Книга Репетитор онлайн - страница 2

2

Совещание закончилось в половине десятого. Через минуту Линда уже сидела на своем рабочем месте – согласно новой политике компании, для поддержания командного духа отдельные кабинеты заменили столами, которые были отгорожены невысокими перегородками, – и звонила Скотту.

– У меня не очень хорошие новости.

– Проблемы со «Скайвей»?

И это тоже…

– Я получила результаты Брэндона по SAT.

– Я тоже.

– Том рассказал тебе про оплату по кредитной карте?

– Новости распространяются быстро. – Скотт рассмеялся. – Мы заплатили дважды.

Линда не стала сообщать мужу, что они заплатили целых четыре раза.

– По-моему, они оба хорошо справились. Что тебя волнует? – продолжал Скотт.

– Прости, не поняла. – На секунду у Линды проснулась надежда, что в компьютере произошла какая-то ошибка и Скотт услышал настоящий результат экзамена, более высокий.

– Брэндон и Сэм. Том сказал, что у Сэма все хорошо. А Брэндон входит в семьдесят пять процентов, правильно? Все в порядке.

С чего начать? Линда нервно сжала телефонную трубку. Ей в голову пришла мысль – не очень утешительная, – что Скотт ни разу не говорил о своих собственных результатах за SAT. Она сама его не спрашивала? Почему?

– Давай-ка по порядку. Ты хочешь сказать, что Том не сообщил тебе о результатах Сэма?

– Просто сказал, что у его сына все в порядке.

– У Сэма тысяча пятьсот сорок! Почти идеальный результат, Скотт. Вероятность поступления – девяносто девять процентов. – Молчание. – Тысяча девяносто – это же ужасно, – продолжила Линда. – И самое худшее, что мы сейчас можем сделать, – это притвориться, что все в порядке.

– Я не понимаю, – растерянно сказал Скотт. – Брэндон всегда был хорошим учеником. Какой у него средний балл?

– Был 3,4. В последнем семестре он скатился на 3,3. Точнее – 3,29.

– 3,3 – не так уж плохо. Это значит, что у него в основном А и В, да?

Линда попыталась немного расслабить руку, сжимающую телефон:

– А и В в средней школе Вест-Милла – это не то же самое, что А и В в Андовере.

– Что ты этим хочешь сказать? – Скотт все-таки помнил, что Сэм учился в Андовере.

– Я хочу сказать, что колледжам прекрасно известна разница между школами. У Брэндона 1090 за SAT и средний балл 3,3 в школе Вест-Милла, а это значит, в Ивиз на него даже не посмотрят. У них в компьютерах наверняка есть специальная программа, которая просто автоматически отсеивает таких кандидатов.

– Ну есть же Амхерст или какой-нибудь другой колледж, – возразил Скотт.

– Амхерст? Скотт, проснись! Забудь об Амхерсте. И о Тринити-колледже тоже можешь забыть.

– Забыть?

– Да. Можешь больше не думать ни о Нью-Йоркском университете, ни о Университете Британской Колумбии. Ты даже можешь забыть об Университете Бостона. Ты что, еще не понял? Результаты SAT каждому американскому школьнику указывают на его место в этом мире. Семьдесят пять процентов означает, что нашего сына опережают сотни тысяч подростков. Может быть, даже миллионы. Хорошие колледжи легко заполнят классы, даже близко не подпустив Брэндона. И мы сами все испортили!

– Как?

– Как обычно – не заметили, что происходит вокруг.

– Но что мы могли сделать?

– Для начала, заставить его пересдать PSAT.

– PSAT?

Господи, Скотт, соображай быстрее!

– Ты что, не помнишь? Он сказал, что ему стало плохо и он ушел с тестирования через пять минут после начала.

– Все равно, я не понимаю…

– Он не писал тест, а значит, мы не получили никаких результатов. PSAT указывает, какими могут быть результаты SAT. Мы пропустили целый год.

– Какой год?

– Для подготовки. Может, даже в закрытой школе…

– Но мы же это обсуждали. Мы не хотели, чтобы Брэндон уезжал. Он тоже не хотел жить далеко от нас. И потом, мы же верим в качество обучения в общеобразовательных школах или нет?

– А мы верим в Брэндона? – парировала Линда. – Кроме того, ты сам сказал, что закрытую школу мы не можем себе позволить.

Пауза.

– Что будем делать?

– Не знаю. Для начала отправим его на курс подготовки к SAT.

– Может, ему просто не повезло?

– Я очень надеюсь, что так и было, но мы не можем успокаиваться. Послушай, я думаю, стоит проверить IQ Брэндона. Просто, чтобы знать, на что мы можем рассчитывать.

Скотт не ответил. Линда чувствовала – что-то внутри его, где-то глубоко на генетическом уровне, сопротивляется самой идее подобной проверки. «Том совсем другой», – эта мысль возникла в ее голове сама собой, Линда ничего не могла с собой поделать.

– Скотт, речь идет о будущем Брэндона. Кем он будет, когда станет взрослым, когда доживет до нашего возраста?

Молчание. Наконец Скотт заговорил:

– Значит, у Сэма девяносто девять процентов?

– Совершенно верно. Гарвард, Браун, Уильямс – все эти университеты будут стоять в очереди, лишь бы заполучить Сэма.

В этот момент Том вошел в офис. Увидев, что Скотт все еще говорит по телефону, брат приподнял брови и выразительно посмотрел на часы.

– Мне пора, – сказал Скотт в трубку.

В школе было много такого, что Руби не любила, но хуже всего была «Сумасшедшая Минутка».

– Отлично, – сказала мисс Фреленг, впуская учеников в класс. – Вот и настало время «Сумасшедшей Минутки».

Можно подумать, что это что-то приятное, как, например, поход в цирк или на пляж. Мисс Фреленг раздала задания, каждый получил лист бумаги с задачками на умножение.

– Приготовились… – Мисс Фреленг достала свой дурацкий секундомер. – Три, два, один… начали!

Руби посмотрела на задание. Первый вопрос: тридцать семь умножить на девяносто два. Иисус на костылях! Семь умножить на два будет… – Руби нравилось выражение «Иисус на костылях», хотя она не совсем понимала, что оно точно означает, – четырнадцать, пишем четыре и один в уме. Семь умножить на девять будет… пятьдесят шесть? Никак не вспомнить. Шестьдесят три! Точно! Плюс один – получается четыре. Оставляем место. Три умножить на два будет… Было еще дерьмо на палочке. Это выражение тоже нравилось Руби. Рука двигалась вдоль примеров, самостоятельно разбираясь с заданиями.

Восемь умножить на семь. Вот здесь как раз будет пятьдесят шесть. Пишем шесть, в уме… Костыль, он ведь немного похож на крест, а Иисус умер на кресте. Еще она не любила, когда, сидя в гостиной и листая альбомы по искусству, она внезапно открывала страницу с репродукцией распятия. Руби была готова поспорить на что угодно, что костыль означает «крест» или что раньше люди говорили «на кресте». И терновый венец. Она почувствовала, как кожу головы начало покалывать. А в это время ее рука продолжала писать. Шесть на девять получается пятьдесят…

– Класс, время вышло. Отложите карандаши.

Шесть. Пишем шесть, пять в уме.

– Все немедленно положили карандаши.

Не шесть. Четыре. Пятьдесят четыре. Почему, черт возьми…

– Когда я говорю «все», я имею в виду и Руби.

Руби положила карандаш и подсчитала, сколько примеров решила. Восемь.

– Теперь поменяйтесь своими работами с соседями по парте, для проверки.

Руби поменялась листочками с соседкой и увидела, что Аманда решила все примеры, все до единого. Аманда дружески улыбнулась, зубы у нее были большими, белыми и, естественно, чертовски совершенными.

– Ответ на первое задание…

А тот человек, который надел терновый венец Христу на голову, – как получилось, что он не поранил ладони о шипы? Если они были такими же острыми, как у шиповника в лесу… Были ли у него перчатки? Вообще-то в таком климате не носят перчатки – они ведь были в пустыне, верно? Но разве гладиаторы не носили… Руби подняла голову и увидела, что мисс Фреленг смотрит прямо на нее.

– Все готовы ко второму примеру?

Руби посмотрела на работу Аманды. Первый пример: тридцать семь умножить на девяносто два. Что мисс Фреленг только что сказала? Руби не могла вспомнить число, но ответ Аманды показался ей неправильным, по крайней мере, у самой Руби определенно получилось другое число. Она поставила крестик рядом с примером и стала ждать ответа на второй пример, намереваясь в этот раз ничего не пропустить.

– Что будете пить, парни?

Над стойкой возвышалось как минимум пятьдесят кранов, к каждому была прикреплена табличка с названием сорта пива. Это было самое крутое место из всех, где Брэндон когда-либо бывал. Длинная барная стойка из какого-то матового металла была крутой, музыка была крутой, люди, сидящие вокруг и играющие в пул, были крутыми, барменша была крутой, татуировка на правой щеке барменши – ее точный портрет – была крутой.

Брэндон указал на ближайший кран. Барменша налила пиво в стакан. Ее руки были обнажены, и было видно, какие они мускулистые. Самые крутые женские руки, какие Брэндон когда-либо видел. Пиво оказалось черно-коричневым, совсем не похожим на пиво, которое Брэндон видел раньше. Он сделал глоток. Вкус был ужасным.

– Ты что, любишь портер? – спросил его Дэви, который заказал что-то более похожее на нормальное пиво.

– Очень даже неплохо. – Брэндон отпил еще глоток. Вкус определенно не стал лучше.

– Пять баксов.

– В этот раз плачу я. – Брэндон протянул бумажку в десять долларов.

– Все вместе – девять пятьдесят. – Барменша спрятала банкноту и выложила на стойку два четвертака.

Брэндон скопировал жест, который видел в одном из фильмов, означающий, что она может оставить сдачу себе.

– Спасибо, – сказала барменша.

Во второй раз Брэндон опять заказал портер просто для того, чтобы показать, как ему нравился портер, – теперь Дэви предъявил карту, – но в третьем круге он заказал то же, что пил Дэви. Брэндон хотел пошутить, но сдержался, не уверенный, что шутка придется к месту.

Дэви оглядел помещение бара, улыбнулся высокой девушке с огромной копной светлых волос, и девушка улыбнулась ему в ответ. Когда Дэви отвернулся, Брэндон тоже попробовал ей улыбнуться и получил ответную улыбку. Может, даже более дружелюбную.

– Думаю, перееду сюда, – сказал Дэви. – Получу работу рассыльного, из тех, что ездят на велосипедах. Они зарабатывают три сотни в день.

– Правда?

– Как минимум. – Дэви заказал еще пива и сигары.

Они курили и потягивали пиво. По улице мимо окна проходили люди, каких не встретишь в Вест-Милле или даже в Хартфорде. Взять, к примеру, водителя того эвакуатора: красная бандана и повязка на одном глазу, как у пирата.

Брэндон встал, чтобы пойти в туалет. Ого! Портер ударил ему в голову, и он почувствовал себя немного неустойчиво. Ерунда, никто не заметит… Брэндон нарочито спокойно двинулся вперед. Ну, может, не совсем вперед, так как в итоге очутился в женском туалете. Внутри была светловолосая девушка. Но, к его удивлению, она писала стоя над унитазом, кожаная юбка задрана, а…

Брэндон попятился назад и решил переждать в холле, рядом с телефоном-автоматом. По улице прошла женщина с огромным барабаном на голове. В другую сторону проехал эвакуатор, который увозил машину. Брэндон следил за женщиной, пока та не скрылась из виду, пытаясь понять, кем она могла быть. Он и не взглянул на машину, прицепленную к эвакуатору.

Братья сидели в кабинете Тома, который раньше принадлежал старику: Том – за столом, Скотт – на диване, купленном уже после смерти старика.

– Значит, Брэндон тоже хорошо справился? – спросил Том.

– Да, неплохо.

– Я рад. Он такой забавный парень.

Забавный?

– Эта его чуть кривая улыбка. Здорово будет, если они в итоге окажутся в одном колледже. Прямо, как мы.

– Как мы?

– В Университете Коннектикута.

Они действительно оба учились в Университете Коннектикута, но Скотт поступил на первый курс, когда Том уже перевелся в Йель.

– Ты только вспомни эти вечеринки на парковке у футбольного поля! Можешь представить мамину реакцию, когда мы ей скажем, что они оба в Принстоне или еще где?

Скотт промолчал. Пусть Том думает, что он воображает мамину реакцию.

– Все может быть, – сказал Скотт.

Том внимательно посмотрел на брата и получил в ответ взгляд, который говорил гораздо больше слов.

– Деньги?

– Ну, ты можешь, конечно, свести все к этому… Знаешь Микки Гудукаса?

– Лысый левша, который шаркает ногами? Подозрительный тип.

– У него есть полезная информация.

– Какого рода?

– По рынку.

– Он что, стал брокером? Я думал, он оценщик или еще кто.

– Он и был оценщиком. Потом стал брокером, у Денмана в Хоув. Он и сейчас брокер, просто не работает с ними.

– Человек Денмана? Что у тебя может быть с ним общего?

– Это он подкинул мне информацию по «Стентех». Насколько я помню, ты неплохо на них заработал.

– Да. – Том кивнул. – Но прежде чем покупать, я все тщательно проверил.

Акции «Стентех» – единственное вложение Тома в рынок ценных бумаг, кроме инвестиционных фондов.

– Понятно. В общем, я недавно забирал Руби с тенниса и встретился с ним. Он подкинул мне еще одну наводку – биотехнологии, новый продукт, который только что прошел тесты. Называется «Симптоматика».

– Как ее игра?

– Какая игра?

Том иногда задавал странные вопросы.

– Руби.

– Нормально, думаю.

– Ей нравится?

– Теннис? Конечно.

Нравится ли Руби теннис? Она уже давно занималась. У Руби хорошая скорость, но она невысокая девочка, поэтому трудно сказать, станет ли она настоящим профессионалом. Однако для ребенка очень важно демонстрировать долгую увлеченность каким-нибудь видом спорта, предпочтительно двумя, даже если нет шансов получить стипендию благодаря спортивным достижениям. Родители детей, которые занимались вместе с Руби, как раз на днях говорили об этом, пока ждали своих отпрысков с корта. Может, Брэндон в этом году станет играть лучше, не обязательно, как Сэм – тот уже был третьим в Андовере, – но хотя бы так, чтобы какой-нибудь тренер третьего дивизиона обратил на него внимание и порекомендовал в университет. Чертовы девяносто девять процентов!

– Милый ребенок, – сказал Том.

– Кто?

– Руби.

– А-а-а, да. Суть в том, что «Симптоматика» долго не продержится. Их новый продукт ожидает полный провал. Поэтому торги не продлятся долго.

– Ты что, играешь на бирже?

– Нет, – сказал Скотт, и это было почти правдой. – Но здесь никакого риска. Прогноз совершенно очевиден.

Том взглянул на висевший на стене портрет: пожилой мужчина, которого явно мучает какой-то недуг. Постороннему этот взгляд вряд ли что-то сказал, но Скотт прекрасно понял брата. «Очевидный прогноз» – не то выражение, которое страховой агент часто употребляет. Неопределенность – вот основа их бизнеса.

– Откуда ты знаешь, что этот продукт – или что там у них – провалится на рынке? – спросил Том.

– Гудукас познакомился во время круиза с одним парнем. Он ученый, работал там, теперь преподает в Массачусетском Технологическом – уволился, когда понял, что эта штука обречена. Они там все еще пытаются что-то сделать, но этот парень утверждает, что положение спасти не удастся. Они в самом начале допустили ошибку.

– Какую ошибку?

– Что-то насчет ДНК. Гудукас нарисовал мне схему на салфетке, и я все понял, но это слишком научно, да и не в том дело. Важно только то, что, как только результаты станут известны, рынок обвалится.

– И?

– Мы заработаем почти четверть миллиона.

– Доля Гудукаса?

– Комиссионные. Если это можно назвать долей.

Том покачался на стуле, точно так же, как это обычно делал старик. Скотту вдруг стало неуютно в странном треугольнике: он, Том и портрет. Братья не были внешне похожи на отца. Они были похожи на мать, а еще больше – друг на друга, разве что Скотт был повыше, а Том – потемнее, с более резкими чертами лица. Но их голоса – это замечали все – было практически невозможно отличить.

– Я не участвую.

– То есть ты отказываешься от четверти миллиона долларов?

– Но тебя-то я не останавливаю.

Скотт набрал в легкие побольше воздуха:

– В таком деле его брокер хочет подстраховаться.

– Введи в дело свои активы.

– Все равно не хватит.

– А проценты со «Стентех»?

– Ушли на ремонт дома.

– Ты потратил на ремонт восемь тысяч?

– Да, и получил все самое лучшее. – Скотт промолчал о том, что часть этих восьми тысяч была вложена в биржевые операции, которые себя не оправдали. Не стал он говорить и о том, что его дом теперь такой же красивый, как у Тома, а может, даже еще красивее. Если бы дома братьев оказались на одной улице, дом Скотта явно выиграл бы.

– У тебя отличный дом, – сказал Том. – Я уже это говорил.

Такое чувство, что он умеет читать мысли.

Скотт пожал плечами:

– Я не могу воспользоваться пенсионным фондом – придется иметь дело с Комиссией по банковской безопасности. А чтобы заложить дом, нужна подпись Линды.

– Она ничего не знает?

– Ты же сам знаешь, какая она…

Том ничего не ответил, только прекратил покачиваться на стуле.

– Остается наш бизнес, – сказал Скотт.

– Наш бизнес?

– Моя доля. Как залог.

Том опять принялся раскачиваться.

«Г. У. Гарднер. Страховая компания»: тридцать пять процентов – у Тома, двадцать пять – его доля, сорок процентов – контрольный пакет – у их матери, живущей в Аризоне.

– Я не уверен, что это возможно, – заговорил Том после небольшой паузы. – Начнем с того, что эта операция потребует моей и маминой подписи на разных документах, я даже не знаю на каких.

– Я, конечно же, выплачу все налоговые сборы, – сказал Скотт.

– А ты не можешь отказаться от этой сделки?

Братья взглянули друг на друга. Это всегда давалось Скотту с трудом: ему казалось, что он смотрится в зеркало, но отражение было каким-то странным, слишком ярким и не повторяющим жесты. Проблема, конечно, не в том, что его доля меньше. Все было честно: Том вступил в семейное дело сразу после университета, а Скотт еще десять или двенадцать лет занимался всем подряд, пытаясь найти себя: сначала в Бостоне, затем в Хартфорде он взбирался по карьерной лестнице в финансовой компании, затем занялся туризмом и, наконец, очутился здесь.

– Скажи, Том, ты когда-нибудь мечтал о независимости?

– Независимости? – Том недоуменно моргнул.

– О финансовой независимости. Ну, просто для того, чтобы… Я даже не знаю…

– Скотт, у нас неплохо идут дела, у нас обоих. Жены, дети, все остальное…

«У тебя, – подумал Скотт. – У тебя дела идут хорошо». Но ничего не сказал.

– Может, попросишь у мамы? – предложил Том.

– Ты прекрасно знаешь, что она слушает только тебя!

Том отвел взгляд.

– Я подумаю, – сказал он. – Это лучшее, что я могу сделать.

«Думай быстрее. – Скотт почувствовал раздражение. – Время уходит!» Конечно, Скотт имел в виду, что вопрос с «Симптоматикой» нужно решать как можно скорее, но в то же время он понимал, что дело не только в этом: черт, почему Том не чувствует, как быстро летит время?