок…

Тристан удовлетворенно кивнул и уже повернулся, чтобы пойти дальше, когда Бетти, подорвав доверие к собственному аргументу, спросила:

– А вы? Вы не чувствуете себя по-другому?

– Извините?

– Мы встретились совершенно случайно, – торопливо заговорила она, – можно сказать, наткнулись друг на друга, но тем не менее вы сразу узнали меня, с первого взгляда, хотя до того видели меня лишь однажды. Немного странно, вам не кажется? Мне надо увидеть человека три или четыре раза, прежде чем я запомню его в лицо.

– Вы спасли мне жизнь. Это не совсем то же самое, что очередное суаре, на котором все на одно лицо.

– Есть и еще кое-что.

– Что?

Теперь Тристан выглядел по-настоящему озабоченным. Вечер выдался таким чудесным, и необходимость сказать то, что Бетти собиралась сказать, доставляла ей почти физическую боль.

– Вы знаете мое уменьшительное имя.

– Какое уменьшительное имя?

– Бетти. Вы называете меня Бетти. Не Лиз, не Бет. Всегда Бетти. Я не говорила вам, Тристан, что знакомые называют меня Бетти. А теперь подумайте, много ли вы знаете Элизабет, которых называют Бетти.

Кровь отхлынула от его лица. Глаза расширились, как у человека, пораженного ужасом, и Бетти даже пожалела, что произнесла вслух то, объяснения чему пришли бы сами собой. Их взгляды одновременно скользнули туда, где под лиловой рубашкой скрывался еще не зарубцевавшийся шрам.

– Что б мне провалиться! – прошептал Тристан. Ей вдруг стало не по себе. Вечер был тихий, жаркий и удушающе влажный, но она потерла руки, словно хотела согреться.

– Неудачная была идея, – резко сказала Бетти.

– Нет…

– Да!

– Черт возьми, нет! – Он снова взял ее за руку, решительно, но не грубо. – Я не ваша дочь.

– Знаю.

– Мне пятьдесят два года, Бетти… Элизабет. Я люблю стейк, мой любимый напиток – виски «Гленфидик» без содовой. У меня собственный бизнес. Мне нравятся скоростные машины и быстрые катера. Должен признаться, я питаю глубокую и непреходящую любовь к «Плейбою», причем привлекают меня не только статьи. Как по-вашему, это отвечает вкусам двадцатитрехлетней девушки?

– Откуда вы знаете, сколько лет было Аманде?

– Потому что я спрашивал у врачей!

– Вы расспрашивали их о моей дочери?

– Бетти, дорогая, разумеется, я задавал им самые разные вопросы. Ведь чтобы я жил, кто-то должен был умереть. Конечно, я думал об этом. О чем еще мне было думать долгими ночами? Нет, я не ваша дочь и даже не ее призрак, а всего лишь благодарный вам и ей человек.

Бетти молчала. Нужно было многое обдумать. Потом она кивнула:

– Что ж, возможно, кто-то назвал меня при вас Бетти и это имя отложилось у вас в памяти. Я говорю о больнице. Тристан разжал пальцы.

– Да, такое могло случиться.

Но теперь ей хотелось знать больше.

– Вам рассказывали об аварии?

– Мне сказали, что она была пьяна, если вы это имеете в виду.

– Все шло так хорошо, – тихо сказала Бетти. – За шесть месяцев до этого несчастья она вступила в общество «Анонимные алкоголики». Я так надеялась…

Тристан промолчал, но выражение его лица смягчилось. Он убрал ей за ухо выбившуюся прядь волос, на мгновение задержав пальцы на теплой щеке.

– Она была такая чуткая и ранимая, – прошептала Бетти. – Даже в детстве. Ничто не могло испугать или расстроить мою Кимберли, а вот с Мэнди дело всегда обстояло иначе. Робкая. Застенчивая. Она боялась жуков. Ее пугали – после фильма Хичкока – птицы. Она целый год не решалась съезжать с горки на школьном дворе. Мы так и не узнали почему. До двенадцати лет она спала с включенным ночником.

– Вы, должно быть, беспокоились о ней.

– Я хотела, чтобы Мэнди чувствовала себя в безопасности. Я хотела, чтобы она чувствовала себя сильной, независимой и способной справиться с любой проблемой. Хотела, чтобы ее мечты не были такими мелкими, как у меня.

– В том, что произошло с ней, нет вашей вины, – сказал Тристан.

– Именно в этом я и пытаюсь убедить себя, – невесело улыбнулась Бетти. – Обвиняю во всем мужа.

– Почему?

– Из-за его работы. Когда девочки были еще маленькими, он поступил на работу в Федеральное бюро расследований, став специалистом по серийным убийцам, и, можно сказать, исчез из их жизни. Допускаю, что это очень важное дело, но я всегда относилась к нему с предубеждением, считая, что дети все же важнее. Как глупо. – Услышав в своем голосе эхо былой горечи, Бетти устало вздохнула. – Извините. Вам совсем не обязательно все это слушать.

– Слушать – что?

Она снова улыбнулась, хотя в улыбке уже не было веселости начала вечера.

– Вы очень добры.

– Ах, Бетти, я повторю то, что говорил раньше. Для меня сегодняшний вечер самый чудесный за последние годы. Знаете, плохое нередко порождает хорошее. Чтобы узнать это, мне понадобились пятьдесят с лишним лет жизни и одна чрезвычайно опасная хирургическая операция.

– Вы действительно здесь только на неделю?

– В этот раз – да, но думаю, что еще смогу вернуться.

– По делам?

– Если хотите, можно назвать это и так.

Бетти опустила голову, чувствуя, как медленно растекается по щекам волна румянца. Тристан оказался вдруг совсем рядом, и она ощущала тепло, исходившее от его тела. Их взгляды встретились, и Бетти поняла, что он собирается поцеловать ее.

Она подалась вперед.

– Бетти, – прошептал Тристан за мгновение до того, как их губы встретились. – Бетти, позвольте мне прокатить, вас.