Страницы← предыдущаяследующая →
Лондон, 1851 год
Весна
Наконец Уин вернулась домой.
Шхуна из Кале прибыла в порт. Трюм полнился предметами роскоши, мешками с письмами и посылками, которые Королевской почте предстояло доставить адресатам. Корабль был средних размеров, с семью просторными каютами для пассажиров, обшитыми деревянными панелями, выкрашенными глянцевой флорентийской белой краской.
Уин, стоя на палубе, наблюдала за тем, как матросы пришвартовывают судно. Лишь после этого пассажирам будет разрешено сойти на берег.
Когда-то от охватившего ее возбуждения она едва могла бы дышать, но Уин возвращалась в Лондон сильно изменившейся.
Она гадала, как семья отреагирует на произошедшие с ней перемены. И конечно же, они все тоже стали другими. Амелия и Кэм вот уже два года как женаты, а Поппи и Беатрикс уже вышли в свет.
А Меррипен… Но Уин боялась даже думать о нем. Мысли о нем были слишком волнующими, чтобы позволять себе думать о нем.
Она смотрела по сторонам, на лес из корабельных мачт, на огромную территорию порта с причалами и дамбами, на склады, в которых хранились табак, шерсть, вино и другие товары. Повсюду было движение: матросы, пассажиры, поставщики провианта, грузчики, тележки, скот. Воздух сгустился от всевозможных запахов: запах коз и лошадей, ароматы пряностей, соленый запах моря, запах дегтя, смолы, древесной трухи. И надо всей этой какофонией запахов – едкий дым из печных труб, белесый угольный пар. Чем ближе к ночи, тем плотнее обволакивал город дым и пар.
Уин не терпелось поскорее оказаться в Гемпшире, где весенние лужайки расцвечены белыми головками маргариток, где даже живые изгороди усыпаны цветами. Амелия писала, что восстановительные работы в имении Рамзи еще не закончены, но дом уже готов принять жильцов. Похоже, под управлением Меррипена работы продвигались с необыкновенной скоростью.
Между тем матросы спустили и закрепили трап. Первые пассажиры начали спускаться. Уин следила взглядом за Лео, высоким, худым, почти тощим.
Франция хорошо повлияла на них обоих. Тогда как Уин немного прибавила в весе, оставшись стройной, но избавившись от болезненной худобы, Лео лишился жирка на животе, который успел нагулять в Лондоне. Большую часть времени он проводил вне дома, много гулял, рисовал, плавал. Даже волосы его выгорели и стали светлее на несколько оттенков, а кожа, наоборот, потемнела от солнца. Светло-голубые глаза на загорелом лице смотрелись особенно выразительно.
Уин знала, что брат уже никогда не станет прежним нежным и непосредственным мальчиком, каким был до смерти Лауры, но он больше не был медленно убивающим себя ничтожеством, что, несомненно, станет огромным облегчением для всей семьи.
Через сравнительно короткое время Лео вернулся. Он с ухмылкой подошел к ней, сжимая в руках шляпу.
– Кто-нибудь нас встречает? – спросила Уин.
– Нет.
Она обеспокоенно наморщила лоб.
– Выходит, мое письмо еще не дошло. – Они с Лео написали сестрам, что приедут на несколько дней раньше, чем планировали, из-за изменения в расписании рейсов шхуны.
– Твое письмо, должно быть, валяется где-нибудь на дне почтового мешка, – сказал Лео. – Не переживай, Уин. Мы доберемся до «Ратледжа» в наемном экипаже. Это недалеко.
– Но для семьи станет шоком наше появление раньше ожидаемого времени.
– Нашей семье потрясения нравятся, – ответил он. – Или, вернее сказать, они к ним привыкли.
– И еще они удивятся тому, что с нами приехал доктор Харроу.
– Уверен, что они не станут возражать против его присутствия, – сказал Лео и, усмехнувшись, добавил: – Ну, большинство не будет.
К тому времени как они добрались до отеля «Ратледж», наступил вечер. Лео заказал номера и распорядился насчет багажа. Уин и доктор Харроу ждали в углу просторного холла.
– Я дам вам возможность воссоединиться с семьей без посторонних, – сказал Харроу. – Я и мой слуга пойдем в свои номера распаковывать вещи.
– Мы будем рады, если вы пойдете с нами, – сказала Уин, однако втайне почувствовала облегчение, когда он покачал головой:
– Я не стану вам мешать. Ваша встреча должна пройти без посторонних.
– Но утром мы увидимся? – спросила Уин.
– Да. – Он стоял и смотрел на нее. На губах его играла улыбка.
Доктор Джулиан Харроу был элегантным мужчиной, необычайно собранным и непринужденно обаятельным. Темноволосый и сероглазый, с тяжелым подбородком, он обладал тем типом мужского обаяния, которое заставляло почти всех его пациенток немного влюбляться в него. Одна из женщин в клинике как-то сухо заметила, что магнетизм доктора Харроу действует не только на мужчин, женщин и детей, но также на мебель и даже на золотых рыбок в аквариуме.
Лео выразил это так:
– Харроу не похож на врача. Он похож на дамскую фантазию о докторе. Я подозреваю, что половина его постоянных клиентов представляет собой влюбленных дамочек, которые готовы болеть до бесконечности лишь ради того, чтобы он их лечил.
– Уверяю тебя, – со смехом сказала ему Уин, – что я не являюсь влюбленной дамочкой, и, уж конечно, я ни за что не стала бы затягивать свое выздоровление.
Но она была вынуждена признать, что трудно не испытывать никаких чувств по отношению к мужчине, который привлекателен, внимателен и к тому же излечил ее от изматывающей болезни. И Уин считала, что Джулиан, возможно, испытывает к ней ответное чувство. В течение последнего года, когда здоровье Уин окончательно пришло в норму и она снова стала полна жизни, Джулиан начал относиться к ней не просто как к пациентке. Они отправлялись на долгие совместные прогулки по невероятно романтичным окрестностям Прованса, и он даже флиртовал с ней и заставлял смеяться. Его внимание льстило ей и было как бальзам для ее самолюбия, уязвленного демонстративным безразличием Меррипена.
Со временем Уин свыклась с тем, что чувства, которые она испытывает к Меррипену, не встречают отклика в его сердце. Она даже плакала у Лео на плече. Брат веско заметил, что она почти не видела мир и ничего не знает о мужчинах.
– Ты не думаешь, что твое влечение к Меррипену, возможно, является результатом в том числе того, что вы столько лет жили бок о бок? – осторожно спросил у нее Лео. – Давай посмотрим на ситуацию честно, Уин. У тебя нет с ним ничего общего. Ты чудесная, тонко чувствующая, начитанная женщина, а он… Меррипен. Ему нравится рубить дрова в качестве развлечения. И в связи с этим мне хочется сказать тебе, что некоторые пары прекрасно уживаются в спальне, но не за ее пределами.
Уин была так поражена грубой прямотой его ответа, что даже перестала плакать.
– Лео Хатауэй, ты хочешь сказать…
– Теперь лорд Рамзи, смею напомнить, – насмешливо заявил он.
– Лорд Рамзи, вы хотите сказать, что мои чувства к Меррипену имеют в своей основе инстинкт?
– Ну, они явно не интеллектуальной природы, – сказал Лео и ухмыльнулся, когда она ущипнула его за плечо.
Однако после долгих размышлений Уин вынуждена была признать, что в словах Лео есть резон. Конечно, Меррипен был куда умнее и образованнее, чем получалось со слов ее брата. Насколько ей помнилось, Меррипен не один раз ставил Лео в затруднительное положение в философских спорах. Меррипен помнил больше цитат на греческом и латинском, чем кто бы то ни было в семье за исключением ее отца. Но Меррипен выучился всему этому лишь для того, чтобы вписаться в круг Хатауэев, а не потому, что ему действительно хотелось получить образование.
Меррипен был дитя природы – он тосковал по земле, по просторам, по чистому небу. Ему никогда не стать ручным. Они с Уин были совсем разными – как рыба и птица.
Джулиан взял ее руку в свою.
– Уинифред, – сказал он нежно, – теперь, когда мы не в клинике, жизнь не будет такой упорядоченной. Вы должны беречь свое здоровье. Каким бы сильным ни было искушение засидеться допоздна, вы должны хорошенько выспаться этой ночью.
– Слушаюсь, доктор, – сказала Уин, улыбнувшись. Она испытывала к доктору теплые чувства. Она помнила тот первый раз, когда ей удалось подняться до конца по веревочной лестнице в гимнастическом зале клиники. Джулиан постоянно был рядом. Он уговаривал ее, шептал на ухо слова поощрения. Она чувствовала спиной его грудь. «Чуть выше, Уинифред. Я не дам вам упасть». Он ничего за нее не делал. Он лишь страховал ее, когда она забиралась по лестнице вверх.
– Я немного нервничаю, – призналась Уин, когда Лео проводил ее в семейные апартаменты Хатауэев на втором этаже отеля.
– Почему?
– Точно не знаю. Возможно, потому, что мы все изменились.
– Самое главное осталось прежним. – Лео крепко взял ее под локоть. – Ты все та же достойная восхищения девушка, какой и была. Я все тот же разгильдяй, падкий до выпивки и доступных девиц.
– Лео, – укоризненно сказала она, – ты ведь не намерен вернуться к прежнему, верно?
– Я буду избегать искушений, – ответил он, – если только искушения не станут искать меня. – Он остановил ее на середине площадки. – Ты не хочешь передохнуть минутку?
– Вовсе нет. – Уин с энтузиазмом продолжила подъем. – Мне нравится подниматься по лестницам. Мне нравится делать все, что я не могла делать раньше. И отныне и впредь мое жизненное кредо – жить надо по полной.
Лео усмехнулся:
– Тебе следует знать, что я часто говорил это в прошлом и всякий раз попадал из-за этого в какую-нибудь дурную историю.
Уин с удовольствием огляделась. После столь долгого пребывания в суровой обстановке клиники она с наслаждением окунется в роскошь.
Элегантный, современный и необычайно комфортабельный, отель «Ратледж» принадлежал загадочному Гарри Ратледжу, о котором ходило столько слухов, что никто не мог бы сказать точно, был ли он британцем или американцем. Единственное, что было известно доподлинно, так это то, что он жил какое-то время в Америке и приехал в Британию, чтобы создать отель, который сочетал бы в себе европейскую роскошь с лучшими из американских новинок.
«Ратледж» был первым отелем в Лондоне, в котором каждый из номеров был снабжен отдельной ванной. Еще там имелись специальные лифты, по которым поднимали еду, встроенные шкафы в спальнях, личные комнаты для встреч и совещаний с застекленными потолками и портиками, зимние сады. Столовая отеля была одной из самых красивых в Англии, и канделябров там было так много, что потолок пришлось специально укреплять, чтобы он выдержал их тяжесть.
Они подошли к двери номера Хатауэев, и Лео осторожно постучал.
Дверь открыла светловолосая горничная. Окинув их обоих взглядом, она спросила Лео:
– Могу я вам чем-то помочь, сэр?
– Мы пришли повидать мистера и миссис Рохан.
– Прошу прощения, сэр, но они только что удалились в спальню.
Было уже довольно поздно.
– Мы должны вернуться в свои номера. Пусть отдыхают, – удрученно сказала Уин. – Придем утром.
Лео с улыбкой посмотрел на горничную и тихим нежным голосом спросил:
– Как тебя зовут, малышка?
Она распахнула карие глаза, и щеки ее порозовели от смущения.
– Абигель, сэр.
– Абигель, – повторил он. – Скажи миссис Рохан, что ее сестра здесь и желает видеть ее.
– Слушаюсь, сэр. – Горничная захихикала и оставила их у двери.
Уин искоса посмотрела на брата, который помогал ей снять плащ.
– Меня не устает поражать твое умение ладить с женщинами.
– Большинство женщин питают трагическое пристрастие к распутникам, – с сожалением констатировал он. – И мне действительно не следует использовать эту их слабость против них же самих.
Слышно было, как отворилась дальняя дверь. Лео увидел знакомые фигуры Амелии в голубом халате и Кэма Рохана в распахнутой у ворота рубашке и брюках. Несколько растрепанный вид был ему очень к лицу.
Амелия, увидев брата и сестру, замерла. Глаза ее округлились, рука вспорхнула к горлу.
– Это правда ты? – дрожащим голосом спросила она.
Уин попыталась улыбнуться, что было непросто сделать, когда губы дрожали от избытка эмоций. Она пыталась представить, какой ее видит Амелия, которая помнила ее хрупкой и безнадежно больной.
– Я дома, – слегка срывающимся голосом сказала она.
– О, Уин! Я мечтала… Я так надеялась… – Амелия бросилась к сестре, и они стремительно и крепко обнялись.
Уин закрыла глаза и вздохнула. Только сейчас она почувствовала, что вернулась домой. «Моя сестра». Она купалась в уютном тепле объятий Амелии.
– Ты такая красивая, – сказала Амелия и, чуть отстранившись, накрыла ладонями влажные щеки Уин. – Такая здоровая и сильная. О, посмотри на эту богиню, Кэм, только посмотри на нее!
– Ты выглядишь здоровой, – сказал Рохан, одобрительно окинув взглядом Уин. Глаза его блестели. – Лучше, чем когда-либо, моя маленькая сестренка. – Он осторожно обнял ее и поцеловал в лоб. – С возвращением тебя.
– Где Поппи и Беатрикс?
– Они уже легли, но я пойду и разбужу их.
– Нет, пусть спят, – быстро сказала Уин. – Нам не стоит засиживаться допоздна, мы оба устали, но я должна была увидеть тебя, перед тем как лечь спать.
Амелия перевела взгляд на Лео, который так и остался стоять у двери. Уин услышала, как сестра тихо воскликнула, и поняла, что та заметила произошедшую в нем перемену.
– А вот и мой старина Лео, – нежно сказала Амелия.
Уин удивилась, увидев, как в глазах Лео, постоянно носившего на лице саркастическую усмешку, промелькнуло нечто очень похожее на трогательную мальчишескую беззащитность. Словно ему было стыдно за то удовольствие, что он испытывал при воссоединении с семьей.
– Ну, теперь у тебя будет другой повод для слез, – сказал он, – поскольку, как ты видишь, я тоже вернулся домой.
Она подбежала к нему и была встречена крепкими объятиями.
– Французы не захотели оставить тебя у себя? – спросила она, уткнувшись брату в грудь.
– Напротив, они так меня обожают, что не хотели отпускать. Но какая радость оставаться там, где тебя хотят?
– Жаль, что ты не видишь в том радости, – сказала Амелия, приподнимаясь на цыпочки, чтобы поцеловать его в щеку. – Потому что тебя очень хотят видеть здесь.
Улыбаясь, Лео протянул Рохану руку для пожатия.
– С нетерпением жду возможности увидеть те изменения, о которых ты писал. Похоже, в поместье кипит работа.
– Ты можешь расспросить обо всем Меррипена с утра, – непринужденно ответил Рохан. – Он знает каждый дюйм в поместье, знает по имени каждого слугу и каждого арендатора. И ему есть о чем тебе рассказать, так что будь готов к тому, что говорить он будет долго.
– Ну, это утром, – сказал Лео, бросив быстрый взгляд в сторону Уин. – Он что, в Лондоне?
– Здесь, в «Ратледже». Он приехал в город, чтобы через агентство нанять еще слуг.
– Мне за многое стоит сказать Меррипену спасибо, – с нехарактерной для него искренностью произнес Лео. – И тебе, Рохан, тоже. Черт знает, зачем ты столько для меня сделал.
– Не для тебя одного, для всей семьи.
Пока мужчины разговаривали, Амелия усадила Уин на кушетку возле камина и сама села рядом.
– Лицо у тебя округлилось, – сказала Амелия, перечисляя изменения, произошедшие с сестрой. – Глаза стали ярче, и фигура великолепная.
– Больше никаких корсетов, – с улыбкой сообщила Уин. – Доктор Харроу говорит, что они сжимают легкие, заставляют позвоночник и голову принимать противоестественное положение и ослабляют мышцы спины.
– Безобразие! – воскликнула Амелия, сияя глазами. – Никаких корсетов даже при выходе в свет?
– Он разрешает мне носить корсет, только очень редко, но все равно сильно затягиваться не велит.
– Что еще говорит доктор Харроу? – спросила Амелия, явно забавляясь. – Есть у него соображения по поводу чулок и подвязок?
– Ты можешь услышать его мнение непосредственно из его уст, – сказала Уин. – Мы с Лео привезли доктора Харроу с собой.
– Чудно. У него здесь какие-то дела?
– Если и есть, то я о них не знаю.
– Полагаю, что раз он родом из Лондона, то захочет навестить родственников и друзей?
– Да, конечно, но… – Уин почувствовала, что краснеет. – Джулиан выразил личную заинтересованность в том, чтобы провести со мной время за пределами клиники.
Амелия от удивления открыла рот.
– Джулиан, – повторила она. – Означает ли это, что он ухаживает за тобой, Уин?
– Я не уверена. У меня в этих вопросах совсем нет опыта. Но мне так кажется.
– Он тебе нравится?
Уин кивнула без колебаний:
– Да, нравится.
– Тогда я уверена, что мне он тоже понравится. И я рада представившейся возможности лично поблагодарить его за то, что он сделал.
Они улыбались друг другу, обе в восторге от того, что снова вместе. Но очень скоро Уин подумала о Меррипене, и пульс ее участился. Она чувствовала себя не в своей тарелке. Нервы ее были на взводе.
– Как он, Амелия? – не выдержав, прошептала она.
Амелии ни к чему было спрашивать, кого имеет в виду Уин.
– Меррипен изменился, – осторожно сказала она, – почти так же сильно, как ты и Лео. Кэм говорит, что то, что Меррипену удалось сделать с поместьем, поражает воображение. Чтобы управлять строительством, организовывать хозяйственные работы и прочее, нужно обладать разносторонними умениями и талантами. И Меррипену все это удается. Когда возникает необходимость, он сбрасывает сюртук и, засучив рукава, трудится наравне с рабочими. И рабочие его уважают – ни разу никому в голову не пришло оспорить его авторитет.
– Разумеется, я не удивлена, – сказала Уин, хотя сердце ее замирало от сладкой горечи. – Он всегда отличался сноровкой. Но когда ты говоришь, что он изменился, что ты имеешь в виду?
– Он стал довольно… жестким.
– Жестким? Ты хочешь сказать – упрямым?
– Да, и отчужденным. Похоже, что он не находит удовлетворения в своих успехах, да и жизнь его, похоже, не радует. О, он многому научился, и он отлично руководит, и одевается лучше, чтобы соответствовать новому положению, но, странное дело, он кажется еще менее цивилизованным, чем когда появился у нас. Думаю… – Возникла неловкая пауза. – Возможно, он изменится к лучшему, когда увидит тебя. Ты всегда оказывала на него благотворное влияние.
Уин опустила глаза.
– Сомневаюсь. Сомневаюсь, что я вообще оказываю какое-либо влияние на Меррипена. Он ясно дал понять, что не испытывает ко мне никакого интереса.
– Не испытывает интереса? – повторила Амелия и сдавленно хохотнула. – Нет, Уин, я никогда не стала бы так говорить. Любое упоминание о тебе заставляет его всего превращаться в слух.
– О чувствах человека судят по его поступкам. – Уин вздохнула и потерла глаза. – Вначале меня обижало то, что он не отвечает на мои письма. Потом это стало злить. А теперь я просто чувствую себя глупо.
– Почему, дорогая? – спросила Амелия. Синие глаза ее были полны заботы.
«Потому что я люблю его, а он бросает мою любовь мне в лицо. За то, что пролила столько слез из-за этого бессердечного человека. И за то, что, несмотря ни на что, продолжаю его любить».
Уин покачала головой. Разговор о Меррипене вызывал у нее раздражение.
– Я устала после долго путешествия, Амелия, – с виноватой улыбкой сказала она. – Ты не станешь возражать, если я…
– Нет-нет, иди сейчас же спать, – сказала Амелия, помогая сестре подняться с кушетки и бережно обнимая ее за плечи. – Лео, проводи Уин в ее номер. Вы оба устали. У нас завтра будет время поговорить.
– О, как я люблю этот чудный командный тон, – протянул Лео, словно предавался ностальгическим воспоминаниям. – А я надеялся, что к этому времени ты, Рохан, излечишь ее от привычки выкрикивать приказы словно сержант на плацу.
– Мне нравятся все ее привычки, – дипломатично сказал Рохан и улыбнулся жене.
– В каком номере живет Меррипен? – шепотом спросила Уин у Амелии.
– Третий этаж, комната двадцать первая, – так же шепотом ответила Амелия. – Но ты не должна идти к нему прямо сейчас, дорогая.
– Конечно. – Уин улыбнулась. – Единственное, о чем я мечтаю, – это без промедления оказаться в постели.
Страницы← предыдущаяследующая →
Расскажите нам о найденной ошибке, и мы сможем сделать наш сервис еще лучше.
Спасибо, что помогаете нам стать лучше! Ваше сообщение будет рассмотрено нашими специалистами в самое ближайшее время.